Читать книгу Меня зовут Мзунго - Анна Демина - Страница 7

Школа-гимназия №10, с углублённым изучением английского языка, была знаменита на весь город. Городские олимпиады по английскому всегда выигрывались учениками. Лучший тренер в городе по бегу воспитывал спортсменов, которые занимали призовые места на всех забегах. Самое же главное, что школа была источником творчества и самовыражения. Каждый выпуск славился своей рок-группой. Сначала нашими кумирами были «Горячие панки» и их рыжий барабанщик. На стенах, на заборах по пути в школу красовались их красные логины «Hot punks».

За ними появилась «Анатомия души» во главе с Ильёй Соколовым. По традиции мы называли её «Anatomy of soul», потому что они пели на английском. Сначала песни «Нирваны», потом свои собственные. Илья был ещё более харизматичным, более красивым и разбивал хрупкие сердца девчонок. Его рок-группа в итоге стала известной на всю Россию.

Я была на год младше Ильи, мы с ним вместе учились в школе, а после уроков вместе играли в одном театре. Могу признаться, что лавры Ильи не давали мне покоя, и я тоже хотела петь в рок-группе, но они не брали девочек.

Моя мечта реализовалась в начале учебного года в десятом классе, когда мы распределились по специальностям. В моём «медицинском» классе собрались девочки с музыкальным образованием. Ровно 5 творческих личностей, которые хотели создать женскую рок-группу. Это был наш ответ предыдущим группам с их мачизмом. Никаких споров между нами не было, и каждая из нас быстро решила, кем будет в группе. Так появились барабанщица, басистка, клавишница, соло-гитаристка и я стала солисткой.

Группа «Райские птички»: справа налево – Ермильчик, Ушачок, Степашка, Беня. Фотограф – наша клавишница

Как у всех музыкантов у нас автоматически возникли псевдонимы: барабанщица была – «Степашка», басистка – «Беня», клавишница – «Хоботкова» или «Холодильник», соло-гитаристка – «Ермильчик», а я «Ушачкова» или «Ушачок». Всё это были производные от наших фамилий, совершенно натуральным образом возникшие в творческой среде.

Далее пошли перемены внешние. Наша соло-гитаристка покрасила волосы «Зелёнкой», басистка наплела нам столько фенечек, что у каждой из нас обе руки до локтя были ими увешаны. Я же решила проколоть ухо, и сделать это отличительной чертой своего стиля. По всем правилам это нужно было сделать в левом ухе и нечётное количество дырок. В целом места хватило только на пять. Но и этого было достаточно, чтобы «довести до инфаркта» моих родителей. Помню, как мама присела на стул, долго молчала, потом попросила время, чтобы подготовить папу. Поэтому я ещё пару недель ходила с распущенными волосами, закрывающими уши. Однако окончательная идея вставить в левое ухо пять английских булавок от большой до маленькой выдала меня. Зрелище было явно привлекающее внимание, все смотрели на моё ухо: кто с восхищением, кто с удивлением, а кто с ужасом. Но главная цель – выделяться – была однозначно достигнута. Далее появились рваные джинсы, множество металлических колец на пальцах и странные ботинки на больших подошвах.

Теперь нам нужно было название: шокирующее, противоречивое и вызывающее. Мы решили называться рок-группой «Беспредел», но чтобы это было ещё загадочнее, и чтобы только избранные понимали истинный смысл, название было переведено на английский – «Баундлес» (англ. Boundless). Не знаю, почему мы перевели именно так, ведь мы вкладывали смысл, как «произвол, беззаконие, своеволие», а получилось как-то более поэтично «безграничный, бескрайний». Не удивительно, что в нашей школе название всем понравилось, даже учителям.

С этого момента мы стали учиться играть на своих инструментах. Да, да, до этого ни одна из нас не умела ни барабанить, ни играть на гитаре. Мы все учились в музыкальных школах в классах фортепиано. Одна только клавишница в совершенстве владела своим инструментом. Несмотря на то, что я с самого начала собиралась только петь, я подумала, что нам не хватает ритм-гитары. В итоге я тоже начала учиться играть на акустике, которую я выпросила дома у своей мамы.

Первую бас-гитару мы купили у какого-то панка за 100 рублей. Для этого мы наплели из бисера фенечек, которые сдали на продажу в один туристический магазинчик. Магазин их продавал за 20 рублей и делился половиной от выручки. Итак, мы зарабатывали по 10 рублей с каждого браслета, и очень скоро выкупили первую гитару для нашей группы.

Первая барабанная установка нам досталась в наследство от «Горячих панков» и «Анатомии души». Нам посоветовали найти школьного звукооператора дядю Костю, который нам мог её выдать для репетиций.

Дядя Костя работал «в каморке, что за актовым залом». Это был высокий худощавый мужчина с большими глазами и всклокоченными волосами. В один прекрасный день после уроков пять девочек завалило в его тесное помещение с новостью, что мы новая рок-панк-женская группа и нам срочно нужно открыть актовый зал для репетиций и поставить на сцену барабанную установку и подключить к колонке бас-гитару. Ни одна мускула на его лице не дрогнула, он даже не был удивлён. Вероятно все предыдущие годы с одним и тем же требованием к нему вламывались ещё более панковские панки и крутые рокеры. Мы же были почти милыми и безобидными, и вряд ли могли вызывать опасения, что мы проломим барабан или разобьём гитару об сцену.

Дядя Костя даже начал учить барабанщицу каким-то базовым ритмам и нашёл электрогитару для соло-гитаристки. Самое главное, что он открывал нам школьный актовый зал, ставил оборудование на сцену, включал микрофоны, регулировал звук и слушал наше завывание столько, сколько мы репетировали, никогда не намекая, что уже поздно, и у него закончен рабочий день.

Вскоре клавишнице родители подарили современный синтезатор, который мог имитировать множество звуков, что, безусловно, обогащало наше музыкальное звучание. А затем родители барабанщицы купили ей домой свою собственную барабанную установку, которая заняла треть её комнаты. С этого момента мы стали репетировать у неё. Совершенно не понимаю, как соседи терпели наше творчество, но мы репетировали с полноценным звуком. Чуть позже кто-то из знакомых рок-музыкантов дал мне электрогитару, я стала ритм-гитаристкой. Теперь мы могли считаться полноценной рок-бандой.

Мы начали репетировать с песен Егора Летова, нашего сибирского панка: «Всё идёт по плану» и «Ходит дурачок по лесу». Причём у нас были свои идеи, как петь рок-песни. Мы разложили партию на три голоса: клавишница, басистка и я имели три разных тембра – сопрано, меццо-сопрано и контральто. Песни зазвучали в своём неповторимом стиле: женский многоголосый рок. Каждая следующая песня теперь раскладывалась по голосам. Следом пошли песни групп: Чиж и Ко, Чайф, ДДТ и Наутилус Помпилиус. Наконец, вдохновлённые успехом, мы начали писать свои авторские тексты и песни. В итоге наш собственный репертуар начал расширяться и обогащаться. Самой продуктивной была басистка, она написала много песен, которые вошли в наш репертуар. Я тоже писала песни, иногда даже на стихи классиков и мне нравился готик-рок.

На один концерт мы сшили тёмные длинные плащи с большими капюшонами, скрывающие наши лица. В полутьме мы вышли в таком облачении на сцену, бас начал соло, затем я дёрнула басовые струны на своей электрогитаре, нажала на педаль дистёршн, мы насладились этим прекрасным мощным звуком и запели загробными голосами песню на слова Николая Гумилёва, которые как никакие иные подходили под готический стиль:

Концерт удался. У нас даже появился фан-клуб из младших классов, они приходили к нам на репетиции в актовый зал или ходили за нами по пятам на переменах.

Вместе с репертуаром росла наша известность в музыкальных кругах, в итоге мы переместились репетировать в Дом Культуры, рядом со школой, а там у нас появился продюсер – Олег Борисович Лапин. Это был длинноволосый рокер, всегда одетый в джинсы и джинсовую куртку не зависимо от сезона. В городе он был самым крутым и известным звукорежиссёром. Поэтому он организовывал концерты для популярных групп и исполнителей. Благодаря ему мы постоянно попадали на концерты рок-звёзд. Он начал нас продвигать в музыкальных кругах города. К лету мы вышли на такой уровень, что нас пригласили петь на летний рок-фестиваль.

Группа «Райские птички» с продюсером Олегом Лапиным. Концерт на школьном выпускном, 1997 год

В центре города всегда для этого монтировали большую сцену, и группы, постоянно сменяя друг друга, выступали в течение всего дня. Центральную улицу всегда перекрывали, и от реки Обь до центра она становилась пешеходной. Люди скапливались на площади около сцены, чтобы насладиться общением, рок-музыкой и попрыгать, тряся головами.

Когда подошла наша очередь выступать, ведущий концерта забыл название группы на английском – «Баундлес», а русского перевода он не знал. Поэтому сымпровизировав, он громко крикнул в микрофон: «Рок-группа „Райские птички“! Встречайте!»

Что? Что он сейчас произнёс? Как он посмел назвать нас таким идиотским названием? Толпа подхватила эту идею, и мы услышали свист, и ор подвыпивших зрителей: «Райские курицы! Давайте! Перепёлки! Курицы!»

Какой удар был нанесён по нашему самолюбию. Впервые кто-то не воспринял нас всерьёз, не понял, что женщины тоже могут организовать рок-группу. Да, и в 16 лет мы были взрослыми, а они свистели нам, как детям. Как они смели! Несмотря на это группа выступила. Но с тяжёлым сердцем, и с рухнувшей верой в себя девочки разошлись по домам.

Менее вдохновлённые, мы продолжали репетировать. И вот после одной репетиции мы шли поздно вечером домой с гитарами за спинами, и зашли в маленький круглосуточный магазинчик, чтобы купить хлеба. Рассчитавшись на кассе, мы пошли к выходу, но двери нам загородила большая компания парней старше и выше нас. Они окружили нас кольцом, и это было похоже на то, что живыми мы не уйдём. Сначала я подумала, что они нас хотят ограбить, и прикинула, сколько денег в кошельке у меня осталось. Самый дерзкий парень выступил вперёд и сказал: «Это вы группа „Райские птички“?» В этот момент мы все побледнели, наши ноги стали ватными, и мы проглотили языки. Они нас узнали.

Во времена 90-х в нашей стране класс «гопников» активно нападал на класс «неформалов», к которому принадлежали мы. Драки между этими двумя классами были повсеместно, и, как правило «гопники» побеждали. Во-первых, потому что они всегда ходили большими компаниями, во-вторых, они считали себя «реальными пацанами» и имели связи, по одному свисту к ним присоединялось больше «чётких пацанов» с района. Шансов у «неформалов» не было.

Мы стояли, окружённые этими ребятами, уже ясно представляя, как будем побиты, автоматически прикрывая руками грудь и живот. Я даже пыталась предугадать, когда они начнут нас бить, прямо в магазине или дадут выйти на улицу? Продавец мог вызвать милицию, но до её приезда мы уже будем корчась лежать на газоне. Напоследок я подумала, что муки нужно принимать гордо, и уверено сказала: «Да, мы группа „Райские птички“!» Что со мной случилось? Какие птички? Мы ведь были группой «Баундлес»?!

Неожиданно для нас парни оживились, расплылись в улыбке, и стали на нас смотреть с каким-то неподдельным восхищением. Главарь банды начал искать по карманам то ли ручку, то ли бумажку: «Девчонки, дайте нам свои автографы, пожалуйста!» Они начали наперебой говорить, что они наши поклонники, что мы им нравимся, что они безумно рады лично познакомиться. В итоге нашлись и ручки, и какие-то бумажки, и мы начали оставлять свои автографы.

Вывела я на листочке, и подумала, что в этот момент мы приняли это новое название группы. С этого вечера и до конца нашей карьеры мы теперь «Райские птички». Ведь люди в городе запомнили нас именно под этим именем. Нас узнают на улице под этим названием. Не это ли пришла слава?

Домой мы возвращались на крыльях. Мы теперь были известной в городе женской рок-группой, с прекрасным названием, которое никто уже не перепутал бы.

В одиннадцатом классе мы поступили на подготовительные курсы в Медицинский институт, куда ходили после репетиций с гитарами за спиной. Занятия проходили в главном корпусе, где находилась администрация. Тут на нас обратил внимание декан лечебного факультета Ганин Анатолий Фёдорович. Он был творческим человеком и всегда организовывал концерты и КВНы в институте. Мы сразу были приглашены выступить у них. Анатолий Фёдорович так и стал нашим следующим патроном.

Ничего не могло сложиться лучше, чем это знакомство. Наша судьба была предопределена, лечебный факультет ждал нас. В апреле учебного года мы сдали экзамены подготовительных курсов, и уже были «приняты» в Медицинский институт, ещё не закончив школу. Можно сказать, что музыкальная карьера проложила нам путь к карьере врачей, даже предопределила нашу специализацию. Именно «лечебный факультет». Ганин не отдал бы нас никакому другому.

В Медицинском институте стали учиться четверо из нас. Группа продолжала выступать, и мы сохраняли наш неформальный имидж.

Акустический концерт, г. Новосибирск, 11 июля 2003 года

Помню, как начался первый цикл «терапевтических болезней» в больнице, и нас – студентов-медиков – послали к настоящим пациентам в палаты. Ощущая себя почти врачами, мы распределились по отделению. Я зашла к своей пациентке и уселась напротив неё, закинув ногу на ногу. Коленка оголилась в рваных джинсах, ботинок с большой подошвой висел в воздухе, фенечки с названиями рок-групп падали на запястье, мешая писать историю болезни, а в ухе красовались булавки. Пациентка очень странно смотрела на меня и неохотно отвечала на вопросы. Однако я привыкла к таким взглядам, даже воспринимала это как внимание к моей персоне. Всё-таки рок-звезда.

После осмотра я вернулась в ординаторскую, чтобы продолжить заполнять историю пациентки и сделать назначение препаратов. В этот момент дверь кабинета приоткрылась и в ней появилась женщина, которая обратилась к заведующей отделением. Доктор подняла голову и спросила, чего она хочет? Больная немного помялась и жалобно попросила: «Извините, а можно мне заменить доктора?». Тут все мы с интересом посмотрели на женщину. К моему удивлению, это была моя пациентка.

– А что не так с вашим доктором? – раздражённо спросила заведующая.

– Я ей не доверяю, – неуверенно объяснила пациентка.

– Кто ваш доктор? – и заведующая стала внимательно смотреть в лица студентов-медиков. Мы встретились с ней глазами: меня выдавали красные щёки, фенечки, рваные джинсы, и «чёрти чё» в левом ухе. Она некоторое время смотрела на мой антураж и раздумывала.

– Мы заменим вам врача, идите, – обещала она больной.

Дверь тихонько закрылась, доктор ещё раз взглянула на меня и коротко сказала: «Завтра прийти в нормальной одежде, и вынуть булавки из уха».

Компромисс вроде был найден. Действительно с тех пор для пациентов мы держали некий дресс-код, который по умолчанию остаётся имиджем врача. С тех пор вместо булавок у меня пять аккуратных серёжек, а количество браслетиков значительно уменьшилось. Рок-группа просуществовала до конца учёбы в Медицинском институте. Потом началась работа, ночные дежурства, семьи, дети, и музыка просто ушла на задний план, выполнив в нашей жизни важную роль творческой самореализации. Люблю наше время «Райских птичек».