Читать книгу Приручить пламя: Метод Бравого - Анна Владимировна Фролова - Страница 6

Рефлекторно облизнув губы, я тихо вздохнула, а затем, резко опомнившись, неистово начала тереть их подолом платья, словно желая начисто соскрести с себя ощущение недавних поцелуев.

Чертов волк!

Такими темпами он сделает из меня или мазохистку, или извращенку… Нахождение в его доме, его обществе сильно влияло на меня, заставляя переоценивать свои взгляды, свои принципы, свои чувства…

От последней догадки меня тряхнуло, словно от попавшего в цель электрического заряда. Нет. Вовсе нет! Совсем нет!

Совершенно точно и абсолютно.

Нет?..

Мне не хотелось допускать даже мысли о том, что мое отношение к оборотню стремительно менялось с крайне агрессивного до просто враждебного, а порой и – будь он трижды проклят! – до немного дружелюбного. Я стала больше дерзить, а мой страх перед ним поубавился, хотя о том, чтобы чувствовать себя спокойно в его присутствии, не было и речи.

От предательских размышлений стало жарко. Быстро преодолев расстояние до массивных окон, не с первой попытки, но все же смогла распахнуть настежь ставни. В лицо ударил прохладный полуденный ветер, остудив накал чувств. Уперев руки в подоконник, чуть свесилась вниз, разглядывая пейзаж. Большой периметр, высокий забор, вдоль которого расхаживала охрана, центральные ворота, а с другой стороны…

Прищурившись, разглядела неприметную калитку, что затерялась на фоне пышных деревьев. От калитки шла тоненькая тропка, уходящая в лес, виднеющийся в полукилометре от особняка. Темный, страшный, густой лес.

Через который, наверняка, должна проходить автомагистраль, убежденно проговорило второе Я, которое почему-то сейчас звучало баритоном Андрея.

Взгляд вновь вернулся к калитке и, как по ленте, проскользил по дорожке, снова устремляясь к темнеющим елям. Фыркнув, вернулась к кровати, упав на спину, и прикрыла глаза. Против воли в голове воскресли воспоминания последних дней.

В голове всплыло спокойное лицо и глаза, взирающие на меня снисходительно и даже как-то надменно.

«Сейчас не происходит ничего такого, о чем я не предупреждал вчера. Если бы ты дала себе труд подумать над моими словами, эти действия стали бы для тебя закономерны и очевидны».

Он меня похитил.

«Сейчас я открою дверь с твоей стороны, предложу тебе руку, ты ее примешь без возражений и также под руку пройдешь со мной в дом. Идешь и улыбаешься. Хорошо?»

Принуждал, подавляя волю.

«Срок, установленный Братством, на который оборотень может похитить ведьму на законных основаниях – два месяца… И вот тебе условие, золотце: ты молчишь, улыбаешься и говоришь прилюдно, что согласна на мой маленький экспромт… А я за это умолчу о том, что Зарницкий кидается запрещенными проклятьями, как игрушками в песочнице. Смекаешь?»

Шантажировал, играя на слабостях.

«Назови по имени…»

«Владислав…»

Использовал. («И плевать, что порой ты была совсем не против!» – вновь влез внутренний советчик.)

Резко распахнув глаза, рывком села, вновь устремляя взгляд к окну.

До калитки, там по тропинке в лес, через него до трассы и на любой попутке в город.

Я больше не могу, я не хочу оставаться здесь. Если расскажу, что, находясь на чужой территории в качестве гостьи, я была подвергнута смертельной опасности, то Андрея оправдают за запрещенные заклятия. Ковен магов легко сможет расценить это, как попытку защиты и освобождения, а двухмесячный срок будет снят.

Выдохнув, я резко сжала похолодевшие ладони. Сбежать от тех, кто слышит, видит, чувствует и двигается в десятки раз лучше любого мага – задача не из легких, но и я ведь не такая уж слабая ведьма, черт возьми!

Пора об этом вспомнить, наконец!

Первое, о чем следовало подумать – маскировка. В поисках ее я и перерыла все вещи, которые были в шкафу, и все-таки нашла свою сумку, с которой меня положили в больницу. Обрадовавшись ей как родной, с упоением в нее закопалась, вытряхивая на свет блокнот, кошелек, тени, туш, помаду, расческу, зеркальце, пудру, запасную пару капроновых колготок, пилочку, журнал, ручку, карандаш, транспортир и – я уж и не надеялась! – несколько амулетов.

Для создания иллюзии, для одномоментной силы, для пятиминутной остановки времени и разряженный, а потому не годный – амулет связи по крови. С Андреем. Но теперь он (в смысле амулет, а не жених) бесполезен.

Что делать?..

Подумать я не успела. Только бросила амулеты в сумку, и дверь распахнулась, являя хозяина дома собственной персоной. Оглядев меня, сидящую на полу в куче всякой мелочи, столь необходимой любой женщине, мужчина чуть нахмурился, не иначе как инстинктом собственника учуяв подвох.

– Чем ты тут занимаешься?

– Подводку для глаз ищу… – состроив грустную рожицу, протянула я. – Не найду никак. Так обидно… Почти новая была!..

Почти?.. Хм, а это мысль!

Владислав приподнял бровь и опустил глаза, где около его ног валялась тонкая палочка черной подводки. Как удачно она, однако, туда закатилась! Подняв, протянул мне.

– Нашлась. – Я потянулась за ней, но в последний момент вер отодвинул руку. – А награда?

– Спасибо, – мило улыбнулась я, старательно прогоняя из мыслей проклятье острого поно… экстренного освобождения желудка. – Очень выручил.

Подводка перекочевала ко мне, но вервольф не преминул пройтись пальцами по моей руке. Неоднозначно среагировав на это прикосновение, я лишь опустила глаза.

– Я пришел сказать, что обед будет в три часа. В столовой. Не опаздывай.

Кивнув, снова улыбнулась. Мужчина помедлил, явно пытаясь отвести взгляд от меня, сидящей на полу, фактически у его ног. Осознав всю ситуацию, я предпочла проглотить мерзкое чувство собственной слабости.

После чего Бравый вышел, оставив наедине со своим воистину гениальным планом.

Крупная бирюза из амулета для связи была безжалостно выломана выдранным из стены гвоздем. Долгосрочные амулеты такой сложности могли делать только артефакторы, но проклятийники, как и все маги других направлений, проходили основы этого предмета. А потому я не без оснований надеялась на успех.

Подержав камень в ладонях, согревая своим теплом и понемногу вливая в него собственный резерв, взяла амулет иллюзий. Все тот же гвоздь сделал маленькую царапинку на железной вязи, и плетение заклинания разомкнулось. Теперь это был обычный кругляш, из которого можно было лепить что угодно.

Я и слепила. Прочертив на железе пять дополнительных линий, получила рисунок начальной пентаграммы. При помощи огня выжгла в нужных местах руны нового заклятья и приплавила бирюзу в центр, как проводник. С трудом, но изготовила вполне пристойный амулет абсолютной невидимости, скрывающий звуки и даже запахи.

Но – увы – действующий всего лишь пять минут максимум. Пять минут – слишком мало даже для того, чтобы просто выбежать из дома, мне же нужно будет делать это тихо, а значит – медленно. Плюс защита, которая кольцом замыкалась вокруг дома. Ее следовало убрать, чтобы она не подняла тревогу, или хуже того – не изжарила меня зарядом тока, как какого-нибудь воришку.

Но основную проблему составляло даже не все обозначенное выше. А здоровенный, чертовски умный оборотень, обмануть которого мне пока удалось только раз, и то – по мелочи. Неплохо было бы его вырубить, но даже чисто физически это не представлялось возможным. К тому же, вдруг я перестараюсь и проломлю ему череп? Оправдывайся потом перед Братством, что просто амулет бракованный попался, а вовсе не ты наглого волчару на тот свет вознамерилась отправить…

Нужно что-то такое безболезненное, но верное и надежное. Типа яда.

Или снотворного.

На натуральной основе. Такой, чтобы вервольф не почувствовал привкуса магии и ничего не заподозрил.

Точно!

Я с таким энтузиазмом вывесилась в окно, что чуть в него не вывалилась, пытаясь рассмотреть, что там растет внизу, в огороде этого пчеловода, уважающего мясцо с кровушкой и девок кровь с молоком.

Папоротник, вещун-трава, огневица, одуванчики, иван-чай, иван-да-марья, волчья трава и волчья же ягода. На лицо выползла воистину дьявольская ухмылка. По отдельности эти травки не представляли угрозы для могучего и во всех смыслах устрашающего Бравого, но если знать пропорции и дозировку…

«Настоящая ведьма из любой пакости под ногами способна создать отраву, от которой даже мертвяки будут повторно дохнуть табунами!» – говаривала наша Марья Сидоровна, преподавательница травологии и «отравоварения», как за глаза называли ее предмет все юные магические дарования. Вредная старуха была – ужас, мы часто думали в свое время, что она так долго живет, ибо ее выкинули из Иркаллы – все семь судей не вытерпели столь мерзкий характер, но знания бабулька давала – как кремень. Захочешь – не забудешь.

Кто ж знал, что однажды я буду молиться на нее, хотя экзамен лично мне пришлось пересдавать аж восемь раз…

Передернув плечами от жуткого воспоминания, телекинезом перетащила в комнату пару листиков с иван-чая, волчьей травы, ягоды и огневицы. Старалась не касаться и сразу же запихнула под подушку.

Дальше пришлось наступать на горло себе и своей совести, ибо мне требовалось красиво выглядеть, потому что только красивая внешность поможет отвлечь внимание вера от того, что ему явно не понравится в последствии. Вещи же, которые были в сумке из больницы, располагали разве что к работам в поле. Повздыхав над нелегкой судьбинушкой, шагнула к шкафу, распахивая его одним решительным движением, чтобы не было возможности передумать.

Одежда, аккуратно висящая на вешалках, в большинстве своем была импортной и очень дорогой. Просто баснословно дорогущей, если сказать совсем уж по правде. Тряпки не могли стоить тех денег, которые за них наверняка отвалил Бравый. Впрочем, это его деньги, а бухгалтером к нему я не нанималась. Хочет выкидывать свои кровные на ветер – вперед, могу даже вентилятор включить в помощь.

И лишь приглядевшись к цвету, я поняла, что волк не просто умен. Он кошмарно, катастрофически гениален, ибо за сутки времени изучить меня столь подробно…

Одежда была преимущественно темных, благородных оттенков. Именно тех, что я предпочитала в гардеробе. Лишь пара вещей были светлыми, но не яркими, без каких-либо раздражающих глаз узоров типа горошка и мелких цветочков.

Заметив пару этикеток, с облегчением поняла, что вещи – новые.

Перебирая вешалки, выделила два платья: облегающее бардовое и темно-синее с юбкой-лилией до колен. Постояв пару минут, взяла цвета ночного неба. Алое же… Оставлю его до ужина.

А потом накрасилась, приклеила на лицо улыбку и пошла брать крепость под именем Владислав Бравый штурмом.

Думал, похитил, запугал, угрожал, и я буду тихой, мирной и послушной?! Гитлер тоже так думал. И где он теперь?

Вот и мы еще повоюем!

Платье создавало ощущение абсолютной раздетости, хотя доходило аж до колен. Каблуки, на которых я горделиво цокала в сторону первого этажа, заставляли ежиться от воспроизводимого звука. У подножия лестницы меня ожидал сам хозяин дома, и, когда его голова повернулась, я было готова признать, что весь этот чертов цирк с переодеваниями того стоил. Взгляд мужчины бегло скользнул по мне, после чего он отвернулся. Не узнал с непривычки.

Я усмехнулась.

А Владислав молниеносно повернулся ко мне, замер, и его глаза намертво приклеились к моему лицу, все достоинства которого в данный момент были умело подчеркнуты макияжем. Затем Бравый опустил глаза ниже, я буквально физически ощущала, как его взгляд поглаживает все изгибы моей фигуры, словно видя её насквозь, невзирая на платье. Словно не глазами смотрел, а руками… трогал.

Вздохнув, я сделала ещё один шаг от бедра и пустила в ход свой главный, но на сегодня далеко не последний козырь: ослепительно улыбнулась, протягивая руку.

– Добрый день, Владислав. Что у нас на обед?

Ой, какая я молодец. От голоса, которым обычно я уговаривала Андрея на что-нибудь безрассудное, вервольф вздохнул глубже и с видимым усилием вернул глаза на уровень лица. Моя ладошка тут же оказалась в объятьях двух других – больших, теплых и слегка шершавых. К ней бережно прикоснулись губами, а потом он перевернул ручку и…

Я возмущенно ахнула, с трудом удержав шипение в себе, и вырвалась из захвата. Прикосновение горячего, влажного языка на нежной и какой-то сверхчувствительной коже запястья почти жгло.

– Добрый, Виточка. – Мое негодование словно бы вернуло ему прежнее самообладание, и красивые губы раздвинула вызывающая улыбка. – Признаться, вы настолько потрясающе выглядите, что я поражен.

– То есть обычно я ужасно выгляжу, верно? – подняла я бровь, опасаясь принимать предложенный локоть.

Оборотень слегка тормознул, отчего я улыбнулась шире, уже увереннее продолжая спуск.

– Я не это хотел сказать, – так предсказуемо оправдался мужчина.

Хохотнув про себя, я развернулась к нему лицом, находясь на две ступеньки ниже. То есть в очень выгодном для себя и весьма жестоком – для него положении. Сверху, как известно, вид-то лучше.

– Да?

Расчет себя оправдал, и Бравый явно пропустил вопрос мимо ушей, полностью погруженный в глубины… ну, допустим, мироздания.

– Значит, я всегда ужасно выгляжу? – осведомилась я, чувствуя, что еще пара секунд – и буду хохотать уже в открытую.

– Да… – рассеянно сказал вер, после чего моргнул, тряхнул головой и осмысленно посмотрел мне в глаза. – Что, прости?

– Вы уже ответили, – изображая оскорблённую невинность, хмыкнула я, отворачиваясь и направляясь в столовую, где суетилась прислуга.

Ему хватило трех шагов, чтобы нагнать меня и заступить дорогу.

– Вита, я прошу прощения, я… ты… – На моей памяти это был первый случай, когда Бравый не находился с ответом. – Ты играешь нечестно! – закончил он возмущенно, но как-то слишком довольно.

Хорошо ему, налюбовался – и радуется.

– А ты? – дернула я бровью, намекая на вящее и постоянно демонстрируемое превосходство в скорости, силе и органах чувств.

– Мне можно, – предельно осторожно устраивая ладони у меня на талии – он думает, я не замечу, что ли?! – усмехнулся оборотень.

– Дискриминация по гендерному признаку?

– Нет. По расовому.

Надменно фыркнув, я со значением поглядела на руки, уже крепко и собственнически обхватившие середину туловища. Вервольф сделал вид, что не понимает намеков, и повел меня к столу.

Он был великолепно, идеально сервирован. Белая скатерть слепила немногим меньше начищенных до блеска столовых приборов. Уж не платина ли, если учитывать волчью непереносимость серебра?

Закуски, салаты, несколько видов первого и второго, по четыре вида каждого прибора, по три бокала на человека… Я почувствовала себя на приеме Континентального Ковена3. Какой Тьмы он так выпендривается?!

Мне придвинули стул, сами сели на главенствующее за столом место, по левую руку от меня.

– Красное, белое?

Глянув на в основе своей мясные блюда, ответила:

– Красное.

Рубиновая жидкость полилась в бокал, и отчего-то в ее густом, насыщенном, как кровь, цвете мне почудился дурной знак. Нервы или ведьминская интуиция?

Нет. Планы я в любом случае менять не собираюсь.

– За прекраснейшую из дам мира Иных! – ослепительно улыбнувшись, поднял бокал Владислав.

Я согласно кивнула, лишь пригубив вино и напоминая себе, что должна искренне проникнуться обстановкой, чтобы вер не заподозрил фальши. А он уже в комнате что-то почуял. Необходимо было стараться лучше.

Разрезая мясо по-французски на мелкие кусочки, я, глубоко вздохнув и собравшись с духом, произнесла:

– Мне кажется, мы неправильно начали.

Думаю, если бы я вылила ему на голову настой огонь-травы, сжигающий любую органическую ткань за пару секунд, эффект и то был бы не таким оглушительным.

Бравый на мгновение замер, а потом подозрительно посмотрел на меня, все также глядящую в свою тарелку с видом кроткой монашки. Правда, знающие люди поняли бы, что я неспроста стала тыкать вилкой так, словно там не мясо лежало, а тараканы ползали.

Проклятые нервы! Надо было успокоительного заклинания накинуть… Штук пять разом.

– И что ты предлагаешь? – справившись с собой и триумфом, буквально сквозившем в каждом звуке, спросил вервольф.

– Начать с нуля. Мы взрослые, цивилизованные люди, Владислав. – Хорошо, что сочинять красивые истории я начала еще в детстве. – Мы могли бы попробовать вести себя подобающим образом.

– Могли бы, – эхом отозвался оборотень, задумчиво крутя в руке нож. – Вот только мне больше нравится быть – как ты сказала? Ах да. «Безнравственным, грубым, неотесанным животным». Да. Вот это по мне.

Туше.

Меня же носом в мое же… кхм… негодование.

– Ты должен понять: я была зла, растеряна и уязвлена. По правде говоря, сейчас мало что поменялось, но теперь я осознаю, что выхода, кроме как попытаться наладить контакт с тобой, нет. – Полуправда, дабы убедить его в собственной искренности. – Я предлагаю тебе худой мир, который, как известно, лучше доброй войны.

Худой и, если баснословно повезет, весьма недолгосрочный мир.

Темные глаза неоднозначно прищурились. Вне всяких сомнений, он что-то заподозрил. Он не поверил мне ни на секунду.

Но Владислав Бравый отчаянно хотел поверить.

Иначе бы не стал кивать.

– И ты не станешь сопротивляться? – спросил мужчина.

Чтоб тебя голодные упыри в ближайшем овраге подрали!..

– Если только мне будет неприятно.

Максимально обтекаемый ответ, на который вообще была способна прямолинейная, скорая на расправу и совершенно не оправдывающая своей фамилии Виталина Добровольская.

Тонкие губы растянулись в усмешке, и я была уверена, что в его голове прозвучало что-то вроде: «Клянусь, что тебе будет приятно всегда!»

– По рукам, – кивнул Владислав. И протянул мне ладонь. – Скрепим договор?

– Как? – против воли уперлась я.

– Ты обещала не сопротивляться, – напомнил он, предвкушающе улыбаясь.

Зараза блохастая!

И протянула свою руку в ответ. Дура.

Ее мгновенно взяли в плен и сильно потянули на себя. Хотела бы я иметь отсоединяющиеся конечности, ибо так пришлось следовать за ней, если не желала лишиться насовсем. Бравый заставил наклониться, сам подался вперед, и вот уже горячие, алчно-жадные губы накрывают мои.

Тьма милосердная, дай сил не опьянеть от привкуса вина и не поддаться взбунтовавшимся гормонам!

И сейчас я как никогда ярко поняла, что ни одна из Пяти Матерей меня просто не слышит. Сколько у Них таких глупых девочек, которых пытаются соблазнить взрослые, опытные, убийственно-обаятельные мужчины-оборотни? Сотни, если не тысячи. Каждой не поможешь. А у меня наверняка еще не самая худшая ситуация.

Я почти потеряла голову, сама поднявшись и шагнув к его стулу, остро ощущая большие ладони, скользящие по спине вниз.

Но Великая Намму все-таки услышала свою непутевую дочь.

Неосторожное движение локтем, и бокал с красной жидкостью полетел со стола… прямо на брюки пожинающего плоды победы Владислава.

– О, я такая неаккуратная!.. – Спасибо тебе, Матерь, я ведь почти поддалась! – Прости, пожалуйста, я…

– Это всего лишь ткань, Вита, – спокойно произнес мужчина, очень нежно улыбаясь и глядя на меня снизу-вверх. – Ничего смертельного.

«Смертельного…» Хм.

Это отрезвило, и я поняла, что разбившийся бокал – двойное попадание. И от окончательного падения спас, и повод хороший подкинул.

– Все равно – мне очень неловко и… – Я замялась – вполне натурально, к слову. – В качестве извинений примешь ужин, приготовленный мною лично?

Бравый только кивнул, но ладонь с моей щеки так и не убрал.

А я не стала отпираться. Рано еще.

Закуски, салатики, все это занимало слишком мало моих мыслей. Я больше думала о том, как незаметно подлить снотворное, которое, к слову, еще нужно было изготовить.

Рассеянно шинкуя помидорку, я вдруг четко ощутила, что не одна на огромной кухне, откуда ушли повар и поварята.

– Седые волосы мне не к лицу будут, – улыбнулась я через силу, оборачиваясь.

Владислав стоял, прислонившись плечом к косяку двери и сложив руки на груди. Его лицо было абсолютно непроницаемым, но я почему-то вновь почувствовала себя кроликом, загнанным в угол матерым хищником.

Но, к своей гордости, даже не пошевелилась, когда оборотень начал приближаться, и только отвернулась обратно к нарезке, чтобы на эмоциях палец себе не оттяпать.

– Что ты делаешь? – послышалось любопытное и совсем не страшное над ухом, а по обе стороны от меня на столешницу опустились две большие ладони.

– Просто нарезка… Люблю свежие овощи, – пожала я плечами, как бы случайно перекрывая доступ к шее. И бросила короткий взгляд на его лицо. – Ты не мог бы нарезать мясо? Мне… силы не хватает.

Вот то, что я успела уяснить – для него я слабая и беспомощная, и чем чаще я буду это показывать, тем сильнее в нем будет инстинкт защитника и тем ниже – уровень подозрительности. Именно то, что надо.

Мужчина просто кивнул и шагнул в сторону, где в высокой плошке лежал кус свежего, уже почти размороженного мяса. Наблюдая, как ловко и легко он нарезает его, невольно залюбовалась, а потом…

– Это правда, что оборотни едят мясо с кровью?

Темные глаза, что обратились ко мне, чуть прищурились. Какое-то время он молчал, но после все же кивнул:

– Да. Когда повреждения чересчур серьезны, и вервольф не может сам восстановиться. Тогда помогает животный белок и чужая кровь. – Владислав вдруг нагнулся, оказываясь со мной на одном уровне и почти вплотную к моему лицу. – Так что не бойся, я не буду откусывать тебе руку или что-нибудь еще. Хотя очень хочется порой покусать тебя… за непокорность.

Покусать?.. За непокорность?! Меня?!!

На разделочной доске остался черный выжженный отпечаток моей ладони. Нечисть побери этого волчару!

Которого мое молчаливое возмущение лишь развеселило. Однако от комментариев он, хвала Тьме, воздержался и лишь поставил передо мной все ту же плошку, только с уже нарезанным мясом. Я сделала вид, что его здесь вообще нет (в смысле вера, а не бифштексов), и принялась за кулинарию.

Пока мяско шкварчало на сковороде, я готовила соус. С непроницаемым лицом сыпанула на килограмм, наверное, больше специй, чем нужно. Сзади послышалось покашливание, недвусмысленно намекающее, что я явно перебарщиваю, но злая ведьма и бровью не повела, добавляя туда же масла и красное вино из на три четверти пустой бутылки.

Когда все это было почти готово, я решила, что пора.

В задумчивости посмотрела бутылку на свет, чуть взболтала. Тяжело вздохнула и все-таки повернулась к оборотню, который все это время стоял у меня за спиной. Лицо у него было довольное и какое-то даже предвкушающее, что ли.

– Думаю, к ужину нам потребуется вино, – почти дружелюбно произнесла я.

– Что, неужели дуться перестала? – в притворном удивлении приподнял брови вервольф.

– Я бы на твоем месте сейчас бежала в винный погреб и выбирала бутылку подревнее, – игнорируя его сарказм, отозвалась я, вытирая руки полотенцем.

– Зачем это? – якобы абсолютно без намека спросил мужчина, делая шаг в мою сторону.

– Сегодня будет самый особенный ужин в твоем доме.

Если не сказать – в твоей жизни.

И ведь ни словом не солгала. Вряд ли хоть одна женщина, побывавшая в этих стенах, мечтала скоммуниздить отсюда как можно скорее. Они, наверное, наоборот – руками и ногами упирались, дабы подольше здесь остаться.

– Обещаешь? – Ко мне стали так недвусмысленно наклоняться.

– Гарантирую. – И чтобы на лицо не выползла хитрая ухмылка, сама приподнялась на носочки.

К своей чести, Владислав возможностью пользоваться не стал – ограничился быстрым поцелуем и ушел.

А я начала действовать.

В неглубокую миску полилось немного масла, туда же, щелчком пальцев доставленные из-под подушки, посыпались три листика иван-чая, еще три – волчьей травы, пять – огневицы и четыре волчьи ягоды. Первое и третье – как основа для снотворного, второе и четвертое – как ингибитор для метаболизма оборотней, чтобы отрава действовала дольше, а я смогла уйти дальше.

Все перетереть деревянным пестом, чтобы травки дали сок. Быстро переложить пару ломтиков мяса на тарелку, щедро полить соусом… и вылить туда добрую половину темно-желтой выжимки. Понюхать. Соус пах уже не так, поэтому я покрошила рядом – словно украшение – пару листиков базилика. Вонючая специя заглушила вообще какой бы то ни было запах.

Загрузила свою тарелку, знаком отличия украсив все теми же помидорками. Миску, пест и остатки травы уничтожила синим магическим огнем, а воздух очистила таким ударным заклинанием, что после меня на кухне остался только запах стерильности, всегда ассоциирующийся с больницей. Поставила тарелки на поднос и пошла в комнату – переодеваться.

Пока еще рано было расслабляться. Моя битва только-только началась.

Темно-бардовое платье, обтягивающее, как перчатка, сидело как влитое. Подчеркивало и словно обнажало каждый изгиб и складочку на теле. Никогда я еще не чувствовала себя такой… Такой взрослой и опасной. Для того, кто не был моим врагом, но и другом однозначно стать не согласится.

Высокие каблуки, макияж, подвитые раскаленными пальцами локоны и оставленные свободно лежать на плечах – наверное, я действительно была очень красивой, но сама этого не замечала – нервничала с каждой секундой все сильнее.

А если снотворное не сработает? Что, если я вдруг не решусь? Или – что еще хуже – не захочу уходить?! Оборотень с присущим ему животным магнетизмом и дьявольским обаянием вполне мог заставить меня передумать…

Зло тряхнула головой. Андрей не простит мне этого.

Я сама себя не прощу.

Поэтому решительно вышла из комнаты, напоминая себе, что снотворное уже в еде и деваться мне некуда.

Владислав стоял у подножия лестницы в красивом костюме и поднял голову точно в тот момент, когда я появилась из арки коридора. Темные глаза блеснули, и мужчина улыбнулся, начиная быстро подниматься ко мне. Я же пошла вниз.

Мы встретились где-то на середине лестницы. Я – искренне смущенная его взглядом, и он – откровенно восхищенный. Именно поэтому, наверное, я даже не подумала сопротивляться, когда большая рука оказалась на шее и деспотичным жестом притянула к себе.

Мне вдруг резко стало не хватать воздуха, и я опустила руки ему на плечи в поисках поддержки. Ноги отчего-то не держали. Мне охотно оказали помощь, обвив талию и прижав еще ближе. Мужские губы жарко и алчно подчиняли, завоевывали и уверенно обосновывались на захваченной территории, не давая и шанса на раздумья.

И в конечном итоге он своего добился – я отвечала. Отвечала не потому, что выбора не было. А потому, что… хотелось ответить.

Но стоило осознать это, как все волшебство и огонь в крови тут же пропали.

– Пожалуйста… – вырвалось у меня нечто, очень похожее на всхлип.

Бравый, стоящий на две ступени ниже, рвано выдохнул, но отодвинулся и на пару секунд прислонился к моей шее лбом, глубоко втягивая мой запах.

– Ты… все еще нечестно играешь.

– Каков привет – таков ответ, – хмыкнула я, стараясь взять себя в руки.

Мужчина согласно фыркнул и выпрямился, подавая мне руку. Помощь была принята, после чего меня сопроводили вниз. Я указала ему на стул, а сама направилась на кухню за подносом. Все было так же, как я оставила, поэтому обратно в столовую я возвращалась с довольной и натуральной улыбкой. Поставив перед мужчиной его порцию и заботливо придвинув поближе миски с салатиками и закусками, вздохнула, подпирая голову рукой.

– Все в порядке? – спросил Владислав, внимательно глянув на меня и наливая в бокал то самое вино, которое столь тщательно выбирал.

– Да. Просто… ведьмы всегда остро воспринимают волшебство.

– Волшебство? – приподнял он бровь, явно намекая на то, что происходило на лестнице.

– Иван Купала, – срезала я его довольную ухмылочку.

– Но это языческий праздник. К тому же, прошедший – как и Ведьмин день.

– Сказал оборотень, входящий в потусторонний мир Иных. – Я улыбнулась, вовсю используя данное природой обаяние, но в глубине души ощущая от этого гадостный, гнилостный душок. – Любое почитание наших Матерей – мощный выплеск энергии в общий фон, такое не проходит за пару часов. Остаток висит в воздухе еще добрую неделю. Ты разве не чувствуешь?

– Оборотни несколько иначе почитают Мать свою Нинисину, – хмыкнул будущий Вожак. И на лицо его выползла такая порочная ухмылка, что мне захотелось в него чем-то бросить. – Но я уверен, ты знаешь. Маги – и особенно магички – весьма часто присоединяются к нам в этот Праздник. Жаль, тебя не было в этот раз – он проходил с небывалым размахом. Так что да, мы чувствуем Ее… благословение, но по-другому.

Я только фыркнула. Другим местом, он хотел сказать.

Вервольфы – и любые оборачивающиеся в животную шкуру – чествовали Исцеление-Нинисину 22 июня, в день, когда лето достигало своей вершины – как и любая сила жизни. А оборотни прославляли свою Матерь через то, что, по их мнению, является первым этапом новой жизни – зачатие. Или, по-простому, массовые оргии! У мохнатых считалось, что дети, зачатые именно в этот день, обладают особой милостью Богини.

На деле же это просто развратное гульбище, в котором, к слову, могли участвовать все желающие. Помнится, Марина очень звала меня на Праздник в этом году… Великая Намму уберегла, не иначе.

Ненадолго, впрочем.

– Что ж, спорить не буду. В любом случае моей обворожительной ведьме виднее, – галантно уступил вервольф, истолковав мое молчание по-своему и поднимая бокал. – За тебя.

– Опять? – кокетливо удивилась я.

– Всегда.

Хрустальный звон прозвучал как-то неожиданно грустно и словно… зловеще. Я непроизвольно нахмурилась, вновь почуяв дурной знак, и это не прошло мимо Бравого.

Поэтому он решил приободрить меня, начав вкушать произведение рук моих. Я непроизвольно прикипела к этому зрелищу взглядом. Мое внимание Владислав списал на желание узнать его реакцию на свою стряпню, что было верно лишь на одну двадцатую.

– Очень вкусно! – прожевав кусочек, похвалил он. – Соус такой… хм… необычный.

С большим трудом я удержала на лице веселую улыбку. Знал бы ты всю его необычность, поди бы так не расхваливал.

– Это рецепт бабушки, – слегка смущенно улыбнулась я.

Ага, той самой, которой я восемь раз отравоварение пересдавала. Но ведь бабушки же!

И чтобы не вызывать подозрений, сама принялась за еду. Если хочу всю ночь блуждать по лесу и трассе, понадобятся силы. Оборотень, видимо, тоже проголодался, хотя, подозреваю, его аппетит имел несколько иное направление. Мясом, думается мне, он заедал то, что как раз хорошо просматривалось с его места.

Между едой мы разговаривали, и в какой-то момент я поняла, что вот так – просто сидеть и болтать с ним – интересно, легко и приятно. Когда он не показывает свою истинную натуру вредного, циничного, деспотичного и жестокого тирана-Вожака.

Только проблема в том, что натура эта – его неотъемлемая часть. И от нее – никуда не деться.

Адреналин, подкрепленный алкоголем, делал свое дело: я становилась все более смелой и раскрепощенной, Бравый – только второе, ибо в первом не нуждался. Я все чаще смеялась, он – придвигался все ближе, сначала изредка прикасался, а потом просто не убирал руку с талии. И в какой-то момент мужчина в очередной раз наклонился ко мне, а я не посчитала нужным отворачиваться.

Именно сейчас, когда пахнущие вином губы прикоснулись к моим, я поняла, что притворяюсь. Очень талантливо и раскованно притворяюсь, потому что тот бокал, который я даже не осушила до конца, выветрился в одну секунду.

Но я осознала и другое.

Мне нравилось это притворство.

Наверное, потому, что притворством оно было лишь отчасти.

Я обманывала, являясь настоящей.

Однако то, что меня подняли на руки, я не уловила. Лестница, коридор и его комната, где он опустился на край кровати, оставляя мою тушку у себя на коленях. Губы перекочевали вниз, на шею, оттуда на ключицы, немного прикрытые платьем. Я охнула, выныривая из какого-то мутного омута собственных ощущений, и мои пальцы зарылись в густые волосы.

– Вита… – хрипло вырвалось у мужчины, когда я, безупречно играя свою роль, расстегнула пиджак, сбрасывая с могучих плеч уже ненужную ткань, и откровенно прижалась к нему.

Так, как только к Андрею прижималась.

– Молчи! – зло из-за собственных мыслей прошипела я, и белая рубашка коротко полыхнула сине-красным пламенем, оставляя на вервольфе лишь рваное рубище.

Горячие пальцы нетерпеливо забрались под платье, сжимая бедра, и я лишь прикусила губу, чтобы не отстраниться и удержать рвущийся наружу всхлип, который провоцировали прикосновения его губ к плечам и груди прямо сквозь платье.

– Вита… Вита… Моя Вита… – как заведенный шептал Бравый, утыкаясь лицом мне в живот и замирая.

Пора.

Грубо толкнув его плечи, я всем весом налегла на него, роняя на спину. Вервольф удивленно вздохнул и уже хотел перевернуться, подмяв меня под себя, но это не входило в мои планы. Поэтому я только зашипела, захватывая его лицо в плен и впиваясь ногтями в кожу сзади шеи. Темные глаза расширились в ответ на жадный поцелуй, но в них я углядела то, что нужно – серую поволоку действующего снотворного.

Три…

Все тело мужчины покрылось мелкой испариной, но рук он не опустил, собственнически сжимая то, что у меня пониже поясницы.

Два…

Тихий стон, переходящий в голодный рык, когда я, поддаваясь адреналину и какому-то животному безумию, сильно укусила его в шею.

Один…

Он тянется за мной, часто моргая, не понимая, почему вдруг стало так жарко и расплывчато, а я в последней ласке провожу рукой по гладко выбритой щеке.

Ноль.

Его ладонь медленно обвела контур женского тела. Тонкий бардовый атлас был ничтожной, бесполезной преградой между его руками и ее хрупким станом. Брюнетка подняла на оборотня затуманенный взгляд. Пожалуй, ему не стоило допускать такого исхода событий, не стоило позволять ей пить один бокал вина, не стоило вообще позволять пить, не стоило…

Мысль прервалась, когда тонкие руки обвили мощную шею, а прохладные, влажные губки скользнули вдоль бешено стучащей артерии. Сейчас, стоя перед ним на баснословных шпильках, она была лишь на десять сантиметров ниже и легко могла позволить себе вытворять с ним то, что вытворяла прямо…

Глухой рык сорвался с его губ прежде, чем он осознал это, а руки, решившие жить своей жизнью, инстинктивно сжали осиную талию, настойчиво сползая вниз и сминая в кулаках чертово платье. Над ухом, опаляемым горячим дыханием, раздался злорадный смешок, а мочку, которую до этого неистово пытали женские зубки, аккуратно лизнули.

И будь он проклят, если соврет или слукавит, но ни одна женщина, с которой ему доводилось спать, не возбуждала его настолько, как эта чертова…

– Ведьма… – Хриплый, низкий голос разрезал тишину гостиной, а она захохотала, впиваясь затуманенным темным взглядом в его лицо.

– Ну же, Бравый! Не будь нюней, назови меня по имени!

«По имени, Виточка, назови меня по имени».

В глотке заклокотало рычание, а соображать, когда к тебе прижимается второй с половиной размер, становилось все труднее и труднее. Не сказать, что мужчины был ярым сторонником воздержания и целомудрия, но с ней он хотел чего-то особенного, чего-то нежного и чувственного, чего-то, о чем ей потом не придется жалеть. И это «что-то» – явно не открытое совращение его нежной натуры посреди гостиной после чертового ужина.

Брюнетка отступила на шаг, а мужчина как приклеенный смотрел за действиями этой чертовки, понимая, что в ее руках бьется его сердце, а еще признаваясь себе в том, что становится мазохистом, ибо ее открытые провокации доставляли ему несравненное удовольствие.

Бледные руки прошлись по бедрам, а затем, словно в замедленной съемке, тонкие пальцы напряглись, на кончиках их колыхнулось синее пламя, а в следующее мгновение обрывки проклятого платья валялись на полу, и, будь он проклят, это меньшее из того, что его сейчас интересовало. В брюках стало до одури тесно, Бравый инстинктивно сглотнул, с жаждой путника в пустыне рассматривая ведьму.

Его ведьму.

Святая сила, она была в кружеве. Черном, шелковом кружеве, сквозь которое прекрасно просматривалась высокая, полная грудь. В штанах стало еще больнее, а в низу живота словно завязали тугой узел. Она стояла здесь. Перед ним. В одном кружеве из Франции и гигантских шпильках.

– Тут что-то… – Рука зашла за спину, откуда раздался провокационный щелчок, мгновенно вырубивший добрую часть контроля над собой и собственным зверем. – Как-то… – Шелковые бретельки скользнули с хрупких плечиков, а сам лиф теперь балансировал между тонких пальцев, провокационно подкидывавших его в воздухе. – Жарко…

И всё.

Все барьеры и уговоры о нежности и постепенности смела волна вожделения. Мгновенно оказавшись рядом, он бешено впился в ее губы, срывая первый стон с этих желанных, как грех, губ и переплетая их языки в бешенном танце. Брюнетка не сразу сдалась напору, с энтузиазмом отвечая на его ласки, одна ее рука скользнула вниз, опускаясь на горящий адским огнем пах, после чего несильно надавила.

Рык вырвался сам собой, разрывая поцелуй, а ее губы тут же исказились в шкодливой усмешке. Окинув тяжело дышащего оборотня провокационным взглядом, ведьма как бы невзначай прошлась рукой от шеи к бедрам, задумчиво поднимая глаза к потолку.

– Как много на Вас лишнего, господин Преемник…

Он заткнул ее очередным поцелуем, в одно движение срывая с себя рубашку, подхватив чертовку под ягодицы и сжав их, отчего огневичка выгнулась, подобно дикой кошке, и повалил на диван. Белый. Кожаный.

Не отрываясь от его губ, брюнетка скользнула руками к пряжке, медленно, мучительно медленно, расстёгивая ремень, а затем и пуговку ширинки. Его затрясло. Черт возьми, никого и никогда он не хотел так сильно, как эту проклятую проклятийницу.

Сильные руки исследовали ее тело, поглаживая внутреннюю сторону бедер, стройный животик и мстительно не трогая то, что ниже. Наклонившись, оборотень взял в рот розовую горошину, поигрывая с ним языком. Девушка ахнула, после резко приподнялась, впиваясь зубами ему в плечо и срывая с его губ довольный рык, а ловкие пальчики в одночасье освободили из плена горячую плоть. Нижним бельем Бравый предпочел пренебречь и…

Как в воду глядел.

Положив руку, ведьма медленно провела рукой по всей длине, вырывая у мужчины стон, а затем резким движением перекатилась вправо. Рухнув с дивана, они с грохотом оказались на полу, а Добровольская по-королевски восседала на его животе. Руки оборотня приросли к ее бедрам, нетерпеливо отодвигая трусики, пальцы скользнули между нежных, мокрых складочек, аккуратно проникая в жаркое лоно. Ведьма вскрикнула, резко склоняясь к нему и впиваясь в губы. Ее мелко потряхивало от ярких, новых ощущений.

– Я… хочу… тебя, Бравый! – Голос сорвался на крик, когда он вновь пошевелил пальцами внутри нее, а затем, не убирая рук, перевернул ее на спину, оказываясь сверху.

– По имени, Виточка. – Не голос, скорее рычание, с оскаленными в улыбке победителя клыками.

– Вла-а-а-ад! – Крик слился с бешеным рыком и толчком, которым он грубо вошел в нее, разрывая девственную плеву.

Она – его.

Навечно.

Навсегда.

Самым проблемным оказалось не спуститься вниз при помощи левитации, которая без сбоев ночью работала лишь у некромантов, не пройти незамеченной мимо патруля, стоящего у главных ворот, а открыть калитку. Чертову калитку, высотой едва ли достигающей полуметра.

И на которой замыкался охранный и сторожевой контур.

Мне нужна была руна-ключ, либо… Я, до этого провозившаяся секунд тридцать с отмычкой, лихорадочно заозиралась, ища столбик ограды, в который вплавляли заклинание контура. И спустя еще пятнадцать секунд – нашла. Третий слева почти незаметно, если не знать, что ищешь, мерцал, ярче других отражая нарождающуюся Луну.

Пятисекундное заклинание стазиса, на время которого застыло все в радиусе километра, и когда я шарахнула в основу охранки обычным, раскаленным до бела фаерболом. Железо оплавилось, круг – разомкнулся, и я уже без сомнений толкнула калитку от себя, чтобы сразу же пуститься бежать. Хорошо хоть переодеться додумалась.

Дом уже даже не просматривался сквозь густые заросли ельника, когда я остановилась перевести дух. В легких словно развели кузнечный горн, а сердце грохотало так, что я собственного дыхания не слышала. Оперлась руками в колени, стараясь максимально быстро отдышаться – неизвестно, насколько хватит снотворного, с вервольфами вообще все ненадежно и сугубо индивидуально, поэтому отсиживаться здесь всю ночь я просто не могла. Не после всего, что я сделала, дабы сюда попасть.

Выпрямилась и глубоко вдохнула свежий воздух свободы, когда глаза встретились с немигающими желтыми точками с узким, вертикальным зрачком, светящимися на фоне черного леса. И словно по команде – вокруг зажглось еще с полсотни таких же.

Не умертвия и не зомби. Упырь или – что еще хуже – вурдалак, которого не просто трудно убить из-за высокого интеллекта, но и который выживает – стаями.

Я едва удержалась, чтобы не треснуть себя по лбу. Потому что только абсолютно тупая дура забудет, что мелкая нечисть очень часто кучкуется рядом с ареалом обитания крупной. Вервольфы большинством представителей семейства вурдалачьих считались всего лишь более организованными собратьями.

Класс.

И когда первая тварь выскочила на худо-бедно освещаемую лунным светом полянку, уверяя меня в правильности собственных выводов про упырей, я встряхнула руками, разжигая адово пламя.

Я распахнул глаза, приподнимаясь на локтях. Тишину комнаты разрывало мое хриплое, надрывное дыхание. Влажное тело горело огнем, возбуждение, что невооруженным взглядом проглядывалось сквозь ткань брюк, не способствовало улучшению ощущений. Скользнув рукой по влажным волосам, уставился в стеклянную рамку на стене, которая прекрасно отражала горящие золотом глаза оборотня с пульсирующим вертикальным зрачком.

Сон. Это всего лишь чертов сон. Спровоцированный проклятым алым платьем…

Тряхнув головой, резко поднялся с кровати, направляясь прямиков в душ. Ибо ничто другое все равно не поспособствовало бы уменьшению напряжения. К моменту моего пробуждения Виты уже не было, что было в каком-то смысле на руку, потому как прослыть помимо «грязного, жестокого животного», еще и озабоченным извращенцем в ее глазах мне как-то не хотелось.

Скинув одежду, встал под мощные струи воды, которые хлестко били по горячей коже. Голова начала медленно трезветь, а тело расслабляться.

Подумать только, насколько разной может быть эта ведьма. Дикой, неприступной, милосердной, пугливой, словно лань, и страстной, горячей, необузданной, словно пламень. Пожалуй, она соответствует своей стихии как нельзя лучше. Ее непокорность, гордость, что стальным прутом темнеет в глубине души, не позволяя кому бы то ни было согнуть магичку.

Мою магичку.

Тепло разлилось по сердцу, а волк внутри заурчал, довольно сощурив глаза.

Мысли вновь вернулись к сегодняшнему ужину, приготовленному ее ручками. Начинает казаться, что с ее подачи даже яд будет воспринят, как сладкий нектар. От такой дурманящей и не свойственной мне мысли в голове что-то щелкнуло, включив мгновенно разум, а зверь настороженно подобрался.

«Погодите-ка…»

А с чего я вообще уснул? Перед внутренним взором калейдоскопом понеслись воспоминания.

Вот она ненавязчиво спрашивает о наличии лишней бутылочки вина для какого-то там соуса к мясу, поддавшись мальчишескому желанию, провозился в погребе с четверть часа, желая впечатлить Виталину, возвращение, ужин и пустые разговоры, спальня, поцелуи, от которых она не только не отпиралась, но и начинала сама.

Волк зарычал, оскалившись, а руки до хруста сжали керамические вентили в душевой, кроша их в пальцах.

«Ты болван, Влад!»

Кретин, если быть точнее, подсказало второе Я, и фраза эта сквозила иронией, а звучала мелодичным, высоким, до боли в зубах знакомым голосом.

Ее голосом.

«Вита!..»

По пути схватив полотенце, мгновенно оказался напротив ее комнаты, не брезгуя использовать сверхчеловеческую скорость. Сжав зубы и уповая на то, что она все-таки на такое неспособна, постучал. Со второго раза стук стал настырнее, а с третьего – едва не проломил дубовую дверь.

Распахнутая створка показала пустую, погруженную во мрак комнату. Застеленная кровать, на которой бесформенным нечто валялось алое платье, туфли, брошенные в углу, пропавшая сумка с ее скромными пожитками и раскрытое настежь окно. Белые, полупрозрачные занавески колыхались на ветру.

Одним движением раскрошив косяк двери, втянул в себя воздух, улавливая едва заметный аромат этой паршивки. Давненько уже, видать, проветривается… Из горла вырвался вой, перешедший в яростный рык. Переместившись к окну, уставился на периметр участка. В глаза мгновенно бросилась калитка, с виду закрытая, но звериное зрение легко позволяло узреть отсутствие наброшенной щеколды. И развороченный, оплавленный до основания столб с основой заклинания контура.

Знакомый низкий голос, раздавшийся от входа вернул к реальности. Развернувшись, вперил взгляд в Левого.

– Что случилось, Влад?

– А ты не видишь, Вик? – Голосом мое утробное рычание назвать было трудно, да и не зачем, брат прекрасно понимал и так. – Она сбежала!

Втянув в себя воздух, подобно тому, как это делал ранее я сам, Виктор осмотрел комнату, пока меня начинало все больше и больше трясти. Ей-богу, если при встрече я не откручу ей голову, то меня можно смело называть самым сдержанным представителем моего вида.

– Комнату она покинула около получаса назад, куда она могла направиться? Ей вряд ли бы удалось покинуть территорию незамеченной.

У меня против воли выползли когти.

– Она ведьма, придурок, отчаявшаяся ведьма! Присмотрись, она вскрыла калитку, и, пока мы тут сопли размазываем, либо уже прибежит к своему земляннику, либо ее разорвет на части какая-нибудь нечисть в лесу!

– Ну так начни действовать! – оскалился в ответ Левый, оборачиваясь и выскакивая прямо в окно, чтобы уже через секунду оказаться у злополучной калитки.

На четырех ногах всяко быстрее, чем на двух.

Повторив маневр брата, на ходу обернулся в волка, стремительно нагоняя Виктора. В десяток гигантских скачков мы оказались в лесу, после чего разделились.

В этот раз, Вита, ты действительно меня довела!

Ветки звучно ломались под лапами, но сейчас вопрос о бесшумности движения волновал меньше всего. Повернув морду вправо, я замер от почудившегося запаха, смешенного с какой-то воистину загробной вонью. Рысью направился по шлейфу зловония и спустя несколько томительных минут, за которые я мысленно успел уже раз пять искусать этой непослушной тупоголовой девице все выпуклости ее фигуры, выскочил на поросшую мхом поляну, окруженную сухостоем.

«Твою мать, Вита…»

Других слов в голове не осталось совершенно.

Отскакивая все дальше и дальше от темных сгустков надвигающихся упырей, ведьма по мере сил отбивалась от противника. Они встали полукругом, загоняя ближе и ближе к сухим, но крепким дебрям, из которых девчонка бы точно не вылезла живой.

Вита пустила в ближайших к ней упырей волну пламени, красные языки, к концу становящиеся синими, просвистели мимо, по большей части попадая в деревья и мох и поджигая лишь трех или четырех тварей. Тяжело дыша, брюнетка отступила еще на шаг, и кольцо вокруг нее замкнулось.

Я присел, напружинивая лапы, собираясь в прыжке вцепиться в глотку ближайшего к ней упыря, как вдруг поляну озарила вспышка пламени, а ведьма покрылась им, как второй кожей. Волосы неистово развивались, а глаза злобно оглядывали когда-то мертвецов.

Она пропустила через себя очередную волну энергии. Вернее сказать, попыталась это сделать. Ближайший к ней труп резко прыгнул вперед, обхватывая ведьму и швыряя на землю, заклинание огня мгновенно исчезло, открывая бледную кожу в ссадинах и синяках. Утробно зарычав, бросился к ней, действуя на инстинктах и злобе. Если не выпущу хотя бы часть своей ярости сейчас, то точно сверну ей пустую голову.

Отшвырнув мертвечину в ствол дерева, навис над полулежащей девушкой, чуть приседая и накрывая ее своим телом, и зарычал, окидывая взглядом обидчиков.

Вот сейчас мы похохочем.

Бросаясь вперед, разрывая очередного немертвого клыками и заодно ломая другому шею мощным ударом лапы, услышал надрывное:

– Владислав!..

Вот только чего было в этом крике больше – отчаяния или облегчения – понять было затруднительно.

На меня накатил очередной приступ злобы. Сама сбежала, вляпалась черт знает куда, а я теперь виноват, что отыскал ее обворожительный зад в проклятой чащобе!

Бабы…

Кинувшись вперед, разорвал еще двоих, краем глаза замечая, что, пошатываясь, Вита-таки приняла вертикальное положение, а ее ладони объяло не такое яркое, как раньше, пламя.

Погеройствовать вздумала!

Рык вырвался сам собой, а твари лезли словно из ниоткуда. Стараясь не подпускать никого близко к ведьме, рвал их на части. Отскочив в сторону от особо страждущего, чуть не подставился под лапищи выскочившей нежити. В последний момент перед глазами промелькнула знакомая тень, отшвыривая от меня неприятеля.

Позади раздался шумный вздох, отчего челюсти свело судорогой. Как мы Левого-то любим, как мы ему радуемся-то, аж плюнуть хочется! Прижавшись друг к другу, отбиваться стало легче, но их количественное превосходство было жирным минусом для нас. Сосредоточившись на брате, послал ему образ, формируя приказ о дальнейших действиях, и тут же получил ответ.

Резко развернувшись, доверяя Виктору спину, в один скачок оказался возле напряженной, словно сжатая пружина, ведьмы. Ну давай, прояви чудеса телепатии! Толкнув ее носом в живот, развернулся боком, давая понять, что единственным правильным решением сейчас является стратегическое отступление на безопасное расстояние. С секунду просверлив меня взглядом, брюнетка потушила ладони, кладя одну руку мне на холку и попыталась перекинуть через мой корпус ногу, как вдруг вздрогнула, зашипев. Отлично, ее ранили.

Утробно зарычав, уставился ей в глаза, мотнув головой, мол, меньше слов, больше дела.

Попытка снова не увенчалась успехом, магичка попыталась подпрыгнуть, чтобы в воздухе закинуть ногу, в результате чего приземлилась мне на лапу, вызвав ожидаемую реакцию. Сцепив зубы, титаническим усилием воли гася в себе желание придушить ее на месте, медленно опустился на покрытую мхом землю, ложась на лапы.

«Я отыграюсь, видит Тьма, я за все отыграюсь, Виточка. Потомки до седьмого колена помнить будут, что нельзя перечить Владиславу Бравому!»

Услышав рев Виктора и почувствовав на спине вес ведьмы, мгновенно вскочил, резво бросаясь сквозь тернии глубже в чащу, через пару секунд отметил мелькающую за деревьями тень брата, что скоро исчезла. Он уведет их по ложному пути, спутав следы, и даст нам время добраться домой.

Пробежав рысью около полутора километров, сбавил темп, а затем пошел шагом. Мы решили, что Вик поведет их по большому кругу к болоту, а я, сделав крюк, по длинной тропинке вернусь к поместью.

Предвкушающе оскалился, скосив глаза на молчаливую пассажирку. Эту выволочку ты до конца дней своих в кошмарах вспоминать будешь… Пусть она будет считать меня конченным тираном и шарахаться, как от чумы, зато и с места без разрешения уже сдвинуться не посмеет.

Она выплела из меня достаточно веревок.

Однако у кого-то телепатия все-таки присутствуют, видимо, не совсем дефектная, и сообразила, что я про себя что-то очень нехорошее для нее думаю. Но на месте я замер не от испуга, не от вырвавшейся откуда не возьмись твари… А от неслабого такого шлепка ладонью по тому, рядом с чем хвост растет!

Все. Хватит. Доигралась, дура.

Резко встряхнувшись, я сбросил ее со спины. Оскалившись и медленно наступая на всхлипнувшую от боли магичку, зарычал, недвусмысленно давая понять, что вляпалась ты, детка, просто по самое не балуйся!

Но тут что-то изменилось. Инстинкт завопил тикать, но я же не обычная шавка… Хотя от ярко вспыхнувшей синим, почти чернильного цвета пламенем ведьмы все же отшатнулся.

– Не смей! Не вздумай даже рычать на меня, ты – наглое, вшивое, беспардонное животное! Думаешь, самый грозный здесь?! Думаешь, я буду молчать и подчиняться, опустив очи долу?! А фаерболом в морду ты не хочешь, гребанный ты Винни-Пух?!!

Осмелела?..

Ощерившись, медленно начал обходить ее по кругу. От брюнетки почти осязаемо веяло смесью боли, отчаяния и злобы, а еще через это амбре пробивался страх, который мы, такие отважные и, судя по всему, сильно бессмертные, пытались спрятать за этой бравадой.

Набрав повторно полную грудь воздуха, ведьма медленно встала, не убирая с тела огонь.

– «Раз Я Вожак, то делай то, раз Я Вожак, то делай сё!» Я тебе что, кукла? Китайский болванчик?! Который вечно со всем согласен? – Наставив на меня палец, Виталина, пошатнувшись, шагнула вперед. – Я. Не. Одна. Из. Твоих. Готовых. На. Все. Подстилок. Бравый-чтоб-тебя-перекосило!

Рявкнула, припечатав, словно ругательство, мою фамилию. Оскалившись, рванул к руке, заставив брюнетку отскочить и грохнуться на землю. Пламень слегка притух, видимо, силенки у кого-то были не бесконечные.

– Хочешь, чтобы я вела себя нормально и не пыталась удрать при любой возможности, так изменись! Прекрати вести себя, как эгоцентричное чудовище! Ты же можешь быть хорошим, обаятельным и приятным, когда хочешь!

Против воли замер, навострив уши и чуть прищурившись. Это меня сейчас похвалили, предварительно с головой окунув в дерьмо?

Дыхание ведьмы стало частым, она уже не пыталась подняться с земли, а щиколотка ноги, алеющая багровыми царапинами, распухла и начала приобретать фиолетовый оттенок. Огонь потух, и она оперлась руками в колени, опуская голову.

Это что же, мы решили, что расплаты не будет? Низко урча, выражая все свое отношение к ее выкрутасам, подошел ближе, обнюхивая лодыжку.

Вывих собственной персоной.

Собравшись отстраниться, замер, уставившись на эту… эту… странную женщину. Вита вдруг придвинулась, упирая в меня лоб, как делают обычно маленькие дети, когда у них раскалывается голова.

– Постой так минуточку, ты такой теплый, мягкий…

А еще злой как Дьявол.

Резко боднув девчонку, отчего та зашипела, откидываясь назад, отскочил в сторону и, рявкнув, мотнул головой в сторону тропинки.

«Подъем, дорогуша, руки в ноги и до дома!»

– Чтоб ты облез, Бравый… Чертова псина…

А на душе так сразу легко стало, почти птички чирикают. Подожди, Виточка, это мы еще домой не вернулись…

Медленно потрусил вперед, но не смог удержаться и развернул одно ухо назад, улавливая малейшие звуки с ее стороны. Вот ведьма поднялась, пискнула и, шипя ругательства, частым гостем в которых было мое имя, медленно пошла вперед. Она старалась не хромать, но по разному звучанию шагов было прекрасно понятно, что удавалось ей это неважно.

И мне бы помочь… Вернее сказать, волк, что сейчас имел надо мной большую власть, нежели в человеческом облике, нетерпеливо заскулил, поджимая уши, чувствуя боль своей самки и желая облегчить ее, но человек лишь сильнее натянул поводок самоконтроля, приструнив зверя.

Она. Сама. Виновата.

Если бы она не сбежала, ничего бы этого не случилось, сидела бы сейчас в теплой постели и читала книгу или занималась чем-то более интересным в моем обществе. Мотнул головой, напоминая себе, что кара по ее душеньку еще впереди и не стоит забегать вперед.

Да. Очень суровая кара, Вита.

Лишь переступив порог огромного особняка, Бравый в волчьей шкуре коротко и зло рявкнул в пространство, подзывая… Виктора? Он уже вернулся?

– Да, хорошо, я понял, – кивнул мужчина, после чего шагнул к замершей девушке, очень неодобрительно глядя на нее.

– Я подобных взглядов ничем не заслужила! – рассерженно прошипела она, чем заставила волка, уже почти выбежавшего из дома, замереть на секунду и оскалиться.

Очень хотелось отвесить ему пинок для ускорения свободного вылета, но сдержалась. Как и всякая ведьма, она обладала весьма развитой интуицией. Как и любая девушка, она остро осознавала всю ярость Бравого и то, на кого она прольется. В любом случае. Как бы далеко не убежала.

Вот только штука в том, что теперь ей убежать не дадут.

О чем ярко свидетельствовал Левый, который, не слушая возражений и протестов, поднял ее на руки, отнес в комнату Владислава и запер на ключ. Не придумав ничего лучше, Добровольская прохромала к кровати и опустилась на порядком измятое покрывало, устало вытягивая здоровую ногу.

В глубине души она понимала, что не приди Бравый на помощь – и ее косточки, обглоданные и вылизанные до зеркального блеска, нашли бы на следующие утро на разных концах леса. Она действительно была виновата, однако и он – тоже далеко не ангел, деспотичный и самодовольный волчара!

Ключ повернулся в замке и вошел Вик с миской и горсткой эластичных бинтов. Когда раствор спирта попал на царапины, ведьма зашипела.

– Виктор, а нельзя ли поосторожнее?!

– Нельзя. Сама виновата. Нечего было дешевый фарс с побегом устраивать, – спокойно срезал вервольф. – Почему с последствиями твоей глупости должен разбираться мой брат и Вожак?

От такого поворота Вита даже фразой про фарс возмутиться забыла. Только сидела и иногда попискивала, когда становилось совсем уж невмоготу терпеть. После Вик быстро и сноровисто зафиксировал вывих, пообещал, что к утру должно полегчать, достал из шкафа полотенце и мужской халат, посоветовал пойти смыть грязь, кровь и слизь и вышел, повернув в скважине ключ.

Что ей оставалось? Последовать указаниям, разумеется. Горячая вода приятно отдавалась в уставшем теле, а вот вид разломанных в хлам и словно бы сплющенных вентилей наводил на нехорошие мысли.

В комнате по ее возвращении по-прежнему никого не было, поэтому девушке представилась чудесная возможность изучить логово будущего Вождя Бравого. Никаких фотографий, пара горшков с цветами, кровать, шкаф, стеллаж с книгами, кресло у камина. Все. Минимум мебели, минимум характеристики о владельце.

Когда ключ заскрипел в очередной раз, она даже не повернулась поначалу, а когда повернулась… Невольно еще и ладонью прикрылась, ибо Владислав был в чем мать родила.

– Я бы на твоем месте не смущался, а смотрел и привыкал, – холодно и как-то замогильно зло бросил мужчина, закрывая дверь, доставая полотенце и уходя в ванную.

Плохое предчувствие скрутило внутренности, и ведьма с ужасом ждала, когда же стихнет гул воды в соседней комнате. Так ждала, что пропустила все на свете.

Даже завернутого в полотенце Бравого, что возвышался над ней, стоя рядом с кроватью и уперев руки в бока. Темные глаза были опасно прищурены, иногда сверкая золотыми всполохами. С волос капала вода, прочерчивая дорожки по загорелой коже и сквозь кубики пресса уходя вниз, впитывалась в полотенце.

– Встань, – грубо приказал Вожак.

– Что? – просипела ошарашенная девушка.

– Мало того, что глупая, как сотня деревенских баб, так еще и глухая?! – прорычал Бравый и рявкнул: – Встань!

Она почла за лучшее просто исполнить… весьма требовательную просьбу. Мужчина же опустился на ее место и, ухватив за запястье, дернул на себя, одновременно подбивая ноги. Как итог – Виталина свалилась животом к нему на колени.

– Бравый!..

– Заткнись! – рыкнул оборотень, одной рукой задирая ее халат, а второй удерживая оба тонких запястья. – Видит Тьма, тебе лучше молчать!

– А то что? – опасливо, но все же дерзко поинтересовалась ведьма.

– А то я могу передумать! – гаркнул Владислав, одним движением разрывая то, что когда-то было бельем.

На какой-то миг он замер, а после, глухо рыкнув, с силой опустил ладонь ей на попу. Брюнетка взвизгнула и начала вырываться, но рука, держащая ее, сжалась сильнее, оставляя отметины, в то время как ее сестра вновь отвесила ей шлепок.

Звонкий, болезненный и очень унизительный!

– Это тебе за «вшивое, грубое, безнравственное животное»! – Удар. Девушка вскрикнула. – Это – за притворство и хитрость! – Шлепок чуть посильнее. – Это – за отраву в еду! – Еще сильнее, и ведьма затравленно пискнула, закусив губу. – Это – за побег! – Два подряд и в разы сильнее предыдущих. Кожа в месте ударов не просто горела, она словно плавилась, и из глаз брюнетки брызнули слезы. – Это – за все то, что имела наглость сказать мне в лесу! – Еще один.

Ей показалось, что все закончилось, и она тут же вскинулась, осыпая его голову проклятьями:

– Как ты смеешь, грязный волчара?! Я…

Хлесткий удар, от которого у нее вырвался уже самый настоящий вопль боли.

– А это – за неумение молчать, когда надо!

В следующее мгновение ее грубо перекинули на кровать, не заботясь тем, что приземлилась она как раз на отбитую попу и от этого взвыла как самый настоящий волк. А потом резко стало не до этого.

Бравый рванул пояс и одним движением распахнул халат, закрывающий наготу девушки. После осмотра одежды стало понятно, что она годится лишь в мусорку, куда и отправилась, и теперь на ней был только тонкий белый лиф, все равно открывающий горящему злобой и похотью взгляду слишком много. А если вспомнить, что и трусики пали жертвой чужого произвола…

Ведьма тут же потянулась закрыть все обратно, но кто бы пустил?.. Владислав же словно не видел ничего, кроме нее, как-то медленно и угрожающе нависая над распростертой на постели девушкой. Темные человеческие глаза полностью стали золотыми, пугая пленницу еще больше, а рука держала оба ее запястья над головой.

– Пора отвечать за собственную глупость, Вита! Я отучу тебя перечить мне.

Сухие и горячие губы припали к пульсирующей жилке на шее и больно прикусили кожу, грубо втягивая ее в рот и оставляя саднящий след. Такими жалящими отметинами мужчина спустился к груди и прямо сквозь ткань укусил, вырывая у ведьмы вскрик. Он спускался все ниже, покусывая бока и живот, больно сдавливая бедра. Он не старался быть хоть сколько-нибудь бережным.

Владислав Бравый хотел, чтобы она осознала свою вину. Чтобы навсегда отучилась идти поперек его слова.

Такого стыда Виталина Добровольская не испытывала никогда в жизни. Он выпорол ее! Он оставил на ее коже отметины, которые пройдут еще нескоро и все это время будут напоминать о содеянном им! Он сейчас изнасилует ее, а она даже сопротивляться не может, скованная его рукой, словно кандалами!

Магии в теле осталось не больше, чем гордости, поэтому даже огонь призвать получалось так слабо, что мужчина провел по нему голой ладонью, и он потух. Словом, ни о каком желании, томлении, страсти говорить не приходилось.

Совершенно неудивительно, что проникновение его пальцев в сухую плоть оказалось столь болезненным.

Ведьма закусила губу так, что сама ощутила привкус крови. А вервольф поднялся к ее лицу, глядя в широко распахнутые темные глаза.

– Запомни это чувство, Вита. Когда больно, унизительно, страшно. Когда не хочется ничего, кроме как оказаться подальше. Когда мои руки вызывают дрожь не желания, а ужаса. Запомни. Ибо именно так я буду наказывать за неподчинение. Ясно?! – прошипел мужчина, сверкая золотом в глазах. – Впрочем, если забудешь, буду рад напомнить. Ты под арестом отныне. На этом все.

Длинные пальцы, силой которых она еще недавно восхищалась, вышли, даже этим причинив легкую боль, после чего ее вздернули чуть ли не за шкирку, протащили через коридор в ее комнату, швырнули на кровать и закрыли дверь на ключ.

Первым, что она увидела, были решетки на окнах. Свежеприваренные.