Читать книгу Дочь нечестивца - Анна Жнец - Страница 5

Нейт пробудилась среди ночи: мать с отцом о чём-то яростно спорили в темноте хижины, стараясь не сорваться на повышенные тона. Притворяясь спящей, она осторожно повернула голову и посмотрела в угол, где лежали циновки родителей.  Единственное, что удалось разглядеть, – две тени, колышущиеся на фоне густого мрака.

– Я оставлю этого ребёнка, – шипела обычно тихая и спокойная мать. Привыкшая подчиняться мужу, сегодня она была намерена отстаивать своё решение до конца.

– Мы не можем прокормить ещё один рот, – возражал отец с болью и отчаянием в голосе. – Даже если это будет мальчик. С тех пор как я повредил ногу, меня редко приглашают к бальзамировщикам, только если остальные парасхиты заняты или больны. Подумай о Нейт. Ей и так тяжело приходится.

 Сон покинул девушку. Она с трудом поборола желание вскочить на ноги и броситься из комнаты, мечтая оказаться в спасительной тишине. Занятые спором, родители не обращали на дочь внимания, а потому, уже не таясь, она повернулась на другой бок и заткнула уши. Но всё равно слышала каждое слово.

– Я больше не собираюсь становиться детоубийцей, – заявила мать, и у Нейт сжалось сердце от того, с каким надрывом это было сказано. – Лучше умру сама, чем брошу своего ребёнка.

– Но тебе ведь не обязательно рожать. Существуют травы, специальные снадобья, чтобы прервать беременность. Ты сама ходила за ними к колдунье.

– Ты прекрасно знаешь, что они мне не помогают, иначе я бы не несла каждый год. К тому же я хочу этого ребёнка. После того как погибла Ламия… – Исея замолчала. Нейт показалось, что она плачет. При упоминании сестры у неё самой из глаз брызнули слёзы. Хотелось броситься к матери и обнять, но она понимала, что своим порывом только смутит родителей.

* * *

Спустя полгода живот Исеи округлился, сама же она оставалась болезненно худой и хрупкой. Ребёнок высасывал из неё жизненные соки. Беременная старшей дочерью, женщина трудилась не покладая рук, пока не подходил её срок, и всего через пару недель снова возвращалась к работе. Грудного младенца она оставляла на попечение старухе–матери и несколько раз в течение дня навещала, чтобы покормить. Так было с Ламией, с Нейт и во все последующие беременности. Но теперь Исея была не так молода, и ребёнок в её утробе причинял беспокойства. Он пинался так, что она не могла уснуть по ночам. Несмотря на внушительный срок, по утрам её всё ещё тошнило. Иногда, проснувшись, Исея замечала на циновке кровавые сгустки. Несколько раз женщина ходила к живущей по соседству колдунье, чтобы попросить совета или купить снадобье, предотвращавшее выкидыш. Несмотря на молчаливое неодобрение мужа, Исея очень хотела этого ребёнка. Чувствовала: другой возможности родить у неё не будет.

         Когда живот вырос так, что старая одежда стала тесна, Исея уже не могла работать – так ослабела. Весь день она лежала на улице под навесом, серая и неподвижная, словно приготовилась отправиться в верхний мир. Все заботы по домашнему хозяйству легли на плечи семнадцатилетней девушки. Она же разделила с отцом роль добытчика и кормильца семьи. Нейт валилась с ног от усталости. Уже спустя неделю она не могла без содрогания смотреть на свои руки, огрубевшие, все в кровоточащих мозолях. Под обломанными ногтями собралась чёрная грязь.

– Когда-нибудь я стану богатой, – повторяла и повторяла старую молитву девушка, полоща одежду в реке. Измождённая, она уже не следила за водой, не пыталась уловить неслышное приближение крокодила. Усталость победила страх. Всё, о чём могла думать Нейт, –  сон и еда.

* * *

         Когда лодка Ра скрылась за горизонтом, а Падирам ещё не вернулся домой, Исея не на шутку заволновалась. Жестом она подозвала к себе дочь. Утром парасхит опять ходил в Город мёртвых справиться, есть ли для него работа. Теперь, когда жена его была на сносях, он каждый день проделывал этот нелёгкий путь, волоча за собой  негнущуюся ногу. Когда к полудню Падирам не вернулся, обе женщины вздохнули с облегчением, решив, что сегодня ему повезло, но к вечеру хорошее настроение уступило место тревоге.

– Сходи к Дому бальзамировщиков, – обратилась Исея к дочери, не находя себе места от беспокойства. – Может, он ещё там.

         Нейт кивнула и почти бегом кинулась выполнять поручение матери. Улицы были безлюдны. В руке она держала зажжённый факел, и обступившая её темнота, казалось, была наполнена странными шорохами и звуками. Ночь пугала Нейт.  То и дело она дотрагивалась до спрятанного на груди амулета, отгоняющего злых духов. Каждую секунду девушка надеялась встретить по дороге отца. Чем ближе подходила Нейт к Городу мёртвых, тем сильнее росло беспокойство. Наконец она увидела вдали силуэт возводящейся пирамиды и даже в такой момент поразилась её величию.

Дом бальзамировщиков располагался ближе, чем мастаба, и девушка радовалась, что ей не придётся идти между мрачных, пугающих в темноте надгробий. Она уже различала горящие у входа огни, когда неожиданно обо что-то споткнулась (охваченная суеверным страхом, Нейт не смотрела под ноги). Опустив взгляд, она в ужасе зажала ладонью рот. На дороге лицом вниз лежал человек. Поднеся факел ближе, девушка разглядела кровь, запекшуюся на затылке. Опустившись на колени, она тронула несчастного за плечо, пытаясь перевернуть. Невидящие и пустые, на неё смотрели глаза отца.

Небо уже посветлело, когда Нейт наконец удалось взять себя в руки и позвать на помощь. Оглушённая болью, она долго сидела рядом с коченеющим телом, не в силах выдавить ни одной слезы, и только дома её скрутили безудержные рыдания. На обратной дороге Нейт заметила окровавленный камень и сразу поняла, что случилось. Её отца убили. К смерти привела цепочка жутких и трагичных случайностей. Чей-то камень, брошенный слишком метко, или наоборот, не целясь. Бесполезная, негнущаяся нога, не позволившая увернуться или убежать. Мысленно возвращаясь в тот день, Нейт могла с легкостью воспроизвести всю картину событий. Чего она не знала, – умер ли её отец сразу или был ещё какое-то время жив, как долго пролежал без сознания, прежде чем истек кровью, так и не дождавшись ни от кого помощи? Стоило девочке прикрыть веки, и она почти видела, как толпа, закидавшая парасхита камнями, расходится, как люди равнодушно огибают неподвижное тело, боясь осквернить себя прикосновением к нечестивцу. О да, Нейт легко было это представить: однажды она видела, как женщина на базаре отшатнулась от Падирама, словно от прокажённого, стараясь, чтобы даже краешек её тени его не задел. Нейт поражала эта бессмысленная жестокость.

У семьи не было денег, чтобы обеспечить Падираму достойные проводы, и его похоронили в пустыне, где песок естественным путем высушит тело, сохранив и превратив в мумию. В яму положили несколько глиняных горшков, сменную набедренную повязку и нож, которым парасхит пользовался при жизни, – этот нехитрый скарб он заберёт с собой в царство мёртвых. Больше Исея ничего не могла для него сделать.

Несколько дней подряд Нейт просыпалась ночью от того, что её мать горько плакала в темноте. Девушка вспомнила, как во время похорон та, словно защищая, гладила огромный, выпирающий живот, и с пугающей ясностью поняла: в свои семнадцать она осталась в семье единственным кормильцем. Даже разрешившись от бремени, мать ещё долго не сможет работать. О том, чтобы избавиться от ребёнка, не могло идти речи – срок был слишком большим, да и Исея никогда бы на это не согласилась. Чёрное отчаяние захлестнуло Нейт. Снова задавалась она вопросом, выжил бы отец, если бы помощь подоспела вовремя? Будущее представлялось тёмной бездонной пропастью, в которую она падала, не в силах ни за что ухватиться. Ноги больше не чувствовали опоры.

После похорон потянулась череда бессмысленных, одинаковых дней, наполненных ощущением безнадежности и безграничной усталостью. Нейт начала отдаляться от матери и даже завидовала её ещё не родившемуся ребёнку, потому что тот был окружен заботой, которую сама она больше не ощущала. Чтобы как-то отвлечься, Нейт взяла за привычку гулять в одиночестве по скалистой долине в редкие часы отдыха. Она много и тяжело работала, но семья всё равно влезла в долги, и Нейт не представляла, как распутать этот клубок проблем, свалившихся на её хрупкие плечи.