Читать книгу Две линии судьбы. Когда остановится сердце (сборник) - Анна Данилова - Страница 9
Две линии судьбы
9. Май 2010 г. Глафира
Оглавление– Вот, набирай номер, – Алевтина протянула ей телефон. – Да побыстрее! У тебя всего несколько секунд. Не дожидайся, кто тебе ответит, просто говори то, что считаешь нужным сказать.
Было раннее утро. Глаша даже не успела проснуться как следует. Она так ослабла за эти несколько дней, что при малейшем движении у нее начинала кружиться голова. Увидев перед собой бледную, встревоженную Алевтину с телефоном в руке, она, даже не успев понять, чего от нее хотят, но среагировав именно на телефон, как на волшебный предмет, который может спасти ее, вырвала его из рук женщины и принялась набирать номер Лизы.
Хорошо, что она помнила его наизусть. А ведь многие люди привыкли просто давить на клавишу, руководствуясь именем на дисплее. Хорошо, что Лиза приучила ее запоминать важные номера телефонов.
Она набрала номер, но гудка не услышала.
– Там тишина, – прошептала она, глядя на Алевтину, которая то и дело оборачивалась на дверь.
– Ты говори-говори…
– Да кому говорить-то, если телефон как мертвый!
– Кричи, я не знаю… Это нормальный телефон! Хозяйский! Они только полчаса тому назад звонили по нему. Мадам сейчас принимают ванну, – насмешливым тоном сказала она, – вот поэтому-то у меня и было время взять его. Но мне уже пора.
Глафира еще раз набрала номер и, не услышав гудка, все равно прокричала в трубку:
– Лиза, меня похитили! Это связано с похудением! Смотри объявления. – Потом, сообразив, что говорит явно не то, она обратилась к Алевтине: – Где находится дом? Как называется это место?
– Дачный поселок «Новосел», – проговорила та чуть слышно. – Все, мне пора.
– Дачный поселок «Новосел», – вздохнув, наговорила в трубку Глафира, не понимая, что происходит с телефоном.
Алевтина взяла у нее аппарат и быстро исчезла.
Глаша подумала, что все это ей приснилось. Уж слишком было рано.
И что это был за телефон такой?
Глаша закрыла глаза, и когда она вновь открыла их, часы на стене показывали уже половину одиннадцатого. Получается, что она здесь как бы отсыпается за всю свою жизнь. И что сон – единственное удовольствие, которым она может пользоваться без зазрения совести. Другие удовольствия теперь остались в ее прошлом.
Она лежала, выспавшаяся, отдохнувшая, и думала о том, что бы ей такое предпринять, чтобы выбраться отсюда. Алевтина. Ее можно ударить чем-то тяжелым по голове, забрать у нее ключи… Стоп. Какие ключи, если там, за дверями, наверняка стоят охранники!
И, словно в подтверждение этих предположений, она услышала за дверью мужской голос. Какой-то мужчина, явно молодой, довольно бойко комментировал последний футбольный матч, пересыпая свои слова легким матерком. Он был уверен, что его никто не слышит. Хотя если даже и слышит? Какое ему до этого дело?
Вероятно, он стоял, что называется, на рабочем месте, охраняя пленницу, и от скуки разговаривал с каким-то своим приятелем. Затем разговор прекратился, Глафира услышала звуки шагов, но потом и они тоже стихли.
Ну вот и все, собственно. Побег исключается. Но все равно – Алевтина. Может, она не заперта? Может, она сумеет передать записку Лизе, в которой Глаша сообщит, где она находится?
Телефон. Зачем она приходила сюда с мертвым, не подающим признаков жизни телефоном? А может, она на самом деле хотела как лучше, хотела помочь, да только хозяйский телефон оказался заблокирован каким-нибудь хитроумным способом?
Хозяева-то не дураки, понимают, что в доме находится, по сути, еще одна пленница – Алевтина.
Голод ее измучил. Глафира поднялась и направилась в ванную комнату. Там, чтобы прийти в себя, она включала попеременно то горячую, то холодную воду. Но голова все равно продолжала кружиться. Конечно, это от голода. От чего же еще? Может, у нее резко снизилось давление? От стресса, к примеру.
Ее размышления были прерваны характерным звоном ключей. Снова пришла Алевтина. В руках – миска, прикрытая салфеткой. Лицо какое-то странное, бледное, испуганное.
– Я чуть не попалась, – ответила она, опережая вопрос Глаши. – Хозяйка вышла из ванной комнаты через несколько мгновений после того, как я вернула на место телефон. Я понимаю, что у нас, скорее всего, ничего не получилось, что она его, возможно, заблокировала, но я-то хотела как лучше!
– Слава богу, что ты не попалась! Послушай, Алевтина, тебя выпускают из дома?
– Мы с водителем ездим за покупками или по каким-то делам в город. Но он за мной следит. Я же понимаю, о чем вы хотите меня попросить – сообщить вашим близким, где вы и что с вами. Ко мне с такими просьбами обращались все те, кто до этого находился в этой и других комнатах. Но, если бы я это сделала, меня бы убили. Сразу же. Или продали бы – по частям…
Она сказала это и словно сама испугалась сказанного. Медленно повернула голову к Глафире, словно проверяя, произвела ли ее последняя фраза на нее впечатление. Глафира же, в свою очередь, напряглась.
– Как это – по частям?!
– Если до сих пор вам не дали телефон, чтобы вы поговорили с вашими близкими…
– Послушай, а почему ты обращаешься ко мне то на «вы», то на «ты»?
– Не знаю. Вы… Ты чем-то сильно отличаешься от всех остальных, побывавших здесь. Видно же человека! Что ты – культурная, образованная, интеллигентная. А до этого здесь были женщины несколько другого уровня.
– Какого уровня? Ведь для того, чтобы получить выкуп, пленники должны быть из нормальных, обеспеченных семей. Или я чего-то не понимаю?
– Да не знаю я! Может, выкупа никакого и не потребуют. И вообще… Я не уверена, что им, моим хозяевам, вообще есть дело до твоих родственников и каких-то выкупов. Это же очень опасное предприятие! Думаю, что, раз до сих пор тебе не дали телефон, чтобы ты могла сказать тому, кто может заплатить за тебя, о том, чтобы этот самый выкуп, эти деньги собрали, значит, для тебя приготовили что-то другое.
– Что?! – Глафира вдруг почувствовала страшную слабость, и все ее тело покрылось испариной. – Что приготовили? Не в гарем же меня определят?
Она усмехнулась, чувствуя, что еще немного – и она разрыдается.
– На органы, – прошептала Алевтина. – Они могут пустить тебя на органы.
– Да?! И ты так спокойно об этом говоришь?! Ты, работая здесь и много чего навидавшись и наслышавшись, говоришь мне только сейчас о том, что меня готовят к тому, чтобы пустить на органы?! Распотрошат меня, как свинью… Аля, что ты такое говоришь?! Меня, с моей комплекцией?
– А здесь все такие были… пышные женщины. Правда, их держали впроголодь…
– Скажи, вот ты мне носишь еду. Какую-то идиотскую еду, с хозяйского стола. А они сами разве не распоряжаются относительно еды для меня? Или, если бы ты не таскала мне еду украдкой, я бы просто умерла с голоду?
– Почему же? Хлеб, вода… Зачем тратиться, если скоро и так… Господи, прости ты меня… Но я же не могу отвечать за то, что они творят!
– Послушай. Это же элементарно! – Идея, как связаться с внешним миром и дать о себе знать, носилась в воздухе. – Вот ты едешь, к примеру, с водителем на машине в город, за продуктами. Он же смотрит на дорогу, этот твой водитель-цербер. Сейчас на улице тепло, и ты можешь легко открыть окно и незаметно для водителя выбросить на тротуар, где-нибудь в центральной части города, мою записку. Но чтобы ее заметили, – фантазия у Глафиры разыгралась, – мы эту записку завернем в какую-нибудь денежную купюру. Человек поднимет с тротуара свернутую в комок купюру, а там внутри – моя записка! Ну? Ты согласна?
– И это мы тоже проходили, – убитым тоном произнесла Алевтина. – Говорю же, это очень опасно!
– Но чем опасно, если он ничего не заметит? Это же так легко и быстро можно сделать. Или же – другой вариант: вы с ним в магазине. Бросишь такой денежный бумажный шарик кому-нибудь в корзину с продуктами. Люди непременно его заметят, вот увидишь!
– Я боюсь…
– Чего ты боишься? Да я, когда окажусь на свободе, разыщу тебя и спасу!
– Прежде чем ты окажешься на свободе, люди, те самые, на чью помощь ты надеешься, обратятся в милицию, те нагрянут сюда, предположим, повяжут моих хозяев… И тогда эта сука… эта хозяйка сразу же выдаст меня, понимаешь?!
– В каком смысле? Как соучастницу?
– Нет. Все гораздо хуже. Просто два года тому назад я совершила… кое-что, и меня ищут. И мои хозяева об этом знают. И меня посадят! Вот я и решила, что буду помогать им просто за еду и кров – и, понятное дело, за их молчание.
– И что же ты такое сделала?
– Мужа своего убила.