Читать книгу Берег Живых. Книга II - Анна Никитина - Страница 8

1-й месяц Сезона Жары

Анирет повела затёкшими плечами и нахмурилась, внезапно осознав, что в четвёртый раз перечитывает один и тот же кусок текста, но смысла написанного не понимает. Наверное, на сегодня уже достаточно свитков, но она не могла заставить себя закончить. Легче было погрузиться в написанное, в решение задач, которые ставил перед ней дядя, чем думать о той прекрасной и вместе с тем жуткой статуе с живыми золотыми глазами в гробнице… о полузабытом величии Императрицы Хатши и запечатлённой в веках любви и памяти… о том, почему Нэбмераи после своего странного признания в храме как будто избегал её. Отец ждал результатов, рассчитывал, что она многократно обогатит сокровищницу своих знаний в ходе этого путешествия. Предаваться печали и непонятным противоречивым чувствам было сейчас неуместно.

В садах управителя сепата, в тени плодовых деревьев, в прохладе у искусственных водоёмов она находила уединение в те часы, когда не сопровождала Хатепера. Уединение, но не покой.

– Хорошо здесь, да? Тихо.

Она вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Надо же было так задуматься, чтобы даже не услышать приближения дяди. Хатепер улыбнулся и сел рядом с ней на расстеленную под натянутым пологом циновку. Окинув взглядом разложенные вокруг племянницы свитки, он уважительно кивнул и, подняв ближайший, пробежал по нему взглядом. Анирет уже знала, о чём там было написано – об обязанностях хранителей императорских некрополей и о роли управителей сепата Сутджа в этих задачах. Не то чтобы она не обладала этими знаниями раньше, но без таких тонкостей и деталей. Теперь же текст был подкреплён реальными впечатлениями, которые она получила, сопровождая Хатепера в его встречах с мастерами и чиновниками. Дядя всегда строил обучение именно так – в сочетании теории и реальной жизни: приводил в пример случившиеся некогда истории или, если это было возможно, демонстрировал то или иное утверждение на практике. Сколько всего он рассказывал ей и братьям, сколько света пролил на то, что в свитках казалось совершенно непонятным! Он был настоящим кладезем, целым храмом знаний… и тайн. Пожалуй, не было в Таур-Дуат другого рэмеи, чей разум хранил столько ключей к самым страшным секретам Империи. Но Анирет сейчас интересовали не секреты. В тайную жизнь своих земель она пока не была готова погружаться с головой – с неё с лихвой хватало и явной.

Отложив свиток, она придвинулась к дяде ближе и опустила голову ему на плечо. Хатепер нежно приобнял её за плечи жестом, знакомым ей с детства. Даже когда казалось, что всё очень плохо, дядя был надёжным источником покоя и радости. Разумеется, в детстве её беспокоили совсем иные проблемы, маленькие трагедии тогдашнего возраста, которые дядюшка мог либо разрешить по мановению руки, либо – чем старше она становилась – помочь ей самой найти верное решение. А сейчас, когда она ступенька за ступенькой поднималась к трону, он стал её надёжной опорой и верным проводником. Даже отцу, с которым они очень сблизились в последнее время, Анирет не доверяла настолько. Может быть, имело смысл спросить его совета и сейчас… хотя на фоне забот, лежавших на плечах Великого Управителя, все её тревоги казались мелочными. И если все приходили к нему за советом – то к кому приходил за советом и поддержкой он сам?

– Я очень тебя люблю, – сказала царевна искренне и подумала: «Спасибо, что ты со мной… Спасибо, что тебя всегда… хватало на нас среди всех твоих дел».

– Я тоже люблю тебя, звёздочка, – тихо отозвался Хатепер и погладил её по волосам.

Анирет подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Договоры, союзы, долг… Нет, я знаю, кто всегда напомнит мне о том, кто я есть, и какой хочу быть: ты. Ты всегда видел во мне больше, чем другие. Обещаю, что не подведу тебя. И однажды я тоже сумею поддерживать тебя, а не только приходить за помощью.

Хатепер улыбнулся с неизменной теплотой и кивнул.

– Что-то не так между вами с молодым Таэху? – мягко спросил старший рэмеи.

– За исключением того, что я не знаю, как строить с ним общение? – Анирет невесело рассмеялась. – Впрочем и он со мной тоже. Поэтому мы просто не общаемся. Ну, однажды придётся – наследников ведь на свет не произвести на расстоянии.

– Об этом пока рано говорить.

– Вот именно, и слава Богам, – Анирет тряхнула головой и поднялась, чтобы собрать свитки.

– Жизнь не всегда бывает похожа на мечту, – проговорил старший рэмеи, тоже поднимаясь. – И всё же… Сияние Золотой озаряет всех нас. Эмхет – не исключение. Я всегда хотел, чтобы ты познала Её свет так, как мечтала.

– Можно подумать, для тебя Она отразилась в глазах хотя бы одной земной женщины! – Анирет всплеснула руками… и тотчас пожалела о своих поспешных словах. Взгляд дяди изменился буквально на доли мгновения, но от неё это не укрылось, хоть она и не могла понять, что за эмоции промелькнули в его взгляде.

– Боги не даровали мне своих детей, – терпеливо ответил Хатепер, – но у меня были вы. Я был благословлён любовью к вам и гордостью за вас. Сейчас я так счастлив видеть, какой ты становишься женщиной, сильной и прекрасной.

– Но ты один, дядя. Всю свою жизнь прослужив императорскому трону… ты по-прежнему один, хотя сколько женщин мечтало бы о твоей благосклонности. Но, может быть, так и правда лучше – никто не нанесёт удара в спину, – она с грустью покачала головой, думая о друзьях Хэфера и о том, сколько женщин из тех, кто вздыхал по Хатеперу, желали быть с ним ради него самого, а не ради статуса и причитавшихся благ. – Все эти браки по договору лишь ещё больше напоминают о том, что одиночество наше не только вынужденное, но подчас оно даже необходимо… потому что безопасно.

– Ты знаешь историю своего отца. Не всегда мы можем быть с теми, кого выбирает сердце… как бы ни было сильно наше желание.

Он не выдал своих мыслей ни единым случайным жестом, ни единым дополнением к уже сказанному.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне? Я сохраню твою тайну, – Анирет заглянула в его глаза. – Ты – пример для меня во многом. Может быть, и в этом?..

– Надеюсь, что нет, – покачал головой Хатепер и улыбнулся с некоторой горечью. – Дело не в моём доверии к тебе – уж в этом не сомневайся. Просто… В основном знание обогащает, как живительный источник, но бывает знание опасное, как яд, противоречивое. И уж в чём в чём, а в любви тебе определённо не стоит брать с меня пример.

Царевна чуть склонила голову в знак уважения к его тайне.

– Иногда молчание говорит о смятении в чувствах, а не об их отсутствии, – будто между прочим заметил Хатепер, подбирая оставшиеся свитки. – Если ты, конечно, не поэт. А поэтов среди нас я что-то не приметил, – он улыбнулся и подмигнул ей.

Анирет тихо рассмеялась, не удивлённая его проницательности, вспомнив, как Нэбмераи ещё в Обители пугал её своими скверными способностями к пению и неосведомлённостью в столичной поэзии. В ночь после их обручения, сидя с ним на внешней стене и распивая финиковую наливку, могла ли она подумать, что всё будет так странно? Да и времени прошло всего ничего… но за столь напряжённым обучением казалось, что уже очень много.

– Пойдём, поблагодарим почтенного Кеваба за гостеприимство, – сказал старший рэмеи. – Он будет счастлив увидеть тебя на общем ужине хотя бы в последний вечер.

– Не уверена, что хочу на общий ужин… но и правда, пора бы появиться, – девушка чуть улыбнулась.

Хатепер помог ей донести свитки до отведённой ей в имении управителя сепата комнаты и попрощался до трапезы. Анирет невольно обрадовалась, что Мейа куда-то отлучилась – в последнее время ей было тяжело в обществе ближайшей подруги. Аккуратно она разложила по порядку свитки, как они и были переданы ей. Это тоже успокаивало мысли. Дядюшка всегда говорил: если хочешь привести в порядок разум – приведи в порядок свои дела. И даже когда в ходе особо напряжённой работы его кабинет начинал напоминать о войнах хайту и нэферу, после он приводил все свитки и документы в идеальный порядок, не доверяя этот вопрос даже личным слугам.

Мейа вернулась, когда царевна уже закончила и как раз собиралась подыскать подходящий случаю наряд в сундуке с одеждой.

– Бирюзовый или тёмно-синий, как думаешь? – не оборачиваясь, спросила Анирет.

– Ты всё-таки собираешься появиться на ужине, ну, слава Богам! – радостно воскликнула служанка и, деловито отодвинув подругу от сундука, авторитетно заявила: – Бирюзовый, определённо, – в том калазирисе и лён более тонкий, да и украшений в тон ему у тебя больше. Дай-ка посмотрю на тебя. Макияж сейчас обновлю и сделаю ярче, – она зажала лицо Анирет между ладонями, пробежала кончиками пальцев по её векам и скулам, мастерским взглядом оценивая, какие штрихи требовали дополнения. А потом крепко обняла царевну и тихо сказала: – Я знаю, что тебе нелегко… особенно после посещения некрополя. Но ты не одна, моя дорогая, никогда не одна.

Напряжение, сковывавшее Анирет, вдруг разомкнулось от этих простых искренних слов, и она благодарно улыбнулась, обнимая подругу в ответ.

– Спасибо тебе!

– Ой, да что ты, – смущённо отмахнулась девушка. – Садись-ка, госпожа моя царевна. Волосы, Анирет! Боги, ну что ты сделала со своими волосами за каких-то пару дней!

Царевна прыснула со смеху и покорно отдалась в руки своей служанки, позволяя Мейе подготовить её к официальному ужину. Мейа, конечно, преувеличивала, сетуя, что Анирет начала себя запускать – в конце концов, на всех встречах с вельможами царевна выглядела ровно так, как требовал её статус. Но девушка понимала: подругу действительно беспокоила её замкнутость, и та сопереживала ей всё так же, как когда они обе только узнали о гибели Хэфера. Мейа тараторила без умолку, пересказывая местные новости, которые ей довелось узнать, а заодно шутя о провинциальной жизни в сравнении с дворцовой. Она, казалось, была готова говорить о чём угодно, только бы Анирет не уходила снова в себя. И в итоге царевна поняла, что настроение у неё и правда поднялось, и была подруге очень благодарна. Всё же многолетняя дружба давала о себе знать – они обе прекрасно понимали, как развеять тревоги друг друга. Вот только, увы, теперь Анирет могла даже с Мейей обсуждать далеко не всё. И не только о троне… но и о том, что касалось самой Мейи.

Подруга как раз закончила рассказывать о том, как молодой сын управителя сепата забавно терял дар речи, не зная, куда девать себя в её, то есть Мейи, присутствии. А не далее как вчера он попытался процитировать ей одно из последних стихотворений модного столичного поэта… устаревшее уже полгода как.

– А что у вас со стражем Таэху? Он не приревновал? – с улыбкой спросила Анирет.

– Я на это, признаться, рассчитывала, – нахмурилась Мейа, обводя брови царевны тонкой кистью и чуть отстраняясь, чтобы оценить результат. – Но после посещения заброшенного храма из него слова не вытянешь, не то что безобидную ревность. Я уже начала думать, что вас обоих коснулось проклятие зодчего Сенастара, не к нисходящей ночной тьме он будет упомянут, – девушка усмехнулась. – Но, с другой стороны, дядюшка твой ведь тоже побывал там, и ничего, не лишился красноречия. Да и за солдатами, тебя там сопровождавшими, я особых перемен не замечала. Эх, надо было идти с вами! А то теперь на фоне вас я чувствую себя случайно забредшим на похороны пьяным гулякой.

Анирет задумалась над её словами, а потом ответила:

– То место полно печали и несправедливости. Забытый храм, в котором больше не проводят ритуалов, похож на разорённую гробницу. Как жрец, Нэбмераи не мог не почувствовать…

«И, находясь там, не мог не задуматься обо всём том, что налагает на нас наш долг», – мысленно закончила она, снова почувствовав острый укол печали.

– Там нелегко находиться, – подытожила царевна вслух.

– Да, мне было не по себе даже в окрестностях… – Мейа передёрнула плечами. – Ну что ж, по крайней мере, завтра мы отправляемся в храм самый что ни на есть живой и действующий! И, клянусь Богами, я буду лично молиться Золотой о том, чтоб Она наконец-то устроила твою жизнь, так и знай, – девушка улыбнулась.

Анирет только со смехом покачала головой.

– Слушай… – Мейа заговорщически понизила голос. – А если твой жрец ещё там?.. Готова поспорить, он умрёт от счастья, когда увидит тебя.

– Ну, скажешь тоже, – отмахнулась царевна. – Сама знаешь, жрецы Хэру-Хаэйат прекрасно умеют разделять служение и отношения.

– Однако вашей нежной дружбе уже несколько лет – письмами и вестями вы исправно обмениваетесь. И, что ни говори, Икер красавчик каких поискать. Всё-таки южная кровь добавляет особого колорита, – Мейа прищёлкнула языком. – Такая милая экзотичная внешность.

– Вот прибудем на остров Хенму – там полно темнокожих красавцев из Нэбу, если к тому моменту мой страж тебе уже надоест, – подначила её Анирет.

Подруги рассмеялись.

Уже с более лёгким сердцем, чем прежде, царевна отправилась на ужин, где была с величайшей радостью встречена управителем Кевабом и его семьёй. После ужина Хатепер объявил, что их следующей остановкой будет Тамер, столица сепата Тантира. Такого энтузиазма, как после этого известия, у своей свиты Анирет не видела уже давно. Рэмеи, конечно, не боялись смерти, но пребывание вблизи некрополей сепата Сутджа, навевавшее – хочешь не хочешь – мысли о вечном, ни в какое сравнение не шло с посещением города-культа самой любимой в Империи Богини, матери празднеств души и тела. Да и сама Анирет предвкушала возвращение в чудесное место, с которым было связано так много прекрасных чувств и событий её ранней юности. В каждом сердце Золотая пробуждала радость, каким бы тяжким ни было бремя, лежащее на плечах, какой бы тёмной ни была пелена, застилающая внутренний взор.

Великая Река неизменно и царственно несла свои воды жизни, питая всю Таур-Дуат до самых отдалённых уголков. Ладьи двигались против течения волею попутного ветра и силой гребцов. Анирет вспоминала легенды о творении, о том, как из лона Матери Живых изливались первые ручьи где-то глубоко в джунглях на юге континента, за высокими речными порогами, преодолеть которые не всякому судну было под силу.

– В мистическом союзе с Ваэссиром Апет набирает силу, и пока силён Божественный Закон на земле, Великая Река от года к году разливается в Сезон Половодья, – голос Хатепера лился размеренно, как сама Апет. – Сила Императоров связана с благоденствием Таур-Дуат. Перед каждым разливом Эмхет приносят щедрые жертвы Богам, а после Император и его царица восходят на ладью, обходя на ней всю Империю, как когда-то – Ваэссир и Хэру-Хаэйат, и донося божественный свет в каждый уголок от дельты до дальних южных порогов. Золотое семя Ваэссира, изливающееся в воды Апет, благословляет разливы в сакральном единении.

Они стояли на самом носу ладьи, и Анирет вглядывалась в воды Великой Реки, пытаясь представить ритуал, о котором хорошо знала, но о котором никогда не думала применительно к себе. И отец, и дядя рассказывали ей. После того как Секенэф передал ей формулу призыва Силы Ваэссира в тело, все те редкие свободные часы, которые ему удавалось выкроить, он посвящал тому, чтобы открывать ей таинства служения их земле и предку. О таинствах тех знали считанные единицы, и никто не был осведомлён о них в большей степени, чем сам Император. Это же знание когда-то было передано Хэферу.

– Когда баланс в токах энергий нарушен, это отражается и на земном плане. Тогда в Империи настают времена засух и голода, и даже Силы Владык бывает недостаточно, чтобы вернуть жизнь, усилить ток крови земли в главной артерии, – продолжал Хатепер, напоминая Анирет полученные ею знания. – Для всего народа это становится великим горем – скудный разлив или разлив, когда воды Апет возвращаются в русло слишком скоро. Издревле это становилось очевидным знаком того, что Божественный Закон нарушен, гармония утеряна.

– Если так происходит всегда, когда на трон вступает Владыка, по мнению Богов, недостойный… удивительно, что мы ещё живы, – усмехнулась царевна, неотрывно глядя на индиговые воды.

– Это происходит не сразу. Баланс энергий связан не только с самим Владыкой. Все мы помогаем ему по мере сил. И ни одна беда не постигает народ без глубинных на то причин, ведь то, что творится на земле, лишь отражает то, что происходит на более тонких планах бытия. Так тело лишь позже, иной раз не в этой даже жизни, отражает недуги, которыми поражён дух. Бывали времена, когда наша Таур-Дуат была… тяжело больна, – Хатепер вздохнул. – Мы можем теперь лишь гадать о совокупности причин, но всегда так или иначе это было связано с нарушением Закона… Но ты, кажется, думаешь не о том, Анирет, – он усмехнулся и подтолкнул её локтем. – Ты вообще слушаешь меня?

– Разумеется, дядя, – кивнула девушка, задумчиво теребя золотой с инкрустациями из бирюзы и лазурита браслет. – Я даже могу перечислить тебе годы правления Владык, в которые нас постигали беды, и, если постараюсь, то вспомню скудные разливы за последние пару веков… Но всё же эта тема для меня… не самая простая.

– Ты боишься, что не сможешь вызвать разлив, – понимающе кивнул старший рэмеи, понизив голос, чтобы их никто ненароком не услышал.

Анирет вздохнула, медля с ответом, не зная, как облечь в слова сразу все свои страхи.

– Да, очень боюсь, – призналась она наконец, тоже понизив голос. – Владыка на троне по сути заключает своего рода брачный союз с самой землёй. Он – её возлюбленный защитник и хранитель. Это я могу понять, как и всякий Эмхет. Боги! Даже эльфы могут это понять, с каким бы пренебрежением некоторые из них ни относились к нашим традициям! В конце концов, их ритуалы плодородия по Колесу Года имеют много общего с нашим ритуалом разлива. Но как… как Хатши, да хранит её Страж Порога, удалось стать Таур-Дуат заботливым супругом? – спросила она, с отчаянием посмотрев на Хатепера.

«Как это удастся мне?!» — безмолвно вопрошал её разум.

Во взгляде старшего рэмеи отразились сочувствие и глубокое понимание. В тот миг Анирет особенно отчётливо осознала, что он никогда не хотел этой роли для себя, не хотел этого долга, не хотел этой растворяющей личность Силы и всепоглощающего служения, которые накладывало на Императора бремя Двойного Венца. Молчание затягивалось, но уже очень многое было сказано без слов. Потом Хатепер протянул ей раскрытую ладонь, и царевна без колебаний вложила в неё свою руку.

– Вы ещё не раз поговорите об этом с твоим отцом. Он покажет тебе лучше, чем могу я… и всё же…

Она почувствовала ток энергии, усилившийся, как только пальцы старшего рэмеи сомкнулись вокруг её кисти, – тёплой энергии, родной и защищающей. Через мгновение поток стал интенсивнее, как будто их кровь слилась вдруг в единую систему. Подобно тому, как Анирет чувствовала себя в ходе некоторых ритуалов, она ощутила себя собой и не собой одновременно, просто теперь это другое присутствие было не божественным, а вполне личностным. Могучий поток чужой Силы завораживал и захлёстывал, и вместе с ним пришёл целый сонм иных чувств, вспышек мыслей, иное преломление взгляда, которое она не смогла бы описать. Самое близкое, с чем она могла сопоставить это, – совместный любовный ритуал, когда границы между сознаниями обоих участников стираются…

– Ты будешь чувствовать всю нашу землю, – тихо сказал Хатепер, хотя она не столько слышала его, сколько чувствовала то, что он собирался сказать, в мерной поступи его мыслей. Она вбирала дыхание его грудью, ощущала переплетение их рук его ладонью… ощущала стук его сердца и ток его крови, и ветер на его лице, и все те мельчайшие аспекты, что составляли его жизнь в эти минуты. – Ты будешь становиться ею, каждым из нас. Вот, что означает быть наследницей Ваэссира… Любой сможет стать инструментом твоей воли, если ты того пожелаешь, – его тело станет твоим так, как будет нужно для целей ритуала, и все токи его энергий будут тебе подвластны. Но не забывай о том, что жизнь на земле можно сотворить только с Любовью. И не забывай, что сильнее всего оказываются те ритуалы, в которые участники осознанно вкладывают свою собственную волю. Лишь тогда наступает единство помыслов и деяний.

С этими словами он отнял руку. Анирет стояла ошеломлённая, не в силах осознать, что только что буквально на несколько мгновений он дал ей почувствовать связь, которая объединяла Хатши и Сенастара, связь, которая объединяла десятки союзов Императоров и цариц, но в несколько ином преломлении. Она могла стать тем, с кем была… и осознание этой власти пугало её. Мысленно она возблагодарила Богов, что тайны Эмхет были известны лишь избранным. Иначе так легко было бы кому-то распорядиться знанием неразумно, потакая случайному порыву или эгоистичной прихоти!

Осознала она и то, какое немыслимое доверие потребуется от Нэбмераи.

«Чтобы стать всем этим для Владычицы, я должен любить её».

Нет, он не считал её достаточно мудрой, чтобы обладать такой великой властью. Пока ещё нет. И доверия между ними не было – его лишь предстояло выстроить. Но была Любовь, дарованная Ваэссиром и Хэру-Хаэйат, озарявшая ритуалы разливов. Этой Силой благословлены все потомки божественного Владыки. Именно она размыкала пределы и наполняла жизнью землю. Нужно было лишь настроить себя, подобно музыкальному инструменту, в резонанс со звучанием этой Силы.

Что до той любви, которая соединяла некоторых Императоров и цариц вне ритуалов… Все Эмхет, похоже, слишком дорого платили за неё.

О матери любимого брата Анирет знала достаточно хотя бы потому, что и сама вместе с Хэфером не прочь была послушать рассказы дядюшки об этой удивительной женщине. И Владыка, и царица – по разным причинам – отказывались говорить о ней. Негласно эта тема во дворце была запретной с появлением новой Владычицы, хотя старые слуги вспоминали прежнюю царицу с теплом – просто не при Амахисат. Каис, дочь ремесленников, могущественная и прекрасная жрица, излучавшая свет Золотой… Говорили, что во многом именно благодаря ей Секенэф решился на то, что казалось поначалу невозможным – на мирный договор с Данваэнноном. Служители Золотой не воевали. Даже посвящённые воины Богини были совсем не похожи на посвящённых воинов других рэмейских Божеств. Они не носили при себе кинжалов и мечей – только посохи. И при этом их тайное боевое искусство не уступало искусству имперских солдат, потому что они умели обращать силу и агрессию противника против него самого. Как в бою, так и в словах и в поступках они производили обманчивое впечатление мягкости и уступчивости. Поэты говорили, что Любовь бывает слепа. Жрецы Золотой говорили, что Она никогда не бывает глупа.

Анирет помнила и трагическое завершение удивительной истории о том, как Владыка всё же обрёл счастье любви. Царица была предательски убита. И после гибели Хэфера Анирет увидела это событие в совершенно новом свете.

«Легко вложить оружие в руки старого врага и представить дело соответствующим образом. Куда как сложнее – разобраться в том, что в действительности произошло».

Каис, первая любовь её отца… нет, даже не так – любовь всей его жизни. Невозможно было не влюбиться в жреца или жрицу, проводившего энергии Богини для того, чтобы раскрыть потенциал юного сердца, разума и тела. Пропуская Силу своей прекрасной покровительницы в ходе совместных медитаций и ритуальных практик, они отчасти становились Ею. Анирет и сама одно время была влюблена без памяти в жреца, который несколько лет назад здесь же, в Тамере, помог раскрыть её женскую силу. Но когда обучение закончилось, он, как это традиционно и делалось, умело и бережно рассёк связь, очертил границы между тем, что она познала о себе самой, тем, что она познала о Золотой, и его собственной личностью. Это отрезвляло. Это защищало сердце не только обучающегося, но и учителя.

Но Секенэф полюбил не только Каис-жрицу, воплотившую для него часть Силы Хэру-Хаэйат. Он полюбил женщину, полюбил настолько, что не просто сделал её своей фавориткой, но связал с ней свою жизнь как с царицей. Такое в истории Империи случалось чрезвычайно редко. При всей величайшей власти Владыки, носителя Силы Ваэссира, в своей собственной жизни Император мог решать не так много. Живой бог для народа, он был инструментом и оружием Богов на земле – даже более, чем жрец, он был инструментом и оружием своего избранного Божества. Недаром Владыки носили титул Верховных Жрецов Ваэссира.

Дядюшка рассказывал, что Каис имела особую власть над Секенэфом в самом благостном смысле этого слова. Она умела напоминать ему, кем он был помимо множества всех своих титулов и функций. Вот что имел в виду и Джети Таэху, когда сказал, что ей нужен кто-то, кто напомнит ей, какой она хотела и должна была быть.

Со временем Анирет начала понимать, почему её мать так ревновала. Амахисат, привыкшая властвовать над любыми обстоятельствами, власти над своим супругом не имела. Даже Хэфер, живое воплощение любви Секенэфа и Каис, не обладал этим умением в полной мере. А со смертью их обоих… так ли много осталось от личности отца?

От этой мысли царевна содрогнулась. Думая о Каис, она думала и о запретном союзе Хатши и Сенастара, и о таинственной истории Хатепера, которой он так и не поделился. Если дыхание Любви было в каждом творении Амна, то почему же Эмхет было отказано в этом Её аспекте? Почему те из них, кто получал этот Дар Золотой, проходили через испытания подчас непосильные? Не лучше ли было и вовсе не знать этого Дара, чем обрести его и потерять?

– Мой отец… – тихо проговорила царевна. – Он хоть раз пожалел о своём выборе? Уже после…

Хатепер вздохнул, понимая, о ком и о чём говорила Анирет.

– Ты видела и разделяла его горе тогда, когда мы потеряли Хэфера. День смерти его царицы я не сумею тебе описать – мне просто не хватит слов. Но нет… Он никогда не жалел, что возвёл её на трон.

«Он во много раз сильнее, чем я, – подумала царевна, отводя взгляд. – И Хэфер тоже ни за что не отказался бы от дара. Но я… Нет, я не смогу так! О, Благословенная Владычица сверкающего дыхания жизни, будь милосердна ко мне. Если часть милостей Твоих и даров не для меня и не по силам мне, пусть я никогда не познаю их».

Беззвучно произнеся свою горячую молитву, Анирет убоялась вдруг, что Богиня прогневается. Прибыть в Обитель Хэру-Хаэйат надлежало с открытым сердцем. А впрочем, даже к тем сердцам, что были закрыты, Она одна умела подбирать ключи.

В следующий миг рощи справа и слева расступились, открывая вид на огромный город, раскинувшийся по обоим берегам Апет. В окружении аккуратных двухэтажных домиков и богатых имений с садами возвышался один из древнейших храмов Таур-Дуат, переливавшийся многообразием красок. Широкая дорога от него традиционно спускалась к самой воде. И, в отличие от многих городов, здесь же находилась основная пристань, к которой приходили ладьи. Тамер был городом-храмом, и именно на пороге храма Богине было угодно приветствовать гостей в Своём жилище.

Среди всех Божеств Таур-Дуат, великих в своей Силе, не было у народа Божества более трепетно и нежно любимого, чем Золотая Хэру-Хаэйат, Госпожа Бирюзы, чьё сладостное дыхание освящало собой жизнь всего сущего. Была Она вечной, как сам Амн, Отец-и-Мать Мира, и присутствием Её было озарено каждое из творений. Но, согласно легендам, лишь когда Аусетаар и Ануи осознали и познали друг друга, Амн раскрыл Любовь для других, позволил познать Её и поклоняться Ей. Именно тогда ступила в мир Хэру-Хаэйат такой, какой теперь знали и чтили Её живущие. Песни Её озарили все планы бытия, и равно преклонились перед сиятельной Её красотой все создания Амна.

Песнью, запечатлённой в камне, был и Её храм. Своды пронизанных солнечным светом открытых залов поддерживались огромными колоннами, испещрёнными священными символами. Каждую колонну по четырём сторонам света венчал лик Богини в драгоценном уборе. Её мудрый ласковый взгляд созерцал вечность и вместе с тем был обращён к тайне каждого сердца, к каждому гостю, что пришёл соприкоснуться с теплом Её Силы. Потолки храма была расписаны созвездиями и Божествами, изображениями движения небесных светил и течения времени. Потолок центрального святилища Золотой – Анирет помнила его почти во всех деталях – был украшен огромным кругом созвездий, единственным в своём роде – уникальным творением мастеров и звездочётов. Мудрецы со всех уголков известных земель старались хотя бы однажды побывать в Тамере, в этой Песни Творению, чтобы соприкоснуться с чудом. В отличие от служителей других культов, жрецы Хэру-Хаэйат на несколько дней в году открывали святилище для всех желающих. Они считали, что таинства Золотой принадлежат всем. «Что ты увидишь в таинстве, зависит лишь от глубины твоей личности. Никто не увидит, не познает, не унесёт с собой больше, чем способен, а значит, и утаивать не имеет смысла», – объяснил когда-то царевне жрец, обучавший её.

Его звали Икер. Он был одним из самых красивых мужчин, которые встречались Анирет, но свет Золотой, наполнявший его в ходе ритуалов, делал молодого жреца поистине прекрасным. Своим мягким глубоким голосом он чем-то напоминал Хэфера, а также и тем, как он терпеливо и доходчиво всё объяснял, с какой нежностью и пониманием помогал раскрыться своей царственной ученице. А ещё у Икера были удивительные руки, танец которых по струнам арфы зачаровывал не меньше, чем их танец по сокровенным струнам тела.

Анирет не знала, где сейчас был её друг, в каком именно храме служил Золотой. Писем от него она давно не получала. В последнем он выражал своё сочувствие к её потере, буквально парой строк, но так бесконечно искренне. Для общины жрецов Тамера Хэфер был не просто наследником трона. Из этой общины была родом его мать Каис…

Возможно, Икер покинул Тамер. Возможно даже, служение теперь проходило в иной сфере Её искусств. Но, по крайней мере, когда-то они расстались друзьями – уже после того как Икер объяснил и показал ей, где лежала грань между любовью к Божеству и любовью к другому смертному, энергии этого Божества пропускавшему. Её сознание и сердце сохранили тепло и нежность тех дней. Пред ликом Богини не могло быть смущения. Хэру-Хаэйат заставляла петь потоки энергий в теле и сознании, пробуждая искру творения и тот потенциал, что помогал воплощать намерение в жизнь на земном плане. Теперь-то Анирет и сама смогла бы пробудить потенциал другого, но своего первого проводника она не забыла.

Хэру-Хаэйат даровала миру целый сонм прекрасных искусств, с помощью которых все живущие теперь могли выражать и воплощать свои чувства. Музыка, танец, живопись, стихосложение – всему этому покровительствовала Золотая, даровавшая вдохновение, позволявшая прозревать красоту Мира во всей множественности его граней и аспектов. И одним из самых удивительных, упоительных искусств, дарованных Той, что есть сама Любовь, было искусство брачных покоев. Немало было сложено стихов и трактатов об этом, и всё же познание этого пути Богини было бесконечным в своей глубине – настолько же бесконечным, как путь к одухотворению материи и само стремление к Золотой. Примитивные умы, не видевшие в физическом выражении желания и единения ничего, кроме животной страсти или, в лучшем случае, необходимого действа для продолжения рода, подчас низводили роль некоторых служителей Золотой до храмовой проституции. Истины же в их словах было не больше, чем в нарекании праздников Богини оргиями, а святилищ Её – рассадниками разврата и греховности. Знание, касавшееся единения, было не менее сакральным, чем иные таинства, к которым не допускались непосвящённые. Часть этого Знания жрецы и жрицы Золотой передавали наследникам древнейших родов Таур-Дуат в ходе их обязательного обучения при храмах.

Согласно преданиям, именно Хэру-Хаэйат даровала смертным и само понятие празднеств. Её присутствие наполняло радостью всякий аспект жизни. В рэмейском календаре Ей было посвящено больше всего праздников, и зарождались они и начинались именно здесь, в Тамере. Сама земля этого города и всей Тантиры пела Её Силой.

Ладьи причалили к берегу. Управительница сепата Тантира со свитой и жрецы Золотой встречали дорогих гостей с музыкой, как было принято здесь. Атмосфера всеобщего ликования, казалось, царила тут даже вне праздников, впитавшись в землю и воздух.

Стоило Анирет только ступить на каменные плиты тропы, ведущей к храму, её буквально пронизало теплом. Любящие руки Богини обняли её, заставляя отступить скорбь и тревоги, и слова древнего гимна, который она не раз пела здесь же, в этом храме, ярко вспыхнули в её разуме.