Читать книгу Любовница судьи - Анна Мёдова - Страница 1

Наш небольшой город ничем особо не выделялся. Небольшое уютное провинциальное место, в котором мне нравилось жить. Отец работал мелким чиновником, собирая налоги на въезде в город с лошадных и торговцев. Должность была не особо престижная. Можно сказать, что одна из низших в иерархии чиновников, но на жизнь нам хватало. Мама занималась садом и приглядывала за соседскими малышами, родители которых уходили работать на фабрику. Там работала и я. Как исполнилось восемнадцать лет, я окончила курсы ткачества и теперь каждый день кроме выходного и праздников, бегала на фабрику. Как ни странно, но мне нравилась эта монотонная работа, которая требовала сосредоточенности и внимательности. По вечерам меня встречал Дик, мой жених. Мы с ним были помолвлены уже три года, но свадьбу пока не стремились играть. Всё упиралось в жильё. Он жил при городской конюшне. А я с родителями. На свой дом накопить пока не получалось. Поэтому мы просто гуляли и общались.

Если девчонки на работе обсуждали мужей и женихов, говорили про страсть, то у нас ничего такого не было. Да мы целовались за всё это время всего раза три. Нам просто нравилось быть вместе. Мы много гуляли. Часто выбирались за городские ворота, где можно было гулять по лугам. Там мы делились мечтами, обсуждали прочитанные книги и строили планы.

Так мне неожиданно исполнилось двадцать три года, но я их не ощущала, продолжая жить в узком мирке, который был привычный и родной. Младшие брат и сестра подрастали. Эрик уже в школу пошёл, а Марта перешла в средние классы. Мне постоянно говорили, что пора было бы и своих детей иметь. На это я только улыбалась, говоря, что пока не время. Я пряталась в книгах и мечтах.

Осенью нашему городу выпала честь принимать ежегодную ярмарку, поэтому улицы наводнили приезжие люди. Никогда до этого я не видела столько людей в одном месте. Всё вокруг так и дышало ощущением праздника. Даже взрослые почувствовали себя на какое-то время детьми. Мы с Диком ходили смотреть, как устанавливают шатры и киоски. Обещали, что на ярмарку приедет цирк с дрессированными животными и акробатами. Уже сейчас на городской площади публику развлекал факир. Это было интересно и страшно.

На улице продавали яблоки в карамели и цветы из ткани, которыми украшали платья и шляпки. Дик мне купил цветки, которые походили на нежные фиалки и приколол их к моему пальто. Я поцеловала его в щеку. Дик засмущался. Даже румянец выступил на щеках. Я и сама смутилась своему порыву. Отвела глаза и тогда встретилась взглядом с мужчиной, который стоял около почты, подперев плечом столб, что поддерживал козырёк крыльца. Он смотрел на нас не скрываясь. Беззастенчиво разглядывал. Когда я встретилась с ним взглядом, он не отвёл глаза, как это сделал бы любой нормальный человек, не улыбнулся, пытаясь сгладить неловкость. Он спокойно встретился со мной взглядом. Я же поспешила отвести глаза, взяла Дика за руку и повела с площади, подальше от этого человека. В тот момент мне показалось, что он представлял опасность. Сердце испуганно билось. Бывает так, что сразу чувствуешь, что человек плохой. Он ещё слова не успел сказать, а внутри всё начинает кричать об опасности. Появляется желание от него уйти и больше никогда с ним не встречаться.

Дик немного удивился, почему я попросила проводить меня до дома. Вечер только начинался и у нас было в планах ещё немного погулять, но я сказала, что у меня заболела голова. Это было почти правдой. Кровь продолжала стучать по вискам. Я себя успокаивала лишь тем, что в город приехало много народу, а после ярмарки они разъедутся. Жизнь вернётся в прежнее русло. Ведь говорят, что такие места притягивают всякий сброд.

Мысли о сброде подтвердил отец, когда сказал, что сегодня в городе задержали карманника, который воровал кошельки у добропорядочных граждан. А ночью украли лошадь с постоялого двора.

– Вот и думай, хорошо ли, что к нам приехала ярмарка, – вздохнула мама, вытирая руки об клетчатый передник.

– Для города – это хорошо, – сказал папа. – Деньги так и текут рекой. Мы за два дня собрали столько, сколько за месяц собираем. А ярмарка только завтра начнётся.

– Так радуешься, как будто это тебе жалование прибавит, – хмыкнула мама.

– Я за город радуюсь. Денег хватит, чтоб починить крышу ратуши.

– Тогда вернут танцы, – улыбнулась я, вспоминая, как в свои восемнадцать лет кружилась в белом платье под музыку.

– И не только танцы. Опять будут представления. Сколько мы театральных групп не пустили в город, потому что негде выступать, – ответил папа.

– А мне ярмарка нравится. Мы ведь завтра туда пойдём? – с надеждой спросила Марта.

– Мама обещала, что пойдём, – сказал Эрик.

– Если у тебя температура не поднимется, как в прошлый раз на праздник весны, – сказала мама. Эрик был болезненным мальчиком. Постоянные простуды, лихорадки и бессонные ночи у его кровати стали для нас нормой. Так же как и его особенность, что если он возбуждался, то сваливался с лихорадкой. Лекари только руками разводили.

– Тогда меня Киара отведёт, – сказала Марта и посмотрела на меня.

– Надеюсь, что Эрик всё-таки не заболеет, – сказала я. – Но если так получится, то сходим на ярмарку вместе.

– Ура! – Марта выскочила из-за стола и кинулась ко мне на шею.

– Марта, успокойся. Помоги мне на кухне, – попросила её мама.

– Я с вами. Вы же сейчас будете пирог украшать, – сказал Эрик, выбираясь из-за стола. Так получилось, что с папой мы остались вдвоём.

– Как у тебя дела с Диком? – спросил он.

– Хорошо, – пожала я плечами. – Ничего нового.

– Дату свадьбы так и не назначите?

– А куда нам торопиться? – в свою очередь спросила я.

– Мама предлагает вам пожить у нас. После свадьбы.

– У нас всего четыре комнаты. Это мало. Тем более что после свадьбы могут и дети пойти. Куда их девать? Скоро Марта подрастёт. Получится так, что будем друг у друга на головах сидеть. Снимать жильё? Сейчас это нам не по карману. Можно было бы ужать расходы. Книги перестать покупать и копить на угол, но…

– Но вам это не нужно, – папа усмехнулся.

– Что ты хочешь сказать?

– Вы эту помолвку используете как предлог, чтоб к вам не приставали родные. И вряд ли когда сыграете свадьбу.

– Нет, мы просто понимаем, что не стоит торопиться…

– Киара, тебе двадцать три года. Может стоит по сторонам оглядеться? Мир про тебя опять спрашивал.

– Понятно к чему этот разговор, – я расслабилась. Мир начал ко мне сваться едва мне исполнилось восемнадцать. Трижды вдовец, он держал лавку с хозяйственными товарами. По возрасту Мир мне в отцы годился, но считался хорошим женихом. Правда невесты относились к нему с опаской. Три брака, в которых жены прожили с ним самое большее пять лет, заставляли задуматься.

– Не нравится Мир, так и Кит на тебя засматривается. Сын главы города. Этот-то чего тебя не устраивает?

– Потому что мне нравится Дик, – ответила я. – Мы с ним друг друга понимаем. Разве не это главное?

Папа с сомнением посмотрел на меня. Не знаю, стал бы он меня убеждать пересмотреть взгляды на брак или нет, наши разговоры обычно сводились к тому, что время идёт, а я не молодею, но в этот момент в дверь постучали. На кухне упал поднос. Донеслось ворчание мамы и выговор Эрику, который слишком торопится. Папа пошёл открывать дверь, а я убрала оставшуюся посуду.

– Кто там? – спросила мама.

– Судя по голосу старшина Рик, – ответила я. Начальник городской стражи иногда заходил к отцу по каким-то рабочим вопросам. Обычно это касалась солдат, которые были на воротах вместе с отцом. Мама вышла к ним, спросить, останется ли Рик на чай. Я вышла с подносом, на котором стояли чашки и блюдца. Холод прошёлся по коже. Словно осенним ветром обдало из открывшегося окна. Я поставила чашки и подняла глаза. Тот самый человек, которого я видела около почты, стоял в нашей гостиной. Я слышала, как Рик говорил про переполненность города и не хваткой мест, при этом все его слова доносились до меня, как сквозь туман. Меня зазнобило.

– Конечно, мы найдём комнату для судьи Ларса, – сказал отец. Слишком поспешно сказал. Понятно. Судья. Таким людям не отказывают.

– Вот и решили это дело, – довольно сказал старшина. Отец его пошёл провожать, а мама спросила судью будет ли он ужинать или только чай. Он не отказался от чая. Я пошла за дополнительно чашкой.

Судья Ларс был немногословным человеком. Порой казалось, что он находится не с нами, но его присутствие тяготило. Напрягало. Мы невольно следили за своими словами. Даже Марта, которая любила показать, что уже взрослая и завести серьёзную тему, помалкивала. Мы узнали, что судья был проездом в нашем городе и насколько он собирался здесь задержать, ему было пока неизвестно. Папа сразу заявил, что тот может у нас гостить столько, сколько понадобиться. Тот только кивнул на это, принимая как должное. После чая он ушёл за вещами, которые оставил в полицейском участке. Тут мы смогли выдохнуть.

– Марте у Эрика постелю. А его поселим в комнате Марты.

– Почему не у Киары? – спросила недовольно Марта, вспомнив, как когда к нам приезжала тётя Полина, то мы ей отдавали мою комнату, а я неделю спала у сестры. Тогда было летнее время и вместо сна мы с Мартой часто допоздна читали книги и болтали, вместо того, чтоб отдыхать. Ей это нравилось, а я потом сонная шла на работу, но сейчас вспоминала то время с улыбкой.

– Потому что у Киары комната маленькая. Она же из чулана переделана. А судья вряд ли согласится спать в чулане. Он важный гость.

– А тётя Полина не такой важный гость? – не понял Эрик.

– Она родственница, дурак, – сказала Марта.

– Марта! Прекрати, – одёрнул её папа.

– Пойдём лучше твои вещи на время к Эрику перенесём, – сказала я сестре.

– И почему я должна страдать? – сморщив нос, театрально заявила она. Я только улыбнулась. К театральным жестом у Марты была какая-то особенная слабость.

Мы поставили в комнате Эрика запасную походную кровать. Чтоб Марта не обижалась, на неё постелили пушистую перину и положили много подушек. Потом пришёл Эрик, который уже тёр глаза. Я осталась у них, чтоб почитать на ночь сказку. История оказалась увлекательной, так что сама зачиталась про приключения и пиратов. Поэтому когда я уходила от детей, то была уже ночь. Из кухни была видна полоска света. Мама и папа ещё не ложились спать.

– Не помешаю? – спросила я, заходя на кухню. – Дети спят.

– Садись, – сказал папа.

– Он из первого управления, – шепнула мама.

– Кто? – не поняла я.

– Судья, – ответила она.

– Судит знать? И что? Мы тут при чём?

– При том, что любое слово и он нас сотрёт с земли, – ответила она.

– Не думаю, что так будет, – для убедительности я встряхнула головой. – Мы слишком мелкая рыба для него.

– Мелкая не мелкая, но Рик предупредил, чтоб его опасались, – сказал папа. – Помнишь того парня карманника? Про которого я говорил?

– И?

– Он его к смертной казни приговорил. К нему обратились так как наш судья в отъезде. Он скор на расправу и его решение не отменить. За кошелёк – петля. Это слишком сурово, – ответил папа.

– Согласна. Но мы не знаем всех тонкостей дела.

– И он не знал. Подписал бумагу и всё, – ответил папа.

– Я лишнего болтать не собираюсь. Даже больше, с ним общаться не хочу, – сказала я. – Скорее всего на ярмарку он не останется. Сам же сказал, что проездом. Переночует и уедет.

– Было бы хорошо, – вздохнула мама. – Неприятный он человек.

Хлопнула дверь. Мама пошла показывать судье комнату. Я же поднялась к себе. Нужно было переодеться ко сну. Завтра был выходной из-за ярмарки, поэтому можно было засидеться за книгой и узнать, чем закончилась история про пиратов.

Приключения и романтика были моей слабостью. Но не бульварные романы, где всё строилось на плохой игре героев, такое я могла посмотреть в исполнении Марты, а хорошие сюжеты и глубокие истории. Проработанные. Тогда можно было переживать за них, ощущать ветер в волосах и соль на губах, томится от жажды в пустыни и переживать за героя, который пытался справиться с лихорадкой. Дику нравились другие истории. Он любил читать про животных, что жили в других землях. Про обычаи чужих народов. Потом всё это он рассказывал мне. И так интересно рассказывал, что казалось мы с ним вместе всё это видели.

История остановилась на самом интересном месте, а мне захотелось пить. Я и про гостя забыла. В голове были мысли о том, удастся ли пирату спастись из ловушки, которую подстроил губернатор острова. И ведь тот знал о ловушке, но всё равно в неё пошёл. Значит у него был свой план. Мне же хотелось этот план разгадать, потому что с первого взгляда эта идея была самоубийством.

В таком состоянии полного напряжения и возбуждения, я спустилась на кухню. Налила себе воды. Задумалась, пытаясь увидеть всю ситуацию глазами пирата. Пришлось сдаться. Наверное автор придумал что-то такое, чего я не знала и не догадывалась. Часы показывали первый час ночи. Пора было ложиться спать. А книжку можно было дочитать завтра. Я сделала шаг назад и на кого-то наткнулась. Обернуться не получилось. Ладони прошлись по моим рукам, сжимая их чуть ниже локтя. Влажные губы скользнули по шее, спустились к ключице. От страха я не могла дышать. Ком встал в груди. Кровь шумела в ушах. Его губы вернулись к моему уху. Сжали мочку. Коснулись языком, щекоча её. Я резко выдохнула. Меня зашатало. Он же сжал зубами раздразнённое щекоткой мочку уха. Страх смешался с острым ощущением, которое до дрожи пронзило тело. Сложно было понять хотелось ли мне отстраниться от него или, к своему стыду, прижаться. Его губы мягко скользнули по уху, вернулись к шее и отстранились.

Стоило мне почувствовать свободу, как тело среагировало само. Я резко развернулась, замахнулась, но удар не смогла нанести. Он холодно смотрел на меня. Этот взгляд меня словно заморозил. Я не могла пошевелиться. Так и стояла с поднятой рукой, которая остановилась рядом с его лицом. Судья взял мою руку. Перевернул её запястьем к себе. Не сводя с меня холодного взгляда, коснулась запястья губами. Миг и я почувствовала его язык, который словно повторял паутину вен. Первым порывом было вырвать руку, но это было почти невозможно. Он слишком крепко её держал. Страшно, отвратительно. Он нарушал мои границы. Я не хотела этого. Не хотела, чтоб он продолжал, но не могла ничего сделать. Слабая попытка оттолкнуть его второй рукой, наткнулась на каменную грудь. Зато он резко дёрнул меня на себя. И вот его губы уже терзали мои. Я пыталась бороться, хотела отвернуться. Его губы не отставали от моих. Язык резко ворвался внутрь. Я хотела его вытолкнуть, но силы оставили меня. Пришло понимание, что бороться бессмысленно. Он получит своё, даже если я буду против. Чего он и делал. Стоило мне прекратить сопротивляться, как он отпустил меня. Другого предложения мне было не нужно. Я вихрем влетела наверх и спряталась за дверями комнаты.

Любые страхи проходят, если забраться под одеяло с головой. Давно усвоенная истина ещё с детства в этот раз дала сбой. Я продолжала дрожать. Как он посмел? У меня не укладывалось это в голове. Он был в гостях. Мы с ним и парой слов не обмолвились. Я не давала поводов думать, что со мной можно так поступать. Да и не выглядела я девицей легкомысленного поведения. Да, забыла, что он в гостях и спустилась на кухню в рубашке и халате. Но у меня рубашка из плотной ткани и до пят. Халат плотный, потому что в доме было прохладно. Я понимаю, если бы на мне было одеяние, какое купила себе на первую брачную ночь Матильда. Ещё хвасталась перед нами тонкими кружевами, которые ничего толком не скрывали. Или если бы я кокетничала весь вечер. Дала бы хоть намёк, что он мне нравится и тогда мужчина понял бы всё неправильно. Я весь вечер старалась лишний раз на него не смотреть. Не мог же тот поцелуй в щеку Дика, которым он стал свидетелем, составить обо мне такое впечатление. К тому же Дик был моим женихом. Мы и в губы могли поцеловаться. Никто бы не осудил. Помолвка – это почти что свадьба.

Я спрятала лицо в подушку. Было неприятно от того факта, что этот человек меня так целовал. Уши до сих пор горели огнём. Губы болели. Слишком сильным был поцелуй. Дик целовался иначе. Едва касаясь губ. Я в тот раз поцелуй толком не ощутила. Этот же чуть меня без губ не оставил. И что теперь было делать? Первый порыв был пойти к родителям прямо сейчас и всё им рассказать. Но потом взяло вверх благоразумие. Во-первых, завтра папе на работу. Ему надо выспаться. Во-вторых, а что он мог сделать, если сам боялся этого человека?

Судьи всегда были отдельной кастой. А он ещё и судил элиту. У него было столько связей, что для него мы были чем-то вроде букашек. Такую букашку можно раздавить и не заметить, а можно поцеловать, потому что так захотелось. Я вытерла слёзы. После них наступила пустота и усталость. Противно было от всей этой ситуации. В итоге я решила, что никому ничего не скажу. Попыталась уснуть, но стоило мне закрыть глаза, как я вновь оказывалась в том кошмаре. Опять казалось, что он ко мне пристаёт. И ведь я понимала, что нахожусь в комнате, где я в безопасности, а отойти от случившегося не получалось.

Утром я спустилась к завтраку в самом строгом платье, какое у меня было. Оно застёгивалось под ворот. Волосы же оставила распущенными, чтоб скрыть уши, которые вызвали его вчерашний интерес.

– Опять всю ночь читала? – заметив мои покрасневшие глаза, спросила мама.

– Книга была интересная, – ответила я. – Уснула только под утро.

Судья сидел, уткнувшись носом в местную газету. Я помогла маме накрыть на стол. За это время выяснила, что Эрик заболел. Значит на праздник вести Марту мне.

– Всем приятного аппетита, – складывая газету, сказал Ларс. Его голос ножом резанул по нервам. Аппетита не было. Я еле в себя запихнула завтрак и постаралась сбежать на кухню. Находиться с судьей за одним столом было невыносимо. При этом судья вёл себя так, словно ничего не произошло. Но я помнила. Мне не могло это присниться.

Перемыв посуду, я вышла на улицу. Нужно было развесить бельё, пока не было дождя и светило солнце. Маме сегодня было некогда. Несмотря на то что она не стала сегодня брать к себе малышей из-за судьи, но сидела с Эриком, которому было сегодня совсем плохо.

Позади нашего дома был высокий забор, который защищал от бродячих собак и посторонних. Здесь мы сушили бельё, хранили дрова в сарае, мама по весне делала грядки с зеленью. Был уголок, где после школы играли Эрик и Марта. Небольшой участок был словно остров в нашем городе. Окна в эту часть не выходили из-за сильного ветра, что дул зимой с севера. Его порывы были такими сильными, что выбивали стёкла. Дом напротив нашего двора был вовсе одноэтажным и его окна не доходили до нашего забора.

Уютное место служило одно время нашим уголком с Диком. В то время у меня не было своей комнаты, да и оставаться наедине с молодым человеком в комнате было неприлично. Общаться же хотелось. Вот мы и сидели во дворике на лавочке и читали книги. Тут он мне и сделал предложение.

При мыслях о Дике сразу захотелось улыбнуться. Он был хорошим парнем. Светлым. Добрым. Такие в наше время были редкостью. Он мне напоминал странствующего рыцаря или менестреля…

Я почувствовала резки сладковатый запах, который раздражал нос. Выглянув из-за белья, я увидела судью, который стоял на крыльце и курил. Холодок прошёлся по спине. Я продолжила развешивать бельё, мечтая провалиться на месте. Хотелось верить, что всё вчерашнее было сном, кошмаром, который мне привиделся. Уши опять загорелись огнём.

Он спустился с крыльца. Подошёл к пожухлым грядкам. Посмотрел по сторонам и обернулся ко мне. Я застыла с пустой корзиной в руках. Его неторопливый взгляд прошёлся по мне. Неприкрытый взгляд. Медленные неторопливые шаги. Я могла бы сбежать, нырнув под развешенное бельё. Могла бы бросить эту дурацкую корзину. Но мне показалось, что это будет выглядеть по-детски. А я всё-таки была девушкой, которой не солидно бегать от людей. К тому же он мог извиниться за ночное помутнение. Я же тогда выглядела бы глупо с этой беготнёй.

Судья взял корзину из моих рук. Вначале у меня не было в планах её отпускать, но он дёрнул корзину на себя. Ручки выскользнули из ладоней. Корзина покатилась по земле. Я испуганно смотрела на этого человека. Надо было бежать, но ноги отказались слушаться. Он подошёл ко мне. Коснулся пальцами моего подбородка. Потрепал его. Я схватила его за руку, пытаясь оттолкнуть. Неожиданно его рука оказалась сильной, похожей на камень. Кинув сигарету под ноги, он наклонился к моим губам. Я попыталась отскочить от него, но было поздно. Его рука оказалась на моей талии, резко притягивая к себе. Горькие губы впились в мои. Я ощутила его зубы, которые прикусили нижнюю губу. Невольно вскрикнула. В этот момент его язык скользнул мне в рот. Противно, неприятно. Хотелось его выгнать, освободиться. Я пыталась его вытолкнуть, но с ним было бесполезно спорить. Он хотел целовать именно так, а моё мнение его не волновало. Я замерла. Вчера это помогло. Была надежда, что сработает и в этот раз.

Рука с талии переместилась ниже, скользя по моим ягодицам, заставляя прижиматься к нему. У меня перехватило дыхание. Ноги пронзило тысячами иголок. Губы онемели. Голова начала кружиться. Эмоции переполняли. И я не могла понять какие это были эмоции. Он отпустил меня. Провёл пальцами по моим губам, словно пытался стереть свой поцелуй. Я сделала шаг назад. Обо что-то споткнувшись начала падать. Он схватил меня за руку и дёрнул на себя. Стук сердца и я столкнулась с его каменной грудью. Что-то случилось. Мир остановился. Мы молча стояли, боясь нарушить этот миг, когда больше ничего не было, кроме шума в ушах и тяжёлого дыхания. Но вот всё вокруг завертелось с привычной скоростью. Я услышала голос Марты, которая кричала, что пришёл Дик. Это стало сигналом, чтоб схватить корзину и быстро пойти к дому, попутно вытирая рукавом губы.

Может стоило ему что-то сказать, но я растеряла все слова. Я не могла понять почему он так поступает. Причины этих приставаний оставались загадкой. Он же должен был знать, что я не могу ему активно сопротивляться, чтоб не возникло скандала. Знал, что мы его боимся и продолжал вторгаться в моё пространство. Может это была такая игра? Бывает же, что мужики на праздники перепьют и стараются сорвать поцелуй с губ, проходящих мимо девиц. Но что-то подсказывало тут дело было в другом. Я пока не понимала его мотивов, но и боялась того момента, когда они станут ясны. Это мне явно бы не понравилось.

Дик не удивился и не возражал, когда я сказала, что с нами пойдёт Марта. Стоило нам выйти за порог, как она начала болтать и строить из себя взрослую. Спросила Дика, что он думает о нынешних ценах на зерно. Пока Дик объяснял ей, что ему всё равно, а цены никак не влияют на его жизнь, я задумалась.

Дик был моим женихом. Можно сказать, что почти близким человеком. Одновременно он был другом. Таким другом, которому можно было доверить самое сокровенное. Подойти с любым вопросом. Если он не знал на него ответа, то спрашивал у знающих людей, вычитывал в книгах и объяснял. Я родителям так не доверяла, как ему. И вот сейчас у меня были проблемы. Если ночное происшествие ещё можно было списать на то, что мне привиделось, приснилось, на него напало затмение или судья лунатничал, то сейчас оправданий не было. Он делал это специально. Но зачем?

На ярмарке было шумно. Мы смотрели лошадей, которых привезли заводчики. Красивые лошадки, гордые и с добрыми глазами, серые в яблоках и чернее ночи, гнедые и со звёздочками во лбу – все они смотрели на людей с интересом или равнодушием. А люди рассматривали их. Спрашивали про родословную и призы. Здесь были ещё и спортивные лошадки.

Чуть дальше продавали коляски. Двуколки, кареты, крытые и без крыши. За несколько монет на коляске без крыши можно было прокатиться. Город у нас был небольшой. Наёмных экипажей не было. Они не пользовались спросом, в отличие от крупных городов и столицы. У нас можно было только проехаться в коляске, которая курсировала между городами. Но мы почти никуда не выезжали. Почувствовать себя леди с личным экипажем было здорово. Мы с Мартой аж два круга представляли, что это наша коляска, а мы едем на бал. На миг я улыбнулась, почувствовав, как ветер скользит по щекам. Солнце отражалось от начищенных деталей. Лошадки весело бежали по кругу. Как тут не улыбнуться. И опять холод. Вокруг круга было много людей, но я увидела его в толпе. Он заметил мой взгляд и опять даже не подумал смутиться. Настроение сразу испортилось. Пропало веселье и радость. Дик помог нам выбраться из коляски. Слушал мечтания Марты, а я поняла, что он не заметил моего страха, от которого хотелось чуть ли не кричать. Но я молчала. Стиснула зубы и молчала.

Марта убежала смотреть животных, привезённых передвижным зоопарком, вместе с подругой, которая пришла с родителями. Те сказали, что присмотрят за Мартой. Мы же с Диком купили по пирожку и компоту. Сели за свободный столик в кафе под открытым небом. Вот сейчас можно было рассказать Дику о произошедшем. Спросить его совета, но я не могла заставить признаться, что попала в такую историю. Было стыдно и страшно, что он не поймёт. Посчитает, что я сама виновата.

– Завтра придётся за Гава выйти, – сказал он. – Поэтому я целый день проведу в конюшне.

– Ясно.

– Ты не расстроилась? Гав завтра предложение Альте сделает. Хочется, чтоб ребята этот день запомнили.

– Конечно не против. Всё хорошо.

– Выглядишь грустной.

– Ночью книгу читала. Не выспалась.

– Сегодня обязательно ложись спать раньше, – посоветовал он. К нам подбежала Марта, которая рассказывала про медведя, который ходил на задних лапах. Наш же разговор закончился, так и не успев начаться.

Дома находиться было страшно. Родные стены перестали быть для меня безопасными. Хотя судьи не было, но я не могла отделаться от ощущения, что он рядом. Всё время казалось, будто он вот-вот появится из-за угла и вновь полезет целоваться, а я опять ничего не смогу сделать. Поэтому когда за мной зашла Света и Роза, чтоб пойти погулять, я только обрадовалась. Мы вместе учились, потом устроились на местную фабрику. Я не могла бы сказать, что мы были такими верными подругами, про которых можно было сказать не разлей вода, но общаться нам нравилось. Нас объединяла неустроенность в личной жизни. Света не могла выйти замуж, потому что решила помочь поднять многочисленных братьев и сестёр, которые родители поставляли каждый год на протяжении двадцати лет. Всё-таки три года у них был перерыв. А Роза уже успела овдоветь, но о браке, который длился три месяца, вспоминать не любила.

Мы решили обойти ярмарку, поставить мелочь на скачки, а потом остаться на вечернее представление. Роза перемигивалась с мужчинами и строила им глазки. Мы её со Светой пытались остановить, чтоб она поменьше привлекала к нашей троице внимания, но Роза только смеялась в ответ. В итоге трое мужчин решили нам составить компанию.

Вот хуже всего – это навязанное общество. Тебе не нравятся эти люди, но с ними надо общаться, потому что отказать прямо не позволяет воспитание. Мужчины были откровенно в возрасте. Им было лет по тридцать-сорок не меньше. Они вели себя прилично, но вот их взгляды и улыбки мне не нравились. Если бы я была одна, то сбежала бы. Сказала, что у меня дела, мама дома ждёт, брат болеет. Но я была в компании. Любые мои попытки придумать повод избавиться от навязанного общества сталкивались с непониманием девчонок. Они рушили любую мою легенду, напоминая, что с братом сидит мама и она не против, если я буду по ярмарке гулять в компании.

Это злило. Они словно специально так делали. «Компания» меня уверила, что нам нечего бояться. Что с нами самые надёжные и тактичные мужчина империи. А я почему-то им не верила. Начинало темнеть. Погода портилась. Стал накрапывать дождь. Вот теперь можно было точно уйти с ярмарки. Но в кафе натянули тент, под который и завернула наша компания. Я уже начала нервничать. В этом было что-то неправильное, но уловить, что именно у меня не получалось. Со стороны казалось, что три девушки мило беседую с тремя мужчинами, которые впервые приехали в наш город и с удовольствием слушают местные легенды. Меня настойчиво уговаривали выпить компоту, но холодный компот меня никак не привлекал. Я бы не отказалась от чего-то горячего. К тому же время подходило к ужину.

И опять мои попытки уйти были пресечены. Одной в потёмках ходить страшно. Меня обещали проводить. Вот ещё немного поговорим… Я начала взглядом искать кого-то из знакомых. Но как назло вокруг были чужие лица. Желание вскочить и избавиться от этих кавалеров, которые несли чушь и постоянно переглядывались, было почти невыносимым.

Холод. Знакомый и пугающий показался в этот раз спасением. Не знаю, что он увидел на моём лице, но судья не стал медлить. Он подошёл к нам и протянул мне руку.

– Я так думаю, что настало время ужина. А без нас он не начнётся, – сказал он.

– Конечно. Я сама поняла, что засиделась, – поспешно ответила я, не слушая сожалений, что я покидаю такую «чудесную» компанию.

Стоило нам отойти от кафе на значительное расстояние, я попыталась освободить руку из хватки судьи, но он не дал. Так и пришлось молча идти под руку с ним. Хотя тут возражать было глупо. Было темно. Я то и дело спотыкалась. Всю дорогу только и оставалось, что корить себя. Надо было раньше уйти. Теперь же приходилось возвращаться с человеком, которого я боялась больше всего на свете. К концу пути у меня появились мысли, что может лучше было бы остаться с компанией? Но я отогнала их.

Из переулка донеслась ругань. Явно кто-то перебрал и теперь освобождался от лишнего. Я поморщилась. Судья решил перейти на другую сторону улицы, чтоб не встречаться с этим любителем выпить.

– Неприятный у вас город, – сказал он, нарушил он молчание.

– Это из-за ярмарки. Много чужих. А так у нас довольно спокойно.

– Проблема всех праздников, что они заставляют людей верить в сказку. Из-за этого они теряют бдительность. Но раскрывают себя.

– Разве плохо верить в сказку?

– Сказок не бывает. А вот попасть в неприятности из-за излишней доверчивости – это реально. Хотя кажется, что порой люди только к этому и стремятся, – он открыл дверь, пропуская меня вперёд.

– Спасибо, – тихо попросила я.

– Будь осторожнее. В мире много плохих людей, – ответил он. Я посмотрела на него. Слишком сильно его слова меня удивили. Но в ответ увидела спокойный взгляд. Интересно было бы узнать, а себя он к каким людям относит? Наверное к хорошим. Ведь он борется с преступностью.

Ужин проходил уже в привычном напряжении. Марта пыталась рассказать про ярмарку, но замолкла на полуслове, когда Ларс высказался, что не одобряет все эти балаганные развлечения. Но я же видела его там. Что же он там делал, если не любит ярмарки?

День выдался насыщенным. Я устала. Хотелось спать. Сказывалась ещё и бессонная ночь. Помыв посуду, я пошла к себе. Как раз в этот момент в дверь постучали. Рик пришёл за судьёй. Нужна была его консультация по одному вопросу. Скорее всего поймали преступника. Он покинул дом, а я смогла вздохнуть свободнее.

Пока его не было, я отложила сон и пошла ополоснуться. У нас для этого была отведена специальная комната, правда приходилось воду нагревать на кухне, а потом нести её в ванную комнату, но это того стоило. Мытьё словно все страхи прогоняло. Успокаивало и расслабляло. После этого я нырнула в кровать и тут же уснула, забыв обо всех переживаниях.

Ткань ночной рубашки поползла вверх. Стало щекотно. Я повернулась на бок. Тихий смешок ворвался сквозь сон.

– Так даже лучше, – тихий шёпот раздался около моего уха. Я хотела проснуться, но сон был слишком крепкий и странный.

Чьи-то пальцы скользнули по моему бедру. Губы коснулись плеча. Это было неправильно, но почему-то приятно. Мне снилось, что я была одета лишь в шаль, которая медленно сползала с плеч. Грудь обнажалась. Я чувствовала прохладу, которая сменилась тепло от прикосновений мужских рук. Тепло и холод были такими резкими, что было непонятно приятно это или нет. Неправильно. Нельзя. Но человеку, что стянул с меня шаль было всё равно на мои мысли по поводу дозволенности. Его руки были повсюду. Для их прикосновений не было запретных мест. Следом за руками шли губы, которые слегка прикусывали кожу. Когда они коснулись моей груди, то я возмутилась, попыталась оттолкнуть, только руки запутались в шали. Прикосновение языка по ставшей слишком чувствительной коже вызвало дрожь по всему телу. Я резко открыла глаза. Сон стал реальностью. Страшной реальностью. В моей кровати кто-то был. Рубашка была спущена, обнажая грудь, бёдра оголены до нижнего белья. Мужчина же вовсю целовал мою грудь. Я попыталась дёрнуться, но рубашка спутывала руки. Он ласково провёл ладонью по моей груди. Обвёл её кончиками пальцев, заставляя дрожать под его прикосновениями.

– Отпустите, – хрипло прошептала я. Голос пропал.

Вместо ответа его пальцы нашли мои губы. Он предупреждающе приложил свой палец к ним, призывая к молчанию. Сам же вернулся к моей груди. Я чувствовала его губы на своей коже, чувствовала, как он её слегка прикусывает, а после этого касается прикушенного места языком. Палец по-прежнему оставался на моих губах, служа молчаливым предупреждением, что надо молчать. Неожиданно он прошёлся им по моим губам, грубовато их сминая. Огонь наполнил тело. Стало резко жарко. Тело выгнулось дугой к нему навстречу. Он же переместился к моим губам. Накинулся на них с такой яростью, что на миг стало страшно. Ладони скользили по моему телу, задирая рубашку до пояса и ещё больше спутывая мои руки. Стыд окатил холодной водой. Теперь было лишь одно желание, чтоб всё это прекратилось как можно быстрее.

Он прекратил меня целовать. Провёл ладонью по щеке. Прислонился своим лбом к моему. Я чувствовала его дыхание на своём лице. Тяжёлое и горячее, совсем непохожее на дыхание человека, который казалось был сделан изо льда. Но вот его дыхание выровнялось. Он мазанул меня губами по щеке и сел. Я же отвернулась, пряча лицо в подушку. Было стыдно. Очень сильно стыдно, как будто произошло что-то страшное и ужасное. Холод принёс с собой ощущение грязи. Он же поправил мою рубашку. Даже на пуговички её застегнул. Оправил подол, а потом накрыл одеялом. Я слышала как за ним закрылась дверь. Кровь стучала в висках. На глазах выступили слёзы. И что это было? Почему я всё время молчала? Почему язык отказывался повиноваться? Лишь губы отвечали на его поцелуи. И этот странный жар… Я повернулась на бок и уткнулась носом в подушку. Хотелось верить, что всё произошедшее сон, но, к сожалению, это было правдой, которую нельзя было игнорировать. Вчера он меня целовал, сегодня уже спокойно зашёл ко мне в комнату, чтоб… Да тут нельзя было придумать названия тому, что происходило. А что будет завтра? Он захочет закончить начатое? Я чуть ночью не побежала к Дику искать защиты. Но на улице была ночь. А сейчас ночью было опасно выходить, поэтому надо было дождаться утра.