Читать книгу Ожидание - Анна Хоуп - Страница 9

– Это ты, милая? – Сара открыла дверь и тут же удалилась обратно в темноту холла. – Заходи, на плите для тебя кое-что есть.

Лисса прошла за матерью через холл на кухню.

– Я тут готовлю суп, хотя непонятно, зачем, кому. У нас и так чертовски жарко. Будешь?

Сара подошла к плите и, сняв крышку с кастрюли, помешала суп. Ее длинные седые волосы были беспорядочно скручены на макушке и удерживались двумя японскими гребнями. На ней был синий рабочий фартук, старый и весь в краске.

– С удовольствием, – ответила Лисса. Она никогда не отказывалась от еды, когда гостила у мамы, ведь мама – фантастический повар.

– Еще десять минут, – оценила Сара, закрывая кастрюлю. – А я пока приготовлю салат.

Лисса согнала кота с одного из стульев и села. На кухне царил беспорядок, пожалуй, больший, чем обычно: кучки писем на столе, некоторые из которых распечатаны. Периодические издания – «Нью Стейтсмен», старые издания «Гардиан ревью», письма от «Гринписа» и «Свободы от пыток». Один официальный конверт не распечатан, мама использует его для пометок, ее изящным почерком выведено: «Джуди?? Кортизол? Спросить доктора Л. Руби – таблетки».

Лисса подняла голову:

– Что случилось с Руби?

– Что-то с животиком. Бедняжку тошнит и поносит уже несколько дней. У того ветеринара приема ждать вечность.

– Как твоя рука?

– О, ты же знаешь, – Сара пошевелила пальцами. – Все в порядке.

– Это похоже на важное письмо, – заметила Лисса, показывая конверт матери.

Сара повернулась обратно к плите, отмахиваясь от Лиссы.

– Вовсе нет. Как раз по конверту и видно.

– Неужели? – удивилась Лисса.

– Благотворительный фонд просит еще денег. Или кто-то еще хочет, чтобы я раскошелилась.

Сара вытащила из кармана фартука кисет и свернула себе папироску.

– Будешь?

– Конечно.

Лисса взяла протянутый кисет и, наслаждаясь вкусом подслащенной бумаги на языке, принялась скручивать сигарету. Ее мама всегда пользовалась одной и той же маркой папиросной бумаги. Только лакричная бумага «Ризла». Сколько Лисса себя помнила, другой она у матери не видела. Мама снова была вся в делах. Фартук, беспорядок на кухне и какая-то маниакальная энергия, как будто где-то поблизости, в соседней комнате, идет собрание. Впрочем, Лисса знала достаточно, чтобы не расспрашивать мать. Над чем бы Сара ни работала, это всегда было что-то новое.

– Тмин, – мама вновь загремела в шкафах. – Нужен тмин!

Лисса небрежно бросила конверт обратно в кучу, чем вызвала небольшой оползень, остановившийся только у вазы с фруктами. Если мама не собирается беспокоиться о неоплаченных счетах, то она о них тоже думать не будет.

– Сладкая паприка? – Сара повернулась к Лиссе с банкой в руках.

– Как скажешь, ма.

– Думаю, должно сработать. Семена тмина, никогда без них не готовлю. Странно, куда они подевались?

– Могу я чем-то помочь? – спросила Лисса.

– Мне нужно что-то для салата. Нарежь, что захочешь. Подожди!

Сара бросила ей засаленную коробку спичек, Лисса поймала их и побрела к двери, распахнутой навстречу летнему воздуху.

Пожалуй, в этом доме самым приятным местом был сад. Мама была прекрасным садоводом, и то, что казалось хаосом внутри дома, снаружи неожиданно обретало смысл. Только там чувствовался тонкий баланс между ухоженными грядками и красотой соседствующей дикой природой. Лисса чиркнула спичкой и закурила.

– Я получила роль, – проговорила Лисса вникуда, любуясь лавандой и жимолостью.

– Прости, дорогая? – не расслышала Сара. – Что ты сказала?

– Помнишь ту пьесу? – спросила Лисса, выпуская дым тонкой струйкой и возвращаясь на кухню. – Я тебе о ней рассказывала?

– Напомни.

Лицо матери было в тени, и Лисса не могла понять ее настроение.

– Чехов. Елена.

– О, замечательно. Это замечательно.

Мать подошла ее обнять, и Лисса почувствовала запах ее травяного шампуня и краски для волос.

Лисса рассмеялась, словно воскресив в памяти то веселое возбуждение, которое посетило ее, когда она только услышала эту новость.

– Спасибо. Режиссер – женщина. С ней непросто, но, мне кажется, свое дело она знает.

– Чудесная новость. Мы должны это отпраздновать!

Прежде чем Лисса успела возразить, Сара уже извлекла из шкафа бутылку.

– Хм, белое вино. «Лидл Пуйи-Фюиссе». У тебя все будет хорошо. Подожди, оно не охлажденное. Есть немного «Гордона». Стоп. Не уверена, что у меня есть лед. Но я могу отколоть кусочек от морозилки. Может, начнем?

– Конечно. И отрежь мне дольку лимона.

Что-то напевая, мама налила две большие порции джина и сбрызнула их тоником.

– Немного пошло, конечно, но сойдет, – сказала Сара, протягивая ей стакан. – Пошли посидим в саду. Салат может подождать.

Сара первой спустилась по извилистой каменной дорожке, минуя кусты лаванды, помидоры, кабачки и лекарственные травы, к беседке, где стояли небольшой стол и несколько стульев, выбеленных непогодой.

– Ты далеко пойдешь, дорогая, – Сара наклонилась вперед и снова зажгла потухшую сигарету Лиссы. – За тебя!

Она подняла еще бокал.

– Теперь за Чехова. Так Елена – это?..

– «Дядя Ваня», – пояснила Лисса.

– Ваня. Изумительно. Напомни мне, это тот, который в конце стреляется?

Мама сбросила с губы крошку табака.

До выхода на пенсию Сара преподавала английский язык и историю искусств в местном колледже. Это была хорошая школа в Северном Лондоне – из тех, в которые родители среднего класса всеми правдами и неправдами хотят устроить своих детей.

– Это «Чайка», – ответила Лисса.

– Ах да, «Чайка». Там еще была неудачливая молодая актриса. А что с Ваней?

– Тоже неудачник, – пояснила Лисса. – Неудачник по жизни. Все они неудачники, это же Чехов.

– И ты – жена этого…

– Неудачливого профессора Серебрякова?

– Совершенно верно. О боже, мне кажется, я когда-то видела, как эту роль играла Гленда.

Лисса знала, что Гленда Джексон была своего рода эталоном для ее матери, когда речь шла обо всем хорошем и полезном в актерской профессии.

– Или нет… Погоди! Это была красавица… Грета или как ее?

– Скакки?

– Вот именно. Она была прекрасна. И ты тоже будешь несравненна.

Сара наклонилась вперед и для убедительности взяла Лиссу за руки:

– Ты молодец. У тебя будет все как надо. Ты должна сказать об этом Лори. Она будет в восторге.

Лори была старой подругой ее матери, преподававшая драматургию в школе, где работала Сара. Много лет назад Лори вечера напролет занималась с Лиссой, чтобы подготовить ее к поступлению в театральную школу.

– Лучше ты скажи ей, – ответила Лисса.

– Так и сделаю.

Сара отодвинулась от дочери и задумчиво посмотрела на нее сквозь дым. Ах, этот взгляд матери, ничто не ускользнет от него. Сколько она под ним страдала? В детстве Лисса служила матери моделью, часами просиживая в старом потрепанном кресле на чердаке. До тех пор, пока однажды, когда ей исполнилось восемь, она не отказалась наотрез.

– Должна сказать, – произнесла Сара, – это замечательно, что ты можешь сойти за… ту героиню, кем бы она ни была. Я имею в виду, им никогда не бывает больше тридцати, не так ли, этим женщинам в пьесах? Если только им не за пятьдесят. Или если это не горничная неопределенного возраста. Горничные пошаркают немного туда-сюда, разожгут самовар-другой, что с них взять, – Сара махнула сигаретой в воздухе.

– Замечательно, – согласилась Лисса, не будучи совсем в этом уверенной. Да, замечательно, что она может сойти за тридцатилетнюю. Но там все персонажи между тридцатью и пятьюдесятью – не только у Чехова, но и у всех остальных. Возможно, и вообще в жизни. Возможно, это и есть годы женственности. Годы настоящего застоя.

– Ух, – ее мать сделала большой глоток. – Весело, правда? Я уже целую вечность не пила днем. Так кто у вас там режиссер?

– Она полька. Зовут Клара.

– Не могу представить, почему ты мне ничего раньше не говорила.

– Не вижу больше смысла. Все это пустяки, – ответила Лисса, аккуратно поддевая ногтем заусенец.

– О, не говори так. Сообщай мне, если вдруг что-то подворачивается. Я дам тебе свои счастливые серьги.

– Не уверена, что они такие уж счастливые.

– Они помогли, когда ты получила ту роль в телике. И когда болела, – Сара укоризненно ткнула сигаретой в сторону Лиссы.

Меж тем солнце обогнуло угол дома и теперь бросало лучи на траву рядом с ними. Лисса наклонилась, подставляя ему лицо. Кошка, мяукая, прижималась к ногам матери.

– Так когда ты начинаешь репетировать?

– Через неделю в понедельник.

– Так скоро? И сколько у тебя на все времени?

– Четыре недели.

– Тогда вполне прилично. И хорошо они вам будут платить?

– Не особенно, но мне хватит.

– Хорошо, – произнесла Сара, туша сигарету в ближайшем горшке с растениями. – Хорошо.

Она хлопнула в ладоши.

– Ладно. Ты есть хочешь?

Лисса кивнула.

– Я помогу, – сказала она, вставая.

Но мама отмахнулась.

– Ты садись, наслаждайся солнцем. Сейчас оно как бы обходит вокруг дома. Свет в это время дня просто волшебный.

Лисса осталась сидеть на крыльце, слушая, как мама гремит посудой на кухне. Оттуда даже доносились какие-то отрывки из опер. А в небе над головой на фоне тускнеющей синевы сверкали белыми линиями следы самолетов. Было еще довольно жарко, и Лисса обернулась, поглядывая на дом, в тени которого хотела скрыться. Сара купила этот дом на отступные отца Лиссы тридцать лет назад. Она никогда не тратила на дом много денег, у нее их никогда много и не было. Учительской зарплаты хватало на хорошую еду, холсты и краски и время от времени на поездку в отпуск. Если бы сейчас она продала этот дом, то хорошо бы разбогатела.

– Салат готов!

Сара поставила на стол две тарелки ароматного супа и вернулась с большой деревянной миской. Горькие красные листья салата, смешанные с зеленью и посыпанные сверху грецкими орехами и кубиками козьего сыра. В отдельной плошке – оливковое масло с каплей бальзамического уксуса. Хлеб с соленым маслом. Какое-то время они ели в тишине, прислушиваясь к окрестным звукам. До них доносились крики детей в бассейнах, запахи шашлыков, смех людей. Пыльный, веселый конец отпусков. Лето в самом разгаре радовало солнцем лица и обнаженные торсы.

– А как все остальное? – спросила Сара, закончив есть, сворачивая еще сигарету. – Как Ханна и Кейт?

– Кейт сейчас в Кенте. Вроде бы. Я давно с ней не общалась.

– Почему?

– Ну, знаешь. Такое иногда случается.

– Какое?

Лисса пожала плечами.

– За дружбу надо держаться, Лисса. Женская дружба – это единственное, что в итоге тебя спасет.

– Я это запомню.

– Хорошо, – ответила Сара, глядя на Лиссу сквозь дым. – Я всегда восхищалась Кейт.

– Я знаю.

– У нее есть принципы.

– Неужели? – удивилась Лисса. – Полагаю, какие-то.

– А Ханна? – спросила Сара.

– У Ханны все в порядке. Я видела ее прошлым вечером.

– Она все пытается?

– Да, она предприняла еще одну попытку ЭКО, – Лисса макнула хлеб, собирая остатки еды с тарелки.

– Бедная Ханна, – нахмурилась ее мать.

– Ага, – подтвердила Лисса.

– Бедная, бедная, – повторила Сара.

– Ханна не бедная.

– Это фигура речи.

– Я понимаю, – возразила Лисса, – но это же не так. Она довольно успешна. Она и Нэйтан.

Сара отставила ложку.

– Что это ты вдруг вспылила?

– Я не вспылила, просто хочу, чтобы ты была точна в фактах, которые комментируешь.

– Я говорю «бедная Ханна», потому что знаю, что она уже много лет пытается завести ребенка. Я бы не смогла придумать ничего хуже.

– Неужели? А как насчет бесплодных попыток построить карьеру?

Сара замерла.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего.

– Нет, правда, что именно? – Глаза матери теперь остро всматривались в лицо Лиссы: – Что ты имеешь в виду? Ты имеешь в виду себя? Так ты себя чувствуешь, дорогая?

– Да. Но вообще-то нет. Забудь это, давай просто проедем. Пожалуйста. Мы очень мило сидим, давай не будем портить вечер.

– Хорошо, – согласилась Сара, наклонившись и сажая Руби на колени. Она рассеянно гладила кошку по голове, и в наступившей тишине было хорошо слышно, как громко она урчит. Лисса доела салат.

– Твое поколение, – тихо начала ее мама, – если честно, совершенно сбивает меня с толку.

– Почему? – удивилась Лисса, отодвинув тарелку.

– У вас было все: плоды нашего труда, нашего активизма. Боже правый, мы вышли на улицы и изменили мир – для вас, для наших дочерей. И как вы этим распорядились?

Вопрос повис в летнем воздухе тяжелым грузом. Сара прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Когда я была в Гринэм-Коммон, я стояла там в большом круге, обнявшись с другими женщинами. Рука об руку вокруг авиабазы королевских ВВС. И ты была там, рядом со мной. Помнишь?

– Помню.

Пыльный палаточный лагерь. Забор, увешанный детскими игрушками. Много других детей, много песен, и все, абсолютно все, знали слова этих песен. Женщины с румяными лицами, сгрудившись под брезентовым навесом, бесконечно пили чай. Лисса видела там подруг ее матери – Лори, Ину, Каро и Роуз. Мужчин среди протестующих не было. Единственными мужчинами были патрульные солдаты по ту сторону стены, наставлявшие стволы винтовок на протестующих.

Лисса не забыла тот ужасный синий рассвет, когда пришла полиция и за волосы выволокла ее из палатки.

Она помнила, как плакала, просясь домой. И выражение лица матери. Огромное разочарование, как будто она ожидала большего.

– Мы боролись ради вас. За то, чтобы вы были необыкновенными.

Лисса смотрела на стену, где глициния вот уже много лет сражалась за пространство с плющом.

– Мне очень жаль, – сказала она со знакомым щемящим чувством в груди, – если я тебя подвела.

– О боже, – проговорила Сара, затушив сигарету. – Не надо так драматизировать. Я совсем не это имела в виду.

* * *

Лисса проехала в метро от «Госпел-оук» до «Камден-роуд». В этот субботний полдень вагон полнился семьями, возвращающимися домой с Хит. Дети были перевозбуждены, на их розовых лицах виднелись следы мороженого и солнцезащитного крема. Родители выглядели измученными, раскрасневшимися от пары бутылок пива. Вот ехала женщина ее возраста, явно только что из воды, судя по влажным кончикам волос. В Камдене многие вышли, и ей удалось сесть. Стояла ужасная жара, день выдался душный. Рядом с ней сидел подросток с красными белками глаз – он слушал в наушниках музыку.

Поезд остановился на центральном вокзале Хакни, и Лисса пошла через парк. В этом царстве молодости день только начинался. Люди собирались группками по пять-десять-двадцать человек, отовсюду тянулся дым от сигарет, травы, барбекю. Звенели бутылки вина и кока-колы, наступал обычный вечер. Лисса прошла мимо двух девушек с задранными юбками, которые писали, спрятавшись за деревом.

Она жила совсем рядом с парковой зоной, в бейсменте старого дома. Она переехала сюда два года назад, когда Ханна и Кейт жили еще наверху. Лисса тогда встречалась с Декланом, который внес за нее первый платеж и помогал с арендой. С тех пор, как они расстались, Лисса ухитрялась держаться на плаву благодаря сомнительному сочетанию работы модели, оператора в колл-центре, актерских подработок и некоторых налоговых льгот. Да, она споткнулась, но выжила. Все просто.

Как же хорошо, что в квартире прохладно! Она бросила сумку в крошечной прихожей, прошла на кухню, налила из-под крана стакан воды и залпом выпила. По ту сторону садовой ограды кто-то фальшиво тянул: «С днем рожденья тебя-я-я-я!»

Лисса легла на кровать в спальне и закрыла глаза. У нее болела голова – то ли от выпитого, то ли от общения с матерью, то ли от жаркого солнца. «Мы изменили мир для вас. А что вы сделали с ними?».

Она хорошо знала, о чем думает Сара. О том, что она зря потратила время, вообще взявшись за эстафетную палочку в этом феминистическом марафоне между целыми поколениями.

Ей следовало бы ответить матери сегодня просто и ясно: «Мы справляемся, как, блин, можем».

Приглушенный рев музыки из парка жутко раздражал, и она перешла в соседнюю комнату, где тут же опустила жалюзи от заходящего солнца.

Она достала из сумки диск с фильмом «Осенняя соната». У Сары в ее запыленной комнатке с телевизором в большой коробке хранилась целая подборка фильмов Бергмана. На обложке диска красовались красивые профили двух главных героинь. Лисса какое-то мгновение взвешивала его в руке, а затем решительно пододвинула ноутбук и вставила в него диск.

Сначала ей было откровенно скучно. Ее отталкивала нарочито упрощенная, слишком статичная работа оператора. Монологи перед застывшей камерой казались неуклюжими. Лисса даже подумывала выключить фильм, но в этот момент Ингрид Бергман вступила в игру, и события в фильме стали интереснее. Это было как смотреть боксерский поединок между двумя тяжеловесами, равными по силе, раунд за раундом методично осыпающими соперника ударами. Со столь же упорной методичностью в фильме мать и дочь искали путь к сердцу друг друга, обнажая самую суть своих отношений. Прошло полчаса, и Лисса осознала, что сидела все это время, затаив дыхание, а в конце вообще превратилась в маленький напряженный шарик, обхватив руками колени.

Когда фильм закончился, она встала и прошлась по гостиной, чувствуя, как кровь болезненно возвращается к конечностям. Лисса свернула сигарету, открыла окно и, сев на подоконник, закурила. Снаружи уже стемнело. В приятной прохладе ночного воздуха она заметила, как руки покрылись пупырышками гусиной кожи. Запах бензина смешивался с ароматами жареной еды из парка.

Она сейчас думала о Нэйтане, о выражении лица, с которым он сидит в библиотеке. «После этого фильма мне понадобился психотерапевт». Большинство мужчин такое не скажет. Но Нэйтан никогда не был таким, как большинство мужчин. Благодаря Саре она с ним и познакомилась. Первая встреча с ним случилась сразу после того, как она отказалась позировать маме. В какой-то момент Лисса четко поняла, что больше не хочет проводить субботние дни на чердаке, работая моделью. Поскольку суббота неизменно была для мамы днем рисования, она быстро нашла себе другую модель, и Лисса оказалась целиком предоставлена самой себе.

В первые несколько недель Лисса смотрела по субботам незамысловатые утренние шоу, а потом начала понемногу выходить из дома и даже спускаться с холма в Камден, не говоря Саре, куда идет. Дети постарше болтались группами у канала. Она покупала кока-колу, устраивалась на мосту и долго наблюдала за этими детьми. Среди них оказался и Нэйтан. Он не принадлежал ни к какому молодежному движению, он был просто подростком из Северного Лондона, который болтался, где хотел, и покуривал травку в субботние дни на канале.

Однажды в холодный полдень он подошел к ней: «У тебя все хорошо? Ты замерзла?» Так, кажется, он и спросил. Она призналась, что да, замерзла, и он протянул ей свой джемпер. Он был большим и теплым, с дырками в манжетах под большие пальцы. Они распили банку сидра и выкурили сигарету.

Через несколько лет они увиделись в «Камден-пэлэс». Обнялись. Только крепким объятием и можно выразить дружескую, платоническую любовь. Потом Нэйт уехал учиться в университет, и у нее не осталось даже его телефонного номера. Лисса не видела его в течение многих лет, вплоть до той ночи, когда она сразу после выпускного столкнулась с ним на вернисаже Сары, где и представила его Ханне. Сама Лисса в то время была увлечена Декланом.

Сейчас ему, должно быть, около сорока.

Она достала телефон и начала набирать ему сообщение.

Бергман меня поразил. Спасибо.

Добавила смайлик-поцелуй. Убрала. Добавила снова. Стерла написанное и начала заново.

Как ты узнал?

Стерла. Отложила телефон.

«Как ты узнал, что это заставит меня расчувствоваться так сильно? Можно я тебе позвоню? Я хочу поговорить».

Она снова взялась за телефон и написала:

Спасибо за Бергмана. Мне очень понравилось. Целую, Лисс.