Читать книгу Ханморская Древучесть - Анна Гутиева - Страница 8

Душаня, раскинув руки, медленно опадала в долину. На нее с мелодичным звоном осыпались золотинки Песни. Бабу что-то наколдовала с ее падением, и оно намного больше напоминало полет. «Хотела летать, вот и летаю: на летучем острове, на пурушатах, на двуглавой птице и даже сама по себе и бесконечно пою, – думала древока. – Ива, познавшая оммм-ном-ном, умеет исполнять желания, – и добавила хмуро, – ю-ху-у».

Долина добродушно распахнулась навстречу причесанными полями, ровными рядами овощей и колосьев. В центре возвышался над всем Шароград – город-куст. От земли во все стороны ветвились белые улицы, на которых синими гроздьями колыхались дома, составленные из нагромождения шаров больших и малых. И посредине всего этого спелого великолепия к небу одиноко тянулась ниточка синих шаров – то ли башня, то ли развлечение, увенчанное белым куполом.

К Шарограду нехотя вились пыльные дороги, а громада города их проглатывала, будто спагетти на обед, своими разинутыми воротами-арками. Ни одна дорога не избежала этой участи, не извернулась в обход к небольшому лесочку, за которым привольно растеклась Неугомонная6

Душаня наконец упала. Вышло далеко от Шарограда, в душные от жары поля, по-августовски налитые красными, желтыми, оранжевыми, фиолетовыми лопающимися плодами. Белая древока лежала в луже из раздавленных ею красных помпидольчиков и смотрела в небо. Она видела, как далеко в золотистых волнах Песни парила страшная Фонла. Она видела, как трепыхался на ветру огненный вихор падающего йодрика, как рассекал синей стрелой воздух долговязый плюхель. Душаня закрыла глаза.

Силь и Троп со свистом неслись к земле, к месту чуть дальше, чем заросли помпидольчиков, пока не зависли на мгновение перед колышущимися травинками, щекотавшими нос, а затем, одновременно чихнув, бухнулись на землю. Силь незамедлительно вскочил и подбежал к Душане. Он с ужасом разглядывал белую шерсть в густой красной луже.

– Следующий пункт в моем плане: найти Бабу и скинуть ее с ее гадской птахи, – ворчал Троп, отряхиваясь и подходя к неподвижно лежащей с закрытыми глазами Душане. – Почему она валяется? Эй, пушистик, ты что, сломалась?

– Нет, – не открывая глаз, сказала Душаня.

Силь облегченно выдохнул и, наклонившись ближе, осторожно спросил, будто боялся сдунуть ее с места:

– Тебе не больно?

– Нет.

– Ну, так подпрыгивай и вперед, – нетерпеливо махнул хвостом Троп, – а то, смотрю, у тебя хобби валяться в ужасе от всяких там событий и прятаться по кувшинам.

– Не лезь к ней, – одернул его Силь и уселся рядом с древокой на землю. – Тебя бы скинули ни с того ни с сего.

– Так меня и скинули. Только я вот не валяюсь в грязи весь такой разнесчастный. Сейчас я ее взбодрю. Ты чего развалилась? – подергал ее за плечо Троп.

Душаня влажно зачавкала в красной жиже из помпидольчиков.

– Чувствую, – ответила Душаня по-прежнему с закрытыми глазами.

– Что? – склонил голову Троп.

– Жизнь. Все вокруг такое стремительное, и я совсем никак не успеваю прочувствовать жизнь.

– Ты головой ударилась? – уточнил йодрик.

Душаня вдруг развеселилась, открыла глаза и села.

– Уже веселится, не поймешь ее, – Троп срезал хвостом ветку с помпидольчиками. – Кстати, скоро мимо нас проедет повозка. На ней и поедем «чувствовать жизнь». В общем, подымайтесь, надо успеть. Неохота по такой пыли тащиться в Шароград.

По дороге, вздымая клубы пыли, размеренно скрипела повозка, которую тянули неповоротливые ангучи. Она ехала в сторону города.

– Зачем туда? – испугалась Душаня.

– Он прав, – Силь вскочил на ноги, протягивая руку древоке. – Наша главная задача узнать, пролетал ли над долиной летучий остров. Где мы еще это узнаем, как не в огромном городе? Кто-то из горожан должен же был заметить остров в небе.

Душаня посмотрела на протянутую руку и, отведя глаза, поднялась сама. С шерсти неприятно капало красным, а в голове бумкало страхом: куда она денется в городе, если вдруг Песня начнет рваться на свободу?

– Я туда не пойду, – помотала она головой, – мне нельзя с Песней. Она вырвется в любой момент, и нас схватят.

Троп и Силь переглянулись. Троп ухмыльнулся. Душаня вдруг испугалась, что опять срубила под корень их маленькую, еще не успевшую расцвести дружбу: они наконец поняли, какая она неудобная для постоянного общения.

– Мы постараемся все разузнать, прежде чем из тебя хлынет Песня, – успокоил ее Силь.

– Хорошая погоня еще никому не помешала, – беззаботно махнул хвостом Троп и поскакал на дорогу.

– Тпрру, ста-аять! – закричал высокий и тонкий, удивительно напоминающий палку дядька с разваливающейся повозки, которую шестилапые ангучи наконец дотащили до грядок с помпидольчиками. Повозка остановилась и только чудом не развалилась от резкого толчка.

– С неба, что ли, свалились? Откуда на полях в такую рань? – прищурясь на странную троицу, спросил возница.

– Потерялись, – быстро вставил Троп, – мы шли в город. В первый раз в этих краях.

– А-а-а, я-то вижу: нездешние, разноцветные такие. Подвезти, что ли?

– Подвезите, пожалуйста.

– Забирайтесь, только, чур, осторожно: не разгромите молодой силой мою старую тележку. Там полно коробок, а мне еще везти и везти их до цели.

Душаня обошла ангучей и погладила их лбы в завитушках медовой шерсти.

– Не устали? – шепнула она ангучам. Те ничего не ответили. Только скользнули по ней равнодушными глазами.

– Ты чего? – крикнул ей возница. – Они ж не разговаривают. Но-о-о! Па-ашла!

Йодрик нетерпеливо подпрыгивал на облучке. Силь помахал Душане, указывая на место рядом с собой. Ангучи, пережевывая вечную жвачку, рванули повозку, а та в этот момент так затрещала, что все резко обернулись назад – не развалилась ли на части скрипучая развалина с коробками.

Возница хмыкнул неопределенно, но ничего не сказал. Немного подумал, искоса разглядывая попутчиков.

– Не пустят вас в Шароград.

– Почему это? – возмутился йодрик.

– Не модные вы. Все коситься будут. Особенно на нее, – ткнул травинкой на Душаню, – городские помпидольчиков не носят.

– Разберемся, – твердо сказал Силь.

– Да ладно, на кого вы похожи – ваше дело, хотя ты синий, тебе можно, – возница наконец переключился на волновавшую его тему, которая прямо выпрыгивала из него. – Вы вот что скажите – слышали Песню, которую рассыпали над нашей долиной злоумышленники?

– Да.

– Нет.

– Э-э-э…

Возница подозрительно на них покосился.

– Кто ж не слышал, когда тут блестячками все поля засыпало? Ну, так я вот что полагаю: каюк придет злоумышленнику. Будь он хоть сам воскресший из изгнания древост.

Возница подождал удивленных возгласов и вопросов, но притихшие попутчики, затаившись, ждали продолжения. Возница хмыкнул и провозгласил:

– А потому как в Шарограде гостит сам Правитель! И уж если Правитель тут, то каюк.

– Как он найдет этих…

Самолюбие йодрика не позволяло ему применить к себе такое слово.

– Злоумышленников, – многозначительно глядя на Тропа, подсказал Силь.

– В Правителях Мира очень уж цепкие ребята сидят. А этот уже триста лет правит. Значит, все ему по зубам: любого сожрет, что без песни, что с песней. Вот и от хичей нас избавляет ловко. Ууу, надоели гадины. Развелось хичей в наших краях, что буканожек в ином доме. Говорят, выглядят они фу, черные, костлявые, с огромным животом. Только кто ж их облик настоящий видел – когда они превращаются в того, кто перед ними стоит, или кого сожрут. Вот так я и жену свою потерял. Думал, она стоит, ужином кормить собирается, а это хич. Сожрал, гад, жену мою и сам ею стал. На кой мне такая жена сдалась. Так что я сбежал, – горестно вздохнул возница. Помолчал и вдруг добавил:

– Ладно, помоем вашего пушистика от помпидольчиков. Вода у меня с собой.

На полях показались работники. Зашуршали травы, закеекали ангучи, перебрасывались звонкими утренними словечками фермеры, таская высоченные корзины для сбора урожая. Возница кому-то махал и жестами указывал то на свою поклажу, то на город. А Шароград, закованный толстой стеной, надвигался. Вот уже черная тень раскидистого города вгрызлась в поля, накрыла дорогу и скрипучую повозку. Вот разинула пасть высоченная арка, втягивая путников в мрачный тоннель – вход в город. Душаня поежилась: слишком уж громоздкий Шароград, съест за раз.

И в тот момент, когда друзья съежились от страха быть проглоченными, Силь закричал:

– Душаню же надо отмыть от помпидольчиков!

Душаня и Троп облегченно выдохнули, когда возница сплюнул и приказал ангучам:

– Тпрру! Ста-аять! Тут и почистим вашу узорчатую, – сказал он и соскочил с повозки.

Он достал бак, плесканул в подставленные ведра ангучам, а остатки из ведра перевернул на Душаню. Древока оторопела. Вода потекла с нее розовыми струйками. Троп прыснул, глядя на не ожидавшую такого поворота древоку. Силь отодвинул йодрика в сторону и протянул Душане выцвевшую синюю мешковину из повозки вместо полотенца:

– Наверное, ты у каждого вызываешь желание сделать тебе сюрприз. Чтобы получить от тебя хоть кусочек чувств.

– Сюрприз. Я так и поняла, – вздохнула Душаня и, отжав длинную шерсть, забралась обратно в повозку. Силь бережно набросил на нее мешковину, а она подумала, что в ее жизни что-то уж слишком много внимания для того, кто только и делает, что прячется от чужих глаз.

– За-алезай! – проорал возница, убирая пустые ведра.

«И все-таки город проглотил нас», – подумала Душаня, когда повозка въехала в тоннель. Его стены и потолок были выложены неотесанными глыбами. Грязно-серые громадины так и норовили выскочить из объятий таких же камней и гостеприимно раздавить всех въезжающих. И друзья молчали.

Но город встретил их площадью, словно протянутой ладонью, и заставил забыть первое впечатление. В центре прохладно журчал фонтан. От площади вверх и в стороны поднимались белые улицы, по краям усеянные синими гроздьями домов-шаров. Улицы ветвились на переулки, тупики и соединялись в сверкающие на солнце проспекты.

А народу-то!

– Только почему они все одинаковые? – присмотревшись к жителям, одетым, как один, в синий цвет, спросила Душаня.

– Мода, я ж говорил. Зато все свои – не спутаешь, – пожал плечами возница.

– А мне тут уже нравится. Пахнет приключениями и едой, – воскликнул йодрик, соскочив на ходу с повозки.

– А мне нет. Воняет опасностью и ничем больше, – тихо сказала Душаня.