Читать книгу Палитра его пороков - Анна Веммер - Страница 4

Впервые в жизни я жалею, что сегодня нет дождя. Обычно каждый солнечный летний день я встречаю, как подарок судьбы. Ведь можно заработать, а уж если солнечным выдается воскресенье, то и побаловать себя с Элькой чем-нибудь вкусным в случае удачного улова. Но сегодня мне хочется, чтобы все кары стихии обрушились на несчастный городской парк.

Еще до начала смены я ловлю директора в коридоре и, краснея, заикаясь, задаю ей вопрос.

– Ко мне подходил человек… мужчина. Интересовался картинами, сказал, что он ваш знакомый. Кажется, его зовут Сергей Викторович… или Васильевич, как-то так. Вы его знаете?

– Да, один из наших спонсоров, Сергей Серебров. Интересовался твоими картинами? Это очень хорошо, детка, Сергей Васильевич – очень видный человек в городе, институтский друг мэра. Если заинтересуешь, то продвинешься на самый верх.

Она многозначительно поднимает брови, а я вздрагиваю, когда доходит смысл. Нет. Самый верх мне не нужен. Мне хватает низа, уютной норки, лишь бы никто не ломал ее ногами просто ради веселья.

Я не вдаюсь в подробности нашего разговора, а просто беру свои инструменты и сажусь на привычное место. Руки дрожат, к горлу подкатывает тошнота. Я не смогла утром позавтракать, даже кофе в себя не впихнула.

Мне адски страшно, так сильно, что хочется встать и сбежать на край земли.

Но я рисую. Бесконечные кошачьи мордашки на детских лицах. Яркие летние портреты на листах бумаги. Солнышки и бабочки на пухлых щечках. Сердца на руках влюбленных. Я рисую и с каждым мазком кисти успокаиваюсь.

Его все нет. Чем ближе к вечеру клонится день, тем больше клиентов, и вскоре я погружаюсь в абсолютно рабочую атмосферу, забываю обо всем. Стискиваю зубы и работаю, в несколько раз быстрее и усерднее. Улыбаюсь, принимаю оплату, рисую, мою кисти и снова рисую. Назло всему, назло судьбе и ее хозяину.

Наконец поток клиентов иссякает. Нужно собираться и бежать за Элькой, сегодня она у соседки и невежливо задерживаться в выходной день. Но на пару минут я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Как назло забыла сегодня "Визин", а после целого рабочего дня в глаза словно насыпали песка.

Нельзя засыпать. Едва я чувствую, что начинаю проваливаться в дремоту, сразу же заставляю себя очнуться.

А открыв глаза, подскакиваю, потому что напротив сидит Сергей. Как он сумел так бесшумно подойти? У меня сбивается дыхание.

– Думала, я не приду?

– Рабочий день кончился.

– Однако я хочу получить свой заказ. Я доплачу за десять минут сверх твоего рабочего времени.

Плачу… он все привык покупать. И самое мерзкое, что почти все продается. И я не исключение.

Забавно получается. С одной стороны лежит сумка, в которой свернутый в трубочку, рисунок. С другой, на подлокотнике кресла, висит куртка, а в ней свернутая пятитысячная купюра. Я так и не смогла определиться в решении.

Он словно читает мои мысли.

– Если ты сейчас снова собираешься завести шарманку о том, что не будешь делать заказ, завтра можешь не выходить на работу.

Молчу. В открытом противостоянии мне не победить. Остается только сделать вид, что мне плевать на него. Плевать на его заказы. Это просто работа, и ничего больше. Кто-то снимает порно. Кто-то снимается в порно. Кто-то – модель откровенных фотосессий. А я просто рисую.

Отдаю ему работу и начинаю складывать краски, кисти и бумагу в папки и коробки.

Медленно, бросая на меня насмешливые взгляды, Сергей развязывает белую тесемку, разворачивает рисунок и внимательно смотрит.

Я объективна к себе. У меня нет особого таланта или какого-то божественного дара. Я не создаю шедевры. Я просто неплохо технично рисую. В художке я мгновенно схватывала все, что мне преподавали, создавала практически идеальные реплики. Но никаких озарений, вдохновений или жутко оригинальных идей мне в голову не приходило. Больше всего я любила рисовать с натуры: пейзажи, людей, животных. Лишь изредка, вдохновленная книгой или сериалом, бралась за фантастические миры из красок.

Поэтому рисунок для Сергея я тоже написала технично. Издалека в обнаженной девушке, сидящей так, что колени и руки скрывают всю наготу, сложно заподозрить меня. Слишком уж непривычным для любого моего знакомого покажется образ с растрепанными волосами. Наверное, рисунок даже стильный. И, пожалуй, в определенном интерьере он бы смотрелся неплохо.

Но мне плевать. Пусть, если хочет, и впрямь вешает голую меня на стену, только уйдет уже и снова исчезнет из моей жизни.

– Неплохо. Сначала хотел отругать за то, что юлишь, но, пожалуй, граница между пошлостью и эротизмом мне нравится.

Он достает из внутреннего кармана пиджака бумажник.

– Не нужно, – глухо отвечаю я. – Вы уже заплатили. Рисунок углем больше не стоит.

– Я сам назначаю цену, – усмехается он.

Кладет в мою папку еще две пятитысячные и снова сворачивает рисунок. Я почти заканчиваю сборы, остается только унести все в кабинет, запереть дверь и бежать к метро. Или вызвать такси? Уж очень хочется оказаться побыстрее дома. А еще зайти в супермаркет, купить Эльке ее любимый киндер, а себе – бутылку игристого. Не смогу сегодня работать.

– Стой, – вдруг говорит Сергей, когда я уже собираюсь было сложить стул и стол. – Я еще не закончил.

Я замираю над столом. Ощущение грядущих неприятностей скручивает внутренности в тугой узел. Ничего не могу с собой поделать. Знаю, что ему это нравится, но не могу успокоиться.

– Что вам еще от меня нужно?

– Рисунок, разумеется.

– Вы ремонт делаете или галерею открываете?

– Это мое дело. Дом большой.

– И вы его весь хотите голыми бабами увешать?

– Почему во множественном числе? Меня интересуешь ты в качестве натуры. Одна-единственная героиня моей галереи.

– Звучит пошло.

– Да плевать. Это был пробный заказ. Сейчас ТЗ усложню. Отбрось куда-нибудь свою скромность и нарисуй что-нибудь… поэротичнее.

– Слушайте! – взрываюсь я. – Хватит! Я не хочу рисовать вам порнуху, ясно? У меня есть ребенок, она не должна этого видеть.

– Милая моя, – его взгляд становится жестче, и без того жуткие глаза окончательно приводят меня в ужас, – меньше всего меня интересует, как ты строишь воспитание своего ребенка. Я делаю заказ, получаю работу и хорошо за нее плачу. А еще в твоем возрасте пора знать, чем эротика отличается от порнографии.

Он вдруг делает шаг ко мне, я невольно отшатываюсь и чуть не сношу столик.

– Но если хочешь, я тебе объясню.

Прежде, чем у меня вырывается "нет!", Сергей разворачивает меня к себе спиной и прижимает к груди. Его горячее дыхание обжигает ухо и шею, я пытаюсь вырваться, но даже на миллиметр не могу сдвинуть стальные напрягшиеся мышцы.

Он хочет, чтобы я слушала, что он говорит.

– Я хочу динамики, понимаешь? Чтобы ты не позировала для рисунка, а поймала мгновение. Хочу смотреть на лист и представлять, что было до этого мгновения. И что будет после. Нарисуй…

Сергей, продолжая крепко меня сжимать, берет мою руку в свою и медленно ведет от плеча к груди, а затем легко сжимает. Вторая рука ведомая им скользит по животу и останавливается на пуговках шорт.

– Нарисуй, как ты себя ласкаешь. Сохрани свое чувство меры, – его голос мне вдруг не к месту напоминает чеширского кота, упивающегося своей уникальностью, – но расскажи мне историю.

Он нажимает на мою руку, лежащую между ног, и я вздрагиваю от странного ощущения, пронзающего тело.

– Здесь же парк!

– Вокруг никого. А я хочу настроить тебя на нужную мне атмосферу.

– Пустите меня! – в голосе уже никакого возмущения, только мольба и отчаяние. – Я нарисую вам, нарисую все, что скажете!

– Конечно, нарисуешь, – его бархатистый голос, – и я помогу тебе поймать нужный образ.

Сейчас он скорее помогает мне заработать сердечный приступ, потому что с кровью уже разносится по телу коктейль из адреналина, злости, беспомощности и проклятого, зарождающегося внизу живота, тягучего удовольствия.

Ненормальная! Психопатка!

Надо к психиатру. Срочно. Только где ж денег на него найти?

И еще надо освободиться. Только этот не отпустит, пока не получит свое.

Горячая ладонь на контрасте с вечерней прохладой буквально обжигает. Я закрываю глаза, отключаюсь и не думаю ни о чем, кроме того, что нужно немного потерпеть, и он уйдет. Отпустит, если я не буду отвечать.

Но проще сказать, чем сделать. Под медленными, немного грубыми движениями моих же собственных пальцев, находящихся во власти Сергея, я чувствую, как каждую клеточку тела охватывает жар. Сладкие спазмы внизу живота отключают мне мозг, эти ощущения сильнее, чем разум, сильнее, чем страх.

Я даже не думала, что можно так откровенно касаться просто через одежду. И что я способна на такую реакцию, да еще и в руках… у него.

Ноги подкашиваются от внезапной волны дрожи и спазма там, где наши руки сплелись в единое целое. Я бы, наверное, не удержалась, если бы не стальная хватка Сергея. Кажется, сердце и дыхание никогда уже не придут в норму, а меня не выпустят на свободу, но, наконец, его руки разжимаются. И я делаю неуверенный шаг в сторону.

– Заберу заказ в воскр…

Мир вокруг начинает вращаться, я пытаюсь опереться на столик рукой, но промахиваюсь и внутренне сжимаюсь в ожидании встречи с асфальтом. Но руки мужчины снова подхватывают меня.

– Что за… ты что, больна?

В голове шумит, а к горлу подкатывает тошнота. Черт, я же не ела почти сутки, просто не могла перед встречей с ним, а сейчас голод догнал и накрыл.

– Все нормально, – нахожу в себе силы ответить.

Тянусь к рюкзаку и достаю гематоген, который всегда лежит в кармашке на такой случай. Наверное, каждый, кто умудрился в универе посадить себе желудок меня поймет и вспомнит эту голодную тошноту и следующую за ней боль в качестве расплаты. Врач говорила мне есть немного, но часто, маленькими порциями раз в два-три часа, но я, конечно, не слушалась.

– Понятно.

Сергей вдруг подхватывает меня под руку и тащит к машине.

– Что вы… куда вы меня везете?!

– Ужинать.

– Я не хочу ужинать, тут мои вещи!

Он силой впихивает меня на заднее сиденье черного мерседеса, затем возвращается за вещами и все складывает в багажник.

– Выпустите немедленно! Мне нужно домой! Меня ждет ребенок!

– Значит, в твоих интересах не мешать мне вести машину, потому что если мы сейчас из-за твоих воплей въебемся в столб, к ребенку ты точно не попадешь.

– Вещи нужно оставить на складе…

– Завтра мой водитель их завезет.

– Но…

– Пристегнись.

Спорить бесполезно. Я щелкаю ремнем и смотрю в окно, на сумерки, сгущающиеся над городом.

Во что я вляпалась? И что мне теперь делать?

Немного успокаиваюсь, когда понимаю, что мы едем в мой район. Хоть только на несколько минут, потом сердце пронзает тревогой. Откуда он знает, где я живу? Не случайно ведь привез!

Хотя… что значит откуда? Если он друг мэра, да еще и действительно не беден, то наверняка выяснил обо мне все, чем интересовался. И я действительно в ловушке, из которой и выхода-то нет. Но не может же он контролировать весь город! Где-то есть работа, над которой у Сергея нет власти. Поискать, что ли…

Мы останавливаемся у одного из итальянских ресторанов. Мимо него я каждый день хожу к метро, но внутри ни разу не была. Не сказать, что ресторан шикарный, просто я уже давно отвыкла от таких развлечений.

– Слушайте, – делаю последнюю попытку отбиться, – тут рядом мой дом, спасибо, что подвезли…

Он как танк. Закрывает машину, идет к пассажирской двери и вытаскивает меня наружу. Интересно, а если нас заметит полиция, его заберут в отделение за похищение?

"Ага, похищение через ресторан", – мысленно смеюсь сама над собой.

Внутри довольно уютно. Мне кажется, так и должен выглядеть типичный итальянский ресторанчик, стилизованный под узкую улочку в каком-нибудь Риме или небольшом курортном городке.

Мы садимся за дальний столик, Сергей делает жест рукой для официанта и он тотчас подходит.

– Девушке что-нибудь побыстрее. Мне кофе.

– Карбонару желаете?

– Д-да, спасибо, – нервно киваю.

И против воли сглатываю слюну, потому что до жути люблю макароны. И сейчас снова отключусь от голода. Даже если он меня отпустит домой, я, может, и не дойду до дома. Хотя куда денусь?

– Меня действительно ждет ребенок…

– Значит, будешь есть быстро.

– Зачем вы со мной играете? Это что, весело? У вас нет дел вечером в воскресенье?

Сергей молчит. Приносят кофе, мне со взбитыми сливками и молоком, а ему обычный черный. Я едва удерживаюсь, чтобы не поморщиться, видя, как он делает большой глоток прямо так, без сахара. Да еще и горячий, аж пар над кружкой. Терминатор он, что ли?

– Не хочешь спросить, что там с ним?

Вопрос застает врасплох. Я замираю, сжимаю чашку крепче, чтобы не опрокинуть из дрожащих рук. Конечно, я прекрасно понимаю, о ком он.

– Нет. Не хочу.

– Не интересно?

– Мы расстались.

– Сразу?

– Да.

– Почему?

– Сами не догадываетесь? Такое не прощают.

– Ну так трахнул-то тебя я. В его глазах. Или ты развеяла его убеждение?

Я чувствую, как заливаюсь краской и жалостью к самой себе.

– Мне не хочется об этом говорить.

– А мне интересно.

– И что, я должна делать все, чтобы вы не скучали?

– Полчаса от тебя не убудет. Так расскажи мне, Евгения Липаева, почему же вы расстались? Неужели ты из тех девушек, которые убеждены, что мужик должен умереть, но не сдаться перед лицом опасности?

А теперь я злюсь, потому что он или издевается или ни черта не понимает!

– Дело не в том, что кто-то должен умереть. Дело в том, как он себя ведет перед этим лицом.

– Отделаться малой кровью – самое разумное решение.

– Для него да.

– Ты тоже, вроде, не особо пострадала.

– Исключительно потому что вы любите мучить добычу прежде, чем сожрать.

Приносят огромную тарелку нереально пахнущих макарон в сливочном соусе. И это не порошковая смесь, залитая молоком. Это действительно ароматный нежный соус. Ломтики бекона золотистые, как из рекламы. И в довершении небольшая мисочка с тертым пармезаном.

– Ну, добыча, – хмыкает Сергей, – мучайся.

Все равно он не отстанет, поэтому я сдаюсь и ем. Стараюсь, конечно, делать это равнодушно и отстраненно, но… это дико вкусно. Чуть твердые макароны в нежном сливочном соусе, золотистый сытный бекон и сыр. Не дешевый кусок из пальмового масла и ароматизаторов, а настоящий твердый пармезан, который лишь чуть расплавляется на горячих макаронах, но не скатывается в бесформенную массу. Порция такая огромная, что я чувствую, как объедаюсь. Но оставить на выброс такую вкуснотищу – настоящее преступление.

Мне немного неловко, потому что Сергей все это время на меня смотрит. Потягивает кофе, откинувшись на спинку дивана и смотрит, прожигает своими стальными глазами. От этого взгляда внутри что-то сжимается.

– А ведь это он сказал, где тебя найти.

Мне с трудом удается сохранить спокойствие.

– Ничуть не сомневалась.

Откуда Дэн знает, где я работаю? Следит? Какого черта ему нужно после того, как он меня предал?

Я, наконец, заканчиваю с ужином.

– Благодарю, очень вкусно.

Официант подходит, чтобы забрать тарелки с чашками и ставит передо мной десерт. Но я при всем желании не смогу его съесть, о чем и говорю мужчине. Тот вглядывается в меня, словно пытаясь понять, вру или нет.

Наконец, решает, что не вру.

– Упакуйте, – бросает официанту.

– Это лишнее, – говорю я.

– Я уже заказал. Хозяин вычтет из зарплаты официанта, если ты откажешься.

– Тогда давайте я заплачу за свой ужин сама, это будет правильно…

Он смеется, но как-то недобро. Сергею не очень-то весело, а мне и подавно.

– Хочешь расплатиться, пошли в машину, отсосешь.

Я вскакиваю со стула. От того, чтобы залепить ему пощечину, меня отделяет стол и слава Богу, потому что чутье подсказывает: такое Сергей не простит. И разотрет меня в порошок.

– За кого вы меня держите?!

– Не хочешь? Жаль. Тогда будем считать счет моей проблемой. Свободна до воскресенья. Про заказ не забудь и подойди к его выполнению… внимательно.

Официант подходит с крафтовым пакетом, в котором контейнер. Мне хочется сбежать отсюда, но… я чувствую затылком пристальный взгляд и, поддаваясь интуиции, беру десерт. Выхожу из ресторана, вдыхаю полной грудью вечерний воздух.

Хочется выбросить пакет, избавиться от всего, что напоминает о новой встрече с Сергеем. Но я понимаю, как обрадуется Элька гостинцам, и просто спешу к родному кварталу, в огромный двадцатиэтажный "человейник", где тепло и маняще горят знакомые окна.

Элька не дождалась, уснула после того, как весь день бегала во дворе. Сегодня у тети Маши дома Марина, ее дочь. Марина фактически живет на два дома, помогая старенькой тете Маше и снимая однушку где-то на окраине с парнем. Она учительница музыки, так что тоже не шикует.

– Заходи, Женек, я борщ сварила, сейчас поужинаем.

– Да не, Мариш, возьму Эльку и домой.

Но соседка не хочет ничего слушать. Она прекрасно знает, что дома у меня, кроме пакета с ряженкой и Элькиных творожков ничего нет. И не потому что кончились деньги, а потому что в те дни, когда я работаю, я катастрофически не успеваю готовить.

Я не хочу ужинать, поэтому неубедительно вру что-то про девочку-коллегу, у которой был день рождения и которая принесла на работу тортики. Эта версия удачно объясняет десерт у меня в руках, с которым мы пьем чай.

Довольная Элька улыбается мне, вся измазанная в креме и шоколаде.

Мне нравится сидеть на небольшой кухоньке, пить чай из треснутой чашки и маленькой ложечкой есть сладкий крем из общей тарелки. У меня сейчас есть что-то очень важное, теплое и приятное.

У Сергея этого нет. Нихрена у него нет, кроме собственных пороков.

И ничего я ему рисовать больше не буду. А работы в городе полно – как-нибудь выкрутимся.