Читать книгу Большая книга ужасов – 56 (сборник) - Анна Воронова - Страница 2

Сашка, перескакивая через три ступеньки, сбежал с площадки пятого этажа, лихо повернул в последний раз, так что перила загудели, и притормозил только в небольшом тамбуре перед входной дверью. С тех пор как в проем вставили железную дверь, тут всегда было темно. Лампочку то выкручивали, то она перегорала, а новая дверь пропускала снаружи только одну тонкую ниточку света, ровно по стыку.

В темноте мерцал красный огонек-кнопка. Он ткнул в нее пальцем и, чертыхнувшись, отдернул руку. Кнопка была горячая. Осторожно тронул дверь ладонью – и тут же отдернул руку назад.

Горячо!

Странно… На солнце, что ли, она так нагрелась? Сашка задрал футболку, нажал на кнопку через ткань, толкнул тяжелую дверь ногой. Дверь нехотя отошла, он выскочил на крыльцо.

Двор был точно каменная кружка, полная ослепительного солнечного молока. Сашка зажмурился. Под веками побежали белые и красные, вспыхивающие, мельтешащие звездочки. Он осторожно, щурясь и прикрывая глаза ладонью, приподнял веки.

Пуста была детская площадка с жестяной старинной горкой, отполированной лихими «катальщиками» до слепящего блеска. Никто не качался на качелях, к которым обычно выстраивалась очередь, не крутился на маленькой карусели. Только солнце слепило глаза, отражаясь в стеклах припаркованных машин.

Он огляделся.

Ни привычных бабушек на скамейке перед парадным, ни малышни в песочнице, ни мужиков у дверей магазинчика. Всех словно смыло солнечным светом, выпарило жарой.

Сашка медленно двинулся к старым гаражам. Там, в асфальтовом закутке, плескалась вечная лужа, никогда не пересыхавшая, потому что вытекала она прямо из ближайшего болота.

Он осторожно, стараясь не испачкаться в ржавчине, протиснулся в узкую щель между гаражными стенками и очутился на месте. Ребята, оказывается, все были тут, они сидели молча на корточках вокруг лужи.

– Здорово, пацаны! – радостно начал Сашка. – А я думаю – куда все подевались? А вы тут, э-э…

Ближний к нему парень обернулся – и Сашка осекся, будто в лоб получил. Это были не его дворовые друзья-приятели, а банда школьных отморозков – амбал Череп, а с ним Бита, Сява и Шрек. И вечная лужа… пересохла. Вместо нее на асфальте, по контуру, лежал только мелкий светлый песок.

– О, а вот и Сашка, – улыбнулся Шрек, будто ждал его. – Давай к нам, Санек! Мы тут с пацанами поспорили. Будешь спорить?

– Конечно, он будет спорить, – хихикнул Бита. – Куда он денется, тушканчик!

– Мы тут спорим малехо. Что песок можно хавать. Зырь-ка, – здоровенный Шрек зачерпнул горсть песка, высыпал себе в рот, с трудом проглотил. – Давай, попробуй!

– Тебе ведь не слабо? – подал голос и Череп. – Давай с нами, по дружбе.

– Да-да, глотни песочка! Вку-усный песочек, свежий. – Сява щедро черпанул из лужи двумя руками и принялся хватать песок прямо с ладоней.

Шрек сгреб полный кулак, задрал голову, высыпал песчаную струйку в рот. Череп задумчиво жевал. Один Бита, сидя на корточках, следил за Сашкой покрасневшими крысиными глазками.

– Вы что, с дуба рухнули?! Это же песок…

– Ага, песок, песочек.

– Вкусно, пальчики оближешь!

– Попробуй, Санек.

– Ты же хочешь попробовать, а? Ты ж реальный пацан, в натуре… Реальный, а? Или ты до сих пор «Смешариков» по ночам смотришь? И прочих телепузиков? Короче, давай, хлебни с нами.

Сашка попятился.

– Да вы рехнулись! Вы ж песок жрете!

Шрек все сыпал и сыпал песок в рот, струйку за струйкой, жевал, мычал, изображая, как же ему вкусно. Из-за гаража вышел кто-то высокий. Солнце слепило глаза, Сашка не разглядел кто, заметил только черный силуэт.

И этот силуэт, странно дергаясь, подходил все ближе… Сашка таращил глаза, не понимая, что происходит. Он разглядел в руке у незнакомца зажигалку, металлический кубик, сверкнувший в лучах солнца. Черный подошел к Шреку со спины. Раздался щелчок, бледный огонек потянулся к затылку…

– Эй! – заорал Сашка. – Вы че делаете?!

Все трое, кроме Биты, тупо пялились на него и, как коровы, мерно двигая челюстями, жевали песок.

Короткий ежик Шрека вспыхнул разом, голова его мигом превратилась в бледно-оранжевый шар. Никто как будто этого и не заметил.

Огонек зажигалки коснулся затылка Черепа…

Сашка дернулся – бежать, скорее! – но асфальт под его ногами внезапно расплавился, кеды прилипли и держали, как два капкана. Пылали головы уже четырех парней, лицо Шрека почернело и медленно закручивалось с краев, свертывалось, как горящая береста. На месте лица проступил черный обуглившийся череп. Белые зубы все продолжали жевать песок… Черный человек хихикнул, отделился от ржавой стенки и крадущимися шагами направился к Сашке, огибая высохшую лужу. Лицо у него было смазанным, серым от пепла и обугленным по краям.

Сашка неимоверным усилием выдернул из таявшего от жара асфальта ногу – и проснулся.

Было еще сумрачно, но за окном уже посветлело. Мама, сосредоточенно глядя в зеркало, водила помадой по губам. Она улыбнулась ему мимоходом:

– Спи, чего вскочил? Рано еще.

– Да мне сон дурной…

– А-а, в стрелялки, небось, играл весь вечер, вот тебе и снится всякое. Торчишь там до полуночи, а потом удивляешься. Как говорится, получи, фашист, гранату! Странно, что к тебе все эти монстры наяву не являются, чаю попить с тобой за компанию.

– Мама… – Сашка засипел: голос у него неожиданно пропал, только губы двигались. Мама поправила груду одежды, наваленной на спинку стула, повернулась к окну, кактус полить, – и тут рядом с ней по обоям расползлось черное пятно.

– Ма-ама! – беззвучно заорал он.

Пятно пошло волнами, кусок стены бесшумно прорвался, из трещины высунулась черная рука в коротких язычках пламени, будто в рыжей шерсти, зашарила по обоям. Сашка не мог шевельнуться. Мама ничего не замечала, терла себе подоконник тряпкой, переставляла цветочные горшки.

Рука превратилась в огненный жгут, полезла в комнату, утолщаясь, изгибаясь, завиваясь кольцами, превращаясь в пылающий хобот.

Хобот дотянулся до маминого затылка.

Сашка мог только беззвучно открывать рот…

Мамины волосы загорелись, затрещали.

Он рванулся вперед изо всех сил – и проснулся еще раз.

* * *

Город погибал.

Вега прижалась всем телом к газону.

Высотка шаталась, оконные стекла сыпались вниз, мостовая проседала и горбилась. Дома вокруг покачивали крышами, как люди – головами, летели вниз куски жести, панели, рекламные щиты. С грохотом рухнула соседняя многоэтажка, пыль клубами повалила от бетонных развалин. Истошно выли сигнализации машин, еле пробиваясь сквозь этот адский грохот.

Куда-то бежали, метались, ползли, а где-то – неподвижно лежали покрытые пылью люди.

Бежали они в противоположных направлениях, шарахаясь от обломков, сталкиваясь друг с другом, падали на четвереньки, беззвучно разевая рты. Все они были, как мукой, присыпаны бетонной пылью. Серые лица, черные рты, красные вампирские глаза. Руки, ноги, головы – в черных потеках крови.

Некоторые тащили раненых. Из окна вывалилось тело – и осталось лежать на асфальте, с развороченным животом и вывернутой под углом шеей.

Люди кричали, но грохот заглушал все звуки. Из развалин выбилось пламя, расцветив серую пыль багровым огнем. Потом из пролома вышел, шаркая ногами, мужчина, он шел, как зомби, весь покрытый пылью, держа на отлете женскую голову, намотав на кулак ее длинные волосы.

Вега оттолкнулась от земли, вскочила на ноги и помчалась вниз по улице.

Где-то рядом была большая вода, она чуяла это!

Дорога под ее ногами ходила ходуном, рушились стены, в небе вращался черный водоворот – дым и пепел поднимались все выше. Она прыгала через трещины в асфальте, падала на четвереньки, вставала – и мчалась, мчалась дальше, петляя по переулкам. Вниз, вниз, вниз! Многие, как и она, бежали в том же направлении.

Нос ее был наглухо забит пылью, но запах гари и жареного мяса перебивал все. На перекрестке перед Вегой вспучился и лопнул асфальт. Она упала и покатилась по острым обломкам. Несколько человек не успели остановиться. Криков их Вега не слышала, зато увидела, как они провалились в трещину. Расселина чавкнула, и ее края сомкнулись. Головы жертв торчали из дорожного полотна с выпученными глазами, распялив окровавленные рты. Одно утешение – они умерли мгновенно.

Вега рванулась и побежала вперед.

В небе что-то ревело, как будто пытался и никак не мог взлететь реактивный самолет. Как будто само небо взлетало!

Когда она увидела черную воду залива и порт, позади нее уже накатывала первая волна жара. Черные тучи вращались в небе, свивались в ленты, и молнии ветвились между ними. Люди толкались, падали… Вега смотрела только вперед – на причалы, на светлый многопалубный пассажирский лайнер, стоявший у одного из них.

Ограды у порта больше не было. Толпа рассеялась, не зная, куда повернуть, как сориентироваться среди груды развалин. Вега на четвереньках, обдирая ладони, с трудом перебралась через гору битого кирпича. Шатаясь, поднялась с колен, бросилась было дальше – и резко затормозила.

В уцелевшей от какого-то здания нише скорчилась девочка лет пяти. Ее засыпало красной кирпичной пылью, но Вега знала – она жива! Она присела на корточки. Девочка шевельнулась, из-под слипшихся волос на Вегу взглянули расширенные до предела черные зрачки, затопившие радужку.

– Пошли, – Вега потянула ее за руку.

Девчонка сунула в рот палец и, причмокивая, начала его сосать.

– Пошли со мной!

Девочка неуверенно, на четвереньках, выползла из ниши и побрела следом за Вегой. Теперь они двигались медленно, Вега шла впереди, выбирая путь. К счастью, завалов тут было мало, и, поблуждав минут пять, они вышли к нужному причалу. Волны хаотично толкались в бухте, огромный океанский лайнер тревожно раскачивался.

– Беги вон туда!

Девчонка застыла на месте.

– Беги, дура, кому сказано! – рявкнула Вега.

Над городом вполнеба вставало красное зарево. Сзади грохнул взрыв, Вега рухнула на землю, приподнялась, потрясла головой. Воздух за ее спиной задрожал от жара. Над головой взметнулись какие-то горящие клочья, и прямо над ними в небе медленно и важно проплыл полыхающий полосатый матрас.

Девчонка от толчка взрывной волны повалилась на колени, вновь сунула палец в рот.

– Давай же, беги! Быстрей, быстрей!..

Девчонка встала, покачиваясь, побрела в сторону причала. Через минуту она вышла к пирсу. У сходен колыхалась толпа, но не было паники, упавших не давили, детей передавали из рук в руки, и матросы тащили их по качавшемуся трапу. Девчонка неуверенно зашаркала туда, ее заметили, кто-то уже кинулся ей навстречу.

Вега остановилась.

Люди не могли ее видеть. Только некоторые и очень редко – как эта девочка со сплошной чернотой вместо глаз. Но даже до нее она не могла дотронуться, потому что была бестелесным призраком, тенью.

Она никогда не знала, куда ее забросит. Что это за город, что за люди, что за год, что за конец такой света?.. Знала только одно – кого-то ей надо спасти в этом рушащемся мире. Она слышала зов – и бежала через хаос, а затем выводила человека к спасению. Показывала ему дорогу.

Она всегда знала дорогу.

Девчонка на миг обернулась и посмотрела на Вегу. Та ободряюще кивнула ей и зажмурилась.

Знакомый уже порыв ветра подхватил ее, неудержимо потащил вверх. С высоты, сквозь закрытые веки, она увидела бухту и город, загоревшийся со всех сторон разом. Что-то шевелилось в самом центре, в распахнутой красно-золотой пасти пожара с черными обломанными зубами домов. Горело все – асфальт, кирпичи, железные балки, сама земля… На окраинах дым еще душил людей, но все, кто попал сюда, в эпицентр, сгорели мгновенно. Ничего живого – только огонь.

Пламя вдруг стремительно завертелось, черный ревущий хобот протянулся из тучи, соединился с огненным водоворотом. Ей показалось, что среди развалин скачет гигантская одноногая туша – и топчет, топчет, топчет, все вокруг рушит, сминает, вдавливает! Так, наверно, танцует сама смерть.

– Мама!..

Там, внизу, умирали люди…

Раскаленный воздух выжигал легкие. Хобот ревел и всасывал в себя кислород, обломки домов и деревьев, тела людей. Они вспыхивали мгновенно, едва коснувшись слепящей, плавящейся границы этого огненного зева.

Вега с трудом втянула воздух. Легкие рвались от боли, слезы высыхали, не успев выкатиться из-под век.

Когда человек горит, мышцы его стягиваются в тугой комок, руки приподнимаются, пальцы скрючиваются, и все тело дергается, будто танцует. Вега видела тысячи вытянутых вверх черных обугленных рук. Тысячи судорожно шевелившихся в огне тел, тысячи мертвых танцоров, которых вел за собой огненный демон и все шарил, шарил ненасытным хоботом.

Потом внизу стеной встала тьма, подхватила и завертела ее. Город превратился в лес. Между деревьями шел черный человек с горящим лицом. Сквозь огонь просвечивали зубы, казалось, что его обугленное лицо улыбается. Потом она смутно увидела подъезд, квартиру на пятом этаже, спящего мальчишку…

Вега закричала – и услышала, наконец, свой сожженный, хриплый голос.

– Это же мой город! – шептала она. – Я же здесь живу…

* * *

Солнце щекотно нагревало нос и щеку. Из приоткрытой форточки тянуло свежим утренним ветерком, из нее доносился птичий свист, шум дороги и крики малышни с площадки детского садика.

Сашка потянулся, как молодой леопард, не желая вылезать из-под одеяла. Он вольготно развалился поперек кровати, нашарил пульт на тумбочке. «Пролистал» десятка два каналов и остановился на «Дискавери», где шла передача про путешествия.

И тут в воздухе потянуло гарью.

Он замер с пультом в руке.

Всю ночь ему снились кошмары. Конечно, случалось, что он и прежде просыпался в маминой кровати, куда с младенчества прятался от всего страшного. В этот раз он опять толком не помнил, что ему снилось, только дергался и просыпался несколько раз за ночь и, кажется, даже кричал.

Сашка поерзал головой на подушке.

Что же ему снилось-то? Вроде какой-то черный шар вместо чьей-то головы… Или песок? А потом, кажется, огонь…

Определенно, откуда-то тянуло паленым! Он нехотя выбрался из-под одеяла и потопал в кухню, ставить чайник. «Чаевник», – звала его мама, он любил чай с молоком, и утро для него начиналось с огромной пол-литровой кружки любимого напитка.

Солнце шпарило сквозь занавески, он задернул их поплотнее, включил телик. Передавали новости: очередной упавший самолет, со всеми трагическими подробностями. Доброе утро, страна! Сашка брякнул на плиту старенький чайник – электрические он не любил. Лениво, без особого старания, почистил зубы. Из форточки потянуло запахом свежего сена – в городе косили траву, по дворам ходили мужики с триммерами, а порою попадались энтузиасты и с настоящими косами. Где еще такое увидишь? Разве что у бабушки в деревне. Лепота!

Гарью все равно воняло.

Он осмотрел плиту – не прилипло ли там что-то? Но все было чисто. Сашка потянул носом воздух, как гончая собака, вышел в прихожую. Гарью, кажется, тянуло из его комнаты. Сашка глубоко вдохнул, словно нырять собрался, и зашел. В солнечном свете комната казалась мирной и абсолютно не страшной. Он походил по ней туда-сюда, принюхиваясь, залез на стул. Под потолком застоявшийся воздух пах старой побелкой и пылью. И по всей квартире пахло мамиными булочками, которые она испекла накануне.

Сашка слез со стула и опустился на четвереньки. Внизу гулял сквозняк, и вот тут-то он, наконец, уловил раздражавший его запах горелого! Поток воздуха привел его обратно в коридор. Сашка уткнулся носом во входную дверь и понял, что источник запаха находится вовсе не в их квартире. Это радовало! Требовалось прояснить данный вопрос окончательно. Он пригладил волосы, сунул ноги в тапочки и вышел на площадку. Тут было всего три квартиры. Напротив – так получается – дверь той тетки-булки, вернее ее матери. А вот кто живет рядом с ними, Сашка не знал. Но запах просачивался именно из-под той двери.

У их соседей оказалась самая обычная дверь: коричневая, потрепанная, с круглой ручкой. Бросалось в глаза, что жили там далеко не графья и не аристократы. Вместо нижнего замка раззявилась дыра, скромно заткнутая скомканной газеткой, а на верхнем блестели свежие царапины.

Сашка присел на корточки.

Сквозняки всегда дуют понизу. Он принюхался, потом прижался к двери ухом. Оттуда еще и свежей масляной краской воняло. И казалось, что где-то далеко-далеко за дверью воет заблудившийся между стенами ветер.

Сашка поднял палец к звонку, набираясь духу, и решительно нажал на кнопку. Звонок раздраженно тренькнул. Дверь распахнулась, будто с той стороны кто-то стоял и ждал, пока он позвонит.

Девчонка!

Меньше всего он ожидал увидеть девчонку.

Они уставились друг на друга.

Мелкая, худенькая, ему по плечо. Две рыжие косички выбились из-под черной банданы. Майка с волчьей мордой, короткие песочного цвета шорты, коричневые сандалии с ремешками вокруг щиколоток. Она открыла дверь и сделала шаг назад, в полумрак прихожей.

– Привет, – растерянно пробормотал Сашка. – Вот… мы, то есть я, вернее, мы с мамой – ваши соседи… новые. Вот… решил, так сказать, познакомиться.

Девчонка оценивающе прищурила и без того узкие, монгольские глаза.

Сашка стушевался. Он не очень-то умел с девчонками разговаривать.

Рыжая смотрела на него, не шевелясь, и молчала. На груди у нее болтался маленький плеер, в одном ухе торчал крошечный наушник.

– Привет! – повторил Сашка, решив, что она его просто не услышала. Девчонка молча вытащила наушник из уха и подняла бровь.

– При-вет, – громко и тщательно выговорил он в третий раз.

– Слышу, не глухая, – абсолютно спокойно отреагировала она. – Достало уже тебя ждать, проходи!

Развернулась и удалилась куда-то, похоже, в направлении кухни, оставив дверь открытой. Сашка подумал, что пора ему почитать какую-нибудь книжку по психологии противоположного пола. А то он что-то ничего не понял!

– Эй, погоди… – беспомощно начал он и осекся.

Девчонка не отзывалась. Сашка торчал на сквозняке – дурак дураком. Надо Лехе позвонить, что ли, проконсультироваться, тот в девушках шарит, три раза уже за гаражами целовался, и все время – с разными.

– Проходи, что ты встал, – раздалось наконец из кухни.

Сашка шагнул внутрь. В конце концов, он пришел налаживать контакты, а это, несомненно, был контакт. С инопланетянами-то будет труднее, если они вдруг промахнутся мимо своей галактики и свалятся нам на голову.

В прихожей воняло свежим ремонтом – краской, затиркой и обойным клеем. А еще – гарью. Под потолком, на скрученном проводе, болталась голая лампочка, у стены стояли заляпанные ведра и рулоны обоев.

Сашка осторожно прикрыл за собой дверь. Отчего-то ему не хотелось закрывать ее до конца. Но дверь на компромисс не пошла, замок насмешливо щелкнул, и Сашке ничего не оставалось, как пойти в кухню.

Сюда ремонт еще не добрался. Мебели не было, плиты тоже, только мойка торчала из стены и газовые облупившиеся трубы тянулись к потолку. Девчонка, стоя спиной к нему, пялилась из окна во двор.

– Ты кто? – спросила она, не поворачиваясь. На спине ее футболки вытягивал морду волк, воющий на луну.

– Сашка. Я, это…

Девчонка развернулась:

– Ну?

– Привет, – ляпнул он в четвертый раз. И тут же мысленно пообещал себе, что не только у Лехи проконсультируется, но и прямо сегодня выгребет в библиотеке всю полку книг по психологии. С телевизором-то разговаривать не в пример легче. – Я сосед ваш новый. Вот, пришел. Мы квартиру рядом купили. Во-от… С этой, Маргаритой, я познакомился уже. А теперь и с вами… ну, с тобой.

– И? – девчонка, похоже, вовсе не подозревала, каким великим и могучим бывает русский язык.

Сашка почувствовал раздражение. Действительно, чего она наезжает? Какого, так сказать, и?!

– От вас гарью воняет, вы в курсе? Что за дела-то? У меня комната вся провоняла. Вы что тут, тряпки жжете? – нахамил он.

– Да, – невозмутимо кивнула рыжая. – Тряпки жжем, смеемся.

Так. Над ним, кажется, издеваются.

Предательски полыхнули щеки, горячая волна хлынула к затылку. По укоренившейся мужской привычке ему сразу же захотелось дать противнику в ухо, аж кулаки зачесались. Но бить девчонку – увольте, это ниже плинтуса…

Он набычился. Покосился на нее, как взволнованный бык на тореадора.

– Ладно, не вибрируй, – «снизошла» рыжая. – Я тебя уже полчаса жду, тоска зеленая, вот и дергаюсь. Скучища тут! Так что оцени мое терпение.

– Меня ждешь?! – Сашкина злость мигом превратилась в изумление. – С какой стати меня-то?

– Так ты же меня позвал, – невозмутимо пояснила она. И протянула с насмешливой растяжечкой: – Значит, ты – Са-ашка? Будем знакомы. Квартиру, значит, недавно купили? Очень прия-атно! Что, достал он тебя?

Ну вот.

Вот!

И что делать?

Должен ли нормальный пацан вызвать девчонке «Скорую», если девчонка, простите, того-с? С кукушкой… на всю голову. И находится в стадии активного кукования этой самой кукушки… Ахтунг, делать-то что?!

– Не трепещите, юноша, – утешила его девочка-псих. – А то волосы с черепа в мозг прорастут. И станет у тебя мозг извилистый и волосатый!

– Эээ… я пойду, – мудро решил Сашка.

– Он к тебе все равно еще вломится, – перебила девчонка. – От него так просто не спрячешься.

– Кто? – снова не понял Сашка.

– А сосед ваш. Сгоревший. Вон там он сгорел, – махнула она рукой в сторону мойки, – в дальней комнате. Как раз рядом с тобой, через стенку. Окурок уронил, не заметил. Матрас и затлел. Ночью дело было. Сначала он задохнулся, потом сгорел. Там до сих пор мясом воняет, жареным. Человеческим. А ты не знал?

Сашка потрясенно помотал головой.

– А-а, ну, спроси у мамы, – посоветовала ему девчонка. – Ваша хата потому и стоила очень дешево, что рядом такое палево. Никто ее покупать не хотел.

Сашка тоскливо почесал правую ногу левой. Он не знал, как надо обращаться с сумасшедшими. Вроде бы соглашаться с ними советуют, верно? Слушать – и со всем соглашаться, поддакивать им. А вдруг она на него ка-ак прыгнет? И ухо откусит? Уши-то у него слегка торчат, краснеют, внимание к себе привлекают, вдруг она ими заинтересуется…

– Не веришь – к Маргарите зайди, – девчонка, похоже, просто читала его мысли. – Ты же с ней уже знаком, она напротив живет. Бабка то есть ее там живет, ну, в смысле, по возрасту она – бабка, а так – мама ее. В ушанке дома ходит, не слышит ничего, «ящик» на полную мощность врубает. А Маргарита к ней каждый день приходит, еду готовит. Я тут с бабульками на лавочке поболтала, они мне все обо всех и выложили. Постучись к ней, она вечером дома, всегда. Только ногами стучи, телик там вечно на максимуме, не услышит иначе ни черта.

– Ладно-ладно, конечно, как скажешь, – закивал Сашка, тихонечко пятясь и незаметно отступая спиной в коридор. – Спасибо, спасибо, очень приятно было познакомиться, очень-очень…

И тут в голове промелькнула недавняя беседа на лестнице: тетка-булка, ее одышливый голос: «Смелая у тебя мама, а так бы и испугалась другая-то… Был человек – и нет человека… Ужас!»

И на секунду возникло видение – песок, рука с зажигалкой, запах гари, черные горящие головы, обугленная карта Луны…

Какие еще головы?! Почему – обугленная?!

Но дурное воспоминание тут же исчезло, испарилось. Сашка приостановился. Гарью-то пахло по-настоящему.

– Погоди… Ты что – серьезно?

– Нет, я Петросяном подрабатываю!

– А ты откуда знаешь, что он здесь сгорел? Это что, родственник твой был?

– Не-а, – заявила девчонка. – Я его вообще не знаю. Я тут вообще в первый раз.

– А как же… как же ты сюда попала?! Это… это знакомых ваших квартира, да?

– Не-а, это абсолютно чужая квартира. Я ее ножиком открыла, – философски пожала плечами рыжая, сунула руку в карман и продемонстрировала Сашке сложенный перочинный нож. – Меня брат старший научил. Тут замок-то – раз плюнуть. Дверь «пожарники», видать, вышибли, когда горело, она на соплях болтается. Язычок отжать – и все дела. Красть-то тут нечего, пусто. Да и не полезет сюда никто. Вот замок нормальный и не ставят наследники. Может, после ремонта врежут, когда квартиру будут продавать.

Сашка растерянно потоптался на месте. Никогда он еще не попадал в такие переплеты!

– А-а… а зачем ты тут?

Девчонка покосилась на него, как на дебила:

– Тебя ждала! Ты же меня звал.

Нет, все-таки она чокнутая. И не кукушка у нее в голове, а целый страус!

Рыжая принялась невозмутимо чистить ногти ножиком. Сашка снова почувствовал сильнейшее желание незаметно исчезнуть. Кукующий страус, знаете ли, с ножиком в лапах – зрелище не для слабонервных.

– Все равно ты потом вернешься, – не поднимая головы, заметила девчонка. – Он на тебя, похоже, глаз положил, просто так не отстанет… Телефон мой запиши, раз уж уходишь.

Сашка, памятуя о том, что спорить с психами нельзя, покорно вытащил мобилу и забил ее номер.

– А… как тебя зовут?

– Вега, – отозвалась сумасшедшая.

– Как-как?

– Вега.

– В реале?

– Да, в полном реале: меня зовут Вега. – Девчонка наконец-то спрятала нож, поправила бандану, вставила наушник в ухо. – Давай набери, у меня твой номер высветится.

Сашка покорно набрал.

– Сейчас вместе отсюда выйдем, не парься. Ремонт здесь по выходным делают, а так – все равно никто внимания не обращает. Расслабься, Сашка!

– Да я и не напрягаюсь, – хмыкнул он, чувствуя, что уже перенапрягся до дрожи в животе.

– Ага, ну, лады… Он к тебе ночью, может, придет. Так ты звони, хоть в час, хоть в три часа, бабушка моя все равно спит крепко, не услышит.

И Вега первой вышла в прихожую. Сашка – следом. Ему бросилась вдруг в глаза распахнутая дверь в ту комнату, где сгорел мужик. И острое, жутковатое любопытство потянуло Сашку прямо туда, но Вега предостерегающе положила руку ему на плечо:

– Не ходи, Сашка, хуже будет!

Он вздрогнул: рука у нее оказалась ледяная.

Вега беспечно распахнула дверь и выпустила его из квартиры.

– Ну, бывай! – и она с места в карьер помчалась вниз, прыгая через три ступеньки одним махом. Сашка стоял столбом и слушал, как гудят потревоженные перила. Наконец, внизу раскатисто хлопнула железная дверь подъезда.

Надо бы, конечно, зайти к Маргарите – как ее там? Павловне? – и проверить, правда ли то, о чем наплела ему эта чокнутая девчонка… но отчего-то не хотелось. Сашка сплюнул и пошел к себе. Лучше встретиться с Лехой и все обсудить. И, пока он шагал по солнечной улице, пока петлял между тополями, с которых теплый ветер сдувал пух, плечо его хранило прикосновение ее узкой ладони.

Ледяной.

Аж до мурашек.