Читать книгу Дочь нечестивца - Анна Жнец - Страница 4

Занятые тяжёлым трудом под палящим солнцем Египта, люди старились рано, но Нейт, тогда ещё маленькая девочка, бегавшая босиком по долине, подозревала: сгибает их не работа, а безысходность и нищета. Свою мать она запомнила высохшей, измождённой женщиной в платье-рубахе из самой дешёвой ткани. Её губы всегда были плотно сжаты. Умела ли она улыбаться? Нейт знала, что может забыть её лицо, некрасивое, выгоревшее до черноты, с глубокими носогубными складками, оставленными горем и временем, но только не руки. Эти руки, узловатые руки прачки с кровавыми мозолями и кожей, сморщенной от воды, будут стоять перед глазами до самой смерти.

Даже в пору беззаботной юности Исея вряд ли была миловидной девушкой, но тогда ещё умела улыбаться, так рассказывал отец. Однако возвращаясь даже к самым ранним детским воспоминаниям, Нейт не могла назвать ни одного случая, когда мать выглядела счастливой или довольной. Как и любая женщина, особенно египтянка, она любила своих детей до безумия: и тех, кого вскормила грудью, и тех, кого со слезами бросила на окраине города среди мусорных куч. Несмотря на многочисленные отвары, которые давала ей живущая неподалеку колдунья, Исея несла почти каждый год. И при этом знала, что ни одного ребёнка не сможет оставить.

Отец Нейт не был жесток. Плакал, провожая взглядом жену, бредущую в сторону свалки с новорожденным на руках: их семья могла прокормить лишь одного младенца. Падирам всё ещё надеялся обрести наследника, который позаботится о том, чтобы достойно его похоронить. Чрево же Исеи с завидной регулярностью исторгало из себя только девочек.

Нейт никогда не показывали младших сестричек, и со временем её перестало мучить любопытство. В самую жуткую ночь в году девочка сбегала из дома, чтобы не слышать родовых криков матери, а затем не видеть, как та баюкает окровавленного малыша на руках и рыдает. Несмотря на юный возраст, Нейт замечала то, что её отец, похоже, видеть не хотел: от года к году Исея становилась всё более молчаливой. Со временем она перестала разговаривать окончательно. Нейт хорошо помнила день, когда это случилось.

Пока её мать вместе со старшей дочерью, тоже прачкой, полоскали в желтоватых водах Нила одежду, сама девочка, слишком маленькая для тяжёлой работы, наслаждалась коротким периодом беззаботности и безделья. Нейт ещё не выдали её первое платье, и она носилась вдоль берега голая, в одном дешевом ожерелье из простого стекла. Ра уже направил свою лодку к пламеневшему горизонту, когда вода рядом с Ламией неожиданной вздыбилась, и то, что вначале показалось всем огромной, нависшей над ней волной, разверзло зубастую пасть перед лицом девушки. Всё произошло в мгновение ока. Нейт слышала, как в ужасе вскрикнула Исея, сидевшая рядом с дочерью, сама же несчастная не успела издать ни звука. Гигантские челюсти, сверкнув двумя рядами треугольных зубов, сомкнулись на её талии: верхняя часть тела Ламии оказалась в пасти чудовища. Священное животное бога Собека, огромный коричневый крокодил, вынырнувший из Нила, посмотрел на Нейт жёлтым глазом. По ногам девочки заструилось тепло. Чудовище дёрнулось и вместе с добычей скрылось на глубине, а воды Нила окрасились кровью.

Так  Нейт и узнала, что каждый год крокодилы утаскивают в пучину десятки прачек. С тех пор она могла думать только об этом. О том, что её мать по-прежнему с утра до вечера стирает одежду на берегу. Зловещие заросли тростника, окаймлявшего Нил, приводили Нейт в ужас. Не раз и не два она умоляла мать оставить опасную работу и найти себе другое занятие. Наивная, она просила о невозможном. Семье не хватало денег: спасаясь от разъярённой толпы,  отец недавно повредил ногу и был вынужден сидеть дома. Исея опасалась, как бы он не остался хромым – в его ремесле умение быстро бегать ценилось не меньше, чем опыт и профессионализм. Всё чаще Падирам возвращался домой окровавленный, с ушибами и разбитым лицом. Он никогда не был особенно ловким, а теперь ещё и возраст начинал сказываться. Пожалуй, Исея не знала более неподходящего человека для этой профессии.

Безропотно, с покорностью и присущим её народу терпением Исея приняла свою участь жены и дочери парасхита, а значит, вечную нищету и позор. Её семья принадлежала к касте отверженных, тех, кому боялись протянуть руку, в чью хижину никогда не входили, дабы не осквернить себя прикосновением к нечестивцам. Профессия парасхита передавалась по наследству от отца к сыну, и, как бы ни претила она Падираму, изменить свою судьбу он не мог. Эта была расплата за грехи, совершённые в прошлой жизни.

В силу юного возраста Нейт не понимала многих вещей. Почему на следующий день после трагедии мать, серая от горя, с опухшими от рыданий глазами, вернулась к старым обязанностям на тот же самый берег, где крокодил загрыз её дочь? За что её доброго и любящего отца забрасывают камнями, словно преступника? Ни Падирам, ни Исея не могли втолковать ребёнку простую истину, понятную любому египтянину: вскрывая трупы, делая на боку специальный надрез, через который вытаскивали внутренние органы, парасхит нарушал целостность человеческого тела – священного сосуда души, и за это должен был понести наказание. Закончив работу, Падирам пускался наутёк, спасаясь от летящих в него камней, которые согласно обряду швыряли в парасхита родственники покойного. Неуклюжему, уже не молодому мужчине редко удавалось отделаться ушибами и царапинами. Видя, в каком состоянии муж возвращается домой, Исея отчаянно боялась лишиться главного добытчика и кормильца.

* * *

Атмосфера в тёмной хижине парасхита стала ещё более угнетающей – сбылись худшие опасения: отёк спал, кости срослись, но нога потеряла подвижность, превратившись в бесполезную деревяшку. Исея сидела на циновке с окаменевшим лицом. За последний год она разучилась не только улыбаться, но даже плакать. Нейт растерянно смотрела то на мать, то на сломленного отца и не понимала, что происходит.

Теперь Падирама редко приглашали к бальзамировщикам, и деньги в семье перестали водиться совсем. Того, что зарабатывала Исея, катастрофически не хватало, поэтому она вдвое увеличила нагрузку и привлекла к труду дочь. Нейт пришлось побороть панический страх перед крокодилами и спуститься к реке. Руки тряслись, когда она погружала их в мутные воды Нила. То и дело она озиралась, вглядывалась в желтоватую гладь, пытаясь вовремя заметить движение. С самого утра и до позднего вечера дрожала от ужаса, боясь повторить участь сестры.

Часто, желая развеяться, Нейт сбегала из дома и бродила по улицам города, зная, что по возвращении получит от матери нагоняй. Вот и сегодня она не торопилась обратно, наслаждаясь долгожданной свободой. С тех пор как чей-то метко брошенный камень раздробил отцу ногу, детские игры пришлось забыть. Девочке редко удавалось выделить себе минутку на отдых. К вечеру Нейт уставала так, что без сил падала на соломенную циновку и, словно в яму, проваливалась в глубокий сон. А утром чувствовала себя разбитой и с трудом волочила ноги к ненавистной реке.

Лодка Ра плыла по небосводу. Погружённая в свои мысли, Нейт не заметила, как забрела в сторону Города мёртвых, и теперь стояла напротив Дома бальзамировщиков. Но не это неказистое сооружение привлекло её взгляд – возле сверкала на солнце великолепная колесница, запряжённая прекрасными лошадьми. Рядом с возничим стояла высокая египтянка, явно принадлежавшая к знатному роду. Она и завладела вниманием девочки. Никогда ещё она не видела такой красивой и статной женщины. От неё словно веяло аурой богатства, независимости и свободы – всем, чего так жаждала Нейт.

«Могу поспорить, уж она-то всегда ест досыта», – подумала девочка, и её пустой желудок скрутил болезненный спазм. Не отдавая себе в этом отчёта, она продолжала таращиться на незнакомку. Глаза женщины идеальной миндалевидной формы были ещё больше удлинены с помощью чёрного галенита и зелёного малахитового порошка. Волосы убраны под парик, унизанный мелкими сверкающими жемчужинками. Платье из тончайшего белого льна плотно облегало фигуру от щиколоток до высокой груди, украшенной широким ожерельем–воротником. На тонких запястьях сверкали массивные браслеты из золота. Вид незнакомки заворожил Нейт, но впечатлила девочку не её красота и даже не блеск драгоценных камней, а то спокойное достоинство, с которым она держалась. Закрыв глаза, девочка мысленно представила себя на месте этой роскошной, уверенной в себе женщины.

«Когда-нибудь я тоже стану богатой, – подумала Нейт. – И мне больше не придётся стирать чужую одежду».

В животе заурчало. Девочка вспомнила, что с самого утра во рту не было ни крошки. Домой она вернулась необычно притихшая,под  впечатлением от недавней встречи.

В этот день, сидя на берегу Нила, девочка впервые не думала об опасности. Пока руки трудились, выполняя привычные, отточенные движения, Нейт успокаивала себя тем, что тяготы временны. Однажды она, такая же богатая и независимая, пронесётся по улицам города на собственной запряжённой лошадьми колеснице.

Если бы ей вдруг пришло в голову поделиться мыслями с матерью, та быстро объяснила бы, насколько наивно предаваться таким мечтам. Дочери нечестивца, какой бы красивой она ни была, не стоит надеяться на удачную партию. Руку Нейт мог предложить только такой же нищий парасхит, как её отец. Исея никогда не задумывалась о будущем дочери, уверенная: та в точности повторит её судьбу. Зачем заглядывать наперед, если ничего хорошего всё равно не светит? В лучшем случае её мужем окажется человек бедный, но справедливый, который не станет напрасно обижать жену и детей. Хорошо, если он будет более проворным и здоровым, чем Падирам.

 После встречи с богатой египтянкой у ворот Дома бальзамировщиков Нейт другими глазами посмотрела на свою убогую глинобитную хижину с единственным окошком, почти не дававшим света. Внутри царил полумрак, и пахло чем-то несвежим, скисшим. Постелью служила циновка, лежащая на притоптанном земляном полу. Снаружи маленький дворик окружала изгородь из тростника и шиповника. Над входом в лачугу был сооружён небольшой навес.

 На одиннадцатом году жизни Нейт заметила в себе пробуждение женщины. Женщины, которой тоже хочется иметь драгоценности и носить платья из тонкой, словно шёлк, ткани. Но её одежда – тряпьё из грубого желтоватого льна, а единственное украшение – дешёвые стеклянные бусы.

Вспомнив золотистый загар египтянки, Нейт придирчиво осмотрела свои руки: под безжалостным солнцем пустыни кожа сделалась чёрной, как у матери.  Взглянула на своё отражение в тазике с отфильтрованной нильской водой. Если Нейт и была красива, то под толстым слоем грязи определить это было сложно. Через год её, скорее всего, отдадут замуж. Мысль не радовала. Не хотелось такой же безрадостной судьбы, как у матери и отца.

– Однажды я стану богатой, – сказала Нейт. Она повторяла это каждую ночь, чтобы самой поверить. – Не знаю, как, но когда-нибудь это случится.