Читать книгу Первый Феникс - Анна Воропаева - Страница 4

Глава 3. В твоих венах я

Оглавление

Краев медленно поднёс дрожащую руку к лицу. Да, так и есть, его губы растянуты в улыбке, которую он не чувствовал и не мог убрать с лица. Отражение колотило от нетерпения: оно смотрело то на охотника, то на стоявшего позади мужчину. Сердце бьётся слишком быстро, вот-вот разорвётся. Юра сумел только протянуть руку, которой только что касался собственных губ, к губам отражения.

В момент, когда он прикоснулся к зеркалу, что-то дёрнуло его вперёд с достаточной силой, чтобы выдернуть руку из сустава. Он никуда не делся, всё так же стоял в туалете перед зеркалом. Высокий голый мужчина исчез, ощущение собственного тела вернулось, только очень сильно болело плечо. Юра попробовал его размять, но последовала резкая боль – к руке было не прикоснуться. Он устало пожал здоровым плечом, подумав, что удачно очутился в больнице, и зашагал по холодному линолеумному в коридор, к дежурной медсестре.

– Вы же меня впустите обратно? Основные приметы: в трусах, босиком, – сказал он, выходя из палаты.

Прапорщики никак не отреагировали. Они стояли, прислонившись к стене, и с унылыми лицами глядели перед собой.

– Эй, ребята, я серьёзно собираюсь через какое-то время вернуться, – он толкнул первого солдата, тот не шевельнулся.

Толкнул снова – ничего. Затаив дыхание, Юра прикоснулся к вене на его шее – сердце прапорщика не билось. На всякий случай он проверил пульс второго – так же. Парень ошалело улыбнулся, его била крупная дрожь. Он пробежал по коридору и нашёл там заснувшую с включённым телевизором дежурную медсестру. Её сердце тоже не билось. Сомнений нет, он «там». Юра медленно выдохнул, полностью изгнав из себя весь воздух. Затем, прикрыв глаза, вдохнул. Он хотел наполнить себя здешним сухим кислородом, колючим, солёным, пахнущим железом.

Да, феникс. Он должен найти феникса.

Эта мысль болезненно стрельнула в мозге, заставив резко раскрыть глаза и поморщиться. А хочет ли он его искать? Что произойдёт потом? Либо им займётся Форт, что не сулит ничего хорошего ни фениксу, ни человеку, в котором он родится. Либо он будет убит. Юрой. Рядовой с силой сжал кулаки, с удивлением ощутив резкую боль. Поднёс к глазами ладони и в полумраке, разбавленным лишь настольной лампой медсестры, увидел неглубокие кровоточащие раны от ногтей.

Ребёнок смеётся.

Юра резко дернулся, забыв и о своих руках, и о плече. Звонкий детский смех раздавался откуда-то из глубины тёмных больничных тоннелей. Включённой была лишь одна лампа из шести, создавая из длинной кишки коридоров чёрные проходы с редкими огнями дрожащего электрического света. Юра затаил дыхание, чтобы не пропустить ни единого звука. Смех повторился очень скоро, но звучал уже дальше. Однако определить направление ему удалось. Парень двигался по коридору быстро, но как мог тихо, держась в тени. Он старался не отвлекаться – в голове конкретная цель.

Но хотелось дышать. Просто встать на месте и вдох за вдохом наполнять себя этим воздухом, сделать себя частью этого места.

Он двигался вперёд, долго выжидая перед каждым островком света. Лишь услышав смех вдалеке, перепрыгивал через бледное пятно света и снова замирал перед следующим. Ребёнок был где-то совсем близко. По голосу похоже, что это девочка. Она напевала что-то, но слов было не разобрать.

Наконец, он упёрся в тупик – перед ним выросла стена противоположного больничного крыла, завешанная плакатами с информацией для пациентов. Справа – дверь на лестничную клетку, слева – общие душевые на этаж. Юра растерянно шарил глазами по темноте, а смех раздался вновь, очень близко. Он обернулся и заметил в пятне ламп краешек белой юбочки с крупным кружевом и розовую туфельку на ремешке, надетую на белоснежный гольф с нарисованными вишенками.

Он рванулся следом, но смех зазвучал вновь уже вдали – гнаться не было смысла. Он медленно зашагал следом, заглядывая в открытые палаты. В комнатах находилось по пять-десять кроватей, почти на каждой спал человек. Кто-то уснул с раскрытой книгой в руках, кто-то сбросил одеяло из-за жары. Юра быстро переходил от одного круга света к другому, прислушиваясь – теперь смех зазвучал совсем тихо, с другого этажа. Он постоял несколько минут на месте, дожидаясь, пока голос раздался вновь, чтобы определить направление.

– Почему ты в одних трусах?

Кто-то дёрнул его за край боксеров, чуть не стянув их. Юра резко оглянулся, но в темноте никого не увидел. Зато услышал заливистый смех, совсем рядом.

– Потому что я спал.

– Все спят, – обиженно сказала девочка. – Никто не хочет со мной играть.

– Давай я поиграю. Хочешь?

Он не узнавал свой голос. Тихий, низкий, колючий.

– Хочу!

– Во что мы будем играть?

– В салочки! Ты водишь!

Детская ладошка хлопнула по его ноге, раздался смех и быстрые шаги крохотных ножек. Юра побежал следом наугад – девочка смеялась то спереди, то сзади, то с других этажей. Парень в ужасе осознавал, что только что говорил с фениксом.

Девочка, маленькая девочка. Он не видел лица, но сколько ей? Четыре-пять, не больше. Она ещё неумело говорила, склеивая слова в один большой резиновый мяч, который гулко бился о стены. Он не сможет. Охотник остановился, глядя перед собой. Дети не должны становиться фениксами, он просто не сумеет справиться с этим, даже у себя в мыслях.

Впереди бледнело восемь продолговатых ламп, которые откидывали ровные круги на потёртый линолеум цвета охры. Столько же позади. В густой тишине раздался громкий щелчок – самые дальние лампы с обеих сторон погасли, сократив коридор на несколько метров и спереди, и сзади. Пространство за границей крайних пятен света съедалось, сжималось и, издав неслышный никому истошный вопль, исчезало.

– Ты не играешь! – раздался обиженный крик из глубины темноты.

– Извини, – Юра с трудом изобразил слабую улыбку. – Я задумался.

– Ты плохой во́да.

– Какие ещё игры тебе нравятся?

Голос девочки звучал то совсем рядом, то сразу отовсюду.

– В прятки тоже весело играть!

– Хорошо, я сосчитаю до десяти, а ты прячься.

Он никогда не сможет даже подумать об этом.

– Нет, искать буду я.

Девочка то ли заскучала, то ли рассердилась. Юра услышал негромкий хлопок от того, что она топнула ножкой. Детский звон исчез из голоса.

– Ты обиделась?

– Раз.

– Эй, – он неуверенно пошёл на голос, – иди сюда, не дуйся.

– Два.

– Как тебя зовут?

– Три.

Голос рос, крепчал, грубел. Из серого он стал иссиня-чёрным и шершавым, как щебень.

– Меня – Юрой.

– Четыре.

– Ну ты же большая девочка, а ведёшь себя, как малышка.

– Пять, – раздалось у самого уха.

Паника взрывной волной прошла через его тело за один миг. Это не ребёнок. Это феникс, который похож на ребёнка, ведёт себя так, выглядит, смеётся и звучит. Но это неправда.

– Шесть.

Не успеет спрятаться. А если и попытаться – феникс везде. Она растворилась в воздухе, витая частичками, атомами сразу в каждой единице пространства. Всего четверть часа назад он с упоением вдыхал её вместе с воздухом. И теперь она и в нём самом, попала в кровь и мозг. И знает обо всём, о каждой мысли, даже о тех, которые он сам не замечал.

– Семь.

Бежать. Нужно возвращаться. Только…

– Восемь.

В прошлый раз он вернулся, лишь убив феникса.

– Девять.

Не сможет. Желудок стягивало в тугой пучок от мысли, что он должен это сделать.

– Десять.

Шагнул в сторону, исчезнув из пятна света.

– Я иду искать.

Голос грубый, резкий, ржавый, насмешливый. Смех убийцы.

Волнение исчезло, выплюнутое с первым же выдохом. Тело отяжелело. Он не видел, но чувствовал, как вены его рвутся, не выдержав острую темноту, заструившуюся по ним. Разорвав каждый сосуд, чернота эта медленно нагревалась, пока не начала тихонько кипеть, ожидая, когда он выплеснет её раскалённой массой. Мыслей не было. Воздуха тоже не было. Феникс, которого он успел вдохнуть и впитать в кровь и органы, был изгнан, спалён и сейчас гнил, окружив охотника зловонием.

– Я слышу тебя.

Феникс шипел от полученной раны. И он собрался обратно, воедино. По атому соединившись снова в тело, к которому можно прикоснуться. Которое можно убить. И надо успеть до того, как голос опять начнёт звучать со всех сторон одновременно, а феникс будет по частицам парить в воздухе.

Слышит? Юра улыбнулся. И вытянул руку в бок, позволив электрическому свету осветить его запястье. Кожа была покрыта чёрными тонкими полосами, будто лобовое стекло в трещинах после удара. Он несколько раз сжал и разжал руку, глядя, как его кожа несильно пузырится, надуваясь и дымясь.

– Я вижу тебя.

Он ухмыльнулся, довольный результатом. Убрал руку, слившись с темнотой.

– Братик, ты нечестно играешь.

На секунду кровь замерла, но тут же снова закипела, лишь охотник нахмурился. Он мотнул головой, отбрасывая лишнее. Сейчас ему надо выиграть.

– Но я всё равно тебя найду. Где же ты… Может быть, тут?

В тишине скрип распахнувшейся двери и стук её об стену звучал в десятки раз громче. Но он не вздрогнул, когда открылась дверь в палату в нескольких метрах от него. Шаги больше не были детскими. Тяжёлый топот, сильные удары пяток. Будто молоток бьёт по полу. Пять раз подряд весь коридор – от края до края – наполнился хрустом костей. Ни одного вскрика не послышалось. Из палаты медленный, ленивый поток крови устремился к пятнам света, чтобы согреться под электрическими лампами.

– Здесь нет…

Мелькнула дверь следующей комнаты – ближе к охотнику. Тот не шевельнулся, не вздрогнул. Когда раздался звук сломанной кости, он быстрым спокойным шагом, ступая с носка, направился вперёд. Он помнил, что в этой палате стояло десять кроватей, две свободны. Хруст раздался трижды – гулко, долго. Она не ломала шею и не пробивала череп. Феникс отламывала ребро и медленно, зачарованно пронзала орган за органом, глядя, как человек перевоплощается в кровавый ручей.

Охотник замер перед открытой дверью, дожидаясь, пока она отойдёт от последней кровати. Он стоял в шаге от двери, выжидая, чтобы феникс вышла. Выйдя, она направится либо налево, либо направо, либо прямо – в палату напротив. Налево – она попадёт прямиком в его руки. Он проиграет в прятки, а она умрёт. Направо – он последует за ней и будет терпеливо слушать каждый хруст, каждый удар и хлюпающий звук от проникновения острого обломка кости в плоть. Если же она направится к противоположной двери, он выиграет. И этого ему хотелось больше всего, обыграть феникса в его же забаве. Охотник оскалился, не сопротивляясь проникающим в его разум мыслям.

Ему было весело.

Место страха занял азарт, игра полностью его поглотила. Настолько, что он смог не дышать. В восьмой раз хрустнула переломленная кость. Омерзительные звуки рвущейся плоти затихли. Ни одна частичка в воздухе не шевелилась – даже мутные пылинки, парившие вокруг, замерли.

Хлопнула открывшаяся дверь. Охотник увидел, как в комнате прямо перед ним мелькнула вырванная из груди кость. Он улыбнулся, не веря в такую удачу – феникс выбрала палату по другую сторону коридора. Ошалело улыбаясь и до боли раскрыв глаза, он, прижавшись к стене, боком скользнул мимо первого пятна света. Ему удалось не попасть под лампу. Незамеченный, он преодолел остальные пятна вдвое быстрее, тратя бо́льшую часть сил на то, чтобы не засмеяться в голос.

Охотник добрался до старта. Он знал, что больница стала кольцом, соединив вход с выходом, смерть с жизнью, старт с финишем. И это сделала не феникс. С каждым разом, когда люди, у которых была написана на спине смерть, выходили из этих дверей живыми, они тянули больницу за собой, растягивая её, размягчая. Такие места не могут быть конечными или чёткими по определению. Оттого здесь лучше всего играть в прятки.

Он скользнул мимо замерших на месте прапорщиков и нырнул в туалетную комнату. Дрожащими от нетерпения и азарта руками схватился за раковину, которая чуть пошатнулась под его натиском и царапнула старую стену позади. В тишине оглушительно громко несколько песчинок бетона осыпались на раскалённый пол. Она услышала его, точно услышала. Нужно спрятаться.

Зеркала нет.

Он смотрел перед собой и не видел отражения. В панике ощупал стену – под пальцы легко гладкое стекло. Нет, зеркало на месте – он облегчённо улыбнулся, случайно оцарапал зубами губу (или она уже была разбита? Когда?). На язык попали солёные капли крови. Зеркало висело всё там же, хоть не отражало. Но показывало. Охотник увидел знакомое недовольное выражение лица, ясный острый взгляд, хорошо скрытое раздражение в движениях, которое, однако, от глаз охотника не скрылось.

Надо показать ему, позвать. Юра потянулся к зеркальной поверхности, но не смог к ней прикоснуться. Рука прошла насквозь. Пылающая, кипящая она окунулась в прохладу, царившую на той стороне. Их стороне. Он поудобней перехватил край раковины и всем телом подался вперёд. Рука прошла через стекло легко – будто совсем ничего между «там» и «здесь» не было, а голова упёрлась в что-то упругое, тёплое и пульсирующее. Он услышал вскрик и выстрелы. Все пули ударились о его кожу и упали на пол сплющенными дисками. Рядовой сильнее рванул вперёд, прорывая преграду. Она разорвалась с глухим воем, от которого он вздрогнул. Его пропитало чувство вины, осознание того, что только что причинил кому-то боль.

Но через мгновение он увидел перед собой Василия и вспомнил о поставленной цели.

Полковник стоял ровно, держа в вытянутой руке пистолет, уже выпустив всю обойму в руку Краева. Когда тот вынырнул «оттуда» на половину, он увидел на лице начальника отвращение и… что это было? Удивление? Глава поисковых отрядов будто не узнал своего охотника. Он шагнул назад, вжавшись в стену, обклеенную чуть различавшейся по оттенку голубой плиткой, задев плечо лежавшего на полу рядового. Тот был без сознания – Юра несколько секунд разглядывал самого себя – кукла без разума и силы; оболочка. В комнату вбежала бледная Марина.

Воздух и «здесь», и «там» дрогнул от её вопля. Охотник удивлённо уставился на неё, но тут же за спиной услышал знакомые шаги – феникс была совсем рядом. Он схватил полковника за запястье и резко дёрнул на себя, одним быстрым движением втолкнув его за собой.

***

Василий упал плашмя на пол. Он тут же вскочил на ноги, на это у него ушло всего мгновение, и оглянулся. Ему было сложно дышать – воздух горячий, будто совсем лишённый кислорода.

– Прячься!

Перед ним стоял новый охотник центрального отряда – надоедливый рядовой, которого он хотел удушить девять раз только за прошедший день. Глаза Юры лихорадочно блестели, губы растянуты в широкой улыбке, лицо измазано кровью. Парень быстро выбежал из туалета, дёрнув того за собой. Василий выскочил следом, но палата была будто пуста. Он не сразу заметил Марину, которая лежала в кровати и спокойно спала. Почему спала? Он нахмурился – минуту назад она была рядом с ним. Так почему спит, как такое возможно? Полковник подошёл к девушке и потряс её за плечо. Она никак не отреагировала. Горло сдавило от начавшего пожирать его понимания происходящего. Он проверил её пульс – сердце не билось.

– А ты кто? – тоненький детский голосок.

Василий обернулся – перед ним, в центре комнаты, стояла маленькая девочка. Длинные русые волосы заплетены в две косички с белыми узкими ленточками, завязанными бантиками на кончиках. Летний белый сарафан, украшенный кружевами, которые, похоже, кто-то терпеливо пришивал вручную. Девочка смотрела на него ясными серыми глазами и обиженно надула губы.

– Я охотник, – он присел перед ней на корточки. – Где твоя мама?

– Кого ты ловишь?

Облака медленно ползли, наконец позволив широкому серпу месяца окунуться в ночное небо. Палата из чёрной стала серой, освещённая луной. В комнате находились четверо. Спящая девушка, у которой не билось сердце. Спрятавшийся охотник, вся воля которого сейчас уходила на то, чтобы не захохотать. Полковник, у которого слова застряли в горле. И девочка, которая не отрываясь смотрела на полковника своими серыми глазами без зрачков.

– Преступников, – ответил Василий, сумев не выдать ни в голосе, ни в лице удивления.

– Так ты милиционер?

– Да, именно, – он улыбнулся и потрепал девочку по голове, та смущённо улыбнулась. – Так где твоя мама?

– Поиграй со мной! – она звонко засмеялась и подпрыгнула на месте.

– Как тебя зовут?

– Я уже играю с одним дяденькой в прятки. Он ходил по коридору в одних трусах! – она театрально прикрыла рот ладошкой и, покраснев, добавила. – Сра-а-а-ам!

– Где твоя мама? Как тебя зовут? – Вася нахмурился.

– Я досчитаю до десяти, а ты прячься, я буду вас обоих искать!

Полковник схватил девочку за крохотную ручку, сжав не больно, но сильно.

– Отвечай.

– Не буду.

– Почему?

– Потому что ты мне врёшь.

Девочка переменилась в лице. Она уже не прыгала, полная энергии, не глядела вокруг в поисках игрушек или идей для игр. Серые глаза без зрачков смотрели только на Василия, не моргая. Её запястье в его руке обмякло. Детское лицо выглядело неестественно серьёзным.

– Я не обманывал тебя, – полковник улыбнулся и чуть потряс руку ребёнка – та была абсолютно безвольной и ватной.

– Лжёшь, – выплюнула девочка.

– Где твоя мама?

– Правда хочешь знать? – шепнула она, приблизившись к нему.

Василий молча кивнул, выдержав долгий взгляд немигающих глаз. Девочка сделала шаг навстречу и сказала ему на ухо, уткнувшись в него носом:

– Мы играли в прятки. Я её нашла.

Она залилась похожим на кашель смехом. Голос стал грубым и глухим.

– Отпусти.

Полковник только сильнее сжал её руку. Девочка насупилась, её губы задрожали, а через секунду по щекам заструились крупные слёзы, сопровождаемые детским плачем в голос. Василий не слышал этого и не видел. Он чувствовал, что держит феникса, не ребёнка. И знал, что отпускать её нельзя. Спустя несколько минут горьких рыданий, девочка прекратила плакать в одну секунду, резко извернулась и укусила полковника за руку. Он вскрикнул от удивления и рефлекторно разжал запястье, тут же сжал пальцы обратно, но схватил лишь воздух.

Девочка, отскочив назад, ещё раз внимательно оглядела его с ног до головы, запоминая черты его лица и фигуру, широту плеч, длину ног, размер ладоней. Василий рванулся вперёд, полоснул рукой воздух, но феникс успела ещё раз отпрыгнуть назад, и охотник лишь дёрнул кончиками пальцев её сарафан, не сумев ухватиться. Тучи снова пожрали луну, комната из серой вновь почернела.

Темнота спустилась так быстро, что на мгновение Василий совсем потерял зрение. Он успел лишь заметить, как девочка широко улыбнулась, и её белые зубы были единственным светлым пятном на полностью покрытом кровью фениксе. После он ослеп на долгое, вязкое мгновение. Он несколько раз наугад вслепую попытался схватить девочку, но его руки не встретили никакого сопротивления. Когда он снова начал различать силуэты и контуры вокруг себя, феникса в комнате уже не было.

***

Юра мотнул головой – та была будто отлита из свинца, в затылке била тупая боль. Он открыл глаза, на несколько секунд его ослепила лампочка, без плафона свисавшая на толстом проводе с потолка. Он несколько раз моргнул, привыкая к свету.

– Очнулся! – выдохнула девушка, сидевшая рядом.

Марина быстро сняла с его лба высохшее за несколько минут полотенце и положила взамен другое, пропитанное холодной (горячей всё равно не было) водой.

– Как ты сюда попала? – он поморщился от боли в затылке.

– Куда? – девушка удивлённо вытянула лицо.

– На другую сторону.

– Ого, как ты приложился… – Она сочувственно взглянула на него.

Он догадался.

– Где мы?

– Где и были, – она неуверенно улыбнулась одним уголком губ, – в больнице.

Юра разочарованно вздохнул. Вернулся. Так же внезапно, как и в прошлый раз. Хотя возвращаться совсем не хотелось.

– А где мудак с тремя звёздочками?

Марина скривилась, её веки вздрагивали, но она не моргала.

– Он не вернулся? – Юра приподнялся на локтях.

Девушка отрицательно помотала головой.

– Это странно, – протянул он, снова откидываясь на кровать. – Я думал, мы вместе вернёмся.

– Как это вместе? – она ошарашено толкнула парня в бок.

– Ну, мы оба там были. Я сумел его «туда» отвести, прикинь?

– Как ты это сделал? – девушка побелела, её дрожь усилилась, проникнув в голос.

– Через зеркало, – Юра сел в кровати, непонимающе глядя на девушку, – в туалете.

– Там не ты был, – она медленно мотала головой из стороны в сторону.

– Нет, точно я, – он возбуждённо улыбнулся. – Я его затащил внутрь. Пролез через зеркало и…

Он приобнял её за плечи, но Марина вырвалась и, уронив стул, отскочила к противоположной стороне комнаты, вжавшись в стену.

– Я всё видела, это был не ты.

Он наконец вспомнил, что в последний момент, когда он уже почти дотянулся до руки Василия, девушка увидела их и закричала. Он списал всё на чрезмерное удивление (впрочем, есть чему удивляться), но сейчас понял, что причина была иной.

– Что ты видела?

Марина медленно сползала по стене, сильно дрожа и не отводя от Юры взгляда. Парень слез с кровати и шагнул в её сторону. Она дёрнулась, потеряла равновесие и, не успев подставить руки, упала на пол плашмя, ударившись коленками и скулой.

– Марина, не бойся, – он вытянул вперёд руку, но приближаться больше не стал. – Это я, вот прямо сейчас – я.

Он улыбнулся и выждал несколько минут. Она повернулась к нему лицом и села, упёршись спиной в стену и обняв прижатые к груди колени.

– Как тебе доказать?

Она отрицательно мотнула головой:

– Я верю, извини.

Юра осторожно подошёл ближе и опустился на пол рядом с ней.

– Расскажи, что видела.

Он коснулся её пальцев, Марина дёрнулась, но убегать не стала. Выждав ещё несколько минут, Юра тыльной стороной ладони вытер её слёзы и обхватил её щёку, медленно проводя по ней большим пальцем. Это монотонное движение начало понемногу успокаивать девушку, она стала ровнее дышать.

– Из зеркала не ты вылез, – она расслабила шею, упёршись головой в его ладонь.

– А кто?

Несколько секунд она смотрела сквозь его, после чего пожала плечами, этот жест был пропитан обречённостью сумасшедшего.

– Монстр.

Юра нахмурился. Он точно знал, кто проник через зеркало, кого она видела. Он помнил это во всех деталях, его сердце всё ещё стучало в такт пульсирующей перепонке зеркала.

– Ты можешь описать его?

Марина задумалась и кивнула. Она закрыла глаза и сморщилась, вспоминая увиденное.

– У него не было глаз – только пустые дыры глазниц. Из них вытекал гной. Кожа прожжена насквозь, видно кости, видно внутренности, они тоже в гное, вываливаются из туловища.

Она закашлялась от рвотного рефлекса. Юра гладил её по щекам и плечам, пытаясь успокоить.

– Зубы на всё лицо, без губ. Вот отсюда, – она слабо прикоснулась к верхней точке его скул, – Прямо отсюда растут. Гнилые, чёрные, на всё лицо!

– Больше не надо, – он с силой рванул её к себе и крепко обнял, ненавидя себя.

В первую очередь за то, что заставил её рассказать. Следом – за то, что заставил её смотреть. Неужели он так выглядел? Но он чувствовал себя нормальным – в том числе, когда прорвал зеркало, он тянул к Василию свою руку, обычную, покрытую смуглой кожей и с заусенцами на пальцах. Кожа не кипела, как рядом с фениксом – он резко выдохнул, вспомнив об этом. Марина ровно дышала в его руках, но он не решался её выпускать, продолжая гладить по спине.

Сейчас, вернувшись, он вспоминал произошедшее так, будто видел это со стороны. Впрочем, «там» всё слишком отличается – и он тоже отличается. Полностью, не только внешне (неужели он так выглядел? Нет, он помнил себя, этого не могло быть), но и физически – «там» он сильнее, быстрее, может не дышать и сливаться с темнотой. Может убивать фениксов.

В любом случае, это половина проблемы. Причём меньшая. Он должен забрать полковника обратно и понятия не имел, как это сделать. Втащить постороннего человека на ту сторону оказалось достаточно просто, а главное – возможно. Значит, должен быть путь в противоположном направлении.

Зеркало. Так или иначе, каждый раз всё начиналось с отражения: сначала он увидел себя на залитом кровью полу офиса, потом – здесь, в туалете, всмотревшись в зеркало. Юра нахмурился – нет, через зеркало он не сможет полковника вытащить.

Только сейчас он осознал простой факт: если в том, как попасть «туда» он ещё хоть что-то понимал, то как возвращался обратно – не имел ни малейшего представления. Он просто в какой-то момент моргал и, снова открыв глаза, оказывался «здесь». Оба раза это произошло против его воли или желания, абсолютно неожиданно и без каких-либо ключей. Его предположение, что в прошлый раз он вылетел «оттуда» из-за убийства феникса, разбилось в пыль – феникс, блуждающая по больнице, жива и здорова.

Возможно, «там» может находиться только кто-то один, но почему тогда он не вернулся сразу? Он несколько минут стоял в тени за дверью и наблюдал, как полковник разговаривал с фениксом, не зная, как именно она играет. Они долго там пробыли вместе, так что это предположение также не работает. Но какие-то правила быть должны.

В конце концов, на входе они есть – висят отлитой из свинца табличкой, и первым пункт в них: «Посмотри в глаза своему отражению, пока оно не посмотрит на тебя в ответ». На двери выхода они тоже есть, просто он их ещё не заметил.

Крик. Истошный, обдирающий горло, срывающийся на хрип вопль разрубил больницу надвое – на «до этой минуты» и «после неё». Марина проворно вскочила на ноги и выбежала в коридор. Юра увидел её замерший силуэт в дверном проёме, когда пошёл следом. Она не двигалась и смотрела себе под ноги. Рядовой шагнул за порог палаты и опустил босую ступлю во что-то липкое и вязкое. Он знал, что это, ещё до того, как посмотрел вниз.

Весь коридор – от дальнего тупика с доской объявлений для пациентов и до палаты лейтенанта Соколовой – был залит ярко-алым слоем крови. У одной из дверей стояла девушка в больничной сорочке, схватившись за косяк, чтобы не упасть. Её ноги дрожат, и она с трудом удерживает равновесие. Девушка в ужасе смотрела вокруг и хватала ртом пропахший железом воздух. Сверху и снизу слышался топот, а через минуту в центр коридора, с лестничной площадки и из лифта, посыпались люди, прибежавшие на крик. Они как муравьи хлынули внутрь, замерев через секунду на границе кровавой лужи. Люди топтались перед ней, будто стоя на краю обрыва, и не решались шагнуть дальше.

Юра уже понимал, что случилось. Он умирал за каждого из этих людей одновременно, его наполняла резкая боль, будто в глотку залили расплавленное олово, которое сожгло все внутренности и уже застыло, заполнив его изнутри. Он мог это предотвратить? Мог. Он знал, что должен был сделать. В первую очередь теперь он – охотник. И он упустил феникса, хотя должен, обязан был сломать её шею, переломить пополам. Без жалости, без рассуждений. Что-то внутри орало, что это неправильно, что так нельзя. Но он, охотник, точно знал, на чьей он стороне. Теперь знал.

Рядовой за несколько прыжков преодолел расстояние до палаты, возле которой пыталась не упасть девушка. Он успел ухватить её, та тут же обмякла в его руках, беспомощно уронив лицо ему на грудь. За её спиной находилось десять кроватей. Две пусты, с одной в кровь сброшено одеяло и подушка, на семи лежали люди. Их грудные клетки вскрыты, белеют вырванные из плоти рёбра, животы пусты, все органы аккуратными кучками лежат под каждой из кроватей.

Следом подоспела Марина. Она поскользнулась на крови и проехала на пятках ещё пару метров, после чего вернулась и заглянула внутрь. Девушка ахнула и рефлекторно зажала рот руками.

– Ещё в двух палатах так же, – сухо сказал Юра, подхватив девушку на руки.

– Откуда ты знаешь?

Рядовой молча пошёл в сторону их с Мариной комнаты, морщась каждый раз из-за хлюпанья крови под босыми ногами. Девушка оказалась совершенно невесомой, и это было ему знакомо. Он ощущал её на своих руках совсем недавно. Юра внимательно посмотрел на девушку, которая вздрагивала всем телом при каждом вдохе. Она прижималась к нему лицом, и он ощущал мятный аромат, исходивший от её тёмных волос. Нет, ему показалось, эта невесомость лишь похожа на ту, которую он держал вчера.

Позади дважды хлопнули двери и послышались приглушённые вскрики лейтенанта. Марина не решилась зайти ни в одну из палат и, придя в себя, побежала следом за Юрой, обогнала его и первая вбежала в комнату, тут же схватив рацию.

– Глеб, мы в дерьме, – она трясла пластмассовую коробочку, надеясь, что та перестанет трещать помехами. – Феникс родился раньше времени. Ты слышишь?! Феникс уже здесь!

Ответом послышались лишь обрывки голоса майора, которые было не разобрать.

– Он едет, – сообщила Марина. – Плохо, что Васи нет.

Она нервно ходила из одного угла комнаты в другой, то и дело оборачиваясь к выходу – не начала ли кровь сочиться из-под двери к ним в комнату. Она чувствовала себя окружённой, загнанной в угол.

– Очень, очень плохо, что нет Васи, – девушка повторяла снова и снова, судорожно сжимая кулаки.

– Позовите его, – послышался тихий, чуть охрипший голос.

Юра вздрогнул – он прекрасно знал этот голос, помнил все его интонации. Девушка, которую он всё ещё держал на руках, упёрлась холодной дрожащей ладонью в его ключицу и, немного отстранилась, повернувшись к Марине.

– Не можем, – коротко ответила лейтенант, даже не взглянув на неё.

– Что с твоими волосами? – спросил Юра, глядевший на курносый профиль.

Девушка обернулась к нему, чуть сильнее надавив на его ключицу от испуга. Она глядела на него с удивлением и страхом. Так смотрят на то, что внушает ужас, но настоящим быть не может. Она сложила губы трубочкой и долго, пытаясь успокоиться, выдыхала, обдав его прохладным воздухом. Осторожно подняла руку и указательным пальцем сначала ткнула в скулу и щёку, а потом провела непрерывную черту от его виска до подбородка. Юра не отворачивался и терпеливо ждал, пока она убедится в том, что перед ней настоящий человек.

– А что с ними? – наконец отозвалась она.

– Потемнели.

Девушка ойкнула и поднесла прядь волос к носу, внимательно её разглядывая.

– Я не знаю, как так….

– Оставь это до похода в салон, – раздражённо бросила Марина, заставив их обоих вздрогнуть.

– Не узнаёшь? – спросил Юра у лейтенанта, проигнорировав её недовольство.

Марина наконец остановилась и посмотрела на девушку. Она медленно, не отрывая от неё взгляда, подошла ближе и заглянула той прямо в глаза.

– Феникс, – прошипела она.

– Уже нет, – отрезал Юра.

– Мальчик мой, – вздохнула лейтенант, – фениксов, как военных, наркоманов и любителей сладкого – не бывает бывших.

Девушка вертела головой, непонимающе смотря то на рядового, то на лейтенанта. Марина разглядывала её ещё несколько секунд, но после всё же качнула головой и принялась снова расхаживать по палате.

– Почему Вася не возвращается? – она тёрла покрасневшие глаза.

– Я не знаю, как ему вернуться. Я не знаю, как сам возвращаюсь.

– Откуда? – шепнула девушка на его руках.

– Неважно, – Марина снова принялась трясти рацию, выясняя, где носит Глеба.

– Откуда? – повторила она, глядя на Юру.

Он хотел прикрикнуть на неё, чтобы перестала лезть куда не следует, приструнить, чтобы не мешалась, посадить на кровать, в конце концов, чтобы хоть руки освободить.

– Из места, где живут фениксы, – сказал он вместо этого.

Она снова уткнулась ему в грудь. Голой кожей он чувствовал её до странного холодное дыхание.

– Я попробую сделать это ещё раз, – Юра наконец опустил девушку на кровать, та нехотя отстранилась и села на самый край.

– Как? – Марина стояла, упёршись руками в бока, и нервно притоптывала ногой.

– Я не очень уверен, как это работает, но попытаюсь.

– Нет, – отрезала лейтенант. – До приезда Глеба никто никуда не идёт, это приказ.

Юра оглянулся: пол палаты был заляпан кровавыми отпечатками босых ног.

– Я умыться, – бросил он, направившись в ванную.

– Не задерживайся.

Зайдя в уборную, он крепко схватил край крохотной раковины, услышал знакомый скрежет фарфора о стену, треск ссыпавшейся на пол бетонной пыли. Охотник внимательно смотрел на себя в зеркало, видя испуганного, виноватого, разозлённого мужчину, беспомощного, как ребёнок. Отвращение от самого себя сжало горло, он резко наклонился над раковиной и закашлялся от подкатившей рвоты. Его не вырвало – нечем – лишь горло драло судорогами от попыток выплюнуть омерзение, вызванное взглядом на самого себя.

– Осторожно, – в туалетную комнату робко заглянула девушка-феникс. – За этим зеркалом призрак.

Юра замер, выгнувшись над раковиной. Позвонки выступили так остро, будто разорвут кожу, тёмные вены паутиной покрывали спину, пульсируя под показавшейся вдруг очень тонкой кожей.

– О чём ты? – он не поднял головы.

– Не смотри в это зеркало, пожалуйста.

Она осторожно шагнула внутрь и потянулась к охотнику, но не решилась прикоснуться.

– Почему?

– Ты из-за него плохо себя чувствуешь.

Охотник глухо хохотнул:

– Нет, не из-за него.

– Пожалуйста.

Она, закусив губу, сделала ещё один шаг ему на встречу и, на всякий случай зажмурившись, кончиками пальцев прикоснулась к выступившим рёбрам. Охотник вздрогнул и издал звук, похожий на сдавленный рык, но не сдвинулся с места. Она, снова открыв глаза, приблизилась ещё на шаг и положила на чуть вздрагивающую спину охотника ладонь.

– Ты не виноват, – девушка медленно гладила его по рёбрам от позвоночника к бокам, едва приподнимая руку, чтобы вернуться обратно к позвоночнику.

– Почему?

– Призраки обманывают, – она провела ледяным пальцем по его позвонкам.

– Похоже, меня и правда обдурили.

Юра наконец выдохнул, ощутив, что горло перестало сжимать от рвотных позывов. Он выпрямился в полный рост и развёл в стороны руки, сжатые в локтях, чтобы размять затёкшую спину. Девушка отпрыгнула на несколько шагов назад и, убрав руки за спину, принялась внимательно разглядывать разношёрстную плитку голубого оттенка.

– Как тебя зовут? – Юра всё же крутанул вентиль и ополоснул лицо ледяной водой.

– Лиза, – робко ответила та, всё ещё изучая стену. – Лиза Найдёнова.

– Игрушка для каприза, – ухмыльнулся он.

– Какая шутка смешная, у бабуль на лавке услышал? – девушка скорчила кислую мину.

– Не сердись, – охотник улыбнулся, вытирая лицо пахнущим хлоркой вафельным полотенцем.

– Не буду. Раз у медузы получается жить без мозгов – ты тоже справишься, – огрызнулась она и вышла из туалета, оставив в воздухе мятный аромат дешёвого шампуня, которым располагает больница.

Юра улыбнулся, вдохнув этот запах, и потянулся к вентилю, чтобы выключить воду. Периферийным зрением он увидел зеркало, своё отражение в нём и высокого мужчину, кожа которого имела зеленоватый оттенок. Охотник замер. Он держал полузакрытый вентиль и не отводил взгляда от тонкой брызгающей по сторонам струи воды. Краем глаза он видел, как человек в зеркале тяжело дышит, при каждом вдохе раздавался острый свист, а его живот раздувался, демонстрируя забитые слизью небольшие раны, которым было покрыто всё его тело. Глаза заболели и охотник моргнул. Теперь в зеркале отражался только он.

Первый Феникс

Подняться наверх