Читать книгу Добыча - Анна Ллос - Страница 3

Алисса Гибсон

Утро понедельника начинается мучительным образом ужасно – меня выворачивает. Билл настоятельно просит меня взять отгул и вызвать доктора, сам же торопится на работу. Раньше он никогда таким чужим и безучастным не был. В голову закрадывается мысль о том, что, возможно, у него кто-то есть. Что, если я не одна рушу наш брак? За все время наших отношений мы ни разу не сомневались в верности друг друга. Я всегда считала, что почувствую это сразу же. Но то, что происходит в нашей семье сейчас, моим объяснениям абсолютно неподвластно.

В одном он прав – сегодня лучше никуда не соваться, да и предчувствие у меня почему-то паршивое. Звонок Миранде, она даёт мне отгул. Я сплю до полудня, восполняя силы от ночного звонка Доминики. Мы так много говорили. Когда я спрашивала её о семье, то получала в ответ заранее наготовленную сказочку о счастливых родителях-бизнес партнёрах, с которыми они жертвуют деньги на благотворительность, занимаются сферой медицинских услуг. Я видела отношение Доминики к деньгам, к довольно большим деньгам, и то, какую немыслимую сумму она потратила на подарок. Я отметила её страсть к парфюмерии и красивым нарядам. Я смотрела на то, как она убила человека. Это была милая, но несчастная на вид женщина, которая за считанные минуты превратилась в окровавленный труп на полу собственного дома с большой раной на шее. А я просто сбежала, прикрывая то ли свою, то ли задницу Доминики. На этой высокой ноте самокритичных мыслей, я отправляю Миранде адрес того дома.

Мне трудно представить Доминику в тюрьме. Её манерные белоснежные руки в наручниках, длинные черные волосы, прикрытые банданой, ниспадают вдоль по телу, облачённому в тюремную рясу. Никто из Баттенбергов, естественно, её так просто не отдаст. За обладание такой, как она, можно начать любую, даже самую кровопролитную войну. Такую, как идёт сейчас у меня в голове. Мне так отчаянно хочется видеть в ней человека, и я, что самое странное, вижу его в ней. У неё такая живая манера говорить, умение заботиться, добродушная улыбка, жажда быть понятой. Ей скучно среди семьи, на работе в клинике, клубная жизнь ей уже осточертела, а общение со мной – что-то за грани выходящее среди всего этого. Что она нашла во мне, чего не было бы в её многочисленных любовниках?

Чем больше я думаю о её предполагаемой человечности, тем больше осознаю, сколь огромен размер её тени. Она поглощает своей тьмой. Добродушные улыбки сменяются ухмылками, за тёплым взглядом и заботой пустота, вопросы в ответ на вопросы. Кажется, стоит только избавить её от одежды, и под ней не будет живого тела, просто бездушная и безжизненная холодная оболочка.

После сна я решаюсь написать ей, но она через время отвечает, что занята. Мне казалось, что вчерашний ночной разговор был довольно тёплым и сближающим, она могла бы ответить не так грубо. Сколько у неё таких, как я? Если я не сплю ночами по причине бессонницы и плохого самочувствия, то она – потому что ей не хватило дневного времени на развлечения. У неё вряд ли вообще есть понятие о времени. Для владелицы ночного клуба с возможностью развлекаться с кем угодно даже нет надобности следить за временем.

Я весь день провожу в постели, размышляя о последней неделе. Ночью меня будит телефонный звонок. Естественно – она.

– Я сплю, – раздражённо отвечаю сонным голосом.

– Как же ты мне ответила в таком случае?

Я закатываю глаза. Она ведь не могла не съязвить. Вся моя обида и злость за дневное сообщение стирается под натиском радости от её расслабленно томных ноток голоса.

– Проговорим?

– Мне не хочется, – коротко отвечаю я.

– Ты что, обиделась? Я была правда занята.

– Давай, я позвоню тебе, как проснусь?

– Хорошо, Гибсон.

Она выжидающе замолкает, а во мне что-то ёкает от страха настолько, что словно сердце перестаёт биться. Бросает в холодный пот.

– Откуда ты знаешь мою фамилию?

– Оттуда же, откуда у тебя мой номер, – отвечает она, – Знаешь, Алиса, я сегодня занималась подписью благодарностей всем, кто был на приёме, от лица нашего фонда. Вход в наш дом подразумевал вклад пожертвования в фонд. Я несколько раз изучила полный список гостей, но ни одной Алисы среди них ни нашлось. Но пройти без приглашения, обойдя нашу систему охраны – просто невыполнимое мероприятие. Значит…

– Мой спутник внёс пожертвование в фонд, – быстро оправдываюсь я.

– Его фамилия?

– Послушай, ты можешь со мной не общаться вовсе, хорошо? – нервным голосом защищаю себя я, – Если ты считаешь, что мне что-то от тебя нужно, то очень сильно ошибаешься. И вообще, можешь не звонить мне, будет лучше для твоей паранойи.

С этими словами я прерываю звонок и откидываю телефон на тумбочку, зарываясь лицом в подушку.

– Какого хрена это было? – сотрясает воздух проснувшийся Билл.

Утром я несусь в офис с твёрдым намерением сообщить, что я в абсолютной растерянности. Наша миссия на грани срыва, тотального провала. Она знает мою фамилию. Я не включала телефон с момента нашего разговора, боюсь увидеть там кучу пропущенных от неё. На улице все так же морозно, даже холоднее, чем вчера. В попытках согреть руки, сую их в карманы. Обнаруживаю там её перчатки. В голове тяжким грузом укладывается мысль, что всё может так быстро закончиться. Уткнувшись лбом в запотевшее стекло автобуса, наблюдая за вялым пейзажем города, скоротечно пролетающим мимо меня, я прижимаю эти перчатки к груди, поднимаю, вдыхаю запах и возвращаю обратно.

Миранда устраивает собрание сотрудников, которые работают над делом Баттенбергов, в конференц-зале. Я расхаживаю из стороны в сторону вдоль стола, пробую снять накопившееся напряжение кружкой отвратного кофе из автомата. Мне не хватает той поддержки, что всегда присутствовала в университете, дополнительных уроках криминалистики или на спецподготовке к шпионажу, где практически все были моими ровесниками, и можно было просто завязать с кем-то приятельские отношения. Тут же, в сфере серьёзных секретных расследований, я самый молодой сотрудник, что далеко не всеми воспринимается положительно. «Двадцать шесть лет, да ещё и женщина?» – первое, что я услышала в Темз Хаусе после того, как меня направили сюда как лучшего студента в данной сфере. После меня забрала в свой отдел Миранда.

Когда все собираются и усаживаются на свои места, я встаю и начинаю:

– Доминика знает мою фамилию. Она позвонила мне ночью, я не хотела разговаривать, чем, по всей видимости, задела её. Моя фамилия была произнесена как угроза.

– Запись? – спрашивает Эндрю.

– Я не веду запись звонков с ней, это личное.

Мои слова явно взывают яркое негодование со стороны Миранды, она выпрямляет спину, словно готовится накинуться на меня.

– Личное? Алиса, мне стоит напомнить тебе, что это твоя работа, и именно от этого зависит успех расследования.

– Как она узнала? – вмешивается Оливер.

– Я представилась ей реальным именем, она не нашла его в списке приглашённых гостей.

– Это не очень хорошо, ты облажалась в самом начале операции, – рассудительным тоном начинает Миранда, – Но информация о тебе ей в любом случае ничего не даст. Мы постарались зачистить все данные, что на тебя имеются. Если Доминика Баттенберг каким-то способом решит разузнать о тебе больше, то наткнётся на заурядную работу клинического психолога, брак с Биллом и твой адрес, вероятно, но так больше ничего.

– А этого мало? Я не хочу, чтобы убийца знала мой адрес! – восклицаю я.

– О том, что конкретно она убийца, речи не шло, – сложив руки перед собой, Миранда явно ждёт пояснений.

– Ну, она точно много про что не договаривает. Мне кажется, весьма вероятно, что Доминика могла убить свою бывшую. Вы проверили адрес?

– Кстати, по поводу него, – произносит Оливер, – Дом пуст: нет ни мебели, ни вещей, ни, уж тем более, никакой девушки.

– Но как?

Все смотрят на меня как на полную дуру. Я же не могу рассказать о том, что видела. Думаю, на мне сейчас просто лица нет. Это тупик, полнейший тупик. Меня просят присесть и успокоиться, дают стакан воды, выпиваю его залпом. Меня ещё раз длительно расспрашивают обо всем, что я узнала от Доминики. Миранда настаивает на том, чтобы я не прекращала с ней общение и не давала понять, что что-то пошло не так.

Собравшись с духом, я долго думаю, под каким предлогом стоит ей написать или позвонить. Остановилась на первом, так безопаснее для меня. Пишу ей СМС про то, что нашла в кармане перчатки и хочу их вернуть. Через некоторое время она отвечает, что сейчас занята, но может заехать за мной вечером. Мы сходимся на том, что встретимся в Риджентс-парке, время она уточнит.

Я жду её ответа весь день на рабочем месте, по пути домой не отрываюсь от телефона, за ужином с Биллом я все время поглядываю на экран в ожидании её ответа. Оливер со мной на связи все время на случай, если все обернётся критично, он успеет ко мне на подмогу, стоит мне лишь подать условный сигнал. Я становлюсь в прямом смысле одержимой предстоящей встречей и своим желанием увидеться с ней вновь.

Беру парфюм, подаренный ею, наношу на свою кожу, запах вызывает самые, что ни на есть, приятные ассоциации. Я зажмуриваюсь и представляю её лицо, вспоминаю мягкость губ. Это уже не нормально. Сообщение наконец-то приходит, и я тут же вскакиваю с места.

Уведомив об этом Оливера, я моментально собираюсь и покидаю дом. Зимний холод мгновенно остужает моё рвение, он заставляет чувствовать себя замёрзшей и жалкой. Парк, в котором мы договорились встретиться, находится недалеко от моего дома, всего пятнадцать минут ходьбы. Это время, чтобы обдумать самые разные варианты исхода событий. Оливер ловит меня на полпути, следуя за моей спиной на приличном расстоянии. Мы с Доминикой не уточнили, в каком конкретно месте мы встретимся, поэтому я ищу её силуэт. Встреча получается невероятно странной – мы замечаем друг друга ещё издалека, и навстречу идём уже с какими-то глупыми улыбками, словно подростки, что собрались на свидание. Одета она в ботфорты, кожаные штаны, объёмный белый пуховик и шапку с помпоном. Выглядит мило и совершенно невинно, и если бы я не знала, на какие деяния она способна, то вполне сочла бы её за прекрасную душой юную леди.

– Принесла?

– Что? – растерянно переспрашиваю я.

– Я так и поняла. Ты тут не ради перчаток.

– Эммм… – боже, ну почему я совершаю ошибку за ошибкой? – Я их дома забыла.

– Забей, мне они не нужны. Ты тут рядом живёшь?

– С чего ты взяла?

– Твоя одежда, – Доминика бросает на меня оценивающий взгляд, – Словно во двор вышла.

– Ты меня постоянно за это критиковать будешь? – возмущаюсь я в ответ.

– Только если ты не будешь против, если я одену тебя с нуля.

– Не мечтай.

– Если тебе холодно – мы можем пойти в мою машину, – предлагает она.

– Думаю, не стоит.

– Лиса, не буду к тебе приставать.

– Не называй меня так.

– Хоть и очень хочется, – пропуская мои слова мимо ушей, продолжает свою мысль она.

– Чего?

– Поприставать.

– Доминика, перестань!

– Пойдём, пройдёмся?

– Хорошо. Только позвоню мужу, – оценив ситуацию, соглашаюсь на её предложение.

– Поверь, если он отпустил тебя одну так поздно – ему просто плевать.

Раздражённо закатываю глаза на её замечание. Набрав номер Оливера, я делаю шаг в сторону, чтобы Доминика не могла слышать, о чем мы говорим, она идёт на расстоянии вытянутой руки от меня.

– Любимый, все хорошо, я немного задержусь.

– А вы смотритесь вместе, я даже завидую тебе, Гибсон. Уверена, что все под контролем? Я могу последить за вами.

– Ложись спать без меня.

– Понял, не хочешь, чтобы я видел, как ты её поцелуешь?

– Этого не будет.

– Держу пари на двадцать стерлингов.

– Пока, милый.

Вот же паршивец! И всё-таки, мне было намного спокойнее, когда я знала, что он находится поблизости. Парк пустой, хоть и хорошо освещённый. Доминика постепенно сокращает расстояние между нами.

– Не будет чего? – любопытные глаза осматривают меня в поиске ответа.

– Он спросил про работу, ничего такого, – отмахиваюсь я.

– Кем ты работаешь?

– Я психолог, – робко отвечаю я, переживая за то, что она может быть сильнее меня в этой сфере. Судя по нашим разговорам – она разбирается абсолютно во всем.

– Скукотища, – Доминика переводит взгляд с меня на дорогу, словно разочаровываясь в своих догадках, – И что же ты, как психолог, можешь про меня сказать?

– Ну… – это неожиданно, она подловила меня, – На самом деле, практически ничего, ты очень закрытая. Мне кажется, что у тебя очень много тайн.

– Ну, я просто жду, когда ты влюбишься в меня настолько, что я смогу открыться тебе, а ты мне все простишь.

– Я слушаю.

– Это что, признание? – удивляется она.

Мы останавливаемся, смотрим друг на друга, она улыбается, засунув руки в карманы. Я чувствую себя неловко.

– Что? Боже, нет! Просто я гуляю с тобой ночью в пустом парке, разве это не идеальный момент?

– Да, и впрямь идеальный.

С этими словами она как-то странно озирается по сторонам, словно собирается сделать что-то со мной, и лишние свидетели ей не нужны. Мы абсолютно одни. Спину обдаёт болезненно холодным ознобом, ситуация, в которой я оказалась, меня откровенно пугает.

– Уже очень поздно, я лучше пойду.

– Прекрати убегать от меня, Алиса. Ты так ничего и не понимаешь?

– Не понимаю чего? – начинаю повышать тон я, – Что ты меня, как и многих других ранее, просто хочешь затащить в свою постель. Со мной тебе интересно только потому, что я сама туда не запрыгнула, как это делают все. Я не представляю, что произойдёт, если мы переспим. Бросишь меня на следующий же день? Я стану тебе неинтересна, ведь так?

– У меня было так со многими, да. Но с тобой все по-другому, Алиса. Ты не знаешь… ты не знаешь, что я чувствую, – она делает паузу, а после продолжает, – Уже готова к адюльтеру? Почему я узнаю об этом только сейчас?

– Ой, да прекрати! Ты целовала меня уж точно не с целью подружиться.

– Раскусила меня.

Всего одно резкое движение – и она вплотную подбирается ко мне. Я не знаю её намерений, мне жутко страшно, но я поднимаю руку и трогаю её ледяную щёку. Большим и указательным пальцами дотрагиваюсь до родинок около левого глаза, провожу вдоль щеки. Она смотрит мне в глаза, но взгляд такой пустой и словно безжизненный. Никогда не могу сказать, что происходит у неё в душе, что таится за этими кошачьими глазами. Доминика в разы выше меня, и это должно делать меня меньше, слабее, но когда мы вот так стоим лицом к лицу, я наоборот чувствую силу. Мои руки поднимаются, касаются волос, проникают в них.

– Что ты делаешь, Алиса?

– Без понятия. Но это намного лучше слов, не так ли?

Зелёные глаза темнеют, взгляд опускается на мои губы, затем вновь возвращается. Густые ресницы двигаются, она прикрывает глаза, тяжело вдыхает, появляется складочка между бровями, словно она с чем-то борется внутри себя. Я внимательно рассматриваю её черты. Она прекрасна вблизи. Доминика распахивает глаза, дразнит меня своим горячим волнующим взглядом, приближается к моим губам. Я судорожно сглатываю, мне стыдно перед самой собой за то, что моё белье влажное, живот дрожит, а ноги совершенно не хотят держать тело. Я тянусь к её губам в ответ. Это непередаваемая тяга, что отдаётся жгучей пульсацией в висках. Я пугаюсь, искренне и невероятно сильно боюсь того, что может произойти в дальнейшем, отстраняюсь от неё, делая шаг назад. Она прижимается к моей щеке своей, вдыхает запах.

– Ты надушилась теми духами? Я знала, что хороший парфюм плюс твой собственный аромат – это самый настоящий афродизиак, – шепчет она.

– Я весь день ждала нашей встречи, – неожиданно для самой себя признаюсь я, обнажая перед ней свою ею одержимость.

– Я тоже. На самом деле, я не была ничем занята, просто хотела дать тебе возможность передумать, дать шанс на спасение.

– Мне ничего не угрожает.

– Ошибаешься, угроза прямо перед тобой, Алиса, – Доминика обжигает своим горячим дыханием моё ухо, отчего я начинаю дрожать сильнее.

– Я не думаю, что ты можешь причинить мне вред, – пытаюсь убедить в этом больше себя, ведь знаю, на что она способна.

Тёмный парк, вокруг никого, она нависает надо мной, не прерывая визуального контакта. Мне страшно, мне холодно, я возбуждена. Морозный ветер обжигает кончики пальцев. Забираюсь ими под манжеты пуховика Доминики, сжимаю своими руками её запястья.

– Я стараюсь этого не делать, но мне очень хочется, – шепчет мне на ухо, словно признание, она.

– Ты пугаешь меня, – в ответ признаюсь я.

– Знаю. Ты часто думаешь обо мне, я права? – самодовольно произносит она, на что я лишь робко киваю, – Я постоянно в твоих мыслях?

– Глубже.

– Что же ты творишь со мной, милая Лиса? Я ведь могу и не сдержаться.

Её шёпот сменяется грубым рыком, щека теряет контакт с её щекой, потому что она опускается ниже и впивается губами в мою шею.

– Доминика, – словно предостерегая, произношу я, этот поцелуй совершенно отнимает у меня дыхание.

Моя хватка на её запястьях усиливается, не знаю, это с целью остановить её действия, либо же просто самой устоять на ногах, что невероятно трудно, когда она делает со мной такое.

– Ты такая хрупкая, Алиса, такая нежная и особенная на вкус, – её слова ласкают в такт с губами.

Оказывается, поцелуи в шею – это моя слабость, я этого не знала. Билл никогда не целовал меня так, его щетина всегда неприятно прокалывали на коже, хотелось быстрее это остановить, но то, что делает она! Мою чувствительную кожу ближе к ключице жадно и влажно охватывают её губы, затем я чувствую поцелуй рядом с мочкой уха, а потом снова ниже. Меня бросает в жар.

– Я возьму силой, если остановишь.

Никогда в жизни я не слышала подобного. Мне хочется думать, что все это просто игра, но ведь это не так. Я наедине ночью в пустом и плохо освещённом парке с человеком, который совершил убийство. И что самое страшное – мне совершенно некого позвать на помощь. Та девушка, которую я обнаружила мёртвой после визита Доминики – она отказала ей? Она не приняла её, попыталась возразить и за это поплатилась своей жизнью? То же самое ждёт и меня? Доминика, совершенно не ощущая препятствия в виде моих рук на её запястьях, тянется ими ко мне. Она сильная. Мне становится настолько жутко от того, что она может ими сделать, что я, всхлипнув, убираю руки и пытаюсь отпрянуть назад. Я разворачиваюсь и предпринимаю отчаянную попытку побега, но сильные руки перехватывают меня. Она резко прижимает мою спину к себе. У меня нет возможности рассмотреть её лицо сейчас, она сзади, но я уверенна, что у неё потемневшие глаза, как обычно бывает, когда она не контролирует свои действия. Передо мной чёткая граница освещённого тротуара, на котором мы находимся. Темнота парка, впереди виднеются пугающие скелеты деревьев. Сердце перестаёт биться, мне думается, что она сейчас схватится за нож, и на этом все кончится. Не знаю, чем она убила ту девушку, но это явно было что-то довольно острое. Одна её рука держит меня за плечо, пресекая любые попытки бегства, другая отодвигает волосы, оголяя участок шеи.

– Как же тяжело! Чёрт, я не могу! Не могу! – её хриплый голос доносится из-за моей спины.

Она говорит это самой себе? Мне так чертовски страшно, что я боюсь произнести хоть слово. Но, совершив над собой нечеловеческое усилие, я пытаюсь выйти из оцепления. Я поднимаю руку и касаюсь её ладони на моем плече. По моим щекам текут слезы, я судорожно глажу её руку медленным успокаивающим движением. Чувствую, как хватка на моем плече слабнет. По сбившемуся дыханию Доминики понимаю, что мы обе не в порядке. Я не знаю, что это только что было, но чувствую, как ей трудно бороться с собственными желаниями, словно она пытается не дать волю зверю, что так усиленно рвётся из неё при каждой нашей встречи. Она полностью отпускает меня, но тут же её голова падает на моё плечо, я чувствую её надрывное дыхание на своей шее.

– Мы сейчас пойдём туда, где я не смогу тебя тронуть, – говорит она ровным голосом, – Прекрати плакать, я не буду продолжать. Успокой своё сердце, оно так бьётся… Мне отойти? Я отойду. Пошли.

Она отходит от меня в сторону и быстро шагает вперёд по дороге, я остаюсь как вкопанная. Эти слова кажутся мне какой-то странной подсказкой к ещё непонятной мне загадке.

– Алиса, идём, – обернувшись, она подзывает меня к себе.

С трудом, медленными шажками я начинаю догонять её. Тёмный парк с уродливыми голыми деревьями остаётся позади. Мы оказываемся возле ближайшего открытого заведения. Доминика открывает передо мной дверь, впуская внутрь. Это круглосуточное кафе, по видимому, не может похвастаться большим количеством клиентов в такой час. Доминика отодвигает мне стул, позаботившись о моем комфорте. Она вообще помнит, что произошло десять минут назад?

– Ты, должно быть, замёрзла, – она трёт мои плечи, словно пытаясь согреть, – Чай, кофе?

– Я бы выпила, – киваю я в сторону бара.

– Ты бы выпила, – повторяет она за мной и направляется за заказом.

Я совершенно не отдаю себе отчёт в происходящем. Доминика ведёт себя очень нервно, это заметно по мелким жестам, мимике, отрывистости. Она напряжена и, скорее всего, удивлена тем, что я ещё не сбежала от неё. Отойдя от стойки, она подходит ко мне с бокалом горячительного напитка. Я тут же опрокидываю его в себя.

– Хочешь ещё? – интересуется она, я отрицательно мотаю головой.

Доминика присаживается напротив, а меня передёргивает от того, насколько горькая эта обжигающая смесь, что стекает по моему горлу. Она стягивает с себя шапку, её длинные прямые волосы немного взъерошены, но выглядит это даже мило.

– Что происходит? – напрямую спрашиваю её я.

– Я сдержалась, теперь все хорошо, – её взгляд пуст и рассеян.

– Что ты хочешь сделать со мной, Доминика? – она не отвечает, будто бы не слышит моего вопроса, – Доминика?

Она, наконец, осмеливается поднять на меня взгляд, глаза наполнены слезами, но она пытается не дать им волю, сдерживает, шмыгает носом и лбом утыкается в свои руки. Прячет от меня лицо, не хочет, чтобы я знала, что с ней творится, она стучит ногой по полу под столом. Пока она не видит, я осматриваюсь, кроме нас в кафе несколько мужчин за дальним столиком у окна – значит, безопасно. Поднимаю взгляд на телевизор над баром. По кабельным новостям показывают какие-то сводки, а я ведь могла попасть в завтрашние в качестве трупа, неожиданно найденного ранним утром каким-то человеком, вышедшим на пробежку. Мне кажется, что Доминика настолько напугала меня, что испугалась и сама. У меня есть возможность рассмотреть её жёсткие черные волосы, что прикрывают плечи, ровный пробор. Замечаю побелевшие костяшки от того, насколько сильно она сжимает кулаки.

– Я не человек, Алиса. Ради себя же, держись от меня подальше!

Рывком она поднимается с места, ещё раз кидает на меня растерянный взгляд и убегает прочь. Мне не хватает ни смелости, ни сил на то, чтобы броситься ей вслед.

Доминика Баттенберг

Я оставила Алису в безопасности и тепле, среди других людей, которые в любой момент при необходимости могут позаботиться о ней, а могла бы и оставить холодным трупом в безлюдном парке. Я ещё ни разу ни с кем так не сдерживалась. Это сумасшествие! Ненавижу все те вещи, которые она во мне пробуждает. Бесконтрольный голод, который возникает каждый раз, когда я смотрю на то, как пульсирует её сонная артерия. Рядом с ней, кажется, у меня появляются чувства. Не просто чувства – их настолько много, что и захлебнуться можно. Они тягучие подобно хорошей крови и непонятные, совершенно для меня ошеломляющие. Это чересчур. А ведь она просто самый обычный человек, смертная.

Давлю на газ со всей силы. Я её не тронула, и это самое главное. Я смогла сдержаться, даже когда обнажились клыки, даже когда я уже готова была вспороть её изящную шею. Возвращаюсь домой, тут темно, но я знаю точно, где меня всегда рады видеть. Залетаю в спальню Долорес, включаю свет. Она наверняка уже спала, но сейчас привстаёт с кровати на локтях и взволнованно смотрит на меня.

– Трахни меня, пожалуйста.

Собственные слова кажутся мерзкими, я бросаюсь в её руки всегда, когда мне плохо. Наверное, она уже давно понимает, что это мой способ заглушить боль. Она подходит. Мне нравится её близость, с ней можно не сдерживать себя.

– Что случилось? – заботливо узнает у меня Долорес.

Меня злит, что она лезет не в своё дело. Я попросила не об этом. Нет никакой надобности сейчас играть в заботу, когда я намерена играть в совершенно другие игры. Отворачиваюсь от неё, скрипя зубами.

– Я её чуть не убила сегодня.

– Кого? – интересуется она.

– Я рассказывала тебе о ней.

– Ту замужнюю даму?

Злость и тьма во мне всегда берут верх, как бы я не пробовала это изменить. Это такое паршивое чувство. Ударяю кулаком по стене от негодования. Чувствую ласковые объятия Долорес на своих плечах. Я не хочу нежностей. Откидываю их от себя резким движением. Долорес грубо хватает меня за волосы, прижимает своим телом к стене. Её рука пробирается через мою одежду, властно и до боли сминая грудь. Я хочу этой боли, хочу наказания, только это может унять мой голод по Алисе. Не хочу даже думать о ней сейчас. Настойчивые пальцами скользят по моим рёбрам, ногти царапают напряжённый пресс, она расстёгивает на мне штаны. Кусает меня за ухо, сминая край белья, наматывает волосы на свой кулак и оттягивает.

– Я сколько раз тебя учила не включать эмоции, не допускать никакого проявления чувств?

Она в моем белье, тонкие пальцы собственнически обводят губы, грубо сжимают клитор. Я ещё мокрая из-за Алисы. Отвожу бедра назад, сама пытаюсь насладиться на её пальцы.

– Как же ты мне нравишься такой, – рычит мне в затылок Долорес, всаживая в меня сразу два пальца, – Моя маленькая беспомощная девочка.

– Да, я твоя девочка.

Томное пробуждение, сладкое потягивание. Наслаждаюсь около минуты тем, как двое под одеялом ласкают мою грудь. Я безошибочно узнаю по языку, где Долорес, ногтями прохожусь по нежной коже её спины. Она выныривает, смотрит на меня и сразу же касается своими губами моих.

– Завтрак в постель? – поднимает бровь она.

– С удовольствием!

Долорес как следует позаботилась обо мне этой ночью. Сладкое растяжение во всех мышцах напоминает мне об этом. За ней вслед снизу выскальзывает та француженка, папочкин сувенир. Вероятно, он уже наигрался ею. Она протягивает мне бледную искусанную вдоль и поперёк руку с каким-то озабоченным и зависимым выражением лица, на котором совсем нет жизни. В этом доме она её и оставит. Скидываю с нас одеяло в сторону и, перевернув её за плечи, заваливаю на живот. Её обнажённое тело так прекрасно: все в гематомах, ссадинах и кровоподтёках. Запах крови заводит. Она словно приманка, что со стороны Долорес была благодушно брошена хищнику, чтобы приручить его.

– Лицом в подушку, – приказываю девушке.

Смахиваю пряди её спутанных волос со спины и затылка, открываю себе доступ. Склоняюсь, чувствую, что она почти не дышит от страха. Обнажаю клыки и впиваюсь рядом с трапециевидной мышцей так, что её тело подо мной содрогается, а сама она тихо стонет от боли в подушку.

Всегда, когда рядом нет Долорес, я контролирую себя, не делаю чего-то сверх допустимого, стараюсь оставить еду живой, хотя не всегда, естественно, получается. Но сейчас я даю волю животному желанию. Я знаю, что она не позволит её убить, что остановит. Чувствую её руку на своей спине, она отдёргивает меня от жертвы. Я отрываюсь от неё и тут же набрасываюсь на Долорес, целую в губы, даю ей возможность посмаковать тёплую кровь в моём рту. Она играет своим языком с моими клыками, я чувствую её собственные. Алиса растворяется, исчезает, её для меня не существует, есть только этот момент, и мой опасный жестокий мир, и моя Долорес, что всегда оставляет меня без сил, но зато сытой.

Уже следующее пробуждение за этот день. На этот раз оно сытое и расслабленное. Все белье на постели скомкано и запачкано кровью, я спешно покидаю её. Душ смывает все чужие запахи и ощущения. Когда я возвращаюсь в комнату, там уже во всю работает наша привычная домработница. Это полноватая и очень несимпатичная женщина, которая понемногу понижает мой уровень либидо каждый раз, когда попадается мне на глаза. Она желает мне доброго утра и протягивает конверт.

– Это было на полу, вероятно упало.

Небрежно выдёргиваю предмет у неё из рук. Я знаю, что Долорес просто обожает такие послания, а судя по толщине его содержимого, я уже понимаю, что находится внутри.

– Мать дома? – спрашиваю уборщицу.

– Да, я видела, как она зашла в кабинет мистера Баттенберга.

Я врываюсь к ним без стука, застав двоих за, судя по всему, увлекательной беседой. Долорес сидит на столе и с чего-то очень наигранно смеётся. Не то, чтобы я ревновала её к Чарльзу, но картинка в целом выглядит не лучшим образом.

– Я не буду делать это снова, – бросаю конверт на стол, в надежде закончить разговор на этом и уйти прочь.

– Это не обсуждается, дорогая, ты же знаешь, – рассудительно начинает Чарльз, на что Долорес лишь утвердительно кивает, соглашаясь.

– Почему этим занимаюсь только я? Неужели никто другой не может? – меня распирает от негодования.

– Таков твой вклад в наш клан, детка, – встаёт со своего места Долорес.

– Самая паршивая и грязная работа достаётся именно мне.

– Не соглашусь, ты не меняешь постельное в этом доме, – улыбается она, – Притом, мы бы не могли поручить это задание твоим братьям или сёстрам, справишься только ты.

– Я хочу остаться в Лондоне, – твёрдо заявляю я.

– Это из-за той женщины, что расстроила тебя не этой неделе? – интересуется Чарльз.

– Я не хочу никуда ехать в любом случае.

– Это не займёт много времени, потом слетаешь отдохнуть в Париж и вернёшься сюда.

– Куда в этот раз?

– Туда, где с твоей чувствительной кожей точно понадобится SPF 50. Валенсия, – с восторгом заявляет Долорес.

– Отлично, спасибо за совет, постараюсь не забыть, – иронично улыбаюсь я, забирая обратно конверт.

Обычно меня абсолютно устраивает то, что иногда приходится устранять неугодных нашей семье. И мне даже доставляет удовольствие кататься по миру и заниматься подобной работой. Но не сейчас. А все почему? Я уже знаю ответ на свой вопрос. Алиса Гибсон. Нет, не стоит об этом думать. Валенсия, крем от загара. Отлично убью время.

Алиса Гибсон

Сегодня удаётся не опоздать ни на автобус, ни на работу. Оливер получает от меня тут же двадцать стерлингов. Я почти на весь день закрываюсь в офисе, попросив меня не тревожить, пролистываю похожие между собой убийства. Я замечаю явный почерк: продольная глубокая рана на шее, но страны и года разные. Они явно связаны между собой, это ведь не может быть совпадением. Я беру в руки телефон, чтобы набрать сообщение Доминике столько раз, что сосчитать трудно, но в итоге так и не решаюсь написать хоть слово. Проверяю, не написала ли она первой, но тут меня тоже ждёт разочарование. Из ночного разговора в кафе после парка мне стало ясно, что она явно не хочет больше меня видеть. Вероятно, она чувствует, что я начала подбираться к ней слишком близко. Может, она узнала что-то обо мне и моей работе. В чем была причина её такого вчерашнего поведения? Достаю из сумки те самые духи, теперь они всегда со мной, наношу капельку на своё запястье, вдыхаю запах, просто чтобы напомнить себе о том, что это все было не моим вымыслом.

– Гибсон, пойдём со мной, – вырывает меня из фантазий взволнованный голос Оливера, что неожиданно заглядывает ко мне в кабинет.

Миранда уже ожидает нас в своём офисе, удобно усевшись в кресле. Когда все рассаживаются, Оливер запускает запись. Голос Доминики, который возникает из динамиков ноутбука, заставляет меня неловко поёрзать на стуле. Я сцепляю перед собой руки, надеясь, что на записи не будет ничего лишнего. Но все оказывается предельно ясно. Судя по всему, это запись из кабинета Чарльза. В разговоре слышно три голоса: его собственный, незнакомый мне женский и голос Доминики. В середине речь заходит о том, как я её расстроила, о чем теперь знают не только члены семьи Баттенберг, но и присутствующие в кабинете. Они также разговаривают о какой-то грязной работе, что предстоит Доминике выполнить, чем она, судя по тону, явно недовольна. Валенсия. Испания, а потом Париж. Если ей придётся улететь, да ещё и больше, чем на две недели, я не смогу видеться с ней все это время. Запись заканчивается.

– Интересно, что вопросов намного больше к тебе, Алиса, чем к этой записи. Доминика не хочет уезжать из-за тебя? – строго спрашивает Миранда.

– Не знаю, возможно. Мы немного сблизились.

– Почему ты не указала это в отчёте?

– Я ещё пишу его, – вру я, потому что знаю, что мне не хватит духу перенести на бумагу и рассказать обо всем, что действительно случилось.

– Что произошло между вами, Алиса? Почему она недовольна вашими отношениями?

– Она вела себя неподобающе и… В общем, мне пришлось ей отказать…

– Так вот в чем дело, – начинает, ухмыляясь, Оливер, – Ну мы ведь не можем её о таком просить.

– О чем?

– Все знают, что ты замужем, Алиса, – Миранда скрещивает руки перед грудью, – Но благодаря тебе мы убедились в том, что с этой девчонкой, как и со всем её семейством что-то не так. Тебе нужно понимать, что внедрение к ней в доверие – невероятно важная миссия, и поручена она была именно тебе. Поэтому постарайся, по мере своих возможностей, не огорчать её в следующий раз. Пока мы будем продолжать вести прослушку кабинета, тебе нужно узнать, когда конкретно Доминика будет улетать в Валенсию.

– Мне нужно будет лететь с ней?

– Нет, этим займётся спецотряд, который сможет задержать её на месте.

– Но как я узнаю? Она ничего мне не рассказывает.

– В шестом кабинете сидит человек. Он выдаст тебе одежду, такую, как нравится Доминике, ты оденешься, предложишь ей встреться и поговорить. Подыгрывай ей, самое главное, Алиса, – узнай дату и время.

Покидая кабинет, я замечаю, с каким довольным лицом Оливер закрывает свой ноутбук. Его, видимо, похвалили за проделанную работу, плюс, он получил двадцатку от меня утром.

– Про такие истории романы пишут, Гибсон, ты хоть знаешь, какая у тебя роль? – он нагоняет меня в коридоре.

– Паршивая.

– Тебе ведь нравится она, не так ли? – не унимается он.

– Оставь меня в покое, мне нужно сосредоточиться, – отрывисто бросаю в его сторону я.

– И надеть что-нибудь из "одежды, как нравится Доминике"?

– Нет, боже, я не буду наряжаться для неё! – хлопнув дверью прямо перед его любопытным носом, я иду к своему рабочему столу и в очередной раз за сегодняшний день заглядываю в телефон.

Снова тишина между нами. Я даже не представляю, действительно ли она занята чем-то, либо же просто перестала думать обо мне. Я начинаю перебирать в голове всё, что я могла сделать не так, каким образом могла обидеть, или задеть её чувства. Я думаю о поцелуях и пощёчине. Мне так нестерпимо хочется узнать все о ней, и дело не только в работе или расследовании. Она, как личность, уже давно поселилась глубоко внутри моего сознания и, по-моему, этот процесс уже безвозвратный. Мне нужно чувствовать и знать её глубже, потому что в моей голове никак не уживается мысль о том, что мне своими действиями придётся перечеркнуть её жизнь. С другой стороны – она убийца, и я невольно стала свидетелем её зверства. А то, в насколько беззаботном настроении она пребывала после этого, говорит мне о многом. Причём, за ней все так быстро зачистили, что означает только, что она остаётся всегда безнаказанной. Я прекрасно осознаю, что мне нужно поступить правильно, довести это дело до конца, но я так и не решаюсь ничего ей написать. Я рассчитываю на то, что она напишет или позвонит мне ночью. Жду этого.

Дома Билл не особо интересуется моим самочувствием, он стал ещё более равнодушным и холодным. Мне хочется во всем разобраться, как-то загладить свою вину, извиниться перед ним, но он поворачивается ко мне спиной в постели, оставляя меня одиноко смотреть в потолок в попытках уснуть. Я надеюсь проснуться от её неожиданного импульсивного звонка часа в два-три ночи. От бессонницы ломит тело, я расстаюсь с кроватью.

Натягиваю на себя старую растянутую футболку мужа, от которой пахнет им и хорошими временами, когда между нами был мир и покой. Листая переписку с Доминикой, я закуриваю сигарету прямо на кухне. Нахожу подаренную друзьями Билла бутылку виски. Прихожу к мысли, что лучшим решением будет напиться и отключится прямо здесь, оставляя всё дерьмо на утро. Думаю, что стоит всё-таки в наглую ей позвонить, предложить встретиться и напроситься вместе с ней в поездку. Если я буду рядом, то её не тронут. И почему я думаю о её спасении? Сигареты одна за другой словно жгут мне душу. Доминика делает это сама, без никотина и дыма, она уже во мне, в голове и в крови, течёт по венам, раздражая изнутри. Кровь. Почему той ночью в клубе она остановила кровь из моего пальца губами? С ней что-то не так.

Я конкретно напиваюсь. На кухне загорается свет, слишком ярко, я прикрываю глаза. Раздражает. Это Билл. Он осматривает меня с ног до головы, а потом громко бьёт кулаком по столу.

– Почему ты не в кровати?

– Не могла уснуть.

– Ну не тут же, – со злостью отбирает у меня сигарету, кидая её в раковину, чтобы та потушилась, – Я устал, Алиса.

Он называет меня так очень редко, почти никогда. Он очень зол или расстроен, может, разочарован, я не могу понять сейчас, да и не вникаю особо в это. Хочется только, чтобы он ушёл, хочется снова чувствовать мрачное одиночество.

– Иди спи, я тебе не мешаю.

– Я устал от тебя, от всего этого. Ты заработалась и ничего вокруг себя не замечаешь.

– Я замечаю, Билл. Я вижу намного больше, чем…

– Чем со мной рядом? Ты это хотела сказать? – перебивает он меня.

– Ой, да ты и сам хорош! Тебя тоже постоянно нет рядом, – отвечаю на его напор я.

– Я устал от тебя. Посмотри, во что ты превращаешься, Алиса. Тебе самой не противно? Куришь ночью на кухне, напиваешься, спишь в душе, блюешь по утрам, дома почти не бываешь. Ты и правда думаешь, что рядом с тобой захотел бы быть хоть кто-то?

– Избавь меня от этого. Это крайне низко с твоей стороны.

Оставив на мне взгляд с отвращением, он, сцепив зубы, направляется обратно в спальню. А я, накинув на себя болоньевый длинный пуховик, быстро надеваю первые попавшиеся кроссовки, хватаю бутылку за пазуху и покидаю дом. Холод немного убавляет градус алкоголя в крови, приводит в чувство, становится в разы проще и легче дышать. Голова быстро освобождается от тяжести, остаётся лишь одна мысль, которую я тут же воплощаю в реальность. Подношу телефон к уху, вслушиваюсь в гудки.

– Алиса? – слышу её голос, она явно удивлена моим неожиданным звонком.

– Забери меня, пожалуйста.

– Откуда? – взволновано спрашивает Доминика.

– Из дома, – стыдливо признаюсь я.

– Что-то случилось?

– С мужем поругалась.

– Адрес?

Диктую ей адрес своего дома, совершенно не задумываясь о безопасности. Я сообщила, где живу, убийце! Уже довольно поздно, но, не думаю, что я её разбудила, она ответила так быстро, словно держала телефон наготове, ожидая моего звонка. Только с целью не замёрзнуть, я делаю ещё пару глотков. Во мне из-за волнения все начинает переворачиваться, тошнота от ожидания подступает к горлу. Не хватало только, чтобы меня вывернуло перед Доминикой.

В тишине ночной улицы рёв двигателя слышен ещё издалека. Около меня, сидящей на лестнице крыльца дома, останавливается чёрный «Ford Mustang». Я поднимаюсь, хоть уже и сомневаюсь в том, что это хорошая идея, но отказываться уже поздно. Уже подойдя к двери, я чувствую резкое желание оказаться дома в постели с Биллом. Усаживаясь на пассажирское сидение, я немного мешкаюсь, опасаясь слишком громко хлопнуть дверью. Боже, да эта машина стоит в разы дороже, чем мой дом! Повернувшись к Доминике, я абсолютно точно перестаю дышать. В салоне авто достаточно тепло, она одета в черные брюки и заправленную в них строгую белую рубашку. Украшает этот вид тонкий чёрный галстук и прямые распущенные волосы, что по цвету идеально сочетаются с остальной одеждой.

– Ты пьяна, – сразу же понимает она, хотя я даже рот открыть не успела.

– И что?

– Я тебе не лейкопластырь, Алиса.

– Я позвонила не по этой причине, – несмело признаюсь я.

– Давай, удиви меня.

– Я весь день думала о тебе, – ещё одна правда.

– Не удивила.

– Мы можем отъехать немного? – предлагаю я.

Доминика трогается с места, левая рука с золотым браслетом в виде кардиограммы уверенно держит руль, правое колено подрагивает от нажатия на педаль. Она не отвлекается от дороги, позволив мне наслаждаться её строгим профилем. Не отрывая взгляд, она протягивает мне руку.

– Долго меня ждала? Ты вся продрогла.

С осторожностью вкладываю свою руку в её раскрытую ладонь, она тут же сжимает её и подносит к своим губам, оставив лёгкий поцелуй.

– Куришь? Это плохо, – произносит она.

– Только если пью.

– Вдвойне плохо, – делает заключение Доминика.

– Ты приехала быстро, мне не пришлось долго ждать. Ты была не дома?

– В клубе.

– В будни? – удивляюсь я.

– Да, а что? Он же мой, могу вообще там сутками торчать.

– С кем?

– С одной девчонкой, ты с ней не знакома, – отвечает она.

– Спишь с ней?

Моё любопытство не унимается, хотя, возможно, это и не очень тактичный и уместный вопрос. Всё-таки, алкоголь даёт о себе знать.

– Да, периодически, – абсолютно равнодушно рассказывает она, – Не помню её имени, но знаю, что она по уши влюблена в меня, но это ничего, мне только не руку.

– А ты её любишь?

– Нет, я до некоторого момента вообще не была уверена, что способна на такие чувства. Но сейчас, кажется, я готова любить, несмотря на то, каким сложным все может казаться.

– Кого ты готова любить? – глупо интересуюсь я.

Доминика впервые отрывается от дороги и окидывает меня взглядом. Машина останавливается.

– Мы довольно далеко отъехали, Алиса. Теперь мы можем разобраться в том, зачем мы снова встретились.

– В чем тут разбираться? – смотрю на неё, стараясь не попасть под гипнотическое влияние изумрудных глаз, – Все до абсурдного ясно.

– И правда, – соглашается Доминика, вмиг оказавшись ближе ко мне, – Раз так, то я могу сделать это…

Сегодня её губы без кроваво алой помады, без блеска, они выглядят намного привлекательнее таким образом. Доминика требовательно вжимается в меня, затем я чувствую, как в мой рот проскальзывает горячий язык, побуждая разомкнуть губы. Сейчас не так, как в клубе или на лондонском глазу, я отвечаю на поцелуй потому что сама этого хочу, потому что весь день изнывала от этого желания, и наконец получила то, что не давало мне покоя такое длительное время. Мне становится стыдно, я развязно и жадно врываюсь в её рот, кажется, что я пьянею ещё сильнее. Когда мы оставляем задействованными только губы, я снова задыхаюсь, ведь чувствую, что зреет новая атака. Кто кого, на этот раз её язык проталкивается глубже.

Расстёгиваю пуховик, потому что в машине становится слишком жарко, может, это от трения наших губ, а может, это ещё одно последствие выпитого мною ранее алкоголя. Я никогда ещё не целовалась так влажно и развязно, прям как в фильмах. Губы Доминики карамельные на вкус. Я тянусь к ней руками, мне хочется немного подпортить её идеальный вид, с диким желанием прикоснуться к обнажённому участку её кожи, выдёргиваю рубашку из брюк. Реакцию на это движение я получаю сразу же – она прикусывает мою нижнюю губу, а затем возобновляет поцелуй, только уже под другим углом, усиливая сплетение наших языков.

Я знаю, к чему такие поцелуи приводят, и меня трясёт от одной мысли об этом. Я не готова, и следовало бы мне сказать об этом, что нам лучше остановится на поцелуях, потому что больше ничего не будет. Невозможно думать связно, когда все моё нутро полыхает, горит и буквально кричит об этом. Я касаюсь ладонью обнажённого участка кожи на её боку, вожу по бархатистой поверхности подушечками пальцев, под ними тут же возникают мурашки. Веду руку вверх, пока она не касается косточки лифа. Это чересчур. Здесь и стоит остановиться. Сцепляю наши губы в тягучем, долгом поцелуе, выталкивая её язык из моего рта. Чувствую, как её рука падает мне на бедро, рядом с подолом футболки, прямо на обнажённую кожу. И в очередной раз я теряю ровное дыхание.

– До… Доминика!

Я отрываюсь от неё, опускаю голову вниз. Не смогу сейчас смотреть ей в глаза, особенно чувствуя то, настолько пекут губы от её вторжения.

– Ты боишься? – спрашивает она.

– Это слишком.

– Посмотри на меня, эй, – она поднимает моё лицо за подбородок, заставляя взглянуть в её глаза, – Ты готова.

Я мотаю головой в протест на сказанное ею. Я выпила слишком много и завтра, вероятно, очень сильно пожалею и об этом, и о том, что позволила ей поцеловать меня. Тошнота от головокружения все ещё не прошла, а, кажется, только усилилась.

– Скажи мне честно, Лиса, ты хочешь меня?

– Да.

Просто и безо лжи, тут нечего скрывать – все хотят её. Поддев кончиком своего носа мой, она неторопливо и мягко целует меня вновь.

– Бояться чего-то нового – вполне нормально, – она пытается придать своему голосу ровное и мягкое звучание, но для меня она все равно звучит, словно искуситель, – Ты сможешь остановить, когда захочешь.

Она наклоняется ближе, я слышу, как справа от меня открывается бардачок, она нашаривает рукой какой-то предмет. Этот миг дарит мне возможность вдохнуть в себя неземной аромат её волос. Затем я опускаю взгляд и вижу, как она надрывает фольгированную упаковку презерватива.

– Это зачем? – я вжимаюсь в сидение, внимательно наблюдая за каждым её действием.

– Было бы не слишком гигиенично проникать в тебя немытыми руками.

– Я не…– холодок проходится по коже от её слов, – Нам не стоит продолжать.

– Я тебя пугаю этим, Лиса?

– Я никогда такого не делала.

– Все хорошо, я даже смотреть туда не стану, буду целовать тебя, хорошо? Эй, ну взгляни на меня.

– Да, хорошо.

– Расслабься.

Доминика начинает с аккуратных поцелуев. По моему телу растекается тепло вместе с предвкушением, которым я изводила себя слишком долго. Глубокой ночью я не в своей постели с мужем, я пьяна, я с опасной девушкой, к тому же, красивой, сексуальной, и при этом весьма внимательной. Из головы абсолютно вылетает та ночь в парке и то, каким странным образом она для нас обернулась, а ведь я думала, что буду злиться за то, что она бросила меня одну. Кажется, я забыла это намерено ещё в тот момент, когда позвонила ей. Я сама хотела, чтобы это все случилось. Сама же сказала, что все до абсурда понятно. Но мне не понятно ничего, вопросы лишь копятся, их так много, что голова готова не выдержать и просто взорваться. Но когда она касается моих губ, все стороннее теряет резкость, становится пиксельными и улетучивается прочь. Доминика двигает рукой, отодвигает полоску моего белья в сторону. Думает ли она, что я слишком доступная? Что моим пьяным телом можно пользоваться? Я задыхаюсь от её прямого прикосновения, она разрывает поцелуй и поднимает на меня глаза.

– Лиса… лисёнок.

Лисёнок? Это что-то необычное. Меня никто так не называл, но из её уст это приятно. Её голос шёпотом соблазнительный и томный, она словно завлекает, подталкивает меня к действию. Я набираюсь в себе смелости и прижимаюсь поцелуем к тёплой и упругой коже её шеи. Пальцы в защите надавливают на вход, погружаются внутрь, от чего я вздрагиваю. Жар охватывает меня, кровь приливает к лицу, хочется избавиться от мешающей одежды.

– Разведи ножки, лисёнок.

Единственный способ заткнуть её, прекратить вгонять меня в краску и вызывать спазмы в теле этими фразочками – это впиться в её рот поцелуем.

Её пальцы проникают уже достаточно и теперь направляются в обратную сторону. Я никогда не видела необходимости стонать в сексе, никогда не понимала этого, но вот сейчас впервые мне так сильно этого хочется, и сдержать себя уже нереально. Это случается само собой, когда Доминика выходит и вновь входит в меня, на этот раз глубже. Поцелуи становятся грубее и настойчивее. Когда мой стон доносится до неё, пальцы ускоряются во мне. Сбив со своих плеч и рук пуховик, я, схватившись за плечи Доминики, начинаю сама приподниматься на её пальцах. Её потемневшие глаза смотрят на меня безотрывным жадным взглядом. Другой свободной рукой она ныряет под мою футболку, проводит выше, пока не настигает грудь. Она несильно сжимает одно полушарие в своей тёплой ладони.

Я представления не имею, где мы, возможно, нас кто-то видит. Это слегка грязно – отдаваться таким образом в машине, или очень грязно? Но меня это абсолютно не волнует, рядом с ней я чувствую себя другой, более раскрепощённой, свободной от собственных рамок и границ. Доминика опускает голову, сминая ткань моей футболки, она поднимает её к шее, соприкасаясь губами с одним из моих сосков. Её длинные волосы падают на мои колени, щекочут, я ёрзаю на сидении, пальцы волнообразно двигаются во мне, насаживаюсь на них ещё больше. Она не сбавляет темп вторжения в моё тело, ласкает языком ареолы, закусывает бусинки сосков, оттягивает, снова целует.

Все мышцы сводит, я бы хотела чувствовать это вечно, но оргазм сжимает меня изнутри, и она чувствует это своими пальцами. Я ощущаю жар, пульсацию ниже живота, перед глазами темнота. Бесспорно, всё вокруг смеркает, оставив кристально чистым этот яркий миг, это чувство не только между моих бёдер, но и в сердце.

Когда все приходит в норму, и зрение снова обретает фокус, я ощущаю неимоверный стыд за произошедшее. Алкоголь всё ещё стучит в голове вместе с разными мыслями, что накидываются на меня. Это было необычно, очень мощно и ново для меня. Доминика стаскивает использованный презерватив со своих пальцев и бросает его на приборную панель. Я готова заплакать, просто уткнуться лицом в ладошки и начать рыдать. Не могу набраться смелости, чтобы поднять на неё глаза. Вдруг, я увижу там разочарование или отвращение, что, если она больше не будет смотреть на меня с теплотой и заботой, что, если она добилась, чего хотела, и я просто перестала быть ей интересна? В лёгких чувствуется сильный недостаток воздуха.

Осознание того, что только что произошло, грузом рушится на меня. Я хвастаюсь за пуховик, дёргаю ручку и выбегаю наружу, кое-как накидывая его не себя уже на ходу. Слышу, как Доминика выходит следом. Ускоряю шаг, но она перехватывает меня, преграждая собой дорогу.

– Куда ты собралась?

– Извини, – жалостливо протягиваю я, стирая солёную влагу со щёк.

– За что? Прекрати. Не смей сбегать от меня, Алиса, – строго отвечает она, потирая мои плечи.

– Я не знаю… не знаю, как это получилось, – слезы мешают говорить, я начинаю дрожать, – Я не должна была.

– Успокойся, давай вернёмся в машину. Я не хочу, чтобы ты простыла.

Она смотрит с жалостью, такая милая и человечная в этот момент, но я знаю, что за монстры скрываются за этой прелестной картинкой. Я знаю, что, скорее всего, она убила многих, а свела с ума, точно как меня, ещё больше. Её удел – тюремная камера на пожизненный срок или смертная казнь. Но когда она запускает свою руку под мой пуховик и притягивает к себе одним рывком за талию, я понимаю, что с удовольствием разделила бы любую её участь, только чтобы получить возможность находиться под внимательным взглядом её холодных темных глаз хоть ещё немножко. Ночной холод обжигает обнажённые ноги, между ними контрастное тепло и покалывание от того, что мы делали ранее.

Во мне нет сил, чтобы отвернутся, я не имею возможности убежать, и в глубине бессвязных мыслей, атакующих моё сознание, я понимаю, что на самом деле не хочу всего этого. Бросаюсь к ней в объятия, прижимаюсь к губам, мне хочется ответной нежности, хочется ласки и заботы, но она углубляет поцелуй, опуская руку на мою ягодицу. Вжимаюсь в её тело сильнее, закидываю ногу на её талию. Я хочу этого не меньше. Хочу чувствовать её кожу своей, хочу её губы, хочу её тело, хочу притронуться к созвездию родинок на её лице, очертить линию челюсти пальцами, завести их назад и долго играться с угольными волосами. Доминика подхватывает меня под бедра и несёт к машине, бережно укладывая на заднее сиденье. Снова весь окружающий мир теряет яркость красок, остаётся только её лицо, только затуманенные похотью глаза. Я отдаюсь ей снова.

Она спускается вниз, в нашей жаркой возне тел стаскивает с меня белье. Я не могу видеть, что она делает, но когда я ощущаю, что она напрямую касается меня языком, выгибаюсь навстречу её действиям и выпускаю сдавленный стон. Широким движением ловкий язык проходится по лепесткам губ, она трогает мой клитор, сосёт пульсирующий комок нервов. Я взрываюсь сладкой судорогой, царапаю обивку сидения, все тело дрожит, каждый его участок сейчас такой чувствительный. В этот момент меня неожиданно пронзает резкая боль. Это ни с чем не спутать, мне именно больно, это исходит от внутренней поверхности бедра, а затем горячо и влажно. Накрываю лицо руками, пытаюсь успокоить дыхание и прийти в себя. В том месте, где было больно, я чувствую её язык. Я хочу спросить её о том, что случилось, но я сейчас чересчур слаба, чтобы выдавить из себя хоть слово.

Прихожу в сознание я от плавного скольжения пальцев Доминики по моему лицу. Открываю глаза, первое, что попадается моему взгляду, – её лицо с налётом довольной ухмылки.

– Все в порядке?

– Даже не знаю, – честно отвечаю ей я, чувствуя, как гудит каждая часть моего тела.

– Я пересяду за руль, а ты можешь ещё отдохнуть.

Доминика выходит из машины, а я тут же выпрямляюсь, чтобы просмотреть, что произошло с моей ногой. То место, где я чувствовала боль, теперь заклеено пластырем.

– Что это? – спрашиваю я, как только она усаживается вперёд.

– Я увлеклась и слегка укусила тебя, прости. На тебе раны быстро заживают?

– Не особо, палец вот ещё болит.

Припомнив тот вечер в клубе, я трогаю палец, чтобы убедиться, что на нём всё ещё остался маленький след от пореза. Доминика достаёт из бардачка бутылку с водой и ещё что-то.

– Вот, возьми, съешь парочку.

В моих руках оказываются квадратные небольшие плитки шоколада в золотистой обёртке с каким-то неизвестным мне названием. Я вопросительно поднимаю взгляд на неё.

– Чтобы восполнить энергию. Это мои любимые шоколадки, всегда привожу их из Сингапура, такие есть только там.

– Ясно, а где мои…

– Забрала себе как сувенир, – она смеётся и поворачивается ко мне, – Шучу, лисёнок, поищи на сидении.

Улыбаюсь, когда она называет меня так. Доминика включает музыку, что-то расслабленное и мелодичное. Я нахожу белье, быстро натягиваю его на себя, жадно отпиваю воду из бутылки, разворачиваю одну шоколадку.

– Ммм, это и правда очень вкусно, – оцениваю превосходный вкус я, – Но, кажется, я всё ещё пьяна и ничего не соображаю.

– Что ты пила?

– Виски, нам с мужем друзья подарили, – неохотно отвечаю я.

– У меня был секс с тобой или бутылкой виски?

– Что?

– Сколько во всем этом было тебя самой, Алиса, а сколько алкоголя, выпитого тобой? Будешь жалеть, когда протрезвеешь? – спрашивает она.

– Я буду жалеть только о том, что была в этот момент пьяна, а не о том, что произошло. Это было мило. Мне понравилось, – честно отвечаю ей я.

– Мило? – переспрашивает она, – Забавно.

– Почему ты бросила меня вчера? – наконец вспоминаю о том, что в моих планах вообще-то было обидеться на неё.

– Я отвела тебя в тепло и безопасность, купила тебе выпить, удостоверилась, что ты в порядке и ушла. Ушла, но не бросила.

– Почему ты в парке так себя вела?

– Разве не ты сказала, что тебе все "до абсурдного ясно"? – дразнит она меня.

– Зря сказала, – сухо произношу я, понимая, что ответов от неё так и не получу.

– Давай покатаемся? Просто поездим по ночному городу? – неожиданно предлагает она.

– Ты могла бы вернуть меня туда, откуда забрала, у тебя, должно быть, полно дел в клубе.

– Ну, прекрати занудствовать, Лиса! Как я могу уговорить тебя остаться?

– Ты можешь объяснить, что происходит, и почему ты ведёшь себя так?

– Ты меня совсем не знаешь, может, поймёшь когда-нибудь, – нехотя отвечает она, – Так что, отвезти тебя домой или поедем?

– Я не против проехаться.

– Отлично! Перебирайся вперёд.

Я оказываюсь впереди на пассажирском сидении, хоть перебраться у меня выходит довольно неуклюже. Пристёгиваюсь, замечаю, что Доминика не сделала того же, поэтому я тяну руку к ремню на её стороне и пристёгиваю её. Это больше не из заботы о её безопасности, а просто для того, чтобы немного ограничить её в действиях. Перевожу взгляд на то, как она сжимает пальцами кожаную поверхность руля. Смотреть на них трудно после того, как они были во мне. Никогда бы не подумала, что самый лучший секс в моей жизни будет с девушкой на заднем сидении авто, да ещё и в пьяном состоянии.

– Я никогда не катала в своей машине кого-то вроде тебя, – звучит из её уст, словно признание, – Знаешь, проблема в том, что я для большинства не скрываю, кто я есть. Они стараются понравиться, надевают какие-то ужасно смехотворные маски, все из-за моего статуса и денег. В общем, это противно. Их пустословные обещания, что они поймут меня, примут такой, как есть, оказывались всегда пустым звуком. Но я та, кто я есть. Я не чувствую привязанности ни к кому, мне не нужен никто, они это знают. Никто не ждёт от меня лишней эмоциональности или привязанности. Я на это не способна. Была неспособна до тебя. Ты ведёшь себя абсолютно не так, совершенно алогично. Ты боишься меня, но при этом постоянно тянешься, ты с трудом принимаешь дорогие подарки, словно они и вовсе тебе не нужны, ты сидишь передо мной в старой мужской футболке, от которой пахнет дешёвым мужским одеколоном. Ты вечно задаёшь кучу вопросов. И, тем не менее, заставляешь меня чувствовать. Ну что? – она на миг поворачивается ко мне с улыбкой, а потом снова смотрит на дорогу, – Для начала этого достаточно?

Она говорит настолько серьёзно, что мне даже кажется это грустным. Но, с другой стороны – не могу же я жалеть жестокую преступницу. Она пытается казаться такой невинной, но я не дам ей доиграть эту партию по её правилам.

– Тебя мало кто понимает из-за того, какие вещи ты вытворяешь. Вероятно, я тоже не пойму. Я бы попыталась, но ты не горишь желанием мне об этом рассказывать.

– Ты не хотела бы знать.

– Не говори за меня! Это ты все портишь своими глупыми тайнами! – я начинаю выходить из себя.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – повышает она тон в ответ.

– Тогда в парке ты хотела убить меня, Доминика?

– Лисёнок! – она звонко смеется, одарив меня издевательским взглядом, – Я что, по-твоему, маньячка–убийца?

– Ты явно хотела сделать что-то со мной, мне было очень страшно, ты сказала, что ты не человек. Что я должна думать по твоему мнению? Если это твой способ флирта, то он очень тупой, – я не выдерживаю.

– Ты боялась меня тогда, но сейчас совершенно спокойно посреди ночи едешь со мной в никуда? Интересно. А что скрываешь ты, золотце?

– Разве что, тебя от мужа, – это правда, хоть и не полностью.

– Думаю, с этим нет проблем. Он либо доверяет тебе, что говорит о том, что он глуп, либо он сам тебе не всё договаривает, либо ему просто плевать на тебя, – улыбается она.

– Мы любим друг друга, он знает, что я бы…

Не могу договорить до конца, потому, что уже сделала. Потому что уже предала его доверие. Сделала то, о чем ни он, ни я помыслить никогда не могли. Доминика смеётся, её смех задорный и звонкий, он располагает.

– Ладно. Но теперь-то ты расскажешь ему, что впервые почувствовала настоящую жизнь на заднем сидении машины? – самодовольно выдаёт она.

– Какая же ты!

Музыку, звучащую фоном нашего разговора, прерывает вызов на телефоне. Доминика мельком кидает взгляд на экран и принимает вызов, нажав кнопку на приборной панели.

– Привет, мам. Волнуешься?

Мы встаём на светофоре. Судя по тому, как её тело расслабляется в сидении – она не против, чтобы я слышала этот разговор.

– Где ты? – требовательный женский голос явно не приветственно воспринимает беззаботность Доминики.

– Катаюсь по городу.

– С кем? – не унимается её собеседница.

– Я рассказывала тебе о ней.

– Я ждала тебя весь день, думала, что после клуба ты вернёшься ко мне. Скучаю. Когда ты будешь?

– Когда захочу, не стоит меня ждать.

Закончив разговор, Доминика полностью отключает свой телефон. Видимо, звонки матери для неё нежелательный фактор. Она тоже странная. Что это за мать, что не волнуется, а скучает? По-моему, в самом начале разговора Доминика специально дала понять той женщине, что она на громкой связи. Ещё до меня доходит, что это тот третий голос, что был на записи Оливера. Получается, эта женщина действительно её мама. Но тогда всё выглядит ещё более странно.

– Ты говорила с мамой обо мне? – удивлённо спрашиваю Доминику.

– У меня тоже есть вопрос, – не отвечает она мне, – Ты какой кофе любишь?

– Любой, наверное. Я не привередливая. Пью кофе из автомата обычно.

– Фу! Какой кошмар, – она в очень забавной манере сморщивает нос, – Я отвезу тебя попить хороший кофе.

– В какое-нибудь ночное заведение?

– Ну, мой дом вполне таким считаться может, – улыбается она.

– В таком виде лучше не стоит. Да и Билл будет волноваться. Лучше мне вернуться пораньше.

– Ты могла бы сходить со мной в душ, – начинает она искушать меня, добавляя голосу нотки соблазнительности, – Попробуешь лучшее кофе на земле.

– И как я буду жить после такого? – интересуюсь я.

– Ну, секс в душе точно не оставит тебя равнодушной.

– Я имела в виду, что потом не смогу пить кофе на работе, – снова опускаю глаза в пол, чувствуя, как краснеют мои щёки.

– Лисёнок, я в любом случае не отпущу тебя до самого рассвета.

– Это похищение?

– Да, – смеётся она, блокируя двери быстрым нажатием кнопки на приборной панели.