Читать книгу Ириска на счастье - Анна Николаевна Бурчик - Страница 7

Дни в больнице текли размеренно, если не сказать – тащились кое-как. Через пять дней меня перевели из реанимации в обычную палату. Мама хотела, чтобы комната была отдельная, но я настояла на общей палате. Мне выделили место у окна в комнате на пять человек. Большое помещение было залито солнцем на протяжении всего дня. Соседки оказались разговорчивыми и интересными, у каждой своя болячка и не только физическая.

Со сломанной рукой, закутанной в неподвижную повязку, было сложно. Я практически не могла ничего сделать левой конечностью. Не привыкла. Я правша, а левая так, для поддержки всегда была. Теперь пришлось напрягать ее, вот только не получалось совсем. Всей палатой учили меня пользоваться невостребованной рукой. Когда завтракали, было легко, ложку я держала вроде бы неплохо. А вот с телефоном вышло немного смешно. Корявые пальцы, не приспособленные набирать ни текст, ни телефонные номера, тыкали куда попало. В конечном итоге я кое-как смогла открыть в приложении своего нового гаджета электронную почту и написать своей старосте.

Мама принесла мне новый смартфон, а старый пришлось выбросить. Он не выдержал встречи с твердой поверхностью асфальта, хоть и был в рюкзаке. Теперь и сумку придется покупать другую. Опять расходы, ненужные траты. Я обреченно вздохнула. Не хочу лишних затрат со стороны родителей, но их пока не избежать. Я пока вишу на их шеях.

– Ная, я занесла в контакты наши с папой телефоны. Тариф подходящий и для интернета, если тебе нужно связаться со старостой, – улыбалась мама.

На ее круглом лице улыбка была подобна солнышку, освещая все вокруг. Она всегда старалась предугадать мои потребности и воплощала в жизнь все, что считала нужным. Я так рада, что они удочерили меня тогда.

– Спасибо, мам, – я улыбалась в ответ. – Я сегодня же свяжусь с Аленкой, надо взять темы пропущенных занятий. Они должны были распределить темы для курсовых по дизайну. Ой, а как же я рисовать-то буду?

Моя улыбка померкла. Эта курсовая очень важна. Летом практика, и я должна буду предоставить проект дизайна определенной комнаты, будь это детская, ванная или гостиная. А потом, когда мой проект воплотится, сделать видео или фотоотчет. Но, если моя правая рука не восстановится полностью, я не смогу создать этот проект. И дело не в дизайнерских программах. Нас учат применять художественный подход – рисовать на ватманах. Это интересней и проще, по крайней мере, для меня. Я очень люблю рисовать.

– Ничего страшного, Ная, – мама положила свою мягкую ладонь на мою левую руку и сжала ее. – К лету твоя рука восстановится, а отчет вам предоставлять в сентябре. У тебя все получится. Не переживай.

– Но гипс будет мешать… – возразила я.

– Его снимут в начале мая, – обнадежила мама. – Только рентген сделают и снимут. А руку будешь разрабатывать не спеша, и проект закончишь в срок. Ты же у меня умница. Я в тебя верю. И папа поможет.

Она наклонилась и поцеловала меня в висок. Мы сидели в палате и тихонько разговаривали. Некоторые соседки дремали, а кто и вышел погулять. Мама приходила каждый день и приносила что-нибудь вкусненькое, а потом мы болтали несколько часов. Ее не выгоняли из палаты, пока она сама не спохватится, что уже поздно или нужно что-то сделать.

– А эти фрукты откуда? – удивленно спросила мама, смотря на мою прикроватную тумбочку. – Я не приносила тебе абрикосы и орехи.

– Не знаю, я проснулась утром, а они уже здесь, – пожала плечами. – И никто ничего не видел и не знает.

– Может у тебя поклонник завелся? – хихикнула мама.

– Я бы знала, – отмахнулась я. – Скорее всего, кто-нибудь перепутал. Думаю, надо унести их медсестре, пусть раздаст детям.

– Хорошо, а что говорит Тимур Семенович? – как бы невзначай поинтересовалась мама. – Он же тебя наблюдает?

– Да нет, меня наблюдает Ольга Солгановна. Она терапевт. Придет, послушает, пальчиком потыкает, фонариком в глаза посветит, что-нибудь спросит и уходит.

– И это весь осмотр?

– Ну, да. У нее и без меня еще три палаты клиентов, – усмехнулась я. – Да и не люблю я пристальное наблюдение, ты же знаешь.

– Ладно, я поищу Тимура Семеновича, может он мне расскажет, как так получилось, что мою девочку наблюдает этот терапевт, – серьезно сказала мама.

Мы еще немного поболтали, и мама засобиралась домой. Как обычно она чмокнула меня в лоб и пожелала скорейшего выздоровления, сказала, что завтра придет попозже и просила не скучать. А скучать я точно не буду, у меня несколько важных переговоров на повестке дня.

Закончив с Аленкой и получив тему по обустройству гостиной примерно в тридцать квадратов, я решила прогуляться до поста медсестры и прихватила фрукты и орехи. Сейчас я могу бегать и прыгать, как сайгак по горам, а вот раньше мне не разрешали, да и тело меня совсем не слушалось. Первые дни мне часто кололи обезболивающие препараты, а когда разрешили встать и вытащили мочевыводящий катетер, я чуть не взвыла от увиденных синяков и ссадин. Это нехило так меня приложили. Организм в целом был в плачевном состоянии, а лицо так и подавно. Вся правая сторона была багровой от царапин, покрытых корочкой. Спасибо хоть одним переломом отделалась и небольшим сотрясением.

Я вышла из палаты, держа в левой руке пакет с продуктами. Неспешным шагом направилась к столу медсестер в дальнем углу длинного коридора. Проходя мимо большого холла, остановилась. Мое внимание привлек репортаж местных новостей, что мэр нашего города собирается уходить с поста. А вот когда озвучили имена возможных кандидатов на освобождающееся место, ноги мои не выдержали и подкосились. Я осела на пол, где и стояла. Нет, не упала, не завалилась в беспамятстве, просто села на колени, а подняться самостоятельно уже не смогла.

Невидящим взглядом смотрела в экран телевизора и уже ничего не слышала. Перед глазами мелькали какие-то воспоминания, но я не хотела за них цепляться. Почему-то я знала, что если вспомню, мне будет очень больно. Я не хотела это вспоминать, не хотела боли, не хотела ничего.

Меня толкали, меня поднимали, что-то спрашивали. Все звуки слились в один гул, не разобрать толком, где чей. В глаза ударил свет фонарика, но мне было все равно. Я не могла уложить в своей голове, что мэр может передать свое кресло своему же сыну. Сын. Борис Покровский. Он еще молод, и не удивлюсь, что его образование ему купил его папочка. Оболтус, выпендрежник, изворотливый и мерзкий тип. И с ним у меня связаны плохие воспоминания, которые ворошить не хочется.

Я с трудом моргнула. Глаза закрылись, и, словно жалюзи со скрипом, поднялись веки. Взгляд после яркого света долго фокусировался, но я смогла разглядеть перед собой лицо. Приятное, немного заостренные черты. Черные волосы как всегда в художественном беспорядке. Темные глаза смотрели пристально и с беспокойством. Очень напряжен и взвинчен.

– Наина, Наина, ты меня слышишь? – тихий голос пробрался в уши, когда я осмысленно на него посмотрела. – Что случилось? Ты что-то вспомнила?

Я огляделась. Не знакомая мне палата. Одна кровать, большое окно, рядом кресло. А этот сидит на постели и держит меня за плечи. Осторожно, даже нежно. И никого рядом нет. Только я и он.

– Н-нет, – собралась я. Голос дрожал, а язык не слушался.

Взгляд Тимура стал испытующим. Мне ни разу не поверили. Чует ложь? Ах, да, я и забыла, что он хищник. Значит, будет пытать?

– Что ты вспомнила? – тихий вкрадчивый голос.

– Н-ни-чего, – снова попыталась я. Эти воспоминания так глубоко были спрятаны. Разговаривать на эти темы с посторонним человеком, точнее волком, я не могу и не хочу. Ни за что!

– Не расскажешь, – констатировал врач, а его пальцы аккуратно поглаживали мои плечи. Это успокаивало, но и пугало одновременно. – А куда ты шла, когда это произошло?

Куда? Я… Мне нужно было что-то важное сделать…

– К медсестре.

– Зачем?

– Отдать фрукты детям. Я все не съем, и тем более я не знаю, кто их принес, – пропищала я, поглощенная его темными омутами.

– А орехи?

– Тоже, – выдохнула я. Чувствую силы покидают меня, или мне опять успокоительное поставили.

– Отдыхай, Ная.

Меня положили на подушку и прикрыли пледом. Глаза начали закрываться сами. Уже проваливаясь в сон, ощутила, как моей головы коснулись носом и втянули воздух. Меня нюхают? Да, ладно, главное не больно, остальное стерплю.

– Когда-нибудь ты расскажешь мне эту историю, – с надеждой произнес знакомый голос с легким рычанием.