Читать книгу Тысяча тихих городов. Milles villes tranquilles. Книга первая - Анна Линн - Страница 3

***

Для меня эта история началась в тот момент, когда я четко осознала себя оторванной от всего близкого и знакомого, выйдя на безлюдной станции под названием Эссерен в накрапывающий дождь, и меня никто не встречал. Разбухшие от влаги серые клочья облаков занимали все видимое пространство неба, а взгляд упирался в бетонный забор, за которым высились аккуратно сложенные бревна. Им не было числа. Это было совсем не похоже на ту Бельгию, о которой я начиталась в интернете. Дворцы и парки больших городов. Магритт. Шоколадная фабрика «Рошен». Маленькие сказочные города, где Рождество круглый год – Брюгге и Гент.

Я зябко куталась в пальто и соображала, что мне делать. Мы договорились, что меня встретят на этой станции. Пару минут я разглядывала бревна в разрезе – один к одному, и вдыхала свежий запах мокрой коры. И вдруг мне очень сильно захотелось зайти обратно в вагон и выйти на Новых Черемушках. Пусть все будет как раньше. Ну её, эту Бельгию. Одни бревна. Хочу обратно. Или надо было ехать к лимонным акулам. Они хотя бы ждут моей любви и защиты, а тут, похоже, меня никто не ждет.

Акулий проект нашла Аля в интернете, когда придумывала, куда бы меня отправить. «Лимонные акулы ждут вашей любви и защиты» – так трогательно он назывался. «Гос-с-спади! Кто тебя там ждет? Ни бабушки рядом, никого!» – причитала моя бабушка, когда я заявила, что хочу уехать из России «на проект». Вот бы ей ответить: «Лимонные акулы! Я еду любить и защищать акул». Как бы красиво звучало, а?

Но акулы остались в прошлом (они ожидали моей любви и защиты на острове Фиджи, и это показалось мне слишком экзотичным, поэтому я не подала заявку на тот проект) и принялась ждать человека, которого никогда не видела, даже на фото. Это была девушка-координатор с громоздким двойным именем, от которого я помнила только первую часть – Мари или Мэгги.

Итак. Я здесь. Это была моя первая поездка в Европу. До этого я побывала в Абхазии, в Киеве у родных бабушки и в Турции. И вот я сижу в Бельгии, на станции, смотрю на бревна, и я приехала – страшно произносить вслух – на год. Мысли перескакивали с темы на тему, выхватывая из памяти ненужные лица и обрывки фраз, как всегда со мной бывало от полноты ощущений и эмоций. Итак, акулы и Бельгия. Бревна и дождь. Акул нашла Аля, а Бельгию и мой арт-проект – Люси. Спасибо вам, дорогие мои девочки – Люси и Аля. Но первой все-таки была Аля.

С этого имени мой мысленный клубок покатился, взяв направление на Алю. Начну, пожалуй, с неё.

Есть такие люди в нашей жизни – проводники или маяки. Они в шторм и непогоду простирают свой свет на много километров, показывают путь и вселяют надежду. Первым таким человеком-маяком в моей жизни оказалась Аля из университета благородного Савватия. Но по порядку. Аля была дочкой нашей школьной библиотекарши, на год меня младше. А в школе я проводила много времени именно в библиотеке – во время большой перемены, часто после уроков и когда была освобождена от физкультуры. В детстве я частенько врала бабушкам, что у меня насморк, кашель или болит горло, лишь бы только заполучить заветную записку с просьбой освободить меня от физических нагрузок. Я была готова глотать приторный ненавистный «Бронхолитин» от кашля, полоскать горло йодным раствором, и капать капли в нос – лишь бы не посещать этот урок. С физкультурой у меня не сложилось. На самом деле, у меня не сложилось много с чем… но физкультура – этот предмет был для меня особой пыткой. В спортзале обитало нечто под названием «Козёл», через которого надо было прыгать. Я боялась его до онемения. Колени дрожали, во рту пересыхало, а мышцы наливались неподъемной тяжестью, когда приближался неминуемый момент прыжка. И, поэтому, когда на весь спортивный зал гремело, отдаваясь от окон: «Р-р-ыско готовится!» и мне надо было выйти из шеренги навстречу позору и ужасу, я вздрагивала и с трудом передвигала неподатливые ноги. Гомон моментально замолкал, и все взгляды одноклассников были устремлены на меня: начиналось шоу «Рыско и Козёл». И никакие окрики физрука: «А ну-ка рты все закрыли!» не могли остановить хлопки, смех и свист, которым сопровождался мой прыжок, если это можно было назвать прыжком. После одноклассники бурно обсуждали увиденное шоу, вовлекая, по возможности, и меня в обсуждение – «Рыско, смотри, смотри, как ты прыгала», и добавляли красочные описания вроде «растопырила ноги/зад отклячила/а лицо её видели?» Но абсолютный фурор был, когда я однажды приземлилась на козла вместо того, чтобы его перепрыгнуть. Все смеялись до икоты. Даже физрук отвернулся и прыснул в кулак. То ли дело библиотека! Там было безопасно, тихо и спокойно – сиди и клей бумажные кармашки, а вокруг запах старых, пыльных страниц от которого щекотало в носу или свежей типографической краски. Библиотекарша любила меня и называла «Анюточка». Иногда на переменах к ней заглядывала дочка Аля – она была громкая и веселая с короткой стрижкой и использовала фразы типа «Я попёрлась туда, мам, ты прикинь?», что было очень модно в моем детстве. «Алевтина, ну что за выражения!» – качала головой её мама.

Она училась на класс младше меня, но мне она казалась намного старше. Часто я даже не видела Алю, скрытая от людей стеллажами и стопками книг, но всегда узнавала по голосу. Иногда я различала голоса одноклассников и даже однажды отомстила, как умела, одному из обидчиков, Пашке. Он спрашивал книгу под названием «Каменные дети», которую нам дали в качестве домашнего задания. Автора он не помнил. Библиотекарь не знала такого произведения. Я смекнула, что оригинальное название книги – «Дети подземелья», посмотрела в дневнике фамилию писателя и быстро оказалась у стеллажа с буквой «К». Все дети подземелья в количестве пяти штук оказались в моём портфеле, и Пашка ушел не солоно хлебавши. В моих счастливых мечтах, на следующий день на уроке чтения его вызывала к доске учительница и ставила ему даже не двойку, а единицу, с подписью «ед» в скобочках, чтобы было невозможно исправить на четверку.

А однажды Аля появилась среди моих стеллажей, и деловито спросила:

– Ты Аня? А что ты клеишь? Это про что книга? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Меня Аля зовут. Она облокотилась на стол и задела локтем высоченную башню из книг, которые я отложила, чтобы подклеить. Грохот был оглушительный; я испугалась, а вот реакция Али меня удивила. Она обвела взглядом руины башни и начала заразительно и громко хохотать.

– Нет, а что смешного? Что смешного, я спрашиваю, Алевтина? – строго качала головой библиотекарша, но Аля продолжала хохотать. Вдвоем мы разобрали книжные руины и, можно сказать, подружились.

После школы я пошла учиться в колледж, связанный напрямую с моим верным убежищем, а Аля уехала учиться в Москву. С тех пор мы с ней не виделись. И вот как-то бабушка, придя из магазина, рассказала мне следующее:

– Встретила Лидию Максимовну в молочном, помнишь, библиотекаршу-то. Располнела так, операцию на венах сделали, варикоз. А Аля-то в Москве, уже там отучилась, вышла замуж и развелась, но там осталась. Лидия Максимовна сказала – приедет на днях, хочешь – повидайся с ней, она про тебя спрашивала. Вот и номер она мне тут на бумажечке дала.

…Через пару дней мы с Алей встретились в сквере, недалеко от школы, куда часто ходили гулять, когда были детьми. Я бы ни за что узнала её – Аля превратилась в хипповатую девушку с дредами и с татуировкой на запястье, в длинной юбке и с рюкзаком. Я сказала ей об этом.

– А ты, Ань, совсем не изменилась. Даже стрижка та же, – протянула Аля, растягиваясь на скамейке, и было непонятно – комплимент это или нет. – Как жизнь-то? Где училась?

– Наш гуманитарный колледж информационно-библиотечных технологий, библиотековедение, – отчеканила я полное название, потому что так звучало весомее.

– И где ты работаешь?

– В городской библиотеке.

– Зашибись, как интересно.

– Ну… у нас разные мероприятия проходят… – мне стало обидно за свою библиотеку. – Поэтические и музыкальные вечера. Местные поэты выступают. Вот сейчас мы готовимся ко Дню Победы. Ветераны приходили, мы их поздравляли, пели военные песни, много песен из тех, что мы в школе учили. «На безымянной высоте», «Эх, дороги», «Москвичи». Так душевно было.

– Да я не спорю. Ты не обижайся, – поспешно добавила Аля, внимательно разглядывая мое лицо. – День Победы, значит. «Москвичи» – это Алешка с Малой Бронной и Митька с Моховой?

– Ну да.

– Помню эту песню. Я ещё плакала тайком, так их было жалко. А я как раз работаю на Малой Бронной… Каждый день прохожу по центру Москвы.

– Здорово. Повезло тебе.

– Ну как сказать. Если ты хочешь – тебе тоже повезет. Все от тебя зависит.

Мы болтали и болтали, переместились в кафе, потому что начался дождь. Аля была такая же громкая и яркая, сидела расслабленно, раскачивалась на стуле, ворошила свои длинные дреды, грызла ногти и ничуть не беспокоилась о том, что майка непонятной формы сползла так, что стал заметен бюстгальтер. А я аккуратно стряхивала невидимые крошки с сарафана, постоянно поправляла бретельки и старалась не ставить локти на стол – вроде как это было некрасиво, так с детства учила меня бабушка. Помню, как уныло расхаживали голуби вокруг луж, вечер застывал, задерживался в окнах и витринах, свет перемещался с улиц в дома, жался к теплу и людям. Окна загорались маленькими маяками, показывая новый путь.

Аля убеждала меня ехать в Москву, ужасалась моему образу жизни и пыталась перелить этот ужас в меня.

– Сколько лет ты работаешь в библиотеке?

– Ну пять…

– Офигеть. Пять лет. Пять лет петь с ветеранами военные песни… Нет, это супер, но если б тебе было хотя бы за пятьдесят. А учиться дальше ты не хочешь?

– В университете? Хочу, но это трудно, наверное… все эти сессии… экзамены…

– Что за бред. Не сложнее, чем в колледже. Все учатся, а ты чем хуже?

– У меня же мигрень, мне нельзя перенапрягаться и нервничать.

– Это слова твоей бабушки? – догадалась Аля.

– Но, действительно, во время экзаменов у меня было сразу два приступа, на нервной почве, – доложила я.

– Знаешь, у всех есть свои болячки. Ты каждый день так или иначе напрягаешься. Жить – вообще дело напряжное.

Мы помолчали.

– Слушай… и ты все так же живешь с бабушками?

– Да.

– Вот в чем корень всех зол! – Аля так громко хлопнула в ладони, что на нас посмотрели. – Я шучу! – она засмеялась. Бабушки – наше все. Но ты должна жить одна. Ты никогда не пробовала жить одна?

– Нет. Вот посуди сама – зачем мне жить одной? У бабушек трехкомнатная квартира. Всё готовое.

– Что и требовалось доказать. А ты с кем-то встречаешься?

– Пока нет, – я покраснела. Ну мне 25, все впереди.

Аля снова замолчала. Было видно, что она сомневается, что «все впереди» – прежде всего потому, что я сама в этом сильно сомневалась. Мужчины казались мне жителями другого измерения и говорили на непонятном мне языке. Дедушка не считался – он был ручным и одомашненным бабушками. (А бабушек у меня было трое – собственно бабушка, её бездетная сестра, часто приезжавшая к нам погостить и прабабушка). «Ну этих мужиков, они все пьянчужки» – часто говорила моя бабушка и укоризненно качала головой, поджимая губы. Поэтому иногда при слове «мужчина» мне рефлекторно хотелось покачать головой и скептически поджать губы.

Я видела, как сильно мы отличаемся с Алей – буквально во всем; я чувствовала себя неловко, и как это часто бывало, тут же попыталась найти объяснение моему образу жизни, оправдаться. На помощь всегда приходили разрозненные знания, нахватанные из самых разных библиотечных книг.

– Знаешь, я как-то читала одну книгу по психологии, там были описаны разные типы поведения, мышления… и там было написано про синдром Аспергера, что это на самом деле частое явление, и люди с таким синдромом плохо социализируются, уходят от контакта, любые изменения привычного ритма жизни для них болезненны. Я подумала – может, у меня этот синдром?

– О Майн Готт, – Аня придвинулась ко мне поближе и посмотрела в глаза. – Тебе надо бежать из библиотеки. Честно. Бежать от бабушек. Бежать из этого города. К нормальным людям. Поехали со мной. Я о тебе позабочусь, ты не будешь сильно напрягаться, не волнуйся. То есть, я научу тебя заботиться о самой себе, идет?

И после полился рассказ, который я слушала, забыв все, как дудку Крысолова (только в отличие от Крысолова Аля меня не обманывала). В её рассказе не было заливных лугов и сырных жерновов, обещанных в Гаммельне, но там фигурировал огромный мегаполис, уютная квартира недалеко от метро, где жила Аля и её подруга-квартирантка Люси. А Люси была настоящей британкой из настоящей Великобритании. Раньше я никогда не видела иностранцев, им незачем было приезжать в наш маленький захолустный городок. Пожалуй, любопытство увидеть живую британку взяло верх, и я согласилась.

И тут позвонила бабушка:

– Я блинов напекла. Зови подружку-то.

Блины не помогли. Зерно было посеяно – ни дать ни взять, как в истории о декабристах – «из искры разгорится пламя».

Пламя полыхнуло с треском, надо сказать.

В бунте всегда самое сложное – начало. И середина, когда надо выстоять. Ну и завершение – чтобы не сойти с начатого пути. Когда я затевала бунт, я не была уверена, что мне удастся выстоять до конца, но к своему удивлению я обнаружила, что я, оказывается, могу быть очень упрямой. Это открытие окрылило меня и придало силы.

– Бабушка, – сказала я спустя неделю (Аля поддерживала меня разговорами по Скайпу, иногда включая видео, чтобы продемонстрировать живую британку на заднем фоне), – я еду в Москву учиться.

– Вот ещё чего выдумала, бестолковая Арина. А больше ты никуда не едешь? На Луну не хочешь, нет?

– А что. Все так делают, – твердо отозвалась я.

– Кто – «все»?

– Все, – я держалась за это безликое слово. – Все нормальные люди.

– Нормальные люди заканчивают училище и спокойно работают! У тебя хорошая работа, спокойная, теплая, не вагоны разгружать. И не за прилавком попу морозить, как Юлька, вон из пятого, на базаре. У тебя хорошая работа. Интеллигентная, с книжечками, люди приятные. А с твоей головой напрягаться нельзя.

– Но я решила дальше учиться.

– Куда дальше? Хватит пока учиться. Голова давно не болела от учебы?

– Она не от учебы болит! – восклицала я уже со знанием дела. Я каждый день так или иначе напрягаюсь. Я решила, я еду в Москву!

– И кто ж тебя там в этой Москве ждет, а? Скажи на милость? Ты знаешь жизнь-то в Москве какая? Ты телевизор смотришь? Того убили, там взорвали.

– Бабушка! Я же не на войну еду! Я буду жить у Али, у неё есть свободна комната!

– Сумасшедшая ты. И Аля твоя такая же. Непутевая. С мужем разошлась. Никуда я тебя не пущу. Что в этой Москве делать? Ни бабушки рядом, никого.

«Ни бабушки рядом, никого». Это стало рефреном, который ежедневно повторялся в нашей семье до тех самых пор, пока я не уехала в Москву. В новую жизнь. В университет Благородного Савватия.