Читать книгу Умри, богема! - Анна Данилова - Страница 6

Она такая быстрая, эта Марина. Уже в Париж со мной собралась. Действительно, почему бы не прокатиться перед Рождеством в Париж? Не знаю, почему я тогда на нее разозлилась. Вернее, знала, конечно. Она продолжала жить со мной в квартире так, словно у нее не было своей. А мне тогда так хотелось побыть одной! Мне почему-то казалось, что, едва я останусь одна, Лева мне позвонит.

Его молчание лишало меня последней уверенности в себе, как в женщине. Я раскисала прямо на глазах. Получается, что Марина была права, когда упрекнула меня в легкомыслии? Ну, действительно, как так со мной могло случиться, что я переспала вчера с первым встречным? Вот что он теперь думает обо мне? Да, это действительно не было похоже на меня. Я бы даже предположила, что мне все это приснилось, если бы не моя больная нога. Стыдно сказать, но я готова была даже отправиться в тот же травмпункт, чтобы только оказаться в тех декорациях, где меня охватила страсть.

– Слушай, а тебя в театре не ищут? – краснея, спросила я подружку. – Разве у тебя нет спектаклей, репетиций?

– А я позвонила и сказала, что приболела. Там есть кому меня заменить, – нервно хихикнула Марина. – Тебе так не терпится от меня избавиться?

Мне стало стыдно. В самом деле, чего это я? Все-таки правду говорят, что у всех людей, охваченных страстью, сносит крышу. Мозги перестают работать. Включается первая сигнальная система, вернее, последняя и самая стыдная. У подруги температура, она кашляет и чихает, может, ей просто боязно одной находиться в таком состоянии дома, и она хочет поболеть рядом с близким человеком, а я веду себя как самая настоящая свинья!

– Ты прости меня, дело не в тебе… Я нервничаю.

– Из-за завещания? Оно уже у тебя. И только тебе решать, отправляться в Париж, чтобы получить ключи от квартиры, или нет. Все в твоих руках. Хотя тебе, по большому счету, вообще волноваться незачем. Ты можешь сама купить себе квартиру…

Да, иногда у Марины срывалось с языка нечто, похожее на зависть. Но я понимала ее. Кто я такая и чем лучше ее? Чем я заслужила сначала наследство Ванечки, а теперь вот еще и моего дяди? Просто завалили наследственной массой!

– Вообще-то, я переживаю не из-за наследства. – Меня вдруг прорвало на откровенность. – Лева не звонит.

– Думаешь, я не поняла? Да тебя просто штормит от всего этого. А ты не думай о нем, и он сразу же позвонит. Так всегда бывает.

Она была в эту минуту такая милая!

– Ну а если совсем кисло, то можем напиться!

– Нет-нет, не хочу…

– Ну и ладно. А я, пожалуй, напьюсь. Ой, ну и уморительная у тебя физиономия! И ты поверила? Да я про молоко!

Она открыла холодильник – молока не было. Получается, что она выпила два литра! Что ж, на здоровье!

– Хорошо, я сейчас схожу, – сказала я, сдерживая улыбку. Как хорошо, что люди не научились еще читать мысли друг друга. Иначе Марина поняла бы, почему я смеюсь. Подумала, что вот отправлюсь сейчас в магазин за молоком, поскользнусь и снова угожу под колеса Левиной машины! Ну не дура ли я?

– Так, стоп! Никуда ты не пойдешь. Я вот просто уверена, что стоит тебе только выйти из дома, как притащится твой Лева. Как тебе такой сценарий?!

– Прежде чем притащиться, как ты выразилась, думаю, он все же позвонит.

– Тем более надо оставаться дома. Вот представь, он позвонит, когда ты будешь уже у кассы расплачиваться… Согласись, неудобно. А так, он позвонит, ты возьмешь трубку, и вы спокойно поворкуете.

И не дожидаясь ответа, моя Тряпкина бросилась в прихожую. Последнее, что я услышала: «Я надену твою дубленку?»

Я и на этот раз улыбнулась. Конечно, зачем трепать свою новенькую шубку, которая бережно помещена в шкаф, когда проще схватить с вешалки и набросить мою короткую старенькую дубленку, чтобы добежать в ней до супермаркета.

Когда за Мариной захлопнулась дверь, я взяла телефон, положила его на стол и стала гипнотизировать. Ну позвони! Позвони!

Я старалась не вспоминать подробности своих ночных безумств. Даже с Ванечкой ничего подобного не было. В браке все как-то спокойнее, традиционнее, что ли. А вот так, с чужим мужчиной…

Уф! Все, хватит воспоминаний. Вообще лучше все забыть. Словно ничего и не было. А что, если у него болезнь какая-нибудь? И хотя Лева в моем представлении никак не вязался со специфическими болезнями, мне стало не по себе. Не звонил же! Значит, не хотел ни слышать меня, ни видеть. Просто утолил свою страсть, и на этом все.

Когда же телефон взорвался громким и шумным маршем Верди из оперы «Аида», я чуть со стула не упала от неожиданности. Ждала ведь, а все равно вышло как-то неожиданно. Номер был незнакомый. Что ж, это и понятно. У делового человека могло быть несколько телефонов, уж два – точно.

– Да, слушаю… – Я замерла. Сердце колотилось, руки затряслись. И чего это я так взволновалась?

– Привет, зайка, – услышала я, и тело мое моментально обмякло, словно из него вынули сразу все кости.

– Игорь, ты зачем мне звонишь? Чего тебе надо? – разозлилась я.

– Только, пожалуйста, не бросай трубку! – затараторил он. – Не злись. Я звоню, чтобы спросить, как ты? У тебя все в порядке?

– Денег не дам! И больше мне не звони!

– Мне за такси заплатить нечем! Я стою здесь, возле твоего подъезда!

– Стой, сколько хочешь. Денег не дам. Кажется, ты пустился в свободное плавание, вот и плыви куда хочешь!

– Мне таксист лицо попортит, если я не заплачу…

– Хоть сто порций!

Мысль, что мой бывший стоит возле подъезда, рядом с которым как раз сейчас паркуется джип Левы, заставила меня все же выйти из дома, чтобы заплатить за такси.

– Ладно, сейчас спущусь…

Поскольку дубленки не было, я накинула на плечи теплую шаль, вышла из дома и вызвала лифт. Вышла на крыльцо и не увидела никакого такси. Зато на ступенях стоял, притоптывая ногами от холода, Игорь. Обманул.

– Я заплатил за такси. Но это были мои последние деньги. Пожалуйста, одолжи меня пару тысяч. У меня проблемы.

– Сначала ты вызовешь такси, только потом я дам тебе денег, – сказала я, оглядываясь. Если бы не мой резкий тон и не дурное настроение, я могла бы по доброте душевной и впустить его к себе домой и даже накормить. И он это отлично знал. Поэтому и заявился. Но сейчас я ждала Леву. И Лева не должен был увидеть Игоря.

– Ладно, зайка, как скажешь.

– Да какая я тебе зайка?! И с каких пор ты называешь меня так? Сбрендил, что ли, совсем? – заорала я на него.

Он вызвал такси, и пока мы ждали его, оба молчали. Хотя я могла сказать ему многое. Бросить в лицо все то, что наболело. Обозвать его, оскорбить, объяснить ему, кто он такой и чем закончит свою никчемную жизнь. Но делать этого не стала по простой причине – в самый разгар скандала мог бы появиться джип…

– На, вот тебе деньги и больше не приходи. Все кончено. Прошу тебя. Иначе вызову полицию. Я хочу покоя, понял?

– А ты ничего так выглядишь… – усмехнулся он. Я смотрела на его красивое лицо и думала о том, что под забором он все-таки не окажется. – Я думал, что ты будешь страдать, а ты… Вон и прическу сделала, и губы подкрасила. Ты теперь так дома ходишь? Или уже нашла мне замену?

Мне хотелось его ударить, даже замахнулась, но он успел отбежать. Какой же мерзавец!

– Да я вообще сначала думал, что это ты там валяешься в снегу… – Захохотал он, помахивая купюрами. – Ну, типа напилась… Я даже подошел, посмотрел, но лица не видно, а фигура не твоя. Хотя дубленка прямо как у тебя.

Я повернула голову туда, куда смотрел он, и увидела на детской площадке, буквально в нескольких шагах от меня в кустах какое-то темное пятно. Там, в снегу, лежал человек. Уличный фонарь освещал лишь часть рукава моей дубленки. Я кинулась туда и увидела распростертую на земле под кустом Марину! Что она там делала? Вернее, как оказалась? Рядом валялся пакет, из которого виднелось горлышко молочной бутылки.

– Игорь, звони в «Скорую»!

Мой голос утонул в шуме подъезжающей машины – приехало такси. Я увидела, как Игорь сел и уехал.

Думала ли я в этот момент про Леву? Конечно нет! Должно быть, следуя формуле Тряпкиной, именно поэтому он мне и позвонил.

– Весь день думаю о тебе. Можно я заеду за тобой? Поужинаем где-нибудь?

Я разревелась, сказала, что у меня проблема и что мне нужна его помощь…

…На этот раз мы были уже не в травмпункте, а в больнице, в приемном отделении. Марину, которую кто-то пырнул ножом, увезли на каталке. Я сидела, обняв прорванную ножом и выпачканную в крови дубленку, и, шмыгая носом, отвечала на вопросы полицейского. Но что я могла ему рассказать?

Самое интересное, что нож, которым чуть не убили мою подругу, нашли неподалеку от того места, где лежала сама Марина. Страшный такой охотничий нож, выглядел он как новый. Только в крови. Видимо, тот, кто пырнул ее, купил этот нож специально. Может, маньяк какой подкарауливал свою жертву, а может, охотился специально на Марину. Знал ведь, что она живет у меня, следил, получается.

– Ты что, серьезно так думаешь? – спросил меня Лева уже в машине, когда мы после всех формальностей были отпущены полицейским.

– А что, есть еще какая-то версия? – спросила я. – Ну скажи, разве станет нормальный человек нападать на женщину прямо возле многоквартирного дома, почти у всех на глазах?!

– Так ведь темно… Это во‐первых. А во‐вторых, почему ты не рассказала полицейскому, что твоя подруга была в твоей дубленке?

– А ты думаешь, что бандит не видел лица той, на кого он напал? При чем здесь дубленка?

– Да при том! – Лева сгреб меня в объятия и поцеловал в лоб, как ребенка. – Ты погибнуть могла! Понимаешь ты это или нет?!

– Да кому я нужна? Зачем? За что?

– Вот об этом ты и должна была поговорить с полицейским. Но, думаю, у тебя еще будет возможность озвучить все это, когда тебя вызовет следователь.

– Ты хочешь сказать, что будет проведено расследование? Все, как в кино?

– Все, как в реальной жизни, Лариса!

Он так крепко меня к себе прижал, и мне было так хорошо и как-то надежно в его руках, что я просто сомлела и чуть не задала ему идиотский вопрос: почему ты не звонил мне весь день? Но все-таки хватило ума не спрашивать. Не звонил, значит, не мог. Надо все-таки сдерживать свои чувства и не показывать ему, что я весь день хотела только одного – услышать или увидеть его.

– Как твоя нога, Лара?

– Спасибо, хорошо.

Я попросилась в машину к Леве, чтобы просто прийти в себя. Но немного успокоившись, захотела обратно в больницу, к Марине.

Хирург сказал, что рана не опасная, что нож, прорезав кожу, попал в ребро.

– Кто мог напасть на твою подругу?

– Наверное, тот, кто думал, что она – это я.

Пришлось рассказать ему об отравлениях в театре. О смерти Гали Горной.

– Разве я могла тогда подумать, что отравить пытались меня?

– Ты можешь предположить, кто это мог быть? Кому ты так крепко насолила? Или же дело касается денег, наследства?

Да, я понимаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить и такой вариант. Наследство. Эта тема возникла всего-то несколько часов назад. Но тот, кто начал охоту на меня, мог узнать об этом гораздо раньше, еще до того, как кто-то пытался споить Франсуа. И человек этот – как раз тот, кому выгодна моя смерть. Тот, кто, устранив меня как препятствие, станет законным наследником моего дяди Миши. Или же тот, кому после моей смерти достанется все мое состояние. Но кто? Моя мама, которая благополучно живет себе в Италии со своим новым мужем? Братьев и сестер у меня нет. Если меня не станет, то все по праву перейдет моей матери. Ее муж? Он немолод, богат, к тому же оставил своим детям немало. Нет, ветер дует не с той, не с итальянской стороны. Значит, из Парижа?

Франсуа говорил о дочери моего дяди, получается, моей двоюродной сестре. Что, если это она, узнав о завещании, отправила в Москву человека с ножом, чтобы избавиться от меня?

И хотя по логике вещей это можно было как-то объяснить, но верилось в это с трудом. Двоюродная сестра. Она что, совсем, что ли, берега попутала? Или бандитка? А что, у отца-официанта, возможно, игрока (раз столько денег всем должен), вполне могла родиться дочка-разбойница. И в то же самое время, будь он ученый, профессор или даже академик, где гарантия, что рожденный от него ребенок будет таким же умным? Бред.

– Лева, я ничего не знаю, кроме того, что Марина, когда на нее напали, была в моей дубленке. Все произошло вечером на улице зимой, в это время темно. Поэтому лица не разглядели.

И тут я подумала вот о чем: если предположить, что на меня напали с «французской» стороны, то откуда преступнику было знать, что это именно моя дубленка? Разве что он бывал у меня дома, знал, в чем я хожу… Что знал? Знал, что я бегаю в магазин в старой дубленке? И кто у меня бывал, кроме моих друзей-театралов, Игоря? Да никто!

Может, Игорь подослал ко мне кого-то? Полнейший бред.

– Послушай, дубленка обыкновенная, не запоминающаяся, тысячи девушек носят такие, – сказал Лева. – И преступник мог перепутать твою подругу с кем угодно.

– Ты знаешь, эта версия мне больше всего нравится. И я бы поверила именно в нее, если бы не отравления. Ведь тогда, в гримерке, это я устроила вечеринку, принесла коньяк и прочее. И у нашего художника на дне рождения я тоже была. Быть может, хотели отравить меня, а напиток с ядом выпила бедная Танечка?

Как же некстати все это случилось! Ведь я только что познакомилась с интересным мужчиной, а тут такое!

– Лева, мне так неудобно, что тебе приходится все это выслушивать. Как видишь, со мной одни проблемы. То ногу растянула, то теперь вот меня чуть не прирезали…

Мы сидели в больничном коридоре, дожидаясь, когда нам позволят войти в палату к Марине. Рану ей зашивали под местным наркозом, поэтому у нас был шанс увидеть ее. Лева, тактичный и все понимающий, остался в коридоре, словно чувствуя, что нам с подругой нужно посекретничать.

– Марина! – Я бросилась к кровати, на которой возлежала моя раненая подруга, схватила ее за руку и поцеловала ее. – Ты прости меня! Ведь это на меня охотились, я уже поняла это. И все из-за наследства… думаю.

Марина слабо улыбнулась. Она лежала бледная, напуганная.

– Хорошо, что жива осталась, – сказала она, едва разлепив губы.

– Ты не видела нападавшего? – спросила я.

– Ну вот, и ты, как следователь. Конечно нет! Кто-то напал на меня сзади, повалил в снег и поволок в кусты. А потом я почувствовала сильную боль… Вот и все. Больше ничего не помню.

– Полагаю, мне теперь нужно отказаться от наследства – умирать как-то не хочется. Позвонить Франсуа, благо телефон его у меня есть, и сказать ему, что я отказываюсь от этой квартиры… Да к тому же там долги! – Я словно уговаривала себя.

– Даже и не думай! – замотала головой Марина. – Наоборот, нам с тобой надо поехать туда и во всем разобраться. Напишешь заявление еще здесь, в Москве, что в нападении подозреваешь гражданку Франции… Узнай у Франсуа имя своей двоюродной сестры. Объясни, что она тоже могла быть наследницей…

Вот так. Оказывается, моя Маринка, вместо того чтобы думать о себе, о своем здоровье и благодарить судьбу за то, что осталась жива, размышляла о завещании.

– Сколько дней тебя еще здесь продержат?

– Может, дня три.

– Хорошо. Потом я возьму тебя к себе, ты полежишь у меня, пока рана не затянется, и тогда мы полетим в Париж. Если ты, конечно, не передумаешь.

– Я? Передумаю? Да с чего это?

– Как – с чего? Если на меня покушались уже трижды, то могут повторить это где угодно, в аэропорту ли, в самолете… А ты-то будешь рядом! Может, мне вообще отправиться туда одной?

Но произнося это, я понимала, что лукавлю, поскольку просто не представляю себя в Париже без переводчика. Ведь я английский-то знаю постольку-поскольку. А мне хотелось бы встретиться с бывшей женой дяди, с его дочерью (возможно, убийцей). Обсудить все вопросы, договориться. И если понадобится, то и отказаться от квартиры. Может, его дочь нуждается, а дядюшка, вместо того чтобы позаботиться о родной кровиночке хотя бы после своей смерти, словно нарочно, чтобы сделать ей еще хуже и больнее, придумал это завещание в мою пользу?! Интересно, что же такого она сделала, если он так поступил?

– Лара, если ты хочешь по-настоящему позаботиться обо мне, то забери меня отсюда прямо сейчас, – вдруг сказала Марина.

– Это еще зачем?

– Объясняю. Вот ты сейчас приехала сюда одна?

– Нет, с Левой.

– Но он не сможет сопровождать тебя каждый раз, когда ты решишь меня проведать. Ты только представь себе, что человек, которого наняли убить тебя, выследит тебя здесь и нападет… Нет-нет, до отъезда в Париж нам надо находиться в безопасности, то есть дома. Продукты нам может покупать твой друг, но это всего-то пару дней, пока мы не соберемся. А потом он отвезет нас в аэропорт. И все! Нам надо действовать! Я не хочу, чтобы прирезали еще и тебя! Пожалуйста, забери меня прямо сейчас, пока твой приятель здесь!

– Марина, но как же твоя рана?

– Она не глубокая! Мы попросим медсестру показать тебе, как делать перевязку, купим перевязочный материал, все необходимое, и полетим!

– А если случится заражение крови? Марина, так нельзя! Это опасно!

– Уверена, если мы обратимся за помощью к Франсуа, он поможет нам найти доктора. Были бы деньги!

Она была права. С деньгами доктора можно найти хоть в Африке! Была она права и в том, что на меня действительно могут напасть в любой момент.

– Хорошо, я поговорю с врачом. Но тебе, моя дорогая, придется подписать бумагу, что ты отказываешься от лечения…

– Заплати врачу, и он быстро меня отпустит.

Она знала, что деньгами я решала и не такие проблемы. Деньги – это вообще метод решения практически всех проблем! Деньги! Я вспомнила о Сазыкине и его просьбе. Если мы с Тряпкиной сейчас закружимся и улетим, театр останется без денег, спектакль не будет поставлен, актеры не получат зарплату. Конечно, не будь я такой богатой, вряд ли эта тема меня волновала бы. Но я, на голову которой свалились не просто деньги, а огромные деньги Ванечки, которые продолжали работать на меня даже тогда, когда я бездельничала, спала или, грубо говоря, смотрела телевизор, не могла не поделиться ими с хорошими и близкими мне людьми, служащими в театре. Я и без того задумывалась о том, что бы мне такого сделать (помимо созданного мною фонда для детей, больных онкологией), чтобы мои деньги принесли пользу еще кому-нибудь. И тут этот визит главрежа.

– Хорошо, Марина, я сейчас пойду и поговорю с твоим врачом, а потом мы поедем домой. Но перед этим я хотела бы заехать к Сазыкиным, поговорить с Володей. Он не звонит, потому что сам ждет моего звонка. Волнуется. Он только и думает сейчас об этом. Я понимаю его состояние.

– Ладно. Хорошо. Подожду тебя в машине.

– Нет-нет, в машине я тебя не оставлю. Поднимешься с нами.

– Ты возьмешь с собой твоего приятеля? Как его зовут? Лева?

– Да, возьму, а что? Сама же говоришь, что с ним как-то спокойнее, безопаснее…

С врачом договориться не получилось. То есть деньги от меня он не принял. Покрутил пальцем у виска и сказал, что мы сошли с ума. Что Марину нужно оставить в больнице, что рана может открыться, закровоточить, воспалиться.

Я снова вернулась к Марине – она уже не лежала, а сидела, хоть и укутанная в одеяло, поскольку одежду нам еще не принесли. Это потом нам скажут, что одежду забрали с собой полицейские или опера – на экспертизу. Марина так возмущалась, так яростно жестикулировала при этом, так активно двигалась, что я стала волноваться за ее рану, как бы она не открылась.

– Покажи, что у тебя там.

Она откинула одеяло, и я увидела плотную, к счастью, без единой капли крови, марлевую повязку чуть пониже левой груди.

– Может, не поедем к Сазыкиным, а сразу домой? Вызовем по телефону медсестру на всякий случай, пусть поживет с нами до отъезда, понаблюдает, а? Она побудет с тобой, а я все-таки навещу Сазыкина.

– Брось. Поехали вместе. Не думаю, что ваш разговор затянется. Когда ты скажешь ему, что готова перевести деньги, он разве что заплачет от счастья, но и это продлится не так уж и долго.

Медсестра по нашей просьбе достала где-то мужскую пижаму и халат, мы одели Марину, и все вместе, втроем, с Левой, сели в машину и поехали к нашему главрежу.

Москва была такой красивой в этот вечер, снег мягкими хлопьями падал на белые тротуары, искрился в свете фонарей и сверкающих витрин. Я, глядя на эту красоту, на какое-то время забылась и не думала о том, что меня хотят убить. Как-то все это выглядело ненатурально, несерьезно, и это притом, что рядом со мной на сиденье сидела успевшая пропитаться больничными запахами подруга с раной под грудью. Что-то мешало мне воспринимать это как трагедию. Быть может, такая вот невидимая психологическая защита образовалась из-за присутствия рядом Льва?

Он, кстати говоря, поначалу вел себя тихо и ни во что не встревал. Но когда узнал, что мы везем раненую Марину не домой, а куда-то еще, возмутился уже более эмоционально. И даже ударил ладонями по рулю.

– Девушки, это не мое, конечно, дело, но, во‐первых, вам, Марина, надо было хотя бы несколько дней полежать в больнице! Если уж вам так там не понравилось и вас тошнит от всей этой угнетающей атмосферы, то надо ехать домой, вызвать врача, я не знаю, частного или медсестру… Какие-то вы странные. Причем обе. А ты, Лариса, разве не понимаешь, что ей нужно лежать?!

Мне понравилось, как он себя ведет. Как отец или муж. Как человек неравнодушный, серьезный, ответственный. Да, конечно, он был прав! Но откуда ему было знать, что у нас не так уж много времени! И что мы вообще запланировали купить билеты в Париж на послезавтра! Об этом я намеревалась рассказать ему, когда мы с ним останемся вдвоем. Хотя после всего, что произошло со всеми нами за последние несколько часов, я уже и не знала, захочет Лев вообще поддерживать со мной отношения или сбежит.

Когда я представляла себе, как Лева прощается со мной, проводив до порога моей квартиры, мне становилось не по себе. Да, мы знакомы с ним всего-то сутки, и мы друг другу пока никто. Вернее, мой-то статус ясен, я – легкомысленная женщина. Причем некрасивая. А вот с Левой все в порядке, он просто мужчина, и этим все сказано. И пришел он ко мне вечером наверняка в надежде провести со мной еще одну ночь. А почему бы нет? Но теперь, когда он понял, что мы с Мариной – девушки опасные и с нами постоянно что-то происходит, он наверняка исчезнет из моей жизни.

Я смотрела из окна его автомобиля на снег и проплывающие мимо фонари, любовалась бриллиантовым блеском снежинок на стекле, и мне отчего-то хотелось плакать.

– Это здесь?

Я очнулась. Мы приехали к дому, в котором проживал Сазыкин со своей женой Соней.

– Окна на восьмом горят, значит, они дома, – сказала, высунув голову в раскрытое окно, Марина.

Мы, не сговариваясь, решили не звонить перед визитом, пусть это будет приятным сюрпризом.

– Мне вас здесь подождать или это надолго? – спросил Лев.

Я почувствовала в его голосе, поведении намек на то, что он готов прямо сейчас развернуться и уехать, оставив нас здесь.

Когда Марина, придерживаясь за свой бок, выползла из машины и отошла на несколько шагов, Лев сказал мне на ухо:

– Не знаю, что вообще происходит и куда мы приехали, но сегодня я ночую у тебя, поняла?

Вот это было настоящее счастье! Я смотрела на снежинки, падающие ему на волосы, на его глаза, смотрящие строго и озабоченно, на аккуратно подстриженные виски, и мне больше всего хотелось, чтобы Лева меня поцеловал.

– Да, поняла. – Я нашла его руку и крепко сжала. – Потом все объясню.