Читать книгу Тварь - Анна Константиновна Лукиянова - Страница 4

Варя отъезд сестры переживала глубже и острее. Ей, в отличие от Ирмы, нечем было заново очароваться. За окном дышал туберкулезными трубами все тот же кислый город. И детская была все та же, только теперь двухъярусная кровать принадлежала ей одной. Но жизнь ехала дальше по негласному расписанию, оставляя Ирму далеко позади. До своего совершеннолетия Варя о старшей сестре знала отрывками. До техногенного Норильска вьюга доносила неразборчивые новости, все в шипящих помехах. Мать заглядывала к Варе в комнату: «Делаешь уроки? Ну делай-делай, не мешаю», а потом закрывалась с отцом на кухне. За узорчатым стеклом межкомнатной двери родители превращались в мазки на предметных стеклышках – готовый соскоб на анализы. Варя слушала, затаив дыхание.

– Димка звонил, – осторожно начинала мать. Знала – муж не переваривает ее брата-политикана, отжавшего себе медовое местечко в злом улье пчел-ворюг. – Ирма опять фокус выкинула: бросила университет и ни в какую. А там оплачено за год вперед. Димка ее по-всякому уговаривал. Не дело это. Но там такой характер – палец в рот не клади.

– Яблоко от яблони, – с явным удовольствием отзывался отец.

– Опять ты за свое! Никакого сострадания.

– И не будет, еще чего! Ты в своем уме? Кому там, Наташа, сострадать?

– Про свою родню ты такого не скажешь! – язвила мать. – А про Димку с Ирмой сказать гадость, язык не отсохнет.

Еще годом позже Варя жадно ловила новые вести с полей.

– Ирма-то знаешь что? Сбежала! Третий день найти не могут! Димка волосы на голове рвет. Может порчу какую наложили? Я вот слышала, у соседки невестка такое умеет…

И через год снова.

– Еле откачали, думали, приступ какой-то. Да какой там приступ. Димка говорит, наркотики. Говорит, уже заказал клинику в Швейцарии. Весь седой, сам на валерьянке. Это все из-за Ирминой матери, уж я-то понимаю в таких вещах. Взяла себе и пропала, когда Ирма еще ходить толком не научилась. Вот и пожалуйста. У ребенка травма, как там ее? Психологическая! Тут тебе и наркотики, и все что угодно прилипнет.

Варя смирилась, что напрямую про двоюродную сестру ей не рассказывают. «Нечего там знать», – фыркнул как-то отец и поставил точку, будто боялся, что Варя через эти разговоры может заразиться каким-то особым Ирмо-вирусом и пуститься во все тяжкие. Портрет двоюродной сестры пришлось сшивать самой из ошметков кухонных разговоров, и получался он пиксельно-размытым, испещренным пустотами из недомолвок. Но эти же недомолвки – черные пятна от потушенных отцовских бычков – окружали в итоге образ сестры невыносимо соблазнительной таинственностью. Почему исчезла ее мать? Как сложились ее отношения с отцом – маминым братом? Что это значит, жить и ни в чем себе не отказывать? Как ведут себя девочки, выросшие в большом городе? Каково это, красить губы помадой, водить машину без прав, бросать учебу, когда вздумается, лежать под капельницей на грани жизни и смерти? Все эти вопросы любовно мучали Варю, проявляясь цветными кадрами в черно-белой киноленте скучной норильской жизни. Само собой сложилось, что Варя начала мечтать о поступлении в Питере. Мечтать навязчиво, во всех подробностях и мелочах. Ей позарез нужно было к Ирме. К своему личному антигерою. К своей рукотворной и такой обязательной подростковой влюбленности во что-то канонично отрицательное.

Январь, 2019 год

В очередной раз Варя сидит рядом с сестрой в темной гостиной после шумной вечеринки. По всем законам жанра она должна была давно разочароваться в Ирме. Признать ее обычным человеком. Даже хуже – заурядным. Но Ирма годами держит Варю в страшно-притягательном напряжении, как титры после фильма с открытым финалом. В зале зажгли свет, по рядам рыскает уборщица в синей униформе, но ты не можешь оторваться от экрана – все ждешь, что там мелькнет последний, все объясняющий эпизод. И так проходит вечность.

Ирма передает Варе сигарету – затянись. Варя не курит, но если предлагает Ирма – всегда соглашается. Они липнут друг к другу голыми холодными плечами – у обеих безрукавые платья. Два кубика льда, смерзшиеся в хрупкое одиночество. Ирма отпивает из стакана виски, оставляет на каемке свою ДНК вместе с коричневой помадой. «Коричневая подошва у твоих ботинок. А это мореный дуб». Варя не пьет, но если можно отпить из того места, где остался отпечаток Ирминых губ, – всегда прогибается.

В надышенной и накуренной гостиной горит только дурацкая гирлянда, которую забыли с Нового года. Мигает своим неестественно жизнерадостным нервным тиком в густую темноту. Варе хочется спросить Ирму обо всех демонах ее прошлого и настоящего, но получается только:

– Что-то меня клонит в сон, вызову такси.

Ирма сжимает Варину руку своей тонкой птичьей ручкой. На каждом пальце кольца, вместо татуировки – карта выступающих вен. Невозможно поверить, что эта красивая девушка, немногим реальнее сейчас собственной тени, еще час назад заправляла многолюдной вечеринкой и рассыпала по комнатам свой смех, как разноцветные экстази.

– Яша, напиши, как доберешься. Я волнуюсь.

Варя уже и не помнит, когда Ирма переназвала ее в Яшу. От фамилии ее что ли Яшина? Но эта выдумка – Яша – их как-то склеила, объединила в один партизанский отряд после стольких лет разлуки. Вернулось к ним что-то свое, какой-то магнитный центр, который не дает разлетаться по разным полюсам, когда начинает вращать.