Читать книгу Северная дорога – II. Of that sort: предыстория об английской магии - Анна Ефименко - Страница 5

Если нам с вами, дорогие читатели, показалось в предыдущей книге «Северная дорога», что Алана Сорсби преследовали одни только неудачи и что люди отовсюду его гнали, то мне должно тут добавить, что подобное, по крайней мере, было не всегда. Даже у мистера Сорсби было что-то хотя бы отдаленно напоминающее счастливую молодость в безопасности среди друзей, и эта беззаботная пора совпала с тем временем, когда он проживал в Уэльсе.

Что можно сказать о Уэльсе? О! Это был чудесный край, полный историй и легенд той культуры, которая так волновала восприимчивую и восторженную душу Алана Сорсби. Культуры не английской, но кельтской, той, чьи частички можно было обнаружить лишь в дальних западных уголках острова – и Уэльс, без сомнения, был самым большим «дальним уголком» для подобных изучений.

Лорд Морган, с радостью приютивший мистера Сорсби, искренне разделял интерес корнуоллского волшебника к таким захватывающим (и подчас даже политически опасным) исследованиям кельтского народного сознания. Лорд Морган проживал вместе со своей супругой, леди Гвен, в древнем, но отлично сохранившемся фамильном замке недалеко от Кармартена.

И сам Брин (подружившись, Сорсби часто называл лорда просто по имени, опустив формальности), и Гвен говорили дома исключительно на родном языке, и даже всем известные места здесь звучали иначе: тот же Кармартен звучал в устах лорда Моргана как Caerfyrddin, но никак не англицизированный Carmarthen. Само название страны, Уэльс, на валлийском было Cymru, а не Wales. Но эти лингвистические коллизии не доставляли мистеру Сорсби неудобств, ведь он с детства отлично говорил на корнском, затем немного выучил бретонский, и вот теперь, когда ему представился шанс овладеть валлийским, волшебник ухватился за эту возможность со всей своей страстью.

И наконец-то эта страсть была разделена! Лорд и леди Морган, поняв, что таким искренним ценителем кельтского наследия стоит дорожить и всячески поощрять его действия, свели Сорсби знакомство с крайне знаменитым в определенных кругах человеком – Иоло Морганугом4.

Урожденный Эдвард Уильямс, взявший себе валлийское имя Иоло Моргануг (что означало «Нед (Эдвард) из Гламоргана»), был поэтом, исследователем валлийского фольклора и впоследствии оказал значительное влияние на реконструкцию традиций друидов и бардов. Однако пока это все было в туманном будущем. Сам Иоло, родившийся в далеком 1747 году в семье каменщика в деревушке графства Гламорган, уже в подростковом возрасте стал интересоваться народной культурой и поэтическим наследием бардов, которые в былые времена были приравнены к прорицателям и волшебникам. Судьба не слишком благоволила Иоло Морганугу (и Сорсби часто утешал себя тайным сравнением своей биографии с жизнью валлийского барда). В молодости Иоло переехал в Лондон, чтобы отыскать там редкие манускрипты и сообщества людей, заинтересованных в кельтике. Но шаткое финансовое положение обязывало исследователя то и дело искать себе заработки – и он был каменщиком в Кенте, пока вновь не вернулся обратно в Уэльс. В родном Гламоргане Иоло женился и продолжил ученые труды. В 1790-х он вновь попытался реализовать в Лондоне свои многолетние писательские наработки, однако издатели упорно отказывали валлийцу в публикациях. Казалось, никто вокруг не был вообще заинтересован в народной поэзии. Высоко почитаемая когда-то в кельтской культуре профессия сказителя, барда, воспринималось ныне в английском обществе как «варварское наследие» или «пережитки прошлого». И даже изученный Иоло алфавит бардов, коэльбрен – систему символов и звуков, которую также можно было использовать для гадания, магии и иных духовных практик, некоторые вовсе считали всего-навсего выдумкой свихнувшегося на национальной теме валлийца.

Алану Сорсби выпала честь лично беседовать с тем, кому было суждено пройти почти незамеченным для современников, но при этом оставить потомкам в веках много важных текстов про бардов и друидов (вплоть до того, что спустя два столетия его и вовсе стали считать ключевой фигурой для становления валлийской нации). Во время их с волшебником встреч, организованных лордом Морганом, Иоло было уже за пятьдесят – это был по-прежнему человек, глубоко преданный своему делу, пусть и не принесшему ему при жизни ни денег, ни славы. Совсем как видел свой путь и сам Сорсби, к тридцати годам понявший окончательно, что ему никогда не стать «нормальным» волшебником, колдующим для людей и помогающим им на своем наделе земли. Подобно Иоло, Сорсби также оставался скитальцем, перебивавшемся мелкими подработками и рассчитывающем на гостеприимство расположенных к нему людей – пусть и ненадолго.

И Иоло Моргануг, и Алан Сорсби еще одинаково любили одну и ту же вещь – родной язык и свою собственную, совсем не английскую, культуру. Вот это объединяло даже сильнее схожей биографии неудачников. Это связывало растрепанного корнца с уже пожилым исследователем-валлийцем на глубинном, душевном уровне. И это приносило мистеру Сорсби какое-никакое утешение.

Однако вернемся к жизни волшебника у Морганов.

Старинный фамильный замок, где местный землевладелец лорд Морган проживал со своей женой и двумя детьми, и где, словно очередной обедневший дальний родственник, нашел свой приют Алан Сорсби, был массивным средневековым строением, в котором отсутствовали привычные для современных усадеб черно-белые плиточные полы либо легкая светлая лепнина. Нет, это было крепкое феодальное жилище, с готическими сводами, кривыми коридорами и краснокирпичными башенками, здание большое и сложно устроенное. Казалось, внутри замка все так и дышит магией и мистикой. Помимо комнат, необходимых для поддержания статуса такого человека, как лорд Морган (например, чайной или даже ломберной – специального зала для игры в карты), в замке были и вовсе странные уголки. Например, там была небольшая гостиная с вычурной мебелью красного дерева, которая устарела бы еще двести лет назад, а на полпути в эту гостиную в стене находилась маленькая дверца (хотя, должны признать, мы с вами никогда не узнаем, куда эта дверь вела). И еще там была библиотека с деревянным полом, наклоненным на несколько дюймов от одного конца относительно другого – словно человек, построивший это помещение, был пьян во время работы. Однако все обитатели замка давно привыкли к такому необычному положению вещей, а сам Брин Морган и вовсе любил библиотеку больше всего – он считал ее своим рабочим кабинетом и распорядился повесить на стене огромное знамя с красным драконом, символом Уэльса. Прислуги в замке было немало – и с годами мистер Сорсби подружился со всеми, от садовников и судомоек до камердинера и дворецкого. Поначалу эта армия слуг приводила его в замешательство (в доме родителей в Пензансе штат прислуги был в три раза меньше), к тому же он не мог позволить себе регулярно давать чаевые за разного рода услуги. Однако слуги у лорда Моргана тоже были сердечными и понимающими людьми, они прощали Алану Сорсби его бедность и вели себя с ним приемлемо. В замке также часто гостили различные небогатые родственники и друзья семьи, приехавшие из других городов – их размещали на несколько месяцев (а то и лет), и слуги давно привыкли к этому.

Что же мы можем еще сказать о хозяине замка? Кто мог обитать в таком необычном месте? Был ли он таким же странным и старым, как само здание? Слава богу, нет!

Несмотря на достаточно молодой возраст, лорд хорошо разбирался в сельском хозяйстве, от которого напрямую зависело его благополучие – он часто обсуждал с фермерами установку новых курятников или выпас свиней. К тому же, несмотря на истовую любовь к старине, лорд Морган старался идти в ногу со временем – и его молодость в этом также ему помогала. Он удачно вкладывал средства в развивающиеся отрасли вроде шахт и чугунолитейных заводов. Конечно, стук молотов и рев горнов, вид доменных печей и плавильных котлов не слишком вязался с идиллическими зелеными валлийскими долинами – однако прогресс уже шел в этот мир, и Брин Морган не хотел быть в числе отстающих. На его предприятиях стояли даже новехонькие паровые двигатели, которыми все тогда бредили и которые многократно увеличивали прибыль промышленных центров. Когда Уэльс неуклонно превратился еще и в край угледобывающей и металлургической промышленности, лорд построил на своих землях завод по выплавке чугуна с использованием каменноугольного кокса, и тем самым еще больше преумножил свои богатства.

Как видим, ни лорд Морган, ни мистер Сорсби вовсе не были той карикатурой на аристократов, которой иногда со стороны казались: изнеженными и праздными господами, белолицыми и субтильными, которым повезло родиться в богатых семьях, и которые день-деньской витали в мирах культурно-исторических изысканий. Нет – они оба твердо стояли на земле, обладали крепкой хваткой и твердо знали чего хотят. Возможно, поэтому им было так легко друг с другом ладить.

Да, Брин Морган, действительно приходился почти ровесником Алану Сорсби. Но, о боже, насколько прекраснее и удачливее во всех отношениях он был! Он унаследовал замок отца и с самых молодых лет распоряжался своими владениями очень достойно. Внешне лорд Морган был высок (его бесконечной длины ноги восхитительно смотрелись, когда он скакал верхом на лошади по окрестным полям), худощав и обладал особой, возможно, слегка меланхоличной красотой, которая словно просилась на полотна известных художников. У него были иссиня-черные волосы, волосы цвета воронова крыла – этот цвет всегда воспевался в кельтских легендах и почитался как самый красивый. К тому же Брин предпочитал носить и одежду глубоких черных оттенков, что придавало образу еще больше драматизма. Иногда лорд Морган носил очки – из-за долгих вечеров, проведенных за чтением редких манускриптов, его зрение стало ухудшаться достаточно рано. Однако даже из-за этой неприятности мистер Сорсби, казалось, восхищался своим благодетелем еще сильнее – ведь в очках лорд Морган выглядел как настоящий ученый! Ученый, посвятивший свою жизнь родной культуре – неужели можно было представить личность, более заслуживающую восхищения корнуоллского волшебника? Зимними вечерами стекла очков, бывало, запотевали, и это придавало облику Брина особую мистику. Но и без очков лорд Морган тоже был крайне хорош собой и походил на персонажа рыцарского романа – изящно сложенный, темноволосый и бледный, с немного печальным лицом и в черном облачении – такой человек напоминал героев прошлых эпох, с неким ореолом трагизма и загадки вокруг себя. Лишь только жена и близкие друзья (к коим, без сомнений, относился и Алан Сорсби) знали, что Брин Морган уже тогда страдал чахоткой, пусть и в легкой форме, и его поэтичный образ был вызван, к сожалению, опасным недугом, а не чем-то иным.

Те несколько лет, проведенные с лордом и леди (либо просто с Брином и Гвен, как было позволено к ним обращаться в неформальном кругу), стали лучшими в жизни Алана Сорсби. Он больше не знал дурного обращения либо неуважения к своему ремеслу – наоборот, лорд Морган всячески поощрял работу Сорсби. Он выделил ему просторные покои в замке (если вас это интересует, дорогие читатели – да, там был камин, на растопку которого лорд Морган никогда не скупился), где можно было свободно хранить магические ингредиенты на полках, не опасаясь, что хозяева дома либо прислуга косо не него посмотрят. Лорд Морган облагодетельствовал волшебника так, что даже немного вернул его в светскую жизнь – настолько, насколько сам в ней участвовал. Они время от времени посещали званые вечера, где Алан Сорсби неизменно оказывался нарасхват: ведь очень многие мечтали завести знакомство и потанцевать со знатным кавалером (коим он, несмотря ни на что, всегда оставался). И хотя подобные вечера тешили его самолюбие, куда привычнее и свободнее ему было в кругу себе подобных по Ремеслу. Мистер Сорсби часто общался с местными хитрыми людьми в окрестных деревнях, встречался с ними в помеченных «особыми» колдовскими знаками зарослях сирени и шиповника, и со временем узнал от них много важных вещей для своей практики. На второе лето в Уэльсе он уже и сам стал брать небольшие заказы от деревенских (лорд Морган на празднике стрижки овец представил его как хитрого человека своим фермерам и арендаторам совершенно открыто), и магия его всегда срабатывала в десять раз сильнее, чем он задумывал. Однако заказчики были только счастливы от подобного исхода вещей, и не могли нарадоваться на приезжего из соседнего Корнуолла, прочно обосновавшегося в доме их землевладельца.

Что и говорить – Уэльс стал мистеру Сорсби домом в куда большей степени, чем покинутый родительский особняк.

Как и предсказывал Хромой Румо, лорд Морган однажды отвез волшебника на несколько дней в Кармартен, где настоятельно советовал задержаться в местном «клубе» – помещении, в котором содержались интересные документы и книги по валлийской истории, и где периодически собирались редкие ценители всего перечисленного.

Мистер Сорсби поначалу не испытывал особого воодушевления по поводу поездки (он хотел сосредоточиться на изучении языка и колдовской практике в первую очередь). И место ему не особо нравилось: темное здание, в которое едва проникал свет, даже когда шторы были подняты, со множеством потайных углов и коридоров. Сам клуб тоже не произвел на волшебника особого впечатления – чахлое собрание пожелтевших от времени ветхих свитков да сидящих в креслах важничающих джентльменов, обсуждающих древности. Не желая вступать с ними в полемику (а не полемизировать он не смог бы, потому что эти джентльмены несли полную чушь, неверно толкуя поэзию бардов и задокументированные данные про друидов – мистер Сорсби был куда умнее участников клуба, но они были громче), волшебник поспешил отойти подальше к книжным полкам, в самый угол зала, где он вдруг нечаянно обнаружил сквозной проход в другой зал, до этого незамеченный (как вы помните, это место изобиловало скрытыми коридорами и дверьми). Там тоже находились книжные стеллажи. Волшебник начал было читать корешки, как вдруг услышал за спиной незнакомый голос:

– Эй, Корноуллец! Да-да, ты, растрепанный.

Сорсби вспыхнул. Никогда еще к нему не обращались так фамильярно! Конечно, он стал колдуном и его деятельность по-прежнему не была в обществе уважаемой, но, в конце концов, он был гостем местного землевладельца, лорда! Он родился в хорошей семье, получил образование. Чем же он заслужил столь невежливый прием?

Как оказалось секунду спустя, за спиной у волшебника стоял мужчина, чья наружность привела Алана Сорсби в еще большее замешательство, нежели сказанные слова. Это был улыбчивый светловолосый человек плотного телосложения с открытым лицом и нарядом, который было трудно себе вообразить: желтый клетчатый сюртук, словно обрезанный у талии, и бледно-желтые брюки, чьи штанины доходили до самого пола (о том, что мужчинам положено носить чулки и бриджи, этот безумец, видимо, не слыхал). Из обуви у незнакомца были какие-то несуразные серые башмаки с толстой подошвой и шнуровкой, которые Сорсби не видел еще никогда в своей жизни. И в довершение сего сумасбродного образа, светловолосый держал в руках кружку с водой и трубочку (но не из тростника) – из нее он только что выдул в зал несколько роскошных мыльных пузырей.

– Эээ… сэр? – только и мог вымолвить Алан Сорсби, глубоко шокированный.

Закончив с мыльными пузырями, светловолосый вновь добродушно улыбнулся:

– Да я это, я. Тебя ведь кто-то сюда направил, так?

– Л-лорд Морган…

– Я не знаю, какие там лорды и так далее у тебя. Что ты хочешь? Магию? Колдовство?

Сорсби пошатнулся. Уж на что либеральным было общество лорда и его супруги, однако никогда еще он не сталкивался с тем, чтобы кто-либо на свете говорил о магии открыто в публичном месте такого толка – в клубе для джентльменов! Оглянувшись по сторонам (в этом зале не было никаких посетителей, волшебник остался со светловолосым наедине), Алан Сорсби понизил голос и осыпал незнакомца вопросами:

– Зачем вы спрашиваете такое, сэр? Это может поставить нас в неудобное положение. Вызвать пересуды. Почему вы так ко мне обращаетесь? Мы не знакомы. Кто вы, сэр?

За это время человек в немыслимом облачении успел снова выдуть из трубочки мыльный пузырик, полюбоваться на то, как тот медленно плывет по залу, и наконец ответил:

– Те, кто тебя прислал, называют меня Их Библиотекарь.

Ох! Алан Сорсби вновь едва устоял на ногах. Вот оно что! Неужели все оказалось правдой? Сорсби ошеломленно вспомнил россказни Хромого Румо, которые поначалу принял за досужие байки, про Их Библиотекаря, который может отвести к самым редким книгам…

– Рад познакомиться с вами, мистер Их Библиотекарь, – волшебник судорожно принялся изображать необходимую для ситуации учтивость: – Я Алан Сорсби. Я интересуюсь кельтской магией…

– Подержишь это? – не дав ему закончить, Их Библиотекарь протянул Сорсби трубочку и мыльную воду. – Можешь тоже поразвлечься, пока я найду что тебе нужно.

И, не дождавшись ответа, он стремительно направился куда-то к дальним стеллажам, где и благополучно исчез. Итак. Лорд Морган был непонятно где, Библиотекарь ушел непонятно куда, а мистер Сорсби остался один в библиотеке.

Совершенно сбитый с толку, он не знал, что и думать. Он не успевал как-то отрефлексировать появление такого необычного человека рядом, не мог и начать строить догадки, кто такой этот Их Библиотекарь, и почему он находит колдунов в столь неожиданных местах.

И вообще – откуда все другие волшебники про него знают?!

Нет, такое суматошное нагромождение мыслей всегда действовало против Алана Сорсби и мешало ему ясно воспринимать ситуацию. Поэтому он сделал самое простое, что только мог:

Он втянул трубочкой капельку воды из стакана и тоже выдул несколько аккуратных мыльных пузырей.

Они плавно поплыли по залу.

Волшебство, заворожено подумал мистер Сорсби. Красота, подумал он спустя мгновение. А еще через секунду мыльные пузыри окрасились блестками, маленькими сверкающими частицами и запереливались всеми цветами радуги.

Алан Сорсби усмехнулся – ему всегда удавалась такая «детская», «ненужная» магия. Она шла от его связи с фэйри, и делала мир визуально прекраснее. С такой магией не заработаешь денег и не укрепишь свою репутацию. Такую магию могла оценить разве что его сестра Кэтрин, когда была совсем еще девочкой. Но как же чудесно выглядели эти разноцветные усыпанные блестками пузырьки, парившие в душном и тусклом помещении…

– Потрясно! – вдруг прервал мысли волшебника и окружающую зал тишину возглас Их Библиотекаря.

Сорсби моргнул, не разобрав незнакомое слово.

– Ты покрываешь их таким мерцанием, как самого себя?

Мистер Сорсби уставился на свои руки… О бл*, нет! Из-за блесток на мыльных пузырях его магия, которой всегда было слишком много, теперь окрасила разноцветными сияющими переливами еще и его ногти! Так тоже было в детстве, когда они с Кэтрин увидели, что красильщики ходят всегда с цветными от бесконечной работы с красками ногтями, и как чудно это выглядит, почему бы не сделать такое на себе… Ох, ну и влетело ему с сестрой тогда от отца!

Алан Сорсби в бешенстве стал тереть кисти рук о полы сюртука. Не хватало еще, чтобы его выгнали из книгохранилища за неподобающий вид… Почему его бл**ская магия всегда так некстати срабатывает? Надо срочно избавиться от этих блесток, пока сотрудник зала не сочтет мистера Сорсби неблагонадежным, нечестивым… Он остервенело потер ногти о ткань еще раз, как вдруг…

– Не стирай. Тебе идет, – серьезно заявил Библиотекарь.

– Прошу прощения? – ошеломленно поднял взгляд мистер Сорсби, густо покраснев.

Покрытые блестками пузыри вмиг исчезли. В зале стало куда более уныло.

– Жаль… – грустно вздохнул Их Библиотекарь, подойдя ближе. – Ты сможешь наколдовать таких еще? Как-нибудь на досуге… Если конечно, тебя не затянет по уши вот это.

С этими словами он торжественно положил на стол рядом с Сорсби крошечную книжечку, на которой было написано… Ой! О боже-боже! Неужели это издание действительно существовало в реальности и его можно было почитать?!…

Что тут можно сказать? Черной книгой Кармартена (или Llyfr Du Caerfyrddin по-валлийски) назывался первый и единственный сохранившийся манускрипт, написанный в Уэльсе. Датировалась рукопись примерно серединой XIII века и представляла собой сборник поэтического героического эпоса. Но помимо стихотворных текстов и известных легенд в Черной книге Кармартена были еще и…

– Ритуалы! – ошарашено выдохнул Сорсби, листая книжицу, умещавшуюся в его ладонях.

О мыльных пузырях и ногтях давно было позабыто. Их Библиотекарь со знанием дела подмигнул:

– А то! Ты же за этим ко мне и пришел. Смотри… – он выхватил из рук волшебника манускрипт и тут же раскрыл страничку с изображенным на ней драконом: – Ты такое хоть где-то видал, Корнуоллец? Это вызов валлийского дракона! Возвращение голоса железа. Чтобы…

Этого не надо было объяснять Алану Сорсби:

– Я знаю. Чтобы земля вернула себе свою самобытность, потому что дракон, он же Змей Земли, ее разбудил и воевал за нее. Я тоже знаю, что такое терять независимость, мистер Их Библиотекарь.

Однако светловолосый человек в клетчатом не стал развивать эту тему дальше:

– Ну, меня ваши политические дрязги не интересуют. Я лишь наемный работник книгохранилища. Сказал же, все ваши лорды и независимости для меня – пустой звук. Другое дело, эти ритуалы наверняка заинтересуют тебя. Ты же тут колдун.

Поблагодарив несметное количество раз Их Библиотекаря за столь редкий фолиант, Алан Сорсби попросил разрешения остаться в том же зале на несколько часов, и переписал в свою записную книжку все заинтересовавшие его обряды. Не всегда полностью понимая средневековый валлийский язык, волшебник копировал некоторые отрывки текстов полностью, в надежде разобраться с ними уже потом, дома у Морганов. Их Библиотекарь все это время тихонько сидел рядом (закончив с мыльными пузырями, он и сам взял с полки одну из книжек и вскоре полностью погрузился в чтение). Несмотря на свой несуразный наряд и еще более необычную речь и манеры, в остальном этот сотрудник книгохранилища произвел на Сорсби впечатление крайне доброго и милого человека, знакомство с которым сулило принести колдовской практике Алана много пользы.

Он вернулся из Кармартена куда более знающим человеком. И куда более счастливым. И он вернулся в замок, еще больше преисполнившись благодарности к лорду Моргану – теперь еще и за бесценный доступ к Черной книге, столь неожиданно случившийся в его судьбе.

Годы шли дальше. Леди Морган сама учила Сорсби валлийскому. Она следила за тем, чтобы их с лордом сыновья, совсем еще малыши, с самого раннего возраста привыкали говорить на своем языке. Конечно, няни и гувернантки занимались с детьми на английском, но в сугубо семейном кругу языковые преференции Морганов были очевидны.

И – мы вынуждены повториться, дорогие читатели, но для того, чтобы понять чувства мистера Сорсби, мы не можем игнорировать эту деталь – каким же все-таки приятным человеком был лорд Морган! Казалось, что Брин, будучи ровесником Алана, умудрялся сочетать в себе одни лишь положительные качества. Помимо уже упомянутых внешних достоинств, он был чутким другом, внимательным собеседником, его ум и эрудиция были отлично развиты, а когда он принимался рассуждать о чем-то вслух, остальные буквально очаровывались его голосом и озвученными мыслями.

В какой-то степени лорд был заложником своего привилегированного положения – ведь титул и замок его предки получили от английской короны. Возможно, со стороны это выглядело лицемерно, но лорд Морган, как и его отец и дед, пытался обернуть свой статус на пользу родному краю. Сохраняя видимость преданных королевских подданных, они финансировали местные школы, где шло обучение на валлийском, они поощряли сохранение народных традиций настолько, насколько это было возможно. Лорд Морган однажды, уже после книжного паломничества в Кармартен, отвез Сорсби и к «проклятому колодцу» в Денбишире5, а потом они вдвоем сочинили об этом колодце и связанных с ним обрядах статью, которую даже тайно отправили в английскую газету и выпустили под псевдонимом! О, какие острые ощущения принесла эта публикация! Лорд Морган часто ходил по тонкому льду, но все ресурсы, которыми он обладал, были задействованы лишь для одной цели – признания (и дальнейшего укрепления) независимости Уэльса. И, если он не мог этого делать открыто, значит, он делал это окольными путями – настолько, насколько позволяли его власть и положение.

Говоря откровенно (а здесь мы должны сказать это прямо, ибо иначе не продвинемся дальше), именно для этих целей лорд на самом деле и привлек когда-то к себе Сорсби и стал его покровителем. Ведь чем больше людей одного с ним круга (даже легендарный Иоло Моргануг происходил, увы, лишь из семьи каменщиков, а вот мистер Сорсби был настоящий джентльмен) могли популяризировать кельтскую культуру, тем лучше. И Брин собирал вокруг себя таких вот «заинтересованных лиц». Как ни странно, иногда он находил их даже среди англичан.

Именно так случилось и сегодня. Во время обеда, который прошел довольно тихо (мистер Сорсби даже принес книгу прямо к столу и читал во время еды – это были ужасные манеры, но в этом доме подобное не порицалось), Брин объявил, что вечер таким же спокойным не будет: ведь сегодня он пригласил к ужину капитана Королевского флота, некоего мистера Лувье. Видя удивленные лица волшебника и своей супруги, лорд Морган поспешил их заверить, что сюрприз этот окажется приятным.

Действительно, сюрпризов было много. Едва прибыл капитан (Сорсби еще из окна видел, как к замку подъехала карета, откуда вышел грузный человек в темно-синей форме и высокой двууголке на голове), лорд Морган, приветствуя его в замке, подарил мистеру Лувье одно из сокровищ своей коллекции – старинные католические четки, привезенные еще его дедом из поездки на континент в качестве сувенира. Но зачем дарить розарий из Ватикана английскому мореходу?! За симпатии к папистам в этой стране можно было получить наказание куда серьезнее, чем даже за симпатии к колдовству. Да тем более человеку в ранге капитана! В то время, когда английский флот вовсю воевал с Наполеоном. Что за темной лошадкой был гость лорда Моргана? Что в нем было особенного?

Когда за ужином мистер Сорсби пригляделся к капитану получше, то снова решительно ничего не мог понять. Дородный, даже тучный мужчина в расстегнутом синем кителе и ботфортах, с оспинами на лице и короткими седеющими волосенками, родившийся и живущий аж на севере Англии, построивший себе карьеру во флоте – что у него вообще было общего с кельтским волшебством?! Беглого взгляда было достаточно, чтобы посчитать мистера Лувье обычным (и даже заурядным) человеком. Капитан с аппетитом ел поданные бараньи ребрышки, с удовольствием пил вино, стрелял глазами в сторону леди Морган, то и дело отвешивая ей комплименты, и в вежливом молчании слушал рассказ мистера Сорсби о коэльбрене, оракуле бардов. Золотые эполеты капитана блистательно сверкали в свете канделябров и были, видимо, единственной интересной деталью его образа. Больше Алан Сорсби не находил в госте решительно ничего выдающегося и не мог взять в толк, зачем его вообще пригласили на ужин.

Наконец, любопытство взяло верх, и волшебник обратился к капитану напрямую:

– Скажите, сэр, а что привлекло вас в нашей культуре? Не думайте, мы не ханжи и, конечно же, не ненавидим англичан просто… – Сорсби улыбнулся. – Просто я сам был долго убежден, что джентльмен не может интересоваться магией, и что таких людей, как я, нигде не существует вовсе. Когда встретил лорда и леди Морган, подумал, теперь нас хотя бы таких трое. А теперь я вижу, что магия, оказывается, привлекает не только знатных, но еще и… занятых людей. Военных людей. Тех, кто управляет другими, тех, кто ведет по морям корабли. Неужели это возможно?

Вероятно, столь пристрастный допрос мог бы задеть полузнакомого собеседника, но в тоне мистера Сорсби не было ничего, кроме восхищения и неподдельного любопытства, поэтому Лувье нисколько не обиделся:

– Всем, что я имею, я обязан магии, – без обиняков признался капитан. – Карьера, назначения… ничего бы этого не было, если бы не магический ритуал, который несколько лет назад сделал мою жизнь гораздо лучше. С тех пор я стараюсь найти как можно больше сведений о современных волшебниках, но… о благородных волшебниках, если вы простите мне подобное разграничение. Видите ли, мистер Сорсби, мое знакомство с миром магии началось наверняка так же, как и у вас, и у многих других – с шарлатанов на рыночных площадях и в приморских доках, торгующих узлами для попутного ветра. С… – капитан брезгливо поморщился, – с грубых созданий, пятнающих тонкое искусство волшебства. От таких мошенников я всякому бы советовал держаться подальше. Однако в том, что магия действительно работает, как уже было сказано, я убедился на собственном опыте. Поэтому я и начал приобретать в путешествиях различные книги по Ремеслу и находить себе знакомства – знакомства уже в кругу себе равных, разумеется – с редкими, но воистину умнейшими историками, исследователями и… да, волшебниками. Я был бы чрезвычайно рад, если бы столь деликатное искусство, как магия, навсегда оказалось в руках лишь достойных людей – таких, как великолепный лорд Морган или вы, мистер Сорсби.

Вот это признание! Сорсби стал пунцовым от такой похвалы. Лорд Морган же, тоже восхитившись сказанным, поднял бокал:

– Так выпьем же, мои дорогие, за то, чтобы наша магия проникала и дальше в самые разные круги общества!

– Именно! – воодушевленно закивал мистер Сорсби. – Как же мне не хватало людей таких широких взглядов! Спасибо за то, что поделились своей историей, капитан Лувье.

– О, не надо формальностей, – отмахнулся широкоплечий мужчина, тоже поднимая бокал. – Зовите меня просто Фрэнсис, ведь мы тут все в кругу друзей.

Ужин прошел замечательно, и гость уехал уже затемно. Он остановился неподалеку в Кармартене и даже пригласил к себе обоих Морганов и мистера Сорсби, пока Адмиралтейство не определило капитана в новое плавание. Сейчас же Алан остался в кабинете наедине с лордом Морганом – и не мог сдержать радости после такого вечера:

– Какой все-таки удивительный человек этот капитан Лувье! Я думал, он ничем не примечателен, а надо же – тоже интересуется магией.

Лорд Морган, в клубах табачного дыма и своем самом лучшем черном костюме, был и впрямь похож на персонажа таинственного романа, когда ответил:

– Да, Фрэнсис славный малый, он правильно сделал, что, в отличие от остальных, похвалил твой выбор деятельности, – вдруг лорд остановился и, словно давно хотел поднять какой-то очень важный вопрос, с заминкой продолжил: – Послушай… Ты ведь правда колдуешь так, как о тебе говорят местные? Сильнее, чем во всех сказках.

Пригладив разметанные в разные стороны волосы, мистер Сорсби кивнул:

– Да, именно так. Увы и ах. Моя магия непредсказуема, но всегда исполняется на ура. А почему ты спрашиваешь?

Наливая себе еще выпить, лорд Морган печально посмотрел на блики свечей, отражавшихся в узорах на стеклянном графине. Видно было, что этот разговор для него очень тяжел. Узоры на стекле задрожали.

– У тебя трясутся руки, Брин, – подозрительно сощурился волшебник. – Ты в порядке?

Лорд поставил графин обратно и с силой потер ладони друг о друга.

– Просто думал о…

Мистер Сорсби, однако, не дал ему закончить: он подошел к лорду и взял одну из ладоней, чтобы согреть ее своими руками. «Твои пальцы ледяные», – нахмурился мистер Сорсби.

Лорд Морган вздохнул:

– Мне нелегко дается разговор о магии такого толка, Алан. Я не уверен в том, что кто-то когда-то использовал магию в таких целях вовсе. Но… Я могу попросить тебя кое о чем? Просто… просто в знак благодарности за то, сколько времени ты уже здесь с нами, и, кажется, мы не самые худшие люди на свете.

Волшебник расплылся в улыбке:

– Вы самые лучшие люди на свете, не наговаривай на себя. Конечно, Брин, говори как есть. Чего ты хочешь?

Но лорд вновь погрузился в свои размышления.

– Брин? – аккуратно позвал его Сорсби. – Что ты желаешь получить?

Лицо лорда Моргана, обычно бледное, вмиг покраснело.

Не такой уж он и невинный, понял Сорсби. Но все равно не мог взять в толк, что за подтекст крылся за этим молчанием, дрожью и недосказанностью. Что же замышлял хозяин замка?

И вдруг лорд начал кашлять. О нет! Нет! Это уж точно не сулило ничего хорошего. Едва приступ одолел его, лорд тут же достал свой носовой платок и приложил ко рту – а когда кашель закончился, от Алана Сорсби не скрылись пятна крови на ткани – все эта клятая болезнь, подтачивающая бедного Брина изнутри! Волшебник снова бросился к нему:

– Ты хочешь выздороветь?! Чего ты хочешь? Просто скажи.

Румянец как рукой сняло. Вновь мертвенно-бледный, таинственный (позже красоту, которой обладал Брин, в обществе будут называть «байронической»), лорд Морган слабо улыбнулся:

– Алан… Возможно, моя просьба тебя удивит. Но, зная, кто ты сам, вряд ли она тебя шокирует. Ты кажешься… человеком, который уже много повидал в своих путешествиях по западу Британии. Человеком, который меня поймет как никто.

Боже! Час от часу не легче! ЧТО, черт возьми, имел в виду Брин? Чем он так боялся рискнуть, сказав вслух свое намерение колдуну? Неожиданно мистер Сорсби сам почувствовал, как жар хлынул к его щекам, словно чужая невысказанная тайна стала настолько очевидной, что больше не было смысла даже прибегать к словам… Мистер Сорсби и лорд Морган балансировали на пороге чего-то очень опасного, и только благодаря действию провидения могли быть сейчас спасены от окончательного падения. Однако, чуда не случилось и опасная просьба была озвучена.

Волшебник не успел даже ухватиться за пришедшую ему в голову мысль, как его благодетель вдруг набрался смелости и промолвил:

– Ты ведь сам знаешь, чего я хочу больше всего. Как и всякий человек на моем месте, – с этими словами он подошел еще ближе, глаза его потемнели: – Если ты можешь наколдовать что угодно, то прошу тебя, Алан, дай независимость моей прекрасной стране.

Итак, опасные слова были произнесены. Мистер Сорсби выдохнул, его дыхание стало неровным. Да, от землевладельца услышать подобное было не совсем обычно, но, тем не менее, самого Алана Сорсби это не шокировало. Он знал Брина Моргана. Волшебник знал, как тяжело жилось и Уэльсу, и Корнуоллу под гнетом короны, как сложно было сохранить этим краям свою самобытность. Конечно, он читал «Путешествия по всему острову Великобритания» Даниэля Дефо не раз, и тоже мысленно посещал все места, отмеченные автором, но сам Сорсби ни минуты не сомневался в том, где именно его любимые края в этой стране.

О, и подумайте, разве мог Алан Сорсби отказать в такой справедливой просьбе столь замечательному и великодушному человеку, как лорд Морган? Не мог. Никак не мог.

И потому, согласившись выполнить пожелание Брина, он решил совершить ритуал прямо той же ночью, пока его настроение было на подъеме после таких сердечных бесед за ужином в обществе приятных ему людей. Пройдя в дальнее крыло поместья, где он жил, мистер Сорсби, не мешкая, засветил свечу и расстелил перед собой предварительно снятое со стены в кабинете Брина знамя Уэльса – вышитое на ткани изображение красного дракона, Y Ddraig Goch. Если верить легендам, дракон покровительствовал этим землям с древнейших времен, он был связан и с близкими любому валлийцу рассказами о короле Артуре. Дракон словно был самим олицетворением этой удивительной страны. Дракон был также и тотемом самого Алана Сорсби, а потому ритуал обещал быть очень могущественным. И потому, когда воздух вокруг стал необычно густым и туманным, как это всегда бывало, стоило лишь подумать о магии, волшебник начертил в воздухе символ коэльбрена, литеру Ki, обозначающую захват, достижение чего-то, и высказал вслух пожелание в своей обычной манере – бескомпромиссной и прямой. Положив на пол красную бархатную подушку, он встал на колени, произнес нараспев призыв дракона из Черной книги Кармартена (то самое «освобождение голоса железа», на которое указал Их Библиотекарь), после чего вслух утвердил:

– Уэльс будет свободным и независимым.

От этой фразы, которая звучала даже не как заклинание, а как полноценный политический манифест, на сердце Алана Сорсби вдруг стало тепло и спокойно. Ну конечно, разве может быть иначе? Уэльс станет свободным и независимым, и магия ускорит этот процесс. Практически не моргая, Сорсби думал об этом, глядя на пламя свечи, а когда она растаяла и погасла, он обессилено лег прямо на расстеленное знамя с драконом, на алую бархатную подушечку, да там же и провалился в глубокий сон. Ему снилось, как великий древний дракон этих краев наконец просыпается, и это было на вкус как железо и порох, как кровь, это было похоже на землетрясение, на дрожь, исходящую из недр земли и сотрясающую все вокруг…

Когда сам лорд Морган заснул? Мистер Сорсби не знал. Когда камин погас? Мистер Сорсби не знал. Когда поднялся ветер, доносивший до замка чужие голоса и крики? Ничего из этого мистер Сорсби не заметил, он слишком крепко спал после ритуала.

Кажется, он все же забыл потушить свечу. Нет, конечно же, нет, он не мог быть таким невнимательным. Что же тогда случилось? Недовольно открыв глаза, мистер Сорсби взглянул на часы – было почти утро – и с неохотой поднялся с драконьего знамени, чтобы перелечь в удобную кровать. Однако яркий свет продолжал рассеянно мерцать в комнате. Откуда-то слышались возгласы, крики… Что случилось? Сорсби, уже совсем проснувшись, огляделся: полыхающие огоньки то и дело озаряли пространство. Но нет, это не было похоже на блики свечей… скорее, это напоминало движущиеся факелы.

Волшебник бросился к окну и обомлел.

По направлению к замку шла целая процессия людей: одетые совсем просто, они были вооружены кто вилами, кто палками, а кто камнями. Держа в руках ярко горящие факелы, эти мятежники были настроены крайне решительно.

– Долой ставленников короны! – раздавались крики из толпы. – Уэльс будет свободным! Долой лорда Моргана!

Боже-боже! испугался мистер Сорсби. Кто мог вдохновить местных работников на внезапный бунт? В своих владениях лорд Морган пользовался большим уважением и даже, не побоимся этого слова, симпатией. Народ высоко ценил приверженность господина родному языку и обычаям, несмотря на его титул… Что же произошло сейчас? Что их так разозлило?..

Однако долго размышлять об этом волшебник не мог – один из факелов, брошенных в дом, попал прямо в его окно. Чудом увернувшись от осколков, Сорсби моментально кинулся к своему саквояжу, на ходу укладывая туда единственное, что имело первостепенное значение и что спасти было необходимо – его кошелек. Огонь от факела за короткое время охватил письменный стол волшебника и теперь перекинулся на лежащее рядом валлийское знамя. Дракон оказался охвачен своим же пламенем.

Но мистер Сорсби этого уже не видел. Наскоро обувшись и накинув сюртук, он понесся по коридору прочь из дальнего крыла замка, к черному ходу. Повсюду суетились разбуженные слуги – кто несся за ведрами с песком, чтобы тушить пожар, кто попросту бежал как можно дальше отсюда. Столкнувшись в коридоре с одной из служанок, Сорсби заорал:

– Выведи детей из замка! Но только через черный ход! Забери детей лорда и уведи их!

Было видно, что девушка не хочет рисковать своей жизнью и подниматься на второй этаж, который уже был полностью охвачен огнем. Но ей приказывал волшебник, ей велел это хитрый человек, жабий человек, потому она не могла ослушаться и поспешила спасти господских сыновей, пока не поздно. Сам мистер Сорсби тем временем рванулся из полыхающего замка.

Оказавшись на улице и вдохнув свежий воздух, Сорсби откашлялся, обошел сад, чтобы издалека взглянуть на то, что учинили бунтовщики. Как он и ожидал, они уже столпились у парадного входа и теперь выламывали там стекла, забрасывая внутрь горящие тряпки, пропитанные маслом.

– Уэльс будет независимым! – продолжали они скандировать. – Долой ставленников короны!

Волшебник поднял всклокоченную голову наверх и едва не разрыдался: обе спальни лорда и леди Морган были объяты алым пламенем, из окон шли клубы густого черного дыма.

Когда же парадная дверь тоже была сломана, разъяренная толпа хлынула внутрь, сметая все на своем пути.

Волшебник вышел из своего укрытия в садовых деревьях и побежал к толпе.

– Нет! – закричал мистер Сорсби. – Не трогайте лорда!

– Он английский прихвостень, а не наш лорд! – рявкнул один из мятежников. – Брин Морган такой же предатель, как и всякая знать! А ты, я смотрю, тоже из подобных ему…

Приглядевшись в свете факелов к Сорсби – тот был одет, хоть и в старый, но добротный костюм, мигом выдававший его сословную принадлежность – лицо бунтовщика исказила гримаса отвращения, после чего он слегка откинулся назад и плюнул волшебнику прямо на рукав сюртука. Отвратительный плевок пополз по руке вниз, тогда как мужчина с факелом угрожающим тоном предупредил:

– Шел бы ты дальше отсюда, если хочешь остаться в живых. Тебя я, так уж и быть, не трону. Но твоему лорду сегодня несдобровать.

– Он любит вас… он вам не враг… он тоже хочет, чтобы страна… – пытался переорать их Сорсби, но все было безуспешно.

Когда окончательно рассвело, поместье и участок, где Алан Сорсби провел семь счастливейших лет своей жизни, превратились в пепелище.

Итак, здесь нам может прийти в голову закономерный вопрос – как людям, живущим на землях лорда Моргана, пришло в голову подобное? Неужто магия мистера Сорсби поменяла их человеческую суть, внушила их душам что-то вопиющее? Ведь до этого ничего, как мы заметили, не предвещало беды. Или это была какая-то особая злая магия (его проклятая сраная магия, как думал тогда сам мистер Сорсби)?

В действительности же никакая магия на свете не способна появиться из ничего. Ex nihilo nihil fit6. Человек, в принципе не имеющий коммерческой жилки, не станет после обряда успешным предпринимателем. Тело, изъеденное смертельной болезнью и не имеющее уже никаких сил, не сумеет исцелиться. Магия способна простроить канал между определенными событиями, но для этого всегда требуется некий изначальный мотив.

И, возможно, мне пришлось вас обмануть, сказав, что все у лорда Моргана было идеально продумано и обустроено. Как уже помните, он неустанно вкладывал средства в развитие построенных на его землях фабрик и промышленных предприятий. Но, увы, в отличие от ферм по соседству, на сами эти предприятия Брин Морган никогда не заглядывал, справедливо думая, что всю ответственность за происходящее там несут руководители, а не он лично. А что же там происходило? Да все то же, что происходило в это время во всех подобных местах страны!

При шестидневной рабочей неделе каждая смена длилась четырнадцать часов (а после того, как в цехах устроили освещение, появились и ночные смены). Десятки мужчин, женщин, а то и детей (зачастую – с четырехлетнего возраста!) тянули тяжелое фабричное ярмо, чтобы заработать себе на жизнь. Их постоянно контролировали надзиратели, подчас запрещая рабочим даже просить воды, хотя в цехах стояла невыносимая жара. Чугунолитейное производство и вовсе походило на ад – дым, печи, пламя, раскаленный металл… На других фабриках тоже царили грязь и вонь, в помещениях было тесно, и если летом рабочие задыхались от жары, то зимой они дрожали от холода. Оплата и рацион сотрудников были скудными, поэтому почти все они были больны или истощены (именно один из таких измотанных бывших фабричных рабочих – Джек Винтерсмит – в будущем станет ближайшим другом и коллегой мистера Сорсби, однако об этом речь пойдет позже).

Поручив надзор и управление фабриками третьим лицам, лорд Морган понятия не имел, что там происходит. А измученная рабским трудом толпа, в свою очередь, видела источник своих бед именно в том, кто имел с этого максимальную прибыль. Магия Алана Сорсби вовсе не была плоха – красный дракон Уэльса действительно имел право обрести голос. Но магия всегда шла по пути наименьшего сопротивления и простраивала события совершенно буквально, а не так, как мы имели в виду. Именно это незнание всех сложных компонентов одной мозаики в конечном итоге и привело к трагедии.

Но, не зная всего этого, Мистер Сорсби был безутешен. Газеты наперебой писали о чудовищном восстании в валлийской деревне: замок сгорел дотла, некоторых бунтовщиков уже схватили и доставили под стражу, детей лорда удалось спасти, но Брин и Гвен Морганы, к великому сожалению, погибли из-за отравления едким дымом. Они буквально задохнулись заживо – а ведь лорду Моргану и без того было трудно дышать из-за мучивших его приступов чахотки!..

Алан Сорсби читал эти статьи с посеревшим осунувшимся лицом и почти ослепшими от слез глазами. Горе было велико, скорбь страшна, но… вина? Могло ли быть так, что магия, учиненная мистером Сорсби, как-то спровоцировала разгром замка? Ведь мятежники кричали в точности то, что он произнес в своем ритуале! Именно то, о чем просил его лорд Морган. Именно то, что должен был сделать ритуал голоса железа и вызова дракона, который показал ему Их Библиотекарь.

Сорсби шмыгнул носом. Все снова шло черт знает как. Теперь он потерял – да в каких ужасных обстоятельствах! – своих единственных друзей, потерял очередное место, которое осмелился хоть немного считать своим домом, потерял все…

Снова на сердце зашевелился давний страх, посеянный еще во времена ухода от отца, что он, Алан Сорсби, рано или поздно умрет в сточной канаве. Спору нет, ему повезло уже дважды, и без крыши над головой он не оставался, но ведь и эта удача рано или поздно могла иссякнуть. Возможно, она иссякла именно сейчас? Как ему следовало поступить в столь бедственном положении? Он не знал. И, раз уж трагедия разразилась, волшебнику больше ничего не оставалось, кроме как упросить одного из знакомых в деревне, владевшего маленьким двухместным экипажем, отвезти его в Кармартен, где он отыскал адрес, сказанный накануне капитаном Лувье.

– Сэр, вы слышали о…? – пройдя в апартаменты капитана, расположенные в самом центре города, начал Сорсби, но Лувье не дал ему закончить:

– Ужасно, ужасно… Эта безродная чернь даже не понимала, что Брин заботился о них больше всего остального! О, разве могут подобные им люди быть благодарны? Не сочтите меня высокомерным, мистер Сорсби, но, когда я думаю о том, что учинили эти… эти безумцы…

– Мистер Лувье! – отчаянно попросил волшебник. – Если честно, я боялся, когда шел к вам, что мне будет сложно терпеть вашу непримиримую позицию касательно сословий, которую вы уже обозначили на ужине… я не разделяю ваше мнение даже после произошедшего, сэр, и мне тяжело слышать такие речи. Мне тяжело слышать грубые высказывания в адрес кого угодно, если это относится к расхожим стереотипам – ведь я сам по сути тоже представитель таких вот стереотипов.

Тогда капитан сделал шаг назад, примирительно поднял руки:

– Простите, сэр, я не хотел показаться грубым. Простите мне мою несдержанность. Просто я, как и вы, глубоко опечален гибелью нашего Брина…

Он одарил мистера Сорсби одной из тех улыбок, которые всегда казались грустнее при дневном свете. В тишине апартаментов скорбь по умершему лорду стала столь явственной, что Алан Сорсби покачнулся, едва удерживая равновесие. Он попытался перевести взгляд от капитана на что-то другое: бюро и стул у окна, на спинке стула висел темно-синий китель с пышными эполетами… двууголка на столе… занавески на окнах были подняты, и за стеклами можно было отчетливо разглядеть огромную пелену тяжелых облаков, покрывающую серое небо. Как же мрачно было на все это смотреть!

Всё. Больше мистер Сорсби не мог совладать с собой. Он сполз по стене на пол и, к своему ужасу, разрыдался. Невидимые реки, бегущие в его душе, прорвали все плотины и хлынули потопом слез прямо в чужой квартире, куда он навязался без официального приглашения. Отвратительное, жалкое зрелище.

– Извините меня… – попытался объяснить он. – Мне не следовало так себя вести…

– Не извиняйтесь, – тут же велел капитан Лувье. – Вы не должны извиняться за свое состояние… позвольте, сэр…

С этими словами он помог Сорсби подняться, провел его в кресло в гостиной и бережно усадил к мягким подушкам, а сам вскоре исчез в соседней комнате. Через пару минут капитан вернулся – в руках у него был бокал бренди и чистый носовой платок, который он протянул волшебнику:

– Вам нужно успокоиться и прийти в себя, мистер Сорсби. Поверьте, вы не доставляете мне никаких неудобств.

– Правда? – вытерев слезы, спросил волшебник.

Заняв соседнее кресло, жалобно скрипнувшее (капитан был действительно крупным человеком), Лувье тоже наполнил себе бокал и ответил:

– О, уверяю вас. Такие люди, как Брин с его семьей – они на вес золота. Трудно представить, чем можно восполнить и как пережить потерю этого человека. Боюсь, мистер Сорсби, это и вовсе невозможно.

И почему волшебник поначалу так недооценивал капитана? Сейчас, после такого ужасного события, эта чужая комната и порция бренди оказались единственным средством, которое могло успокоить нервы мистера Сорсби. И сам капитан Лувье казался таким уравновешенным и незыблемым, а его слова – столь разумными и утешающими (помимо, конечно, его нападок в сторону непривилегированных классов), что плакать и ругать себя хотелось все меньше, а поделиться пережитым – все больше. Тогда Алан Сорсби (его взгляд при этом остекленел, хотя его это не волновало) сказал вслух то, что не отважился бы произнести никогда в иных, более благополучных обстоятельствах: