Читать книгу Стучитесь в личку - Анна Никольская - Страница 7

Помню, в деревне нам задали писать сочинение – на тему: «Недавно я открыл для себя…»

Федоренка написала: «Недавно я открыла для себя секс…»

И все, представляете? Больше она ничего не написала – только многоточие поставила.

Учительница по литературе влепила ей двойку. А моя мама – она наша классная – сказала, что за такое и кола мало, потому что это безнравственно, и вызвала в школу Федоренкиных родителей.

Мама сказала тогда:

– Ты, Федоренко, мала еще, чтобы думать о таких вещах.

А она:

– Я что, виновата, что оно само думается? – и ржет.

У них с ее парнем уже все было, Федоренка сама рассказывала. Она рассказывает, а мне и страшно, и смешно, и противно. Как представлю, что самой скоро придется этим заниматься – голой! – аж тошнит от страха.

А литераторша, между прочим, тоже хороша. Она у нас на уроках ест пельмени – прямо из баночки.

Федоренкины родители так в тот раз и не пришли – они у соседей крестины справляли, третий день подряд.

Фрунзик Акопян долго-долго ничего не писал – все смотрел в окно. А там и глядеть-то не на что – сплошная слякоть и грязища по колено. У школьного забора – остов «ЗИЛа», весь рыжий от ржавчины, как соседский Бобик. Тоска.

А потом, уже в конце урока, он вдруг стал писать, писать и написал.

Он написал, что открыл для себя Америку. Все в мельчайших подробностях обрисовал: как он плыл в Нью-Йорк на корабле, как его выгнали из первого класса в третий, потому что у него не было билета, и как он там заразился холерой и чуть не отдал концы…

Он еще много всякого такого понаписал. Мы его после этого Колумбом с девчонками прозвали. Америку он открыл! Но Фрунзик не обижался. На вопрос учительницы, хочет ли он, когда вырастет, стать писателем, как Стивенсон или Даниэль Дефо, он ответил, что нет, не хочет. Что, когда вырастет, он станет конюхом или гаишником – как получится.

Хотите знать, про что написала я?

Про бабу Лизу и Морскую птицу. И еще про море, конечно. Какое оно бывает разноцветное в зависимости от погоды и времени суток. И если в разное время набрать из него воды в маленькие прозрачные бутыльки`, они тоже все будут разноцветными.

Учительница меня похвалила, даже прочитала на перемене мое сочинение вслух.

А маме, наоборот, не понравилось. Наверное, из-за бабы Лизы.

* * *

После обеда папа учил меня играть в мини-гольф. У них в саду специальная площадка для этого оборудована, со всякими дорожками и горками. В стиле парка Юрского периода.

Наташа загорала в шезлонге и болела за меня. А потом она вдруг сказала, что я красивая. Представляете?! Что я похожа на Скарлетт Йоханссон – она тоже не худышка.

Я всегда думала, что я обыкновенная, и мама так говорит. А иногда я себе вообще кажусь уродкой какой-то – толстая и плоская, как доска. Особенно меня мой нос бесит.

– Ну-ка, повернись в профиль, – говорит Наташа и пристально меня разглядывает. – У тебя нос – весь в папу, в меру вздернутый. Это признак природной веселости и душевной простоты. Тебе просто лоска не хватает, понимаешь?

– Нет.

– Ну, хорошей стрижки, стильной одежды, аксессуаров. За ногтями девочка тоже должна ухаживать…

Я молчу. Просто я не знаю, как за ними ухаживать. Обычно я стригу их под корень, чтобы было аккуратно. А волосы – в хвостик собираю, в мышиный.

– А косметика? – спрашиваю я. – Мне уже можно пользоваться косметикой?

Помню, однажды мы с бабушкой играли в принцесс. Лиза сняла с окна занавеску, накрутила ее на меня каким-то особенным образом, и получилось настоящее принцессино платье! Потом она сделала мне на макушке хвостик и прикрепила к нему свой веер – это была корона Российской Империи. Когда мама вернулась с работы, у меня на лице уже была вся бабушкина косметичка.