Читать книгу Любимая серая мышка - Анна Яфор - Страница 6

Он смотрит на меня с таким видом, словно я не чай ему предложила, а рагу из лягушиных лапок, на которых у него аллергия.

Вздыхаю, опуская глаза. Этого следовало ожидать. Наверняка вспоминает сейчас утренний кофе и думает о том, что еще раз рисковать не стоит.

Мне снова делается стыдно и грустно. И нога болит. Но еще сильнее ноет в груди, потому что очень хорошо понимаю: сейчас все закончится. Мы даже дверь не закрыли, и она поскрипывает, а сквозь тоненькую щель из подъезда тянет холодом.

Ну и пусть, может, немного приду в себя, протрезвею от внезапно накатившей эйфории. Ишь, размечталась, что он чай со мной будет пить! Хватит и того, что уже случилось.

Разве я могла еще сегодня утром представить, что мужчина мечты будет носить меня на руках и сжимать в объятьях? И пусть это все не по-настоящему, но воспоминаний теперь хватит на очень-очень долгое время.

– Мария, а чай мы будем пить прямо здесь, в прихожей? – врывается в мои мысли насмешливый голос Лавроненко. – Судя по тому, что вы не торопитесь на кухню.

Я не верю своим ушам. И глазам тоже. Тому, что слышу и вижу. Он не только не уходит, но уже снял пиджак и успел разуться, пока я предавалась горестным размышлениям.

– Вы остаетесь? Правда? – ляпаю то, что вертится на языке, и его брови взлетают вверх.

– Не понял. Вы пригласили меня для того, чтобы я отказался? Так мне уйти?

Ему совершенно точно смешно, я вижу, как прячется улыбка в уголках губ, а темные глаза впервые за сегодняшний день не смотрят на меня с осуждением.

– Нет! – выкрикиваю с нахлынувшей на меня радостью. Подскакиваю с пуфика, стараясь не сильно опираться на больную ногу и соображая, как добраться до кухни с наименьшими потерями. – Ни в коем случае!

А он все-таки смеется. Запрокидывает голову и заливается громким и веселым смехом. И настолько преображается в этот миг, расставаясь с привычной уже для меня строгостью, что я залипаю, окончательно теряя голову. И если бы не была влюблена по самые уши, то точно влюбилась бы теперь, глядя на него, такого открытого, доступного и близкого, что ли. Ставшего за одно мгновенье намного ближе, чем даже когда держал меня на руках, прижимая к своей груди.

– Маш, – отсмеявшись, он смотрит на меня, а в глазах продолжают лучиться искорки веселья. – Как случилось, что ты свалилась на мою голову? Я такого количества эмоций сразу не переживал уже целую вечность. И боюсь представить, что будет в следующую минуту.

– Я не сваливалась, – шепотом отвечаю, не зная, как реагировать на его слова. Звучат они не очень, и мне совсем не хочется, чтобы шеф считал меня одной большой ходячей неприятностью. Но он, кажется, уже не сердится, и явно более расположен ко мне, чем раньше. А ради этого и не такие слова можно стерпеть. Ну, ведь и правда, я много всего успела натворить сегодня.

И тут до меня доходит еще одно. Лавроненко сказал «ты». И назвал меня Машей. Не строго и официально – Марией, а почти что ласково. И хотя я упустила момент, в который случилась эта невероятная трансформация, мое влюбленное сердце все равно умудряется воспарить до неведомых прежде высот.

– Чай тоже будет с содой? – пока вожусь с кипятком и заваркой, мужчина изучающе осматривается по сторонам. И вопрос задает без тени улыбки на лице. Если бы я не увидела, присмотревшись, затаившиеся в самой глубине глаз смешинки, снова бы испугалась. А так лишь смущаюсь, чувствуя, как становится горячо щекам. Мне до сих пор стыдно за тот инцидент.

– Извини, – неожиданно выдает Лавроненко. – Неудачная шутка. Я просто хотел, чтобы ты немного расслабилась. А то выглядишь, как на экзамене, к которому не очень готова.

– Я и чувствую себя так, – признаюсь, все еще не до конца веря, что это мне не снится. Вчера вечером я доказывала Капитолине Сергеевне, что ее сын ни за что не возьмет меня на работу. А сегодня мы собираемся вместе пить чай. В моей доме. Наедине! Правда, я успела наделать целую кучу ошибок, но шеф все равно почему-то не уволил меня.

Ответ приходит раньше, чем я успеваю обдумать вопрос. Алексей поднимается со стула и подходит ко мне, с высоты своего роста без труда снимая с верхней полки чашку, которую я никак не могу достать, балансируя на одной ноге. Мы храним там посуду для гостей, самую лучшую, и пользуемся ею крайне редко.

Чашка очень красивая, из белого дорогого фарфора, но при этом строгая и стильная. Мужская. Ее кто-то подарил отцу, но тот не стал пользоваться сам, оставив для таких вот особых случаев. Как сейчас.

Лавроненко ненадолго удерживает ее, разглядывая, прежде чем поставить на стол, а я смотрю на его руки. Длинные, гибкие пальцы, с аккуратными ухоженными ногтями. Широкие ладони с переплетением вен. Кожа шероховатая и немного жесткая – я успела это почувствовать, когда он бинтовал мне ногу. Но это руки настоящего мужчины. В каждом их движении чувствуется сила, уверенность, как и во всем, что он делает. Под рукава рубашки убегают шелковистые темные волоски, и мне очень хочется дотронуться до них. Так сильно, что кончики собственных пальцев начинают зудеть, и я прячу руки за спину, чтобы случайно не поддаться искушению.

А он разворачивается ко мне и произносит с легкой улыбкой:

– Маш, тебе надо быть смелее. Мы все допускаем ошибки. В этом нет ничего страшного. Надо уметь их признавать – и двигаться дальше.

– Я испугалась, что вы меня уволите, – выдаю, собираясь добавить, что на самом деле это заслужила, но мужчина прерывает меня.

– Я стараюсь не делать поспешных выводов. И не принимать решения под воздействием эмоций. В нашем деле трезвая голова – лучший помощник.

Разве можно быть таким идеальным? Он еще и рассуждает так правильно и мудро… И готов дать мне еще один шанс?

– Скучно нам с тобой точно не будет, – снова улыбается шеф. – А положительные эмоции, как известно, продлевают жизнь.

Хотя я прекрасно понимаю, что это его «нам с тобой» означает только лишь совместную работу, ничего не могу поделать с кипящей внутри радостью. Лишь на мгновенье закрываю глаза, чтобы она не выплеснулась наружу. И надеюсь, что мне повезет, и Лавроненко не заметит телячьего восторга, с которым я на него смотрю.

Отворачиваюсь к кухонному столу, чтобы добавить кипятка в заварочный чайник, и скорее угадываю, чем слышу шаги мужчины за спиной. Он двигается незаметно, так, словно хищник, подкрадывающийся к добыче. А эта самая добыча ждет возможности быть пойманной.

Подаюсь назад, прижимаясь спиной к твердому мужскому телу, и замираю в ожидании реакции. Он наверняка сейчас оттолкнет меня, ставя на место строгим тоном. Объяснит, что подобное недопустимо. Что я должна запрятать свои чувства подальше и никогда больше их не показывать.

Но вместо этого ощущаю, как теплое дыхание касается волос, а сильные, гибкие пальцы осторожно приподнимают их, обнажая шею. И теперь уже его вздохи ласкают кожу, заставляя мое сердце биться в два раза быстрее. А когда чувствую первое прикосновение губ, оно и вовсе норовит вырваться из груди. Грохочет так, что это невозможно не услышать. Алексей смыкает руки на моем животе и скользит ладонями вверх, как раз туда, где так отчетливо слышится бешеный стук. И выше, накрывая грудь. Сдавливает, вжимая меня в свое тело. Прикусывает мочку уха и тихонько шепчет, оживляя целую толпу мурашек.

– Я мечтал об этом с первой минуты, как увидел тебя. Ни о чем другой думать не мог. Хотел попробовать, какая ты на вкус.

Он именно это и делает: дотрагивается губами до пульсирующей венки на шее. Проводит языком, и я невольно сжимаю бедра, пытаясь утишить нарастающее там давление. Запрокидываю голову и близко-близко над собой вижу его глаза. В них отражается мой силуэт, и одновременно они полны какой-то неведомой силы, страсти. Там полыхает огонь, от которого начинает ныть грудь и что-то внизу живота скручивается тягучей болью.

Тянусь к нему приоткрытыми, дрожащими губами и, ощущая долгожданный поцелуй, окончательно таю. Растекаюсь, как воск, от жара, спасения от которого нет.

Лавроненко разворачивает меня к себе, лишь на мгновенье оторвавшись от моего рта, приподнимает, усаживая на стол, и двигает колени в стороны, вклиниваясь между разведенных бедер. Снова целует, врываясь языком и словно вылизывая изнутри. Трогает, толкается, поочередно засасывает губы, терзая их почти до болезненности.

Не успеваю заметить, как умелые пальцы расстегивают и отбрасывают в сторону блузку и, сдвинув вниз чашечки бюстгальтера, накрывают полушария груди. Но мне мало одних лишь прикосновений, и я хнычу, выгибая спину, так что затвердевшие соски трутся о его ладони.

Еще ни один мужчина не дотрагивался до меня так откровенно. Не видел настолько раздетой. Я никому не позволяла ничего подобного… А с ним не хочу останавливаться. Обнимаю за плечи и тяну еще ближе на себя. Он такой большой… там. И твердый. Это чувствуется даже через слои ткани. Мои трусики впиваются в набухшую плоть, причиняя все больший дискомфорт. Между ног горячо и влажно, и ужасно хочется избавиться от мешающей одежды. Хочется, чтобы он потрогал меня. Увидел, как я реагирую на его близость. Помог справиться с этой мучительной тяжестью, скручивающей тело. Я знаю, он сможет. Только он, единственный.

– Пожалуйста… – всхлипываю, набирая воздух перед очередным поцелуем.

Алексей тоже на грани. Его грудь вздымается, как после бега, а на висках проступили бисеринки пота. А бугор на штанах стал еще больше. Я боюсь представить, каким это окажется, – и хочу до безумия.

Мужчина надавливает на мои плечи, заставляя улечься спиной на стол. Одним резким движением стягивает брюки и трусики. Я ахаю, мгновенно заливаясь краской. Вся, целиком, до кончиков пальцев на ногах. И не знала, что такое бывает. Мне дико неловко лежать перед ним полностью обнаженной, но под чернеющим взглядом складочки набухают еще сильнее. Сладкая ноющая боль оказывается сильнее смущения, особенно когда Алексей снова тянет мои колени в стороны и выдыхает, припадая губами к внутренней стороне бедра:

– Не закрывайся от меня… Такая красивая…

Выгибаюсь, с трудом сдерживая рвущиеся стоны. Его язык двигается выше, вычерчивая на коже какой-то немыслимый узор, а я бесстыдно ерзаю на столе, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить пальцы в шелковистые, повлажневшие волосы и не притянуть мужчину к себе. Еще ближе. Хочу этих запретных ласк. Хочу, чтобы он наполнил меня. Целиком.

– Не могу больше… – он резко распрямляется, и я слышу звук расстегиваемой молнии на брюках. Тянет меня за щиколотки, придвигая к краю стола.

Набираю воздуха в грудь и пытаюсь расслабиться. А что, если будет так больно, что не смогу сдержаться? Лавроненко ведь даже не знает, что я никогда… Может быть, надо сказать? А если он передумает?

Чувствую, как что-то твердое, будто каменное, упирается мне между ног, и пылающая волна жара окатывает изнутри. И кажется, о чем-то предупреждать уже слишком поздно…

А потом он рычит, толкаясь бедрами вперед, и…

Открываю глаза и вижу, как на потолке над моей головой пляшут тени от огней проносящихся за окном машин. Одеяло скинуто, а простыня подо мной сбилась: я так сильно вертелась во сне, что перевернула всю постель. И мои трусики действительно мокрые. Там все набухло и ноет, вот только рядом и в помине нет того, кто может облегчить это состояние.