Читать книгу Сердце волка - Анна Шнайдер - Страница 3

Рональда

Я помню день, когда он родился.

Мне тогда едва исполнилось два года, но я всё равно помню. Потому что я с нетерпением ждала, когда же наконец из маминого живота вылезет мой драгоценный братик.

Я скакала по комнате, прижимая к груди какую-то игрушку, и напевала, наблюдая за снующими туда-сюда взрослыми. Тогда я была не в силах понять – что-то идёт не так. Встревоженные лица, громкие крики, бледный отец…

Джерард застрял и никак не хотел вылезать наружу. Повитуха – старая женщина-оборотень из нашего клана – делала всё возможное, но достать ребёнка никак не получалось.

Во всей этой суете меня совершенно упустили из виду. Впрочем, так часто бывало. Я уже тогда росла довольно страшненькой и была настоящим разочарованием как для матери, так и для отца. Прошмыгнув между ногами взрослых, я подобралась к кровати и, вытянув шею, увидела потное, раскрасневшееся лицо матери. Её живот показался мне просто огромным. И ещё я каким-то невероятным образом почувствовала, что она никак не может разродиться…

Тогда я рванулась вперёд, изо всех сил подтянулась и положила ладошки на мамин живот. Конечно, не сверху, а сбоку.

– Выходи! – закричала я и, зажмурившись, направила сквозь руки такой поток энергии, что через пару секунд от слабости повалилась на пол.

– Рональда! Что здесь делает Рональда?! – закричал отец, но в тот момент повитуха вдруг охнула:

– Ребёночек… Он выходит, калихари!

Это был день, когда проснулась моя сила. Я помогла Джерарду родиться.

Я помню сияющие глаза отца, когда он прижимал к себе новорождённого сына, помню смех мамы. Помню, как повитуха сказала, что ребёнок остался жив только благодаря девочке, но все вокруг лишь отмахнулись. Если до рождения Джерарда родители хотя бы изредка обращали на меня внимание, то после перестали замечать совсем. Они погрузились в его воспитание полностью, предоставив меня самой себе. Однако находиться рядом с братом мне разрешали. И я помню, как впервые наклонилась над спящим, недавно родившимся Джерардом…

Он был прекрасен. Несмотря на красную кожу и скрюченные ножки и ручки. Он казался мне самым прекрасным существом на свете, никогда в жизни – ни раньше, ни позже – я не чувствовала ни к кому такой всеобъемлющей, бесконечной, трепетной любви и нежности.

И в тот момент, когда я в первый раз склонилась над Джерардом, брат открыл свои тёмно-карие глаза и улыбнулся мне.

– Привет, Джерри, – прошептала я, опуская маленький пальчик в люльку. Джерард загукал и ухватился за него, плотно сжав в кулак. Он делал так постоянно… в течение десяти лет. Брат не мог заснуть, если я не сидела рядом, держа его за руку.

Всё исчезло, когда мне исполнилось двенадцать. Но тогда я этого не знала. Я просто была счастлива. А ещё я думала, что у меня наконец появился тот, кто будет любить меня по-настоящему, а не как родители. И первое время моё желание сбывалось.

Видя мою преданность Джерарду, родители позволяли сидеть, гулять и разговаривать с ним, читать ему книги. Постепенно я научилась кормить и переодевать брата, и в дальнейшем зачастую делала это вместо мамы.

Я просыпалась ещё до восхода солнца, быстро одевалась и бежала в комнату Джерарда. Он сразу начинал тянуть ко мне ладошки и я, смеясь, усаживала его на деревянный стульчик, кормила специальной смесью – у матери почему-то никогда не было молока – а потом мы одевались и шли на утреннюю прогулку. В любую погоду, солнце, дождь, снег или ветер – всё это не имело значения. Если было холодно, просто одевались теплее.

Оборотни растут быстрее людей, и я научилась читать в два с половиной года. Мы с Джерардом с удовольствием проводили время в библиотеке, читая сказки и рассматривая большие энциклопедии с красивыми картинками. Именно тогда и началось моё увлечение природой, животными и растениями. Я запоминала рисунки и выискивала то, что видела в книгах, во время прогулки, радуясь этому, как ребёнок… Впрочем, я ведь и была ребёнком.

Джерард называл меня Ронни. Поначалу это так смешно у него выходило – «Лонни». А себя он величал «Джелли». Но я никогда не смеялась над его картавостью, только старалась сделать так, чтобы он побыстрее научился выговаривать все буквы.

Мне было четыре, а Джерарду два, когда родилась Сильви.

Я никогда не понимала, по какому принципу родители выбирали имена всем нам. Рональда на старом наречии – «надежда», Джерард – «стремительный», а Сильви – «прелестная». Но так или иначе, они угадали. Сестра действительно была прелестной с самого первого дня, Джерри поражал своей энергичностью и бойким характером, а я…

Я жила надеждой.

Сразу после рождения Сильви мама ушла от отца, забрав её с собой. Что случилось у них с калихари, я по сей день не знаю, но почти два года мама и Сильви жили отдельно, в деревне чёрных волков. Иногда она приезжала навещать Джерарда, а меня в это время запирали в своей комнате.

Мне было шесть, а брату четыре, когда мама и Сильви вернулись в нашу жизнь. На самом деле те два года, что они жили в деревне чёрных волков, были для нас замечательными. Отец часто отсутствовал, и мы могли делать, что душе угодно. Я в то время практически переселилась в комнату брата. Мы постоянно были вместе.

Идиллия кончилась с приездом матери и сестры. Мама, соскучившись по Джерарду, практически отняла его у меня. Она стала уезжать вместе с ним и Сильви в гости к своим подругам под предлогом того, что её дети «должны играть со сверстниками» и, конечно, никогда не брала меня с собой.

Я помню своё отчаяние однажды утром, когда прошла неделя с отъезда мамы, Джерарда и Сильви. Сестру я тоже очень полюбила, пусть меньше, чем любила Джерри, но у меня практически не было времени на то, чтобы её узнать. Сильви поначалу тянулась ко мне, ей нравилось играть с нами и слушать, как я читаю сказки, но после первого же посещения маминых подруг она резко отстранилась.

– Там говорили такие ужасные вещи про тебя, Ронни, – шептал тогда верный Джерри, роняя слёзы мне в ладошку. – Такие ужасные… Зачем?..

У меня разрывалось сердце, но я не знала, что сказать и как объяснить брату, почему меня не любит никто, кроме него?

А в то утро, спустя неделю после их отъезда, я впервые за последний год решила выйти в деревню. Одна. Мы с Джерардом обычно играли в саду дома калихари, а если шли в деревню, то вместе с кем-то из слуг. Но мне не хотелось тогда видеть кого-то рядом с собой, и я пошла одна.

До того дня я не понимала до конца всю глубину неприязни к себе. Маленькая, полненькая, большегубая девочка…

Спустя полчаса мне в спину прилетел первый камень.

– Жаба! – прозвенел чей-то голос позади.

Я обернулась и еле успела уклониться от нового камня, летевшего мне прямо в лицо.

А потом я побежала.

Они бежали следом, свистя и улюлюкая – целая компания из мальчиков и девочек примерно моего возраста. Я бежала, как дикий зверь, плутая между домами, надеясь только на свои натренированные забегами с братом ноги…

Несколько раз я падала, но быстро вскакивала и продолжала бежать дальше, потому что понимала – нельзя останавливаться. Сердце колотилось, как бешеное, когда я добежала до усадьбы калихари и скрылась за воротами. Тяжело дыша, обернулась… и тут же встретилась взглядом с отцом.

Именно тогда на меня снизошло настоящее откровение. То, что было прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что я почувствовала, когда увидела жёлтые глаза отца, полные презрения, неприязни и… досады.

Я была позором для калихари. Он презирал меня. Он хотел, чтобы те дети забили меня камнями до смерти. Я знала, что такое уже случалось с другими оборотнями, родившимися такими, как я – уродами.

В тот момент вопрос: «Почему ты не скажешь, чтобы они оставили меня в покое, папа?» – застыл у меня на губах.

Я выпрямила спину, стараясь не заплакать, и склонила голову в почтительном поклоне.

– Калихари, – спокойно сказала я и прошла мимо отца, не поднимая глаз.

Больше я никогда не называла его папой. Раньше я думала – родители испытывают ко мне хотя бы капельку нежности… Но я ошибалась. Никакой нежности, лишь презрение.

У меня остался только Джерард. Сильви против меня настроила мама и её подруги, но брат пока не поддавался… пока…

Они уезжали всё чаще и всё на подольше. Я скучала. В усадьбе было совершенно нечего делать, и поэтому рано утром, пока в деревне все спали, я уходила в лес. Несколько раз на обратном пути меня засекали и гнали, как дикое животное, но постепенно я привыкла к таким гонкам и начала воспринимать их спокойно.

И я никогда не боялась.

А в лесу мне было хорошо. Я искала знакомых по энциклопедиям птиц и зверей, собирала растения и цветы, чтобы потом сварить из них какое-нибудь интересное зелье или сделать духи. Недалеко от деревни я нашла замечательное, чистое, небольшое озеро с прозрачной водой – мне нравилось сидеть на его берегу и, свесив ноги, болтать ими в воде, пока пальцам не становилось совсем холодно. Вода в озере в любое время года была практически ледяной, наверное, из-за каких-то подземных ключей.

Иногда, когда я чувствовала особенно дикое отчаяние, я купалась до посинения и стука зубов. Это помогало мне справиться с мрачными мыслями и вновь смотреть на мир, не испытывая ненависти к нему.

Когда возвращался Джерард, всё менялось. У меня снова появлялось своё солнце… свой смысл жизни.

Он взахлёб рассказывал о том, что видел в гостях, и я иногда жалела о том, что никогда не смогу поехать вместе с братом куда-либо.

Однажды утром, когда мне было около десяти лет, мы с Джерардом сбежали из дома и весь день гуляли по лесу. Я зарисовывала растения в маленький альбом, Джерард носился за каким-то грызуном по поляне рядом с озером, и было так хорошо, что от счастья у меня перехватывало дыхание.

Но на обратном пути мы попали в засаду. Нас поджидали семь маленьких оборотней – мальчишек и девчонок. Я хорошо знала их всех, некоторых даже по именам. Но я была не уверена, что они знают, как зовут меня.

– Жаба! – один из них успел только раз крикнуть моё прозвище, и я тут же схватила Джерарда за руку.

– Бежим!

Клянусь, мы никогда не бегали так быстро раньше. Но в тот раз я волновалась… волновалась за брата. Больше жизни я боялась, что с ним что-нибудь случится. И моё волнение не прошло даром – в один прекрасный момент мне в спину влетел камень, я споткнулась и упала в грязь.

– Беги! – я пыталась отпихнуть Джерри в сторону, но брат продолжал держать меня за руку.

– Не трогайте её! – закричал он, бесстрашно шагнув вперёд и выпятив грудь.

Один из мальчишек, на вид старше его года на четыре, засмеялся.

– Дурачок! Отойди в сторону. Потом ещё спасибо скажешь.

Джерард нахмурился.

– Нет!

– Ну как знаешь… – пробормотал парень, поднимая руку с камнем. Я приготовилась броситься вперёд, чтобы спрятать брата за своей спиной, но это не понадобилось.

– Сдурел? – воскликнула одна из девочек, повиснув на руке мальчишки. – Это же старший сын калихари! Позор на наши шкуры, если ты попадёшь в него!

– Он защищает жабу! – огрызнулся парень.

– Он ещё маленький! Потом поймёт, что её существование позорит всех оборотней клана.

Вмешательство девчонки спасло нас, и мои обидчики, неуверенно переглянувшись, отступили, напоследок прошептав что-то типа: «Мы тебя ещё достанем». Но мне было всё равно. Я знала, что ещё не раз встречусь с ними.

– Почему они обижают тебя? – прошептал Джерард, помогая мне подняться. Я постаралась улыбнуться.

– А ты разве не видишь, какая у тебя сестра, Джерри?

– Какая? – прошептал брат. Лицо у него было бледное.

– Посмотри внимательнее. И вспомни, какими были те ребята… Высокие, стройные, красивые. Я – маленькая и толстенькая. Видишь, какие у меня большие губы? И нос какой ужасный. За это они меня и не любят.

Несколько секунд брат рассматривал меня так, будто впервые увидел. А затем сказал:

– Но… я люблю тебя, Ронни…

– Я тоже люблю тебя, Джерри. Но я всегда буду такой… жабой. Помни об этом.

Зачем я так сказала? Наверное, потому что понимала – однажды какой-нибудь камень попадёт в цель.

Прошли ещё два года, прежде чем случилось то, чего я так боялась. Мама тогда увезла Джерарда, Сильви и нашего нового брата – Арента – почти на четыре месяца в гости к подруге из клана чёрных волков. А когда они вернулись… я не узнала Джерарда.

Брат стал молчаливым и замкнутым. Он больше не звал меня к себе в комнату, чтобы поболтать или почитать книжку, не засыпал, взяв меня за руку. Он вообще, кажется, не хотел со мной разговаривать.

А потом прилетел тот камень.

Я тогда шла по деревне, возвращаясь из леса. Были сумерки. И практически в полной тишине из-за угла прилетел камень, ударивший меня в плечо.

Я обернулась и увидела Джерарда. Он стоял в компании с остальными оборотнями, мучившими меня всю жизнь, и улыбался. Я никогда не видела у него такой улыбки…

– Бей жабу! – закричал кто-то.

А я стояла и смотрела на Джерарда. На эту его улыбку, на карие глаза, тёмные волосы, узкое лицо моего обожаемого брата… И понимала, что потеряла его навсегда.

Я не чувствовала ударов, пока один из камней не попал в грудь, вышибив дух. Я упала на землю и подняла руку, пытаясь заслониться от полетевших в меня камней…

В тот раз я сильно пострадала. Наверное, они бы убили меня, если бы их не спугнул какой-то взрослый оборотень, проходивший мимо – он вдруг встал на мою защиту, прогнал моих обидчиков и отвёл к лекарю. Кажется, это был мужчина, но я совсем не помню его лица.

В то время мне оставался год до Ночи Первого Обращения – ночи, когда молодой оборотень впервые пытается обратиться. У девочек это происходит на тринадцатый, а у мальчиков – на двенадцатый дни рождения. Весь тот год я только и делала, что бегала от оборотней, мечтавших, по-видимому, чтобы я не дожила до него. Но я дожила. О чём теперь очень жалею.

Во время обряда надо выйти в центр Поляны, раздеться, выпить специальное зелье и попытаться обратиться. Я прочитала кучу книг про первое обращение: как его правильно пройти, какие должны быть мысли и эмоции, что ты будешь чувствовать… Но всё равно – когда я вышла в центр Поляны и начала раздеваться, меня захлестнула паника.

Они смеялись. И я понимала, почему. Я обладала настолько несовершенным телом, что стыдилась его, хотя оборотни обычно не стесняются наготы. Я старалась не обращать внимания, но не могла – смешки доносились со всех сторон, у меня дрожали руки…

– ТИХО! – прогремел над Поляной чей-то голос. От него веяло такой силой, что мне немедленно захотелось упасть на колени. Я сразу поняла, что он принадлежит дартхари.

До того момента я ни разу не видела нашего Вожака. Поэтому не смогла обуздать своё любопытство и обернулась – дартхари стоял за моей спиной.

Он был почти таким, как в моём воображении – высокий, мускулистый, если не сказать, мощный, с совершенно седыми волосами до плеч и ярко-жёлтыми глазами.

И когда я в них заглянула… Я не знаю, что это было, но мне показалось, будто надо мной разверзлись небеса и молния пронзила всё тело от макушки до пальцев ног.

Кажется, я даже перестала дышать. Меня охватывал необъяснимый, но очень ощутимый трепет. Теперь я понимала, почему наши женщины говорят о дартхари с такой страстью в голосе.

Вожак тоже смотрел на меня, но на его лице не отражалось никаких эмоций. Даже неприязни, что было удивительно.

– Продолжай, – сказал он тихо, но я услышала. – Обряд ещё не закончен.

Пока я раздевалась, никто больше не смеялся. Но я понимала – это только потому что так приказал Вожак, никто бы не осмелился его ослушаться.

Я разделась. Одна из девушек-оборотней поднесла к моим губам кубок со специальным зельем, вызывающим трансформацию, я выпила и раскинула руки, ожидая, что сейчас начнётся обращение, но…

Ничего. Я не чувствовала ни-че-го. О Дарида, я больше чувствовала, когда родился Джерард… и когда он бросил в меня свой первый камень.

Пустота. Только слёзы текли по щекам.

На Поляне стояла тишина. Все ждали. Я боялась открывать глаза…

А потом я услышала шаги. И я знала, кто идёт ко мне… С тех пор, как я впервые заглянула в его ярко-жёлтые глаза, я всегда чувствовала его присутствие так ясно, будто он был частью меня.

Подойдя ко мне вплотную, дартхари положил руки мне на плечи. Я ждала, что он скажет: «Ты – позор для всех оборотней», но Вожак сказал иное.

– С этой минуты Рональда, дочь калихари белых волков, находится под моей защитой. Каждый, кто посмеет обидеть её, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной.

От удивления я широко распахнула глаза. И почти сразу пожалела об этом – мне бы хватило и загоревшейся, как от прикосновения к огню, кожи под его ладонями на моих плечах. А когда я ещё и глаза открыла…

Теперь всё горело и внутри меня самой. Особенно – в сердце.

А лицо дартхари было непроницаемо.

– Все присутствующие поняли моё слово?

Присутствующие ответили нестройным хором голосов:

– Да, дартхари…

А потом он отпустил мои плечи, отвернулся и зашагал на своё обычное почётное место. Я же схватила одежду в охапку и побежала прочь с Поляны, домой – в то время я ещё называла усадьбу калихари домом – где заперлась в комнате, упала на кровать и почти сразу уснула…

Я не знаю, чем можно объяснить то, что случилось со мной в ночь после того, как я не прошла своё первое обращение, но… так или иначе, именно тогда я впервые увидела его во сне.

Никогда раньше у меня не было таких реалистичных снов. Я шла по лесу к озеру. Стоял яркий летний день, и я почему-то была в белом платье, хотя у меня никогда не водилось белых платьев.

Вокруг было так красиво! Конечно, наш лес вообще замечательный, но в том, самом первом сне он стал совершенно необыкновенным. Листва на деревьях и трава казались ярче, воздух – чище и прозрачнее, вода в озере была тёплой и нежной. Я с удовольствием погрузила в неё ноги, сев на берегу.

Я просто сидела и смотрела на солнечные блики на воде, стаю рыбок в озере, цветы на другом берегу, чувствуя, как меня наполняет умиротворение. Всё было хорошо, правильно… и этот мир – в моем сне – любил меня по-настоящему. Так, как никто из родных. Теперь и Джерард… Я потеряла его… Но во сне эта мысль не успела даже родиться, она сразу умерла. Кажется, здесь не было места плохому. Здесь существовало и находилось только хорошее.

Но в моей жизни хорошего было не очень много, поэтому я просто сидела на берегу и смотрела на воду. А потом я вдруг почувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Этот кто-то сидел слева, тоже опустив ноги в воду, и молчал.

Странно, но его присутствие почему-то не разозлило и не взволновало меня. Наоборот – я знала, что так и должно быть. Мне не было тревожно, только спокойно и радостно.

Тот, кто был рядом, понимал меня. Я сама не осознавала, откуда взялась эта мысль, но верила – это правда.

Я не знаю, сколько мы сидели вот так. Вода в озере ласкала наши ноги, наших пальцев касались солнечные блики, в небесной вышине тихо пела какая-то птица… Когда пришло время, я посмотрела на того, кто сидел рядом со мной.

Это был юноша лет восемнадцати со светлыми, почти золотыми волосами, ярко-голубыми глазами и ласковой улыбкой. На щеках и носу я заметила россыпь веснушек.

Я тоже улыбнулась, и тогда он взял меня за руку. Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом я спросила:

– Кто ты?

Он ответил:

– Дэйн.

Я кивнула, и больше мы не разговаривали. Смотрели на воду и рыб, слушали ветер, играющий в кронах деревьев, и пение невидимых птиц. Иногда смотрели друг на друга – просто для того, чтобы улыбнуться…

Мне никогда не было так хорошо, как в том сне.

Просто я знала, что дома.

Просыпаться было больно. Я не хотела уходить из сна, который был моим домом, я боялась, что больше никогда не увижу золотоволосого мальчика по имени Дэйн. Но чем сильнее я цеплялась за свой сон, тем дальше он уходил. И в конце концов мне пришлось открыть глаза и вернуться в реальный мир.

Я не прошла обряд. Я не смогла обратиться в волчицу… Что теперь? Я не знала. Я никогда не слышала об оборотнях, не прошедших первую трансформацию. Что будет дальше? Мне дадут второй шанс? Или нет?

Я вспомнила дартхари и его слова: «С этой минуты Рональда находится под моей защитой»… Зачем он так сказал? Теперь никто не осмелится бросить в меня камень.

Теперь никто не осмелится бросить в меня камень! Сердце яростно забилось, когда я осознала, что можно перестать прятаться. Больше не нужно бегать!

Потом, гораздо позже, я иногда жалела о заступничестве дартхари. Быстрый бег от преследователей помогал мне справиться с мрачными мыслями, теперь же, когда бегать было не от кого, я всё больше погружалась в уныние.

Двое суток после той ночи я не выходила из комнаты, не ела и не пила. Я не могла – да и не хотела – видеть «родных», не желала слышать их голоса, наполненные презрением.

Я думала, тот сон с Дэйном будет единственным, но я ошиблась. Он приснился мне и на следующую ночь. Мы по-прежнему сидели рядом, смотрели на озеро и не разговаривали. И только на третью ночь Дэйн прервал молчание.

– Тебе нужно выйти из комнаты, Ро. – Его глаза были серьёзными.

Я ничуть не удивилась тому факту, что Дэйн всё знает – так и должно было быть. Он действительно знал обо мне всё… и всё понимал.

– Почему Ро? – улыбнулась я. – Меня никто не называл так раньше.

Дэйн пожал плечами.

– Но ведь это хорошо, что никто не называл, правда?

В реальности его слова причинили бы мне боль, вызвав воспоминания о Джерарде. Но здесь не существовало боли. А может быть, он просто не пускал её.

– Правда, Дэйн.

Он тоже улыбнулся, и мы вновь замолчали на несколько минут, наблюдая, как маленькая птичка с красными крыльями – я знала, что она называется либри – пьёт нектар из самого сердца цветка розовой водяной лилии.

– Пожалуйста, выйди из комнаты, – тихо повторил Дэйн, когда либри отлетела от лилии и умчалась ввысь.

Я молчала, и тогда он взял меня за руку.

– Пожалуйста, Ро.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Скажи… этот сон – правда?

Он рассмеялся, и от этого смеха, который я слышала тогда впервые, в моей груди возникло что-то очень тёплое.

– Правда… Ро, а что это вообще такое – правда? Для тех оборотней, которые называют тебя жабой, это прозвище – правда. Они верят в него, когда кидают в тебя камни.

Получается, правды не существует? Есть только наше отношение и наши поступки.

– Этот сон – правда для нас с тобой, Ро.

В тот момент мне было достаточно этого объяснения, поэтому я просто закрыла глаза и прижалась щекой к тёплому плечу Дэйна.

Проснувшись утром, я решила, что действительно пора заканчивать добровольное затворничество. В конце концов, разве я могу столкнуться с чем-то новым? Презрение, ненависть, агрессия – всё это мы уже проходили. Только вот проявлять свою агрессию моим обидчикам теперь официально запрещено.

Первым, с кем я встретилась на лестнице, выйдя из комнаты, был калихари. Я остановилась и поклонилась отцу, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Рональда, – голос калихари был наполнен показным равнодушием, – тебе приказано явиться в усадьбу дартхари как можно скорее.

Я не успела ничего спросить – отец поспешил уйти.

В усадьбу дартхари… Я раздумывала над тем, что могло понадобиться Вожаку от меня, позора клана белых волков, пока шла по деревне, в противоположную от моего любимого Северного леса сторону, где находилась резиденция дартхари. Это место ещё называют Сердцем леса. Великая Поляна находится недалеко от усадьбы дартхари, деревня белых волков, откуда родом я – на севере, чёрные обитают на юго-западе, а серые – на юго-востоке. Когда-то были ещё рыжие волки, но они вымерли уже давно. Почему, никто не знает.

Слова Вожака о том, что я нахожусь под его защитой, подействовали на жителей деревни. Теперь вслед мне не летели камни и оскорбительные слова… только взгляды. Но взгляды не способен запретить даже дартхари. Как и мысли, впрочем. И эти взгляды действовали не хуже камней. Особенно когда я увидела Джерарда. Он стоял рядом с компанией детей подруг матери и смотрел на меня так, будто я сделала что-то ужасное. Будто я предала его.

Я отвернулась, потому что выносить такое отношение к себе брата была не в силах. Если бы я могла вернуть его любовь, то сделала бы это, не колеблясь. Пусть в меня вечно бросают камни, только бы он вновь относился ко мне так, как раньше.

Я очень хорошо помню тот день после заступничества дартхари, когда я впервые прошла по деревне совершенно свободно. Выпрямив спину, я двигалась вперёд, не смотря ни на кого, гордая и одинокая. Остальные оборотни молчали, только сверлили меня взглядами.

Мне очень хотелось расплакаться, но я знала, что не должна этого допустить.

Я ненавидела себя даже больше, чем они. Не за внешность – я ненавидела себя за то, что ничего не могу с этим поделать.

Мне стало лучше и свободнее, когда вышла из деревни и оказалась на лесной дороге, ведущей к усадьбе дартхари. Я ни разу ещё не была в этой части Арронтара, поэтому постаралась отогнать от себя грустные мысли и огляделась по сторонам.

Здесь росли в основном ирвисы – большие и сильные деревья с тонкими, но гибкими и крепкими ветками, которые очень ценились во всём Эрамире. К одному такому дереву с невероятно широким стволом я и подошла. Положив ладонь на кору, покрытую мхом, я закрыла глаза и сосредоточилась…

Энергия леса текла в руку через одно из самых старых деревьев в этой части Арронтара. Лес шептал что-то ласковое, утешающее… Я не могла разобрать слов, но знала и чувствовала – в отличие от оборотней, он любит меня, потому что у него нет глаз. Он смотрит в душу.

Моё путешествие к усадьбе дартхари продолжалось около двух часов. Я не торопилась, часто останавливалась и рассматривала что-нибудь или кого-нибудь. Когда я набрала в передник целую кучу лепестков шинги и испачкала платье тягучей смолой ирвиса, то вдруг вспомнила, что не просто гуляю, а собираюсь в резиденцию дартхари! Я даже застонала, когда поняла, в каком виде приду туда – подол испачкан смолой, ботинки пыльные и грязные, передник полон лепестков шинги, а они же безумно вонючие!

Я чуть не повернула назад, но почти сразу опомнилась и пошла дальше. Вряд ли дартхари есть хоть какое-то дело до того, как я выгляжу. Кроме того, выглядеть хорошо я не могла по определению.

Когда из-за поворота дороги показалась усадьба Вожака, я остолбенела. Я слышала, что она сказочно красива, но такого не ожидала: построенная целиком из светлого дерева, с величественными голубыми куполами (тоже деревянными), усадьба казалась ненастоящей, игрушечной. А ещё она будто бы была нерукотворной частью самого Арронтара, а не просто зданием.

Резные столбики между окнами, ставни, купола – словно продолжение неба… Я не могла посчитать этажи, потому что усадьба состояла из нескольких строений, соединённых между собой на разных уровнях.

Центр выдавался вперёд и венчался небольшим куполом. Это был вход. У подножия большой и широкой лестницы замерли четыре оборотня в светлой форме с синими пуговицами и гербом Арронтара – солнцем, встающим над лесом, – на груди. Двое из них были из клана чёрных волков, и по одному из остальных кланов.

Кстати, любой оборотень – даже такой, как я – способен по запаху определить, к какому именно клану относится сородич. Этой способности никто не учит, она похожа на инстинкт.

– Доброго дня, уважаемые зоры, – поздоровалась я. – Мне сказали…

– Имя? – буркнул один из стражников, смерив меня цепким взглядом.

– Рональда, дочь калихари Винарда, клан белых волков.

Они тут же расслабились.

– Пойдёмте, зора. Я провожу вас, – сказал стражник из клана серых волков, подхватив меня под локоть и помогая взбираться по лестнице.

Внутри усадьбы было ещё красивее, чем снаружи. Мягкие шерстяные ковры под ногами (кажется, даже мирнарийские, а ведь мирнарийцы славятся своими великолепными изделиями из шерсти, на которые они, правда, заламывают безумные цены), красивые вазы, полные цветов, на каждом шагу, картины на стенах, и запах… Потрясающий запах дерева, который источала сама усадьба.

Меня так восхищало всё вокруг, что я даже забыла поволноваться перед встречей с дартхари. И когда мой провожатый распахнул одну из дверей, чуть не упала, наткнувшись взглядом на фигуру нашего Вожака.

– Пришла зора Рональда, дартхари, – сказал стражник, поклонившись мужчине, что стоял у окна. Я опустила глаза сразу, как только мы вошли в комнату, оказавшейся библиотекой – огромные стеллажи с книгами занимали всё пространство от пола до потолка.

– Да, спасибо, Риш. Можешь идти, – услышала я голос дартхари, от которого сердце тут же бешено забилось.

О Дарида! Пожалуйста, пусть он не заметит, какой трепет вызывает у меня… Я не перенесу ещё и этого унижения!

Когда стражник удалился и закрыл за собой дверь, я услышала, что дартхари отошёл от окна, и с каждым его шагом мне всё сильнее хотелось развернуться и убежать, куда глаза глядят…

– Подними голову и посмотри на меня, Рональда.

Я зажмурилась изо всех сил.

– Я недостойна, дартхари.

– Недостойна чего? – Его голос был мягким, он обволакивал меня, дарил ощущение тепла, надёжности, уверенности…

– Смотреть на вас, дартхари.

Несколько секунд он молчал, а потом подошёл вплотную и приподнял кончиками пальцев мой подбородок…

Я не знаю, как это получилось, но я открыла глаза. Сама.

– Не нужно так думать, Рональда.

Кожа горела от его прикосновения. Но я не хотела, чтобы он отпускал меня. И изучала все черты лица дартхари почти с жадностью…

Ярко-жёлтые, ярче, чем у остальных оборотней, глаза, спокойные, как вода в моём любимом озере. Совершенно седые, почти белые, волосы до плеч. Губы не слишком тонкие, но и не такие, как у меня.

И сила… Сколько же в нём силы! Я знала, сколько силы в моём отце, но в дартхари её было раз в десять больше!

– Разве я не права? – шепнула я еле слышно. Он улыбнулся.

– Нет. Вопрос о том, кто чего достоин, вообще один из самых сложных, и наши с тобой сородичи решают его просто и незатейливо.

– Сила, – опять прошептала я, и дартхари кивнул.

– Верно. У меня она есть, у тебя… почти нет. Но у тебя есть кое-что другое. Скажи мне, Рональда, какой магией ты владеешь?

Я удивлённо моргнула.

– Магией Света и Тьмы. Но… совсем немного… Откуда вы знаете?

Дартхари опустил руку с моего подбородка на плечо, и я могла отвести взгляд… но не хотела.

– Вижу и чувствую. Скажи, ты развиваешь свои способности?

Я покачала головой.

– Нет, конечно. В доме калихари нет ничего по магии, кроме одной крошечной брошюрки о зельях.

– Хочешь научиться?

– Чему? – От неожиданности я не сразу сообразила.

– Колдовать. Если хочешь, можешь приходить в мою библиотеку хоть каждый день. Здесь, – дартхари указал на один из стеллажей, – очень много литературы по магии Света и Тьмы. Пока почитаешь самостоятельно, а через пару месяцев я найму тебе учителя. Хочешь?

Я не верила своим ушам. Учиться магии… Я мечтала об этом с самого детства! Но среди оборотней не было магов…

– Зачем это вам, дартхари?..

Он улыбнулся так тепло, что у меня немедленно перехватило дыхание.

– К чему гробить твой талант, Рональда? Маги нужны нам, а если ты будешь хорошо учиться, то через несколько лет сможешь стать лекарем.

Он не сказал этого, но я и так поняла – как-то надо жить, чем-то заниматься, ведь неизвестно, смогу ли я когда-нибудь обратиться. А лекарь – почётная профессия… по крайней мере я буду заниматься тем, что люблю.

– Значит, я могу приходить сюда в любой день?

– Да, можешь.

– А я… не помешаю вам, дартхари?

Вожак рассмеялся.

– Разве может помешать такая маленькая девочка?

Почему-то это замечание меня обидело. Какая же я маленькая? Тринадцать лет, и толстушка, к тому же… Ростом не вышла, конечно, но тем не менее – не совсем уж клоп…

А ещё… я относилась к нему так… трепетно…

А он вдруг – маленькая девочка…

Невероятно, но дартхари каким-то образом почувствовал, что меня задели его слова, потому что сказал вдруг совершенно серьёзно, спрятав улыбку:

– Не обижайся, Рональда, просто мне намного больше лет, чем тебе. И даже чем твоему отцу.

От удивления я глупо открыла рот.

Раньше я никогда не задумывалась о том, сколько лет нашему дартхари.

– Но вы совсем не выглядите старым, – нахмурилась я, изучая его совершенно ровное, без единой морщинки – если не считать уголков глаз – лицо.

– Просто я сильный оборотень и буду жить очень долго. Как эльфы.

Через несколько минут я выходила из библиотеки, и, сойдя с крыльца, обратилась к одному из стражников:

– Извините, зор…

– Да? – Он обернулся, и я с удивлением заметила, что в его взгляде нет даже тени презрения. Хорошо же Вожак их воспитал.

– Скажите, а… как зовут нашего дартхари? У него есть имя?

Оборотень, кажется, едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

– Конечно, есть, как и у всех. Его зовут Нарро.

Нарро…

Внутри меня что-то сжалось, когда я поняла, что имя нашего дартхари означает «вера»…