Читать книгу Вопреки. Том 3 - Анна Бэй - Страница 1

21 февраля 1978 год.

Феликс Блэквелл стоял на обрыве скалы и смотрел в даль. Белым покрывалом снег накрыл долину, скрывая следы бесовских волков, что стаями покидали центральный Сакраль, двигаясь к северу. Последние несколько лет численность этих животных стала сильно падать, что, казалось бы, не было связано с политикой, однако Феликс видел в этом явлении зачатки грядущих изменений. Охота на волков – это было новое веяние, пришедшее с юго-востока, в дворянских семьях с «продвинутыми» взглядами стало модно вешать шкуру волка над камином родового поместья, а ведь камин в таком доме был почти в каждой комнате. Четыре месяца назад Лорд Блэквелл посетил замок Барона Вуарно, чтобы проверить состояние его дел, и всё было вроде и хорошо: трое образованных воспитанных детей (Пенелопа, Алексис и Руми) вели себя отменно, замок, несмотря на плачевное состояние, поддерживался в чистоте, дела не шли в гору, но хотя бы не ухудшались. Но сам Барон сильно увяз в карточных долгах, был постоянно пьян, а все дела за него пыталась вести его жена, которую Герцог искренне жалел.

– Так дальше продолжаться не может, – начал Феликс, – Кеден, такими темпами ты останешься ни с чем, и я бы сказал, что мне всё равно, но мне жаль твоих детей.

Детей действительно было жаль, ведь они подавали большие надежды: старшая дочь Кедена Вуарно была необычайно красива, ей было уже 15 и весь Сакраль стоял в очередь, чтобы сроднится с стремительно разоряющимся Бароном Вуарно, который в этот миг сидел перед Герцогом с совершенно безразличным лицом:

– Феликс, мы же оба знаем, что ты можешь помочь моей семье. Мы вообще друг другу можем очень существенно помочь.

Герцог знал о чём речь даже лучше, чем сам Барон. Элайдже Блэквеллу было всего 9 лет, но он был не погодам развит, и жутко избалован своей матерью. Ещё совсем недавно всё было хорошо, но несколько недель назад мальчик увидел Пенелопу Вуарно, которая очень мило вызвалась с ним поиграть в скрабл, в результате чего наследный Герцог влюбился в юную Баронессу.

– Ты издеваешься? Элайдже ещё 9, до момента, когда он женится ещё как минимум столько же, а твоя девочка через три-четыре года будет невестой на выданье. Я бы понял, если бы с её замужеством могла бы возникнуть проблема, но девочка по истине чудесная, какой смысл передерживать её? Да и мой сын ей ужасно не понравился.

Последнее было ни для кого не секретом, хотя Пенелопа была слишком воспитана, чтобы высказать такое о молодом Герцоге, просто последний совершенно бесцеремонно пролез в её мысли и устроил настоящую истерику капризного ребёнка, заявляя лишь одно «Если я ей не нравлюсь, то пусть её казнят!».

– Кеден, брак наших детей – не лучшая идея, – деликатно начал Блэквелл, – Думаю, что самым выгодным и для всех вариантом замужества будет сын Дронго Флэтчера, он завидный жених и первоклассный воин. Ему уже 23, он всего добился сам, состоянием обеспечен, образованием тоже… прекрасный вариант! Я пророчу ему место в Совете Сакраля, а дальше карьера только в рост.

– Флэтчер? Без роду без племени!? – возмутился Барон, – Ты с ума сошёл!? Моя маленькая Баронесса Сильвия…

–…Пенелопа! – поправил Феликс и нахмурился, – Твою дочь зовут Пенелопа.

– Точно! О чём я говорил?

Феликс глубоко вздохнул и решил тему не продолжать, ведь Барон был явно слишком пьян, чтобы складно выстроить свои доводы, а ссор крайне не хотелось. В комнате жутко сквозило и, хоть Блэквелл был магом воздуха и сквозняков не боялся, но всё же решил подкинуть дров в камин. Он повернулся к пламени и внезапно поднял голову на стену, где висела шкура убитого волка:

– Это что!? – сквозь зубы прошептал Блэквелл.

– Это? – Кеден расправил плечи, хвастаясь трофеем, – Увидел эту тварь вместе со своими щенками в горах! – когда он громко рассмеялся, Феликс сжал кулаки до бела, и атмосфера резко перестала быть дружелюбной.

«Тварь», что когда-то была замечательной матерью, висела, распластавшись над камином жалкого человека, который не мог позаботиться о своих «щенках». Немой укор от этой шкуры был двояким, ведь помимо тени былого величия, что таила в себе мощь бесовского волка, суть этой картины была ещё и в другом: символ рода Герцогов убили, освежевали и вывесили всем на обозрение.

Совершенно бесстрашно.

– Кеден Вуарно, – начал Герцог зловеще. Сквозняк проник между всех возможных щелей в обветшавшей кладке замка, раздувая огонь почти до пожара, – Через полгода я приду собирать жатву, и если твои дела не пойдут в гору, то ты останешься на улице.

Тогда Блэквелл не имел ввиду плохой конец для всей семьи и никак не рассчитывал, что Кеден через пару месяцев умрёт, а перед смертью поднимет целую смуту на юго-востоке. Обозлённый на бездействие Герцога, который на самом деле несколько лет продлевал агонию замка Вуарно, Барон сеял смуту среди аристократических семей Сакраля, что было на руку замку Дум.

Ещё пару лет назад смута бы угасла в зачатке, но репутация Герцога сокрушительно упала после слишком тесного знакомства с Эванжелиной Вэйнс, которая изменила его жизнь раз и навсегда.

Стоя на самой обрыве, Феликс вытянул вверх руку, чуть согнутую в локте, куда через пару мгновений приземлился очень крупный золотисто-бурый беркут Дайкон:

– Ну? – спросил Феликс у птицы и усилием мысли проник в память птицы. Он гладил красной от мороза рукой по золотистым перьям, – Молодец, мальчик!

Герцог улыбнулся новостям, подбросил птицу в воздух и телепортировался в Форт Аманта, из которого Дайкон принёс новости.

Он появился внезапно в самой отдалённой и самой маленькой спальне замка, где без движения лежала Эванжелина Вэйнс, а рядом с её кроватью стояла колыбелька, в которой молодая Линда Трэй качала младенца. Линда вскрикнула, услышав движения в комнате и схватила вязальную спицу для самообороны, но Герцог стоял как вкопанный и смотрел за происходящим круглыми от удивления глазами.

– Не место вам здесь, Герцог! – испуганно сказала Линда и тревожно посмотрела на младенца, который тихо захныкал.

– Чей… – начал Феликс отрешённо, – Чей ребёнок? И почему… Эва без сознания?

Он чувствовал колебания воздуха, циркулирующего по её организму, но, будь она спящей, то обязательно бы уже очнулась.

– Ох, Лорд Блэквелл… – покачала головой женщина, – Не гоже мне вам это рассказывать. Эванжелина против того, чтобы вы были здесь…

– Линда, говори немедленно, или я тут камня на камне не оставлю! ЖИВО! – крикнул он, – Что с Эвой!?

– Пять дней назад она почувствовала слабость. Её синие глаза… посмотрите! – они подошли к спящей Эванжелине и Линда приоткрыла веко, – Они выцвели, и я такого никогда не видела.

Женщина говорила тихо, нарочито спокойно, хотя слышно было, как она то и дело запинается, подбирая слова. Блэквелл сел на край кровати и приподнял голову своей любимой женщины с трепетом, он смотрел в её побелевшие зрачки, которые при этом странным образом реагировали на свет, но всё это менее зловещим, тем не менее, не становилось. Феликс гладил длинные волосы Эвы трясущимися руками и совершенно не знал, что делать, хотя пытался найти в мыслях какое-то решение, но тщетно.

Он настолько погрузился в раздумья и свою боль за любимую, что забыл о присутствии Линды, и уж тем более о хныкающем свёртке, который в этот момент сильно раздражал и был вообще не к месту.

– Я чувствую что-то… – тихо прошептал Феликс, – Что-то новое, что-то совсем другое…

– За эти месяцы многое изменилось, Лорд Блэквелл, как и за последние дни.

– Новый уровень?

– Третий.

– Сразу два!?

– Пару дней назад один, а до этого 4 февраля она стала магом четвёртого уровня.

Блэквелл резко повернулся к Линде, хотя смотрел вовсе не на неё, а на свёрток с успокоившемся младенцем. Всё вдруг стало очевидно, хотя он не знал, как реагировать. Маленький человечек, завёрнутый в зелёный плед громко сопел, гоняя воздух, будто не мог надышаться, и Феликс знал эти движения воздуха: малыш нюхал.

– Оно… оно меня нюхает! – прошептал Феликс.

– Он, – поправила Линда и улыбнулась, – Его зовут Винсент! Хотите посмотреть?

Но в эти минуты Феликс Блэквелл почти не отличался от бездвижной Эванжелины, что прибывала в очень глубоком сне, поэтому он не смог ответить, лишь пожал плечами. Линда не стала ждать разрешения, а подошла к Герцогу и протянула в его руки свёрток, в котором находился розовый серьёзный мальчик с не по возрасту осознанным взглядом.

– Две недели? – слабым голосом спросил Герцог, – Он выглядит… таким взрослым.

– Он очень необычный малыш.

– Ох и глазищи! – улыбнулся он, – У меня в роду таких никогда не было! Линда… он точно мой? Не пойми неправильно… я в любом случае в него уже влюблён.

– Ваш, Лорд Блэквелл, – женщина поклонилась и начала рассказ, – Этому есть много подтверждений, помимо «взгляда василиска», который у него появляется, если пелёнки мокрые, – она весело хмыкнула, но в миг стала снова озабоченной, – Роды были тяжелейшими, Эванжелина была близка к смерти, я думала, что не справлюсь в одиночку… ваш род всегда курируют Повивальные Жрецы, Мой Лорд, но где ж мне было их раздобыть?

– Надо было просто сказать мне. Я бы перевернул Сакраль вверх дном, но нашёл бы Жреца. Это куда проще, чем найти мага Квинтэссенции, который не хочет обнаружения… в среду я возобновил ваши поиски, потому что почувствовал изменения в магии, а оказывается… с тех пор она перестала скрываться. – пролепетал Блэквелл и с болью посмотрел на Эванжелину, – Почему она скрывалась? Почему не сказала, что ждёт от меня ребёнка!?

– А что бы вы сделали? Что бы изменилось?

– Я бы… спрятал, обеспечил всем необходимым, нашёл бы Жреца, был бы рядом, когда мой… – он посмотрел на младенца, который по-прежнему раздувал малюсенькие ноздри, вдыхая запах отца, – …Когда мой мальчик появится на свет.

– Я тут не при чём!

– Ты – моя подданная, Линда Трэй! А это – мой сын! Мой мальчик… это ведь не просто младенец, Линда, это наследный Элементаль, да они ведь оба могли умереть, чем ты думала!? – Блэквелл ни на шутку разгневался, но мальчик в его руках лежал бесшумно, лишь буравя изумрудными глазами аккуратно выбритое лицо своего отца.

– Я всё понимаю, Мой Лорд, но Эванжелина умеет убеждать…

– И куда вас это завело!? Вы в Аманте, в комнате для слуг, а Эванжелина четыре дня спит беспробудным сном! Я сразу знал, что она больная на голову, но теперь я знаю – вы обе рехнулись!

– Не ори, – хрипло буркнул голос где-то снизу, и Блэквелл повернул голову на спящую Эву, которая в этот миг просыпалась, – Ты мёртвого разбудишь, ей богу!

Эванжелина взялась за голову онемевшими руками, не открывая глаз и отвернулась от присутствующих, свернувшись в клубок. Герцог передал младенца Линде и тут же очень осторожно взял Эву на руки, почувствовав неладное. Он едва успел убрать её с кровати, потому что в следующий миг её вырвало. Феликс держал её волосы, давая рвотным массам выйти из организма любимой:

– Эванжелина… – позвал он её, когда её перестало рвать, – Ангел мой!

Она подняла голову и открыла уставшие синие слезящиеся глаза, которыми он всегда восхищался:

– Немедленно отпусти меня, Феликс Блэквелл! – прорычала она сквозь зубы, – Я не хочу тебя видеть!

– Лин, – обратился Герцог к Линда, – Оставь нас с Леди Вэйнс, которая сейчас огребёт по полной.

– Линда, не оставляй меня одну! Где Винни? Где мой Винни? Как он?

– Всё с ним хорошо, Эва. Мне жизнь дороже, я выйду! – сиделка откланялась и вышла со свёртком из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Эванжелина встала медленно и с большим трудом подошла к кувшину с питьевой водой. Прополоскав рот, она заплела волосы в шишку, поправила сорочку и обернулась через плечо, растерянно глядя на Лорда Блэквелла:

– Не время для ссор, Феликс. Сейчас есть кое-что, что я не понимаю, и лишь ты можешь в этом разобраться, – в её голосе звучала неведомая боль.

Блэквелл выдохнул, подавив в себе порыв выяснять отношения с любимой женщиной, которую искал 7 месяцев:

– Эва, ты поступила ужасно.

– Ты знал, что я жива, что тебе ещё надо?

Он лишь оттянул ворот своей тёплой кофты, обнажая знак под ключицей:

– Вот что мне нужно. Мне нужен мой Ангел, а ты… сбежала. Скрывалась… только Дайкон мне приносил вести о том, что ты жива!

– Феликс… – она медленно подошла к нему, смиренно глядя своими большими глазами, – Так было нужно. Твоя семья рушится, наш мир рушится из-за нашей любви, и… – она тяжело вздохнула, – Я сбежала, когда поняла, что беременна. Наш ребёнок – это конец единству Сакраля.

– Он – лишь повод для тех, кто сидит на низком старте, ожидая моего промаха.

– Вот именно! Ты войдёшь в историю, как Герцог, разваливший мир!

– Эва, но Сакраль уже рушится. С нашим сыном или без него, это лишь дело времени!

Он сделал движение навстречу, чтобы обнять Эванжелину, но она отстранилась:

– Нет. Это всё испортит.

– Мне без разницы, – твёрдо ответил он, – Я так скучал… любовь моя, мне без тебя мир не мил, иди ко мне!

И тогда она поддалась, ведь её хладнокровие было напускное, как и всегда. Момент воссоединения она наконец почувствовала, как сильно устала, как мало в ней сил и как её тело было напряжено на протяжении этих долгих семи месяцев.

– Ты изменился… – очень тихо прошептала она, уткнувшись носом в его плечо.

– Многое изменилось, мне пришлось лишь подстроиться.

– Магия, Феликс… больше не та, она совсем другая, а будет ещё хуже. То, что мы почувствовали на Убуде…

– Не напоминай мне про тот день! – свирепо рыкнул Блэквелл, – Я клянусь, однажды этот чёртом остров ответит за все свои чудовищные преступления, слово Блэквеллов!

Эта история не случайно так разозлила Феликса, ведь на то было две причины: во-первых, в момент, когда они подплывали к острову с внеплановым визитом (который был организован старейшинами Убуда), Эванжелина вдруг начала метаться от одного конца палубы к другому. Её скрутила боли в животе, голова болела так, что склеры покрылись капиллярами и смотреть на это было невозможно больно. Тогда Феликс, который ещё не знал о беременности Эванжелины, отдал приказ бросить якорь. Они остановились в ста метрах от острова и долго молчали, пока Герцог не решил оскорбить достоинство старейшин, отклонив приглашение. Блэквелл сам чувствовал неладное, но понять в чём причина не мог, поэтому решил не рисковать жизнью любимой женщины, которая уже в тот момент носила под сердцем его малыша. Второй причиной гнева Феликса при воспоминании о том дне было то, что произошло, когда корабль развернулся в сторону Мордвина. Эванжелина долго молчала и о чём-то рассуждала, не давая ни малейшего шанса поучаствовать в этом процессе. В тот день она решила покинуть Феликса навсегда, что и сделала, когда корабль зашёл в ближайшую гавань.

– Так было нужно, – ещё раз повторила Эва в ответ на мысли любовника, после их страстного воссоединения, от которого оба не могли перевести дыхание.

Она села в постели и потянула на себя простыню, смущённо прикрывая живот, который выдавал недавнюю беременность, но Феликс не видел в этом ничего постыдного поэтому дёрнул простынь на себя и опрокинул Эванжелину на кровать, рассматривая затягивающейся шрам от пореза:

– Почему он зарастает так долго? – спросил он, водя по границе разреза.

– Малыша пришлось вырезать недоношенным, потому что я уже не могла больше его носить… сил не хватало. Линда говорит, что возник конфликт плода и материнской магии. У меня был пятый уровень, у тебя второй, когда мы его зачали… он силён в тебя, поэтому магия раздирала меня изнутри, мне казалось, что меня вот-вот разорвёт на части.

– Как он вообще выжил – в этом вопрос!

– Потому что он… – Эва говорила настолько восхищённо, что в её больших синих глазах, казалось, отражался весь мир, – Он – совершенство, Феликс! Он – лучшее, что случалось с миром…

– Ну вот, – улыбнулся Герцог, – За семь месяцев ты променяла меня на маленькую писающуюся креветку с глазами-бусинками. Ты больше меня не любишь?

– Люблю, но теперь ещё больше, ведь ты подарил мне его!

– Ты сказала, что он – конец единого Сакраля, а потом, что он лучшее, что с нашим миром случалось. Парадоксальные высказывания, Леди Вэйнс.

Вдруг взгляд синих глаз померк, и лицо стало таким грустным:

– Линда вырезала его вечной сталью, потому что он не хотел выходить никак иначе. Не плакал совсем, лишь хныкнул от обиды, что его вынесли на свет, а в те минуты, когда порезали пуповину, я вдруг ощутила такую боль, что… – она замолчала, переводя дыхание, – Феликс, магия странно отреагировала. Винсент – особенный, он благословлён магией, он совсем не похож на других младенцев, я тебе клянусь. Я провела с ним всего полторы недели, но за это время я чувствовала столько, что не передать.

Феликс лёг на спину и притянул Эванжелину на себя, прикрывая сверху простынёй и покровительственно обнимая, давая понять, что бояться нечего, пока они вместе:

– Что это за беспробудный сон?

– Это… – она замерла и спрятала лицо в ладонь, – Не знаю. Мне показалось, что я видела какой-то странный сон, ведь такого быть просто не может.

– Что ты видела?

– Винсента. – хмыкнула она, – Только ему в моём видении примерно столько же лет, сколько сейчас тебе. Вы очень похожи, только он… неряшливее что ли! Там был и Элайджа. – она закусила губу, зная, что эта тема не самая лучшая для обсуждения.

Эванжелина ненавидела маленького Герцога всем сердцем, и это было взаимно. Их первая встреча получилась случайной, когда Эва прибывала в Мордвине инкогнито, она тогда нечаянно наткнулась на семилетнего Элайджу Блэквелла, буквально столкнувшись с ним спинами. Они отлетели друг от друга как однополярные магниты и щетинились подобно кошке с собакой. Элайджа к семи годам, проведёнными бок о бок с семейством Вон Райн, имел привычку обзывать людей в неподобающей для юного Герцога манере:

– Отребье! – кирнул надменный мальчик, и завёл руки за спину, задирая при этом нос.

– Какой же он грязный, кошмар! – ответила Эва, заведя в тупик Феликса, ведь мальчик выглядел опрятно и на нём не была ни единого пятнышка.

Почему она тогда сказала открылось позже, буквально пару недель назад, когда случилось кое-что до крайности неприятное. Юный Герцог разозлился на своего пса, которого Феликс подарил пару лет назад, за то, что тот не несёт ему мячик. Вместо возможных вариантов дрессировки или наказания, Элайджа повёл себя совсем уж неожиданно: он просто убил своего любимца.

Не зная, как реагировать, Феликс пытался объяснить мальчику, что тот совершил ужасное, но вместо раскаяния видел в светлых глазах своего наследника упрямство. Тогда Герцог не на шутку разозлился, лишил всех игрушек (в том числе любимого «потешного полка», который выполнял любую прихоть Элайджи) и отвёз сына в поместье Пемберли-Беркли, чтобы провести с ним воспитательную работу вдали от тех, кто поощрял любой каприз юного Герцога.

Через пару дней полного послушания Элайджи, Феликс наконец расслабился, и готов был пойти на мировую с сыном, но тот… пришёл со своим мёртвым гниющим псом, глаза четвероногого вываливались из орбит, но он всё же шёл, высунув язык наружу в ожидании команды маленького хозяина, который был собой очень доволен.

Феликс Блэквелл сел в ступоре, потому что в тот миг понял, что Элайджа Блэквелл балуется самой страшной из существующих практик в магии: Некромантией.

– Сынок… что же ты наделал? – только и смог из себя выдавить Феликс.

Пришлось дождаться, когда сын уснёт и сжечь мертвоходящего пса в ночи. Это было странным открытием для Феликса, и это тревожило его не прекращая, а со словами Эванжелины о её странном сне, возобновилось с новой силой:

– Говори, – велел он своей любимой, и та продолжила:

– Прости меня и не принимай близко к сердцу, ведь это всего лишь сон. Мне приснилось, что Элайджа гниющий демон с чёрными глазами. Очень сильный, очень страшный… вокруг него армия тел без души, движимых той магией, что в народе называют «чёрной смертью», – с каждым её словом Феликс всё больше погружался в ужас, понимая, что это не просто сон, но виду не подавал, – Твой сын пытал мага Квинтэссенции таким страшным образом, что молнии вылетали из её тела одна за другой, сбивая своей энергией живых трупов, но её муки лишь продолжались, пока она не упала замертво, – с ужасом прошептала Эва, – И тогда появился наш сын. Он в моём сне силён настолько, что и представить себе нельзя, ведь я никогда о подобном даже в легендах не слышала: он повелитель четырёх стихий, – она замолчала и осторожно посмотрела на своего любовника, который напряжённо слушал, – Он Архимаг.

Сказанное наполнило комнату тишиной и множеством разрезавших пространство деталей, которые в мыслях Блэквелла вставали в одну картинку с каким-то неприятным скрежетом:

– Это действительно невозможно, – натянуто улыбнулся он, – Оба моих сына – Архимаги. Триста лет не было ни одного, а тут сразу два, и при этом они единокровные братья. Да и твоя воображаемая Квинтэссенция из сна: чтобы из неё вылетали молнии, надо хотя бы второй уровень, но ведь это почти невозможно для твоей стихии… столько сильных магов в одном кадре – перебор, да?

– Да.

– А что случилось… в конце?

Эванжелина закрыла слезящиеся глаза, чтобы собраться с силами:

– Мёртвым место среди мёртвых, – тихо сказала она, – Демоны ведь по сути и так мертвы, Винсент лишь поставил всё на свои места.

И это было логично и правильно, да и всё было лишь сном, но предательский комок всё равно застыл в горле Феликса, который нутром чуял: у Квинтэссенции «просто снов» быть не может. Его маленький ещё пухлощёкий Элайджа, мальчик, который улыбался ему своими только выросшими коренными зубами просто не вязался с образом демона, однако тот мальчик, который вёл с победным видом мертвоходящего пса…

– Не плачь, это просто сон, который я у тебя заберу! – он гладил лицо своей любимой в попытке успокоить её.

– Ещё одна деталь. В моё сне Элайджа говорит «Я снова сделал это, хотя с твоей матерью было не так весело». – Эва всхлипнула, – Любовь моя, твой сын убьёт меня. Убьёт.