Читать книгу Кольца мостов - Анна Драницына - Страница 3

После того случая с электрошокером Нинке засела в голову мысль, что подруга плохо влияет на ребенка. Семенов неожиданно оказался на стороне Туси и дочери, конфликт разгорался. В какой-то момент, проходя мимо кухни Туся услышала, как Нинка выкрикнула: «Найди этой приживалке наконец квартиру. Мужик ты или кто? Оплатим пару месяцев, а там уж как-нибудь путь сама. Или может ты решил ее удочерить?»

Туська поняла, что пришло время оставить Нинку и Семенова одних, чтобы они смогли побыть вдвоем и разобраться в столь непростых отношениях. Да и Нинка стала последнее время вести себя так, что Туська чувствовала себя деревенской бедной родственницей, которую терпят из жалости.

Нинка работала в популярном глянцевом журнале, была на пике карьеры. Коллеги ее уважали и побаивались, а рекламодатели заваливали цветами и подарками. Дела Семенова тоже шли в гору, он начал скупать недвижимость, инвестировал деньги в акции и ездил по городу на дорогой тачке с персональным водителем. Круг их общения изменился, и теперь Нинка намного больше времени проводила с женами из корпорации мужа, чем с семьей. С тихой грустью Туська наблюдала как стремительно меняется подруга детства. Нинке казалось теперь, что она лучше всех разбирается в вопросах моды, мужчин, курортов и воспитании детей. Она обожала новую квартиру, тратила дни и недели на то, чтобы подобрать плитку в цвет паркету или заказать из Италии резную деревянную кровать.       Когда приходили «девочки», как ласково называла Нинка шоколадного цвета теток с силиконовыми губами и сиськами навыкате, Туська уходила гулять с Сашкой или старалась не высовываться с кухни. Однажды нинкина коллега разлила кофе на стол, и Нинка крикнула подруге: Туся, тащи быстро тряпку. Где ты там? Такая бестолковая, жуть.

– Детка, просто смени домработницу. В чем проблема? – подняла левую щипанную бровь, Нинкина гостья.

– Да надо бы, – промычала Нинка в ответ и быстро перевела тему.

Туся не обиделась, она давно не чувствовала боль или горечь обиды. Только грусть и печаль. Северный город захватил их всех в плен, воткнул катетер в сердце и теперь туда по ледяной стеклянной трубочке ежедневно поступал холод. Север подбирался к ним медленно, на мягких лапах серого дикого зверя. Вначале ты просыпаешься и чувствуешь онемение пальцев, потом снежинки на губах, затем морозное покалывание губ. И, оказывается, срочно надо было что-то с этим делать. Греться, растираться солнцем, обнимать любимых и сидеть с ними до утра у костра или камина, печь пироги и греть ладони на батарее. Тогда холод отступает. Беда в том, что они, южане, не сразу это осознали, а когда Нинка вдруг начала превращаться в Снежную королеву, было уже поздно. Она никого не хотела слушать. Глаза покрылись тонкой коркой льда, а губы свело в одну презрительную нить. Утром Туська собрала свои вещи и теперь поджидала в коридоре Нинку, чтобы попрощаться. Нинка, не дрогнув ни одной мышцей, взяла у нее ключи. Лишь спросила, вставляя ухоженной рукой с огромными ногтями кофейную капсулу в кофеварку – «вызвать тебе такси?». Туська отрицательно мотнула головой.

– Присядем на дорожку?

Нинку аж перекосило. Как же она ненавидела в Туське эту провинциальность, не вытравить ее никаким дихлофосом! Но все-таки подруга переезжает, надо попрощаться по-человечески. Она поставила им на круглый обеденный стол по чашке кофе. Туська не стала снимать пальто, села прямо на чемодан, придвинув его ногой к столу.

– Послушай, Нино. Помнишь, в детстве я тебе рассказывала, что моя бабка была медиумом. Она запросто общалась с духами. Сидела, болтала с ними о разных делах – вот, как мы сейчас с тобой разговариваем. Ее считали юродивой. Дело в том, что бабуля утверждала, будто их деревня кишмя кишит призраками. В основном она видела умерших солдат. Говорила, что они ведут строевую подготовку у нее в огороде. Мой дед был единственным, кто верил в ее видения и не считал сумасшедшей. Он даже женился на ней, несмотря на то что родственники заклинали его не брать в семью «чокнутую ведьму». А вскоре, на краю деревни начали рыть колодец и нашли там огромную братскую могилу – сотни, тысячи костей лежали вперемешку, будто гигантский блендер сделал шейк из человеческих тел. Стали копать дальше – еще хуже. Деревня, по сути, стояла на костях. Как только это всплыло, народ тут же толпой повалил к бабке – все захотели узнать последние новости загробного мира. Приезжали родственники павших солдат, которым бабка помогала находить тела. Как она это делала, одному Богу известно. Но генетическая экспертиза почти на сто процентов подтверждала потом ее слова. Бабуля говорила, что солдатики идут и идут к ней. Невозможно оказать беднягам, нет им покоя на том свете. Некоторое время бабуля жила на границе двух миров, пока дед не вытащил ее оттуда насильно и, под страхом смерти, запретил военным поисковиками соваться в их дом. Он видел, как любимая тает на глазах, потому что духи, какими бы дружелюбными не были, существуют только за счет энергии медиума. А бабка была мощь. Пока бабка работала проводником, местные жители сами часто натыкались       на призраков. Бабкина сила помогала им материализоваться. Они до такой степени ее выкачали, что дед своими глазами видел в сарае висельника, а одна женщина даже родила раньше срока, потому что мертвый солдат с пробитой башкой и полусгнившим лицом заглянул в окно избы. Бабка сказала, что это был дед роженицы, он пришел с подарком. Но молодой женщине от этого легче не стало – она орала так, что на дикий вой сбежалась вся деревня. Тогда старейшины решили держать совет – что делать, да как жить дальше, когда всякая нечисть среди бела дня по огородам шастает. Короче, пока бабу Элю селяне не спалили заживо как ведьму в средневековье, дед темной ночью собрал вещи, детей, запряг верного коня и убрался оттуда по добру по здорову. А роженица та, кстати родила вскоре здоровую девочку, а спустя некоторое время нашла в огороде стеклянную банку с золотыми старинными украшениям. Как она туда попала история умалчивает. Может мертвый дед все-таки подкинул золотишко младенцу на счастье.

Затем началось великое скитание. Так рассказывают в моей семье. Дед и бабка ездили по разным городам, но нигде подолгу не задерживались, потому что бабуля везде чувствовала присутствие духов. А потом они приехали в гости к брату, который жил у моря, да там и остались. Говорят, бабуля больше не общалась с призраками. По крайне мере виду не подавала. Мне она говорила, что если ЭТО придет, то я сразу почувствую рядом другую жизнь. Я была тогда совсем маленькая, лет пять, наверное. Я помню, как спрашивала ее – «Бабуль, ты что, сидишь вот сейчас, ешь борщ и видишь перед собой привидений. Белых и прозрачных как Каспер из мультика?» Она долго смеялась, а потом сказала: «Туся, деточка, если они придут к тебе, ты увидишь их НЕ глазами. Они постучаться прямо в сердце. Открывать им или нет – твой выбор. Я всегда помогала умершим, но за это не получила ничего, кроме проклятий живых. Но запомни, малыш, если ты получишь этот дар, тебе придется помогать людям. Но будь с ним осторожна». Баба Эля долго не прожила – однажды солдаты пришли за ней и увели на небо. Хотя потом мы еще встречались разок. Хочешь расскажу?

Нинка отчаянно хотела лишь одного – побыстрее избавиться от Туськи, и наконец, побыть одной, попить кофе в тишине. Пока так тихо и спокойно в доме, пока не пришла с тренировки Сашка и не принесла с собой раскаленный хаос. Но подруга никак не затыкалась. Нинка начала демонстративно красить глаза –хоть так дать понять бестактной Туське, что пора уже реально и честь знать. Туську это нисколько не смутило, она продолжала.

– Однажды Окопян избил меня до полусмерти и запер в погребе. У нас во дворе был тайный погреб. Остался то ли со времен войны, то ли предки мужа вырыли яму в голодную годину. Сейчас никто уже точно не скажет. Зеленый люк незаметно лежал рядом с колонкой с водой, его замаскировали под канализацию. Там издревле хранили запасы на случай всемирного потопа все Окопяны. Погреб был прикрыт крышкой от обычного уличного люка, покрашенного зеленой краской, а под ним была огромная яма. Чтобы спустить в нее, надо было очень аккуратно проползти пару метров вниз по металлической лестнице. В тот день в порыве гнева Артур швырнул меня туда с размаху, я проломила голову и сломала руку. Муж оставил меня там истекать кровью.

Я лежала на полу, глядя вверх на многочисленные банки с солениями и вареньями, многие из которых были заготовлены еще полвека назад. Как Алиса в стране чудес, я падала, падала вниз, в бездонную яму, а банки танцевали вокруг меня бешенную лезгинку. Постепенно я поняла, что силы покидают меня. Падая, я разбила большую банку с помидорами, и они красной жижей растеклись по полу, смешавшись с моей кровью. Не в силах пошевелиться, я дотянулась до большого острого осколка от банки. Было ясно одно – лучше так, чем истекать кровью по капле, медленно и мучительно. И тут вдруг из темноты вышла моя бабушка. Она присела около меня на земляной пол, оттерла со лба кровь и положила мою голову себе на колени.

– Держись деточка, скоро это все закончится. Нам дается ровно столько, сколько мы можем вынести. Ты сильная, малышка моя. И у тебя мой дар. Вспомни мои слова, когда окажешься подо льдом. А сейчас, давай-ка, бабушка тебя заплетет. Какие красивые у тебя волосы. И мягкие, словно шелк.

Я помню, что она запела старинную колыбельную песню, укачивая меня. Невыносимая боль сразу прошла, растворилась в темноте подвала, будто исчезающая струйка табачного дыма. И тогда, я впервые остро почувствовала, как тонка эта грань между миром живых и мертвых, как близко находится эта дверь. Стоит лишь протянуть руку. Просто мы, закутанные в кокон своих дел, редко ее замечаем. Моя бабуля всю жизнь решала чужие проблемы, не могла она и тут стерпеть, когда ее любимую внучку медленно убивали. Свекровь, которая обычно к погребу и близко не подходит, так как боится высоты, решила спуститься вниз, чтобы достать варенье. Она потом рассказывала, что сидела на диване, смотрела любимый сериал про восточных красавиц в турецком гареме и вдруг страшно, до рези в желудке, захотела вишневого варенья. Говорила, что беременная так ничего не хотела, как в тот раз. А попросить было некого – муж на работе, сын уехал кутить с друзьями. Свекровь была уверена, что Туся поехала с ними. Женщина попыталась обмануть себя, заев странное желание колбасой, сыром и даже соленой рыбой. Но варенья хотелось все невыносимее, оно даже начало ей мерещится на полках с книгами. Тогда моя свекровь надела резиновые тапочки, чтобы не поскользнуться, и зажав в зубах фонарик, полезла в погреб. Там она обнаружила меня, лежащую в луже крови, и быстро, пока дело не приняло судебный оборот, отправила домой, к родителям. Рана на голове оказалось не такой уж страшной. Так, царапина. Даже не понятно было, откуда столько крови натекло. Врач, который осматривал меня, сказал, что на голове есть рубцы, которые давно затянулись. Спросил – в детстве с горки падала? Я точно помнила, что несколько раз маленькой ломала руки-ноги, но голову не разбивала никогда. Но тогда я не обратила внимания на свое волшебное выздоровление. Я ведь, как и ты, была в юности спортсменка-комсомолка, тонкие миры казались мне вымыслом сумасшедших старух. Но когда я переехала в Петербург, то стала очень странно себя чувствовать. Пойми, Нинка, это непростой город. Это не наша любимая Феодосия. Я всегда представляла место, где живу, в человеческом облике. Наш морской городок был похож на усталого рыбака. У него были мозолистые руки, прикрытые от бессилия глаза, а за спиной по песку волочилась длинная рваная сеть. Такая мне представлялась у него душа. А деревня, куда меня увез Окопян, была скрюченной армянской старухой. Она ходила, прихрамывая и все время ворчала. У нее были морщинистые руки и желтые от табака грязные ногти на руках. Но Питер – это что-то особенное. Когда я пытаюсь представить его душу, мне становится страшно. Это гигантская медуза, выброшенная на берег. Люди думали, что она – часть суши и выстроили там дома, заводы, магазины. Они воткнули медузе в глаза атомные электростанции, засунули в рот водопроводные трубы и думали, что окончательно обжились на новом месте. Но медуза никуда не делась и часто, когда я иду по городу я чувствую, как мои ноги проваливаются в слизь. Мне хочется двигаться быстрее, но вязкая субстанция держит меня, тянет вниз. И я смотрю под ноги и вижу там, внизу затянутых в слизистый прозрачный кокон людей. И мне не хотелось бы однажды увидеть там тебя.

–Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, и я хочу, чтобы ты вызвала такси. У меня очень много дел.

Нинка всегда знала, что Туська, как и вся ее родня немного «с прибабахом», поэтому никогда особо не обращала внимание на ее странные слова или выходки. В их городке о семье Туськи ходило много сплетен. Говорили, что ее мать – потомственная ведьма. Тетя Эмма, с ее армянскими иссиня черными, чуть на выкате глазами, отлично гадала на картах, но больше, по ее словам, ничего не умела. Она ни раз повторяла, что будь у нее хоть сотая доля дара матери, она бы давно зарабатывала миллионы на телевидении. А может и в ФСБ взяли. Про «черный глаз» тети Эммы впервые заговорили, когда Туськин муж-садист сразу после ее побега, упал со скалы и разбился насмерть. Поговаривали даже, что родители Туськи наняли убийцу, который столкнул бывшего зятя в пропасть, но доказательств не нашли. Кроме этого, следователи зафиксировали, что Окопян на момент гибели был чертовски пьян.