Читать книгу Пути непроглядные - Анна Мистунина - Страница 6

Разрушь их жертвенники и выруби их священные рощи. Опрокинь их каменные столбы, чтобы даже само имя их изгладилось из памяти людской. Потому что если уцелеет из них хотя бы один, люди вспомнят и придут туда снова. Тогда все, над чем мы трудились, окажется напрасным.

«Поучения святого Ауриния».

«Кто ты? – спросил он тогда. – Демон, явившийся погубить мою душу? Привидение, лесной дух? Может быть, ты сама богиня мщения, пришедшая за мной? Может быть, я уже мертв?»

Но она молчала. И он задрожал от страха, потому что увидел в ее глазах свою судьбу.

Сказка.

Так и вышло, что ночь застала трех всадников скачущими по дороге на юг. Дождь перестал. Темнота казалась белесой из-за тумана. Лес обступал дорогу глухой непроглядной стеной. Сова, спрятавшись в ветвях, провожала их долгими насмешливыми криками – птица обмана и предательства, потерявшая когда-то, если верить легендам, человеческий облик в наказание за свою неверность.

Демоны, пришедшие из тех же древних сказок, что и изменница-сова, скалились им вслед из темноты. Ждали своего часа.

Когда восток окрасился алым и сразу, как по команде, навалилась усталость, остановились – дать краткий отдых себе и лошадям. Несколько часов чуткой дремоты в десяти шагах от дороги, и снова в путь. Долго такую гонку не выдержать ни людям, ни коням, но Рольван знал, что долго и не придется. В нем будто проснулось чутье, как у гончей собаки, которая, еще не видя зверя, чувствует его присутствие, предугадывает его рывки и знает, что осталось немного.

Теперь он был уверен, что Гвейр не свернул с дороги и уже не свернет, не сможет уйти от своей судьбы, от возмездия, которое заслужил. В ножнах звенел и пел меч.

Погода улучшилась, и целый день, подгоняя коней, они согревались и обсыхали в теплых солнечных лучах. Все время всматривались вперед, каждый миг ожидая увидеть на горизонте двух всадников, но повстречали лишь несколько крестьянских подвод да пастуха, перегонявшего через дорогу ленивое стадо пестрых коров.

Дважды видели возле ручьев отпечатки подков двух лошадей и один раз те же самые отпечатки на тропе, уводящей прочь от дороги вдоль узкой лесной прогалины. Кроме них, по тропе долгое время никто не ездил, и следы во влажной земле были видны отчетливо. Гвейр со своим спутником проехали здесь, но вскоре тем же путем вернулись на дорогу. Немного подумав, Рольван свернул на тропу.

То, что сперва казалось естественной прогалиной, в действительности было скорее просекой, сделанной давным-давно и уже порядком заросшей. Дубовая поросль, окруженная зеленеющими зарослями терновника и жимолости, густела по обе стороны тропы, которая вскоре изогнулась вокруг лесистого холма и вывела к озеру, похожему на небольшую круглую чашу.

Посередине озера высился остров – десяток шагов каменистой земли и один-единственный стоячий камень. Гвейр со спутником были здесь: судя по следам, один из них спешился и ждал на берегу, пока другой побывал на острове и вернулся обратно.

– Что они там забыли? – спросил Торис.

Рольван покачал головой:

– Не знаю.

– Похоже, здесь было капище.

– Было и есть, иначе тропа давно бы заросла.

– Дрейвы?

– Или местные крестьяне.

– А Гвейру вдруг приспичило помолиться? – Торис сплюнул на землю. – Поехали или как? Ты же не собираешься туда?

– Не знаю, – повторил Рольван.

Им вновь овладело странное чувство близости с теми, кого он преследовал. Не праздное любопытство привело их сюда – нет, они искали что-то, и надеялись, и боялись здесь это найти. Отчего-то Рольван знал: чем бы ни была эта вещь, здесь ее не оказалось.

Поколебавшись немного, он направил коня в воду.

– Ждите здесь, – бросил он через плечо.

Озеро оказалось неглубоким, у самого острова вода едва намочила лошадиные колени. Мокрые камни хрустнули под копытами, когда конь выбрался на берег, но тут же мертвая тишина святилища подавила все звуки.

Каменный исполин возвышался над головою, сужаясь кверху, как заостренный клык. Его тень накрывала плоскую каменную плиту с углублением посередине и выбитым рисунком из трех расходящихся в разные стороны изогнутых лучей – знаком дрейвов. Расклеванные птицами остатки хлеба и темный след в углублении лучше всяких слов подтверждали, что святилище не заброшено.

Монах недовольно дернулся, отступил подальше от стылой тени камня. Его ноздри расширялись, словно обоняли запах, незаметный человеку и тревожащий лошадь.

Рольван чувствовал себя, как будто забрался через окно в чужой дом, и хозяин уже готов крикнуть стражу. Он поднял руку, но священного знака сотворить не смог. Язык прилип к небу. Мрачная тяжесть камня нависла над ним, грозя раздавить.

«Отец!» – взмолился Рольван мысленно.

И епископ в его памяти улыбнулся с ласковой укоризной: «Что ты здесь делаешь, сын?»

С резким вздохом Рольван дернул поводья и поехал обратно.

– Что там? – полюбопытствовал Торис, когда он очутился на берегу.

– Ничего, кроме камней. Поехали, мы теряем время.

– Кто ж тебя надоумил его здесь терять? – пробурчал Торис себе под нос, но послушно поворотил коня, и Рольван не стал отвечать.

Вернувшись на дорогу, подстегнули коней и вскоре достигли холмов, предварявших скалистый кряж перед Сторксом. Некогда эти места были обитаемы, теперь же лишь развалины старой крепости, той самой, о которой предупреждал хозяин постоялого двора, караулили пустынное безлюдье. Среди высоких папоротников и кустов боярышника сновали кролики, чьи норы темнели почти под каждым камнем. Несколько раз промелькнул рыжий лисий хвост. Сверху коричневой молнией спикировал сокол и взлетел опять, унося в когтях трепещущую землеройку. Твилл задрал голову, глядя ему вслед.

– Заглянем туда? – предложил Торис, указав на остатки крепости.

Рольван кивнул:

– Пожалуй.

Высокой холм и венчавшее его строение отчетливо темнели на фоне закатного солнца. Чем ближе, тем яснее были видны следы разрушения.

Когда-то, еще до квирского завоевания, здесь было укрепленное жилище эрга, потом некоторое время размещался квирский гарнизон. Позже его перевели во вновь возведенную крепость в Сторксе. Теперь разве что пастухи, прогоняя здесь свои стада, укрывались в ней от дождя, да, может быть, изредка случайный путник находил убежище на ночь.

Годы, ветра и дожди от души потрудились над нею, но облик крепости еще был узнаваем. На месте рассыпанных каменных груд легко было представить защитную стену. Заросшие мхом развалины стали обиталищем мышей и ящериц, но все еще жались, как птенцы к своей наседке, к растрескавшимся и покрытым наслоениями птичьего помета стенам главного здания. Большие и малые дыры в этих стенах были затянуты паутиной. Под крышей прятались птичьи гнезда, и их обитатели приветствовали наступление вечера задорным переливчатым пением.

Перед главным зданием путники остановились. О том, что здесь совсем недавно кто-то побывал, им сообщил примятый здесь и там папоротник еще по пути к вершине. Теперь же сомнений не осталось вовсе. У отверстия, бывшего когда-то главным входом, высокая трава была смята и объедена, как если бы здесь стояли привязанные лошади. Перед самым входом что-то темнело. Спешившись, Торис подобрал оборванный конец ремешка от уздечки.

Переглянувшись с другом, Рольван бесшумно соскользнул с седла. Вытащил меч.

Тишина стояла такая, как будто здесь от самого сотворения мира никто не бывал. Ни звука, ни движения в полумраке за дверным проемом, достаточно широким для того, чтобы завести лошадей внутрь.

За спиною шевельнулся Твилл, высвобождая притороченный к седлу топор. Рольван и Торис плечом к плечу шагнули в проем.

В доме никого не было. Рольван понял это сразу, как вошел, еще прежде, чем глаза привыкли к расцвеченному солнечными пятнами полумраку.

Впрочем, полумраком он казался совсем недолго. В дальнем конце зала участок стены был разрушен и через пролом проникало достаточно света, чтобы в подробностях разглядеть большой круглый зал, колонны в пятнах разорванной паутины, мусор и овечий помет на полу. Черный след костра на месте разрушенного очага и кучку поленьев рядом, соломенное ложе в стороне.

Здесь и впрямь останавливались проезжие путники.

– Вот зараза! Опять опоздали! – и Торис со вздохом убрал меч.

Рольван молча пересек зал. Дальняя стена частично обвалилась, как будто в нее изнутри ударили тараном. Рассыпанные камни давно поросли травой.

Отсюда открывался вид с холма вниз, на остатки давно разрушенной деревни, заросшие травой поля, на обвалившийся мост через сбегавшую по склону речушку, на пространный луг и темную стену леса вдалеке, с восточной стороны.

А также – на ряд высоких камней на полпути к лесу и двух всадников, подъезжавших к этим камням.

– Мы не опоздали, Торис, – проговорил Рольван. – Вовсе нет.

Огромный золотисто-алый шар заходящего солнца навис прямо над стоячими камнями. На траве лежали их черные вытянутые тени. Всадники спешились у границы этих теней. Один – было слишком далеко, чтобы разглядеть подробности, но Рольвану все же показалось, что он узнал яркую вышивку на плаще Гвейра – остался с лошадьми, второй же медленно вошел под сень камней.

Приблизившись к самому высокому, склонил голову и замер. Пестрая накидка на плечах и ярко-рыжие, такие же, как у Гвейра, волосы – вот и все, что Рольван смог разглядеть.

– Как думаешь, кто это с ним? – спросил он подошедшего Ториса.

Тот скривился:

– А пес его разберет. Поедем за ними или дождемся? Ставлю что угодно, что они собрались ночевать здесь.

Двое внизу и впрямь никуда не торопились. Гвейр, если это был он, улегся в траву, заложив руки за голову и, похоже, приготовился к долгому ожиданию. Лошади паслись рядом. Его спутник все так же стоял перед камнем, как будто вел с ним неспешный разговор.

Рольвану отчетливо припомнилось давящая тяжесть другого камня, того, что посреди озера. Не самый приятный выбор – схватиться с двумя дрейвами в месте почитания их не умерших богов или устраивать погоню в темноте, если вдруг дрейвы предпочтут схватке бегство.

Или дожидаться здесь, не зная, действительно ли они решат сюда вернуться.

– Незаметно не подойдем, – заметил Торис. – Если побегут… темнеет, а у нас и так кони загнаны.

– Предлагаешь ждать здесь? – спросил Рольван.

Гигант довольно усмехнулся:

– Тут уж не побегут.

Рольван нахмурился, но слова Ториса звучали разумно.

Гвейр вернется, даже если сам не захочет – теперь уже нет сомнений, что их встреча предопределена. Не перед чужим алтарем, а здесь, в этих старых, наверняка видевших немало сражений стенах, и решится все.

«Правый видит, куда ставить ногу и не споткнется», – сказано в книге Мира. В этот миг Рольван поистине не мог споткнуться, как не может ошибиться меч в руках палача.

– Будем ждать, – сказал он.

Стемнело. В небе неспешно, одна за другой проступили звезды. Взошла луна, большая и почти совершенно круглая. До полнолуния оставалось совсем недолго и ночь обещала быть светлой.

Рольван то выглядывал наружу, то нетерпеливо обходил пустой зал, чьи обветшавшие, лишенные обстановки стены казались ему внутренностью скелета – когда-то здесь обитала жизнь, струилась по жилам кровь и пылали обычные для живого существа страсти, но нынче остались одни кости, и те скоро рассыплются в прах.

Он не различал в полумраке лиц своих друзей, видел лишь силуэты. Ториса с обнаженным мечом в руках, отрешенно глядящего в пустоту. Твилла на страже у пролома, опершегося на рукоять топора и в задумчивости прикусившего большой палец левой руки. Каменное крошево у его ног белело в лунном свете. Поодаль от входа тихо переступали и хрустели нарезанной травой привязанные к одной из колонн лошади.

Время шло, но Гвейр со своим спутником все еще оставались на прежнем месте – смутные фигуры чуть темнее окружающей темноты. Рольван ждал, и чем дальше, тем быстрее его радость уступала место раздражению, и вовсе не из-за сомнений в том, что те, кого он так долго преследовал, придут.

Он не так представлял себе эту встречу. Он должен был настигнуть Гвейра при свете дня, как неминуемая божья кара, и прямо взглянуть ему в лицо. Как в те времена, когда они были друзьями и никто не ждал от Гвейра предательства.

Увидеть в его глазах хоть что-то – раскаянье ли, объяснение ли? Рольван не знал. Но понимал, чего точно не хочет: караулить свою жертву в темноте, как разбойник, как тот, кому есть чего стыдиться, как… как сам Гвейр.

Не стоило соглашаться на это ожидание.

– Померли они там, что ли? – спросил Торис.

– Нет, – отозвался, приглядевшись, Твилл, – шевелятся.

– Уже темно. Демоны их забери, чего они там копаются? Пойдем, Рольван. Теперь-то уж подберемся незаметно.

– Пожалуй, – согласился, Рольван, вставая. Ждать больше не было никаких сил. – Твилл, останешься здесь. Помогать нам не нужно. И еще…

Он отвязал от пояса кошель и вложил его в руку слуги.

– Если я погибну, уезжай отсюда и постарайся не достаться демонам.

– Оставьте свои деньги, – Твилл отшатнулся. – Не нужны они мне. Не погибнете вы вовсе, бог того не допустит.

– Как знаешь. Идем, Торис.

Но идти далеко не пришлось. Два всадника, два черных силуэта в светло-серой мгле, уже ехали им навстречу, медленно и как-то уж очень беззаботно – словно пара каменных столбов оторвалась от общей группы и решила прогуляться к развалинам.

Рольван отступил назад и с обнаженным мечом в руках остановился у пролома.

– Ну, наконец, – прошептал Торис, вставая с ним рядом. – Дождались.

Было тихо. Всадники достигли склона холма. Теперь Рольван не видел их, но чувствовал приближение всем телом. Он слышал дыхание Ториса и знал, что за спиной, по ту сторону пролома, Твилл беззвучно шевелит губами, молясь за них обоих. Казалось, всадники должны уже появиться, но мгновение уходило за мгновением, а их не было.

В этот день все происходит слишком медленно – подумал Рольван и тут наконец услышал лошадиный топот.

Вдруг захотелось вжаться спиной в край проема, хоть на мгновение дольше остаться незамеченным. Вместо этого он шагнул навстречу, двумя руками поднимая меч. Торис не отстал ни на миг.

Дальнейшее, расплатой за все время промедления и ожиданий, произошло очень быстро. Голова и плечи переднего всадника показались над остатками разрушенной стены и стало ясно, что вторую лошадь он ведет в поводу. Чье-то быстрое и легкое тело полетело с крыши прямо на Ториса; тот отскочил в сторону, но нападавший с нечеловеческой ловкостью извернулся в прыжке и приземлился ему на плечи.

Разворачиваясь, Рольван почти вслепую ударил прыгуна мечом, и это спасло ему жизнь: стрела, посланная подъезжавшим всадником, прошла мимо. Но и удар Рольвана не достиг цели.

Торис с рычанием наклонился вперед, пытаясь сбросить нападавшего. Рычание перешло в хрип, слишком хорошо знакомый булькающий хрип человека, которому только что перерезали горло.

Торис тяжело повалился на землю, прыгун же легко, словно танцуя, увернулся от удара Рольвана, оказавшегося в этот миг неловким, как никогда.

Вновь свистнула тетива, и еще один предсмертный хрип доложил Рольвану, что Твилл ослушался его приказа оставаться в доме, но отругать за это слугу у него уже не будет возможности.

Рольван закричал и бросился вдогонку прыгуну – тот бежал прочь, с легкостью обходя или перескакивая нагромождения камней и остатки разрушенных строений. Угнаться за ним в темноте оказалось невозможно. Рольван сразу отстал.

Стук копыт за спиной заставил его обернуться к приближавшемуся всаднику. Он поднял меч, чтобы кинуться навстречу, но что-то сильно ударило его по затылку и наступила тьма.

Сначала появились голоса. Они спорили о чем-то, но Рольван не понимал ни слова. Потом он почувствовал боль и очнулся, как будто вынырнул из темноты. Болела голова в том месте, куда пришелся удар, и до боли врезались ремни, на которых повисло его тело.

Рольван открыл глаза и обнаружил, что он снова в доме, накрепко привязан к одной из колонн, а в нескольких шагах впереди пылает костер. Дым от него поднимался и уходил сквозь прореху в крыше. Там, снаружи, была глубокая ночь.

Гвейр сидел к Рольвану спиной. Это был несомненно Гвейр, его богато расшитый, порванный и затертый плащ, его голос и манера встряхивать головой при разговоре, как встряхивает ею прислушивающийся пес.

– Нужно было убить его сразу, – говорил он. – Зачем тебе это, Игре? Клянусь псом Каллаха, ты только мучаешь саму себя! Убьем его, и забудь обо всем. Оставь это в прошлом!

– Оставлю. Но не так быстро, – был тихий ответ.

Рольван взглянул и больше не смог отвести глаз. Языки пламени метались перед нею, в их свете ее и саму можно было принять за огненного демона. Рыжие растрепанные волосы, заостренные черты, почти призрачная худоба.

Изображать беспамятство не было смысла, не было смысла и просить пощады. Одно бесконечное мгновение он смотрел и поражался тому, что еще жив. И тому, что при первой встрече умудрился принять ее за мужчину.

– Здравствуй, Волчица, – сказал он. – Кажется, мы с тобой поменялись местами.

Гвейр вздрогнул, оглянулся на миг и тут же отвернулся снова.

– Очнулся, – сказал он. – Решай, Игре. Что ты хочешь с ним сделать?

Та, кого он называл Игре, молчала.

– Собираешься убивать меня медленно? – поинтересовался Рольван. – Может быть, вспомнишь – мы тебя не пытали!

Она неспешно потянулась и вытащила из ножен у себя на поясе длинный нож с острым концом, должно быть, тот самый, что отнял жизнь Ториса. Взвесила в ладони, прищурилась и вдруг метнула его в Рольвана движением столь быстрым, что тот не успел даже затаить дыхание.

Он еще не осознал, что может умереть прямо сейчас, а нож уже оцарапал ему щеку, ударился о каменную колонну и упал вниз.

– Неужели ты промахнулась, Волчица? – выдохнул он.

– Моя сестра никогда не промахивается, запомни это, Рольван, – не оборачиваясь, произнес Гвейр.

– Твоя – кто?!

– Сестра. Если бы она решила так быстро тебя убить, ты был бы мертв.

– Так же, как твой лучший друг Торис? А, Гвейр? Как епископ, которого ты убил безоружного?!

– После того, что вы сделали с Игре по его приказу, ни один из вас не должен жить. О какой дружбе ты говоришь после этого?

Гвейр так и не обернулся, но Рольван отлично представлял себе его лицо. Ненависть, исказившая его, наверняка была лишь отражением ненависти на лице его сестры. Что до самого Рольвана, он еще не понял, не осознал услышанного до конца, лишь ощутил трещину в своей несгибаемой правоте и заспорил изо всех сил:

– Мы не делали с ней… того, что ты думаешь! Если она так тебе сказала, она лжет!

– Не делали, – согласился Гвейр. – Но лишь потому, что не разглядели в ней женщину. Я не прав?

Рольван подавился гневным ответом. Гвейр слишком хорошо знал обычаи дружинников и слишком хорошо знал своего друга Ториса, чтобы можно было с ним об этом спорить.

– Тогда убейте меня. Чего вы ждете?

– Решай, Игре, – снова сказал Гвейр.

Она сидела на полу, скрестив ноги – юная девушка с усталым лицом, с темными кругами под глазами, с прилипшими ко лбу завитками рыжих волос. Но даже сейчас в ней оставалось что-то от злобного колдовства той ночи на Валль. От волчицы. Бояться и надеяться было уже поздно, и Рольвана охватила хмельная бесшабашность, почти восторг. Он улыбнулся и понял, что улыбка вышла по-настоящему безумной:

– Давай, превратись и загрызи меня! Клыки тебе больше к лицу, чем мужское оружие!

Она вскочила и одним стремительным движением очутилась рядом. Как она подняла нож, Рольван не заметил, лишь ощутил лезвие у своего горла. Не удержавшись, зажмурился. Но удара не последовало, и он открыл глаза – еще раз увидеть этот опьяняющий звериный взгляд.

Игре больше не смотрела на него, она прислушивалась, отвернувшись к пролому в стене. Потом убрала нож и шагнула в сторону.