Читать книгу Княжна для викинга - Анна Лакманова - Страница 3

Умилу все чаще одолевала тревога. Медленно, но неотвратимо катилось к горизонту солнце подвластного ее воле Дорестадта. Некогда цветущий порт, многолетнее яблоко раздора между фризами и франками, теперь он уже не приковывал к себе внимания со стороны держав. Изначально город слыл центром торговли. Но в последнее время он мало занимал и купцов. Обмеление Ауд-Рейна, где расположилась сия защищенная от бурь гавань, делало судоходство все более затруднительным. И с каждым последующим годом Дорестадт лишь сильнее походил на суетливую, но бесполезную деревню. Бессчетные военные встряски скверно отразились на его облике. Здесь больше не имелось ни храмов, ни общественных заведений. Ничего, кроме рынка. Купцы, а вслед за ними – и ремесленники, неспеша перебирались под крыло более удачливых соперников несчастного Дорестадта – в Тил и Девентер. На старом месте оставались лишь мелкие кустари-горшечники, кожевники и кузнецы, чьи простые товары сбывались и на скромном торге.

Запустение. Единственное слово, которое звучало в ушах Умилы, когда она смотрела на гниющие причалы и брошенные доки. Утешало только то, что этот город не был для княгини чем-то особенным. Он ей не родина. И даже нелюбим ею. Это лишь одно из многих пристанищ, по коим ее водила жизнь.

Однако помимо беспокойств о судьбе вверенного ее заботам града, Умилу волновало приближающееся возвращение ее старшего сына Рёрика. Она давно и сильно скучала по своему ребенку. С того дня, как он покинул город. Но грядущая встреча может оказаться омрачена. Ведь ей предстоит сообщить ему неприятную новость…

Раздался стук в дверь. Умила отвлеклась от дум. В ее руках все еще блестела серебряная лунница – заколка Вольны, изогнутая полумесяцем. Оглядев украшение в последний раз, княгиня-мать небрежно бросила его в ларец, отодвинув последний в сторону.

– Войди! – скомандовала княгиня. И тотчас в горницу вошла молоденькая девушка. Казалось, пришелица чем-то взволнована: она нетерпеливо теребила в руках кончик ленты на косице. – А, Любава, это ты…– кивнула Умила гостье, жестом приглашая ту присесть.

– Я была на ярмарке, – начала Любава неуверенно. – Столько времени прошло. А люди только и говорят, что о ней…

– Надеюсь, они не сомневаются в том, что она была колдуньей, – Умила поморщилась, подернув плечами. До сих пор перед глазами стоит завораживающее виденье. На дворе еще по-зимнему холодный березозол месяц. Вольна захлебывается в ледяной воде, хватаясь за кромку обламывающегося льда. А вокруг нее в возбуждении гудит толпа. Храбрые непоседливые горожане…Они все думали, что эта женщина – злая чародейка. Потому и гнали красавицу босой до самой реки, закидывая камнями и проклятиями. Вот именно, Нег должен знать – это народ так решил. И она, Умила, не имеет к произошедшему отношения. Ведь выяснить, откуда появились слухи о колдовстве и кто натравил местный люд на строптивую избранницу Рёрика, сейчас уже невозможно…

– Они радуются, что она утонула. В том году был плохой урожай: люди думают, это из-за того, что сын Годслава привел в свой дом ведьму…– пояснила Любава, не сводя глаз с невозмутимого лица Умилы.

– Все складывается так, как мы и рассчитывали, – губы княгини-матери тронула довольная усмешка. – Что с тобой? Ты дурно выглядишь сегодня, – Умила обозрела бледнеющую Любаву. Девица еле стояла на ногах. Казалось, она даже говорит с трудом. – Да присядь же…

– А если она не была колдуньей? – выдавила из себя Любава.

– Не была? Она околдовала моего сына. И этого достаточно! – вмиг вскипела Умила. – Или, может, тебе больше хочется взирать на чужие победы, нежели быть законной женой Рёрика, матерью его детей?! Я думала – ты любишь моего сына. У него непростой нрав, но однажды из него получится добрый супруг и славный правитель. Прекрати блажить. Ты мне как дочь. И поэтому я выбрала тебя!

– Благодарю…Но не по себе мне…Не ждала я, что они утопят ее. Я думала, что…Ну…Что ее изгонят…

– Изгонят, утопят – какая разница?! – Умила раздраженно вздохнула. – Главное, что эта женщина больше не мешает нам. Не трать время на пустое. А лучше готовься выполнить свои обязанности, когда вернется мой сын.

Обычно миловидная, в этот миг Любава смотрелась жалко. Можно было решить, что горожане устроили травлю на нее саму. Исхудавшая, испуганная, она вздрагивала от внезапного шороха или мелькнувшей тени. Умила спрашивала себя, не ошиблась ли она в этой девушке, покладистым нравом и скромностью которой до сих пор была довольна. Даже некоторая нерешительность в воспитаннице нравилась ей. Любава подходит на роль супруги Нега совершенно. Прежде всего, с ней не будет хлопот. Эта девица не станет лезть в дела города и транжирить остатки казны, будет честной послушной женой. Она проста, но в меру. Понимает, какой ее хотят видеть, и пытается соответствовать. К тому же нельзя забывать о том, что отец Любавы – благородный Дражко. Он был другом покойного мужа Умилы – Годслава – князя исчезнувшего с карты Рарога, где они все вместе жили в те далекие времена. И даже не только другом, а почти братом. Поскольку именно он встал на защиту семьи Годслава, когда того не стало. Именно он защитил Умилу и ее малолетних детей. Он увез их из разрушенного Рарога. Нашел новый приют, надежно спрятав от врагов в чужих землях. С его именем связано многое. В том числе обещание Годслава, что один из его сыновей в свое время женится на дочери Дражко – Любаве.

Умила не любила женщин. У нее с детства не наличествовало подруг. Она не устраивала, как другие бабы, посиделок. Не пела с ними песен за рукоделием. Не сплетничала на лавках. Но Любава ей все-таки нравилась. Нет, она не ошиблась в той. Девушка пока всего лишь неопытна и слишком молода, чтоб легко принять то, что случилось с ее соперницей.

– А если Нег не забудет ее? – неуверенно подступила Любава к заботящему ее вопросу. – И полюбит ли он меня?

– Полюбит?..– губы Умилы сплющились в фигуру странной формы. Мысля союз Рёрика и Любавы, она не полагала в нем любви. К чему эти бесполезные страсти? Между мужем и женой необходимо ровное спокойное приятие. Терпение и уважение. Впрочем, Любава пусть все же любит Рёрика, так будет лучше.

Глядя на взволнованную воспитанницу, Умила невольно вспомнила себя в юности. У нее тоже была своя Вольна – супруга Годслава, принцесса Ингрид. Собственно, может, и не было необходимости устранять Ингрид. Годслав не обделял Умилу ни вниманием, ни дарами. И все же, несмотря на свое волокитство, он был привязан к жене. А главное, Ингрид была не обычная женщина, а дочь благородного рода Мкъелдунгов. Сохрани Умила ей жизнь, та всегда оставалась бы старшей в семье, участвовала бы в жизни Рарога, стояла бы рядом с князем прилюдно, имея на то в глазах народа все основания. Не то что Умила, взявшаяся не пойми откуда. Их всегда бы сравнивали. И не в пользу последней. Нет, Умила не хотела идти после кого-то даже тогда, когда была молода и не знала жизни так же, как и Любава.

Умила не забыла того нелегкого времени. Она хуже помнила вчерашний день, чем то, что было много лет назад…

Однажды вечером, без особого дела сидя в просторных покоях, Умила услышала внезапную шумиху за дверью. Две девицы ссорились между собой, горланя так, что грохотало даже за рекой. Умила вышла к ним и повелительным жестом велела стихнуть. Она давно уже не выполняла своих прямых обязанностей поварихи, а вела себя так, словно она законная жена Годслава, по крайней мере, в доме со слугами. Но, несмотря на строгий жест, предписывающий замолкнуть, дворовая Трюд, пухлая девушка с раскрасневшимися щеками, все-таки выступила со своей речью.

– Госпожа больна, нужен лекарь! Врачеватель, я говорю, ей нужен. Лихорадка у ней!

– А я говорю, не больна она, а тяжела! Сыну ждет, – перебила другая дева, тощая и высокая, цвета пожухлой травы. – Бабку-повитуху звать надо!

Умила побелела от злости. Что за напасть, Ингрид решила взять своими бесконечными отпрысками! Хвала богам, все они пока что не жильцы. А те, что остаются – хилые и слабые здоровьем, надолго тоже не задерживаются. Но надо что-то предпринять, дабы все же обезопаситься. Сперва успокоиться и выяснить, правда ли, что Ингрид снова в тяжести. У нее уже была одна беременность недавно, так ничем и не увенчавшаяся. Да, правитель могучего Рарога, князь Годслав, любит Умилу, но она по-прежнему всего лишь плененная чужеземка, а их общие дети, как незаконные, не имеют прав на престол отца. Отпускать вожжи пока рано.

Озлобление быстро завладевало Умилой, когда она чувствовала опасность. Но она умела и сдержать себя, дабы сохранить лицо. И в этот раз она поступила так, как положено. Распорядилась послать одновременно за лекарем и повитухой.

А время тащилось медленно и тяжело, словно скрипучая телега по пыльному бездорожью. Но скоро радостная весть облетела округу. У Ингрид будет наследник – живот острый, значит, это сын! Умила крепко призадумалась. Так дальше продолжаться не может. Она почти всю ночь не сомкнула глаз. А под утро вспомнила, как в ее родной деревне травили крыс.

Княгиня очнулась от налетевшего воспоминания и перевела взгляд на Любаву, покорно ожидающую, когда с ней заговорят снова.

– Знаешь, любовь – это что-то не вполне понятное…Главное, что твой муж будет защищать тебя и заботиться о тебе. Это я называю любовью, – объяснила Умила, которая именно так представляла себе идеальный брачный союз для своих сыновей.

– И что мне делать, когда вернется Нег? – Любава почитала Умилу как ту, что однажды сделалась женой правителя, и хотела получить от нее советы, которые сотворят чудеса. Это будет поистине чудесно, если Рёрик женится на ней, на Любаве.

– Я думаю, тебе нужно будет сделать все допустимое, чтобы утешить его. Он оценит, если какое-то время ты будешь убита горем вместе с ним. Мой сын таков: коли ему грустно, весь город должен горевать, – размышляла Умила. – А там дальше если все сладишь, как я велю, он с тобой и останется.

Из княжеских покоев Любава вышла еще более задумчивой, чем была в начале своего визита. Она недоумевала, как княгиня может оставаться столь спокойной после происшествия с Вольной. А как ловко княгиня-мать сплела сеть, умело выловив из окружения сына неугодную особу. Да так, что на нее никто и не подумает! И теперь эта женщина дает ей, Любаве, советы…

По спине Любавы прошла волна холода. Если Рёрик узнает правду о гибели Вольны – всему конец. Умила как-нибудь вывернется, а ей самой, Любаве, в любом случае конец. Но теперь уж некуда отступать. Надо было думать прежде, чем пособлять Умиле. Но как она, Любава, могла думать, когда так сильно любила Рёрика? Ведь до того, как он встретил обольстительную Вольну, все было решено. Отец Любавы, прославленный воевода и соратник Годслава, обещал свою дочь в жены сыну друга. И перед смертью он заклинал позаботиться о ней. Женитьба…Какое многообещающее слово. Все было решено давно, когда невеста была еще совсем дитем! Может быть, поэтому она так предано любила Рёрика все это время. Он, по возможности, был добр к ней. И никогда у нее не возникало сомнений в том, что однажды она станет его женой. Но вдруг внезапно, словно разбойник посреди лесной дороги, возникла нахальная Вольна. Тогда он напрочь позабыл об обещаниях своего отца! Он и так почти всегда отсутствовал. И даже когда бывал в городе, особенно не баловал Любаву вниманием, несмотря на то, что она жила в их семье с тех самых пор, как осталась сиротой. А когда он привел под крышу Вольну, казалось, весь мир содрогнулся. Скоро стало ясно, что красавица не из робкого десятка. И не будет потакать Умиле. Надменна и горда, как не должно простолюдинке. Она вела себя как законная супруга Рёрика, и, кажется, даже заявляла что-то в этом духе. Была сообразительна, зла на язык и капризна. А Рёрик каждый раз вставал на ее сторону. Наверное, он, и впрямь, был слишком влюблен. Но должно же это было закончиться когда-то! Впрочем, если бы Вольна была такой же безыскусной, как она сама, Любава, то так бы и получилось со временем. И все же, несмотря на божественную наружность этой женщины, ее высокомерие и заносчивость отвращали от нее. В народе ее не жаловали, но не до такой степени, чтоб топить, конечно. Но разве важно, что думает простой люд? Негасимая любовь правителя делает непобедимой любую сквернавку. Похоже, Умила нашла единственно верный способ сокрушить злодейку Вольну!

Солнце ярко светило над головой Любавы, но почти не согревало. Девушка не заметила, как оказалась в поле. Она присела на опушке леса, подвернув юбки, которые успела перепачкать по дороге о раскисшие лужи. Если бы так же просто можно было спрятать и грехи, как эту грязь с подола.