Читать книгу Неделя до конца моей депрессивной мимолетности - Анна Ягодкина - Страница 3

Снова этот сон. Постоянно за потускневшими следами потолка оказывалась чересчур знакомая среда, конъюнктура данного пронзительного связанного состояния. Джеймсу вообще нередко снились сны самого разного характера и назначения: грустные, беспокойные, приятные, трепетные.. Однако за последние 2 года приходил, останавливаясь бурно на строго определенное время, в голову всего один. Всегда с тем же образом повествования, таким же исходом событий, по-прежнему мучительный. Главный герой почти наизусть знал основную концепцию своей сознательной ловушки, каждый прогаданный смелый и трусливый шаг на этом поле. Всякий раз, поздним темным вечером закрыв задумчиво глаза, мужчина вдруг ощущал себя посреди давящей толщи безымянного пустого океана. Он тонет. Его тянет вниз. Тянет вниз конкретно акула. Какая-то серая, совсем не похожая на породистую, бродячая запачканная и мрачная акула. Джеймс в бесчисленных попытках понять данный сон как-то раз сумел рассмотреть ее лучше, правда, всегда запоминал смазанный, неточный образ. В другой день ему все же пришла и такая мысль, что это и есть истинный рисунок врага – отчего-то такой неточный и нефиксированный. Занятно полагать, что мужчину никак не смущал тот факт, что акула является самым опасным и злобным по меркам сна существом на свете. Хотя животное даже не кусает его, никогда не посмело бы кусать уже утонувших, бренных. Она просто тащит вниз. Подальше от света, шансов. Именно это и страшит нашего почтенного друга. Он боролся, но ничто уместно не помогало. Теперь, каждую ночь внедряясь в путы беспощадной ловушки, он лишь поддавался акуле, и она погружала его все ниже. Света становилось все меньше, пространство для достойной жизни представлялось все скудней, просыпалась лишь неутолимая волна отчаяния, отчуждения, обиды.. и вездесущей слабости, которая хватким прицепом уносила в тревожный мрак. Джеймс проснулся. За окном блекло светило наступавшее утро. Часы, которые располагались в скромной стороне от телевизора на полке, показывали стремительное пересечение четырех утра с пятью. Каждый раз после произошедших переживаний во сне мужчина встречал либо четвертый, либо уж пятый час. Как-то иначе не выходило: позже ли, раньше ли. Первое время Джеймс приходил в себя уже в холодном поту и стойкой гримасе страха, ужаса. Первейшие встреченные сновидения казались ему особенно реалистичными, убедительными. Тогда и жизнь несколько другой была, человек более восприимчивым являлся. Сон был представлен так лихо и умело в облике закутанного в забытие воспоминания, детского такого, беззащитного и ранимого. Джеймс боялся воды, его передергивало от взбудораженных представлений о погружении. В душе, что уж там, в целой ванне процесс контакта с водой происходил куда спокойнее и ровнее. Даже в каком-нибудь мелководье бывало терпимо, сдержанно, достойно. Когда дело доходило до обширных морей, впечатляющих необъятных океанов, сердце начинало биться чаще, волнительнее, живот стягивало, мышцы подкашивало внезапным нападением слабости и жуткой усталости. В сознании творился полный кавардак, если можно выразиться так. Сейчас же все сравнительно по-другому.

Как с каким-нибудь наркотиком, ощущения приглушались. Тяги восстанавливать остроту сочувствия не возникало ввиду подобных ночных путешествий. Джеймс успел за два года превратиться в равнодушного неэмоционального отстраненного мужчину без стремления быть названным хоть где-то. Поначалу, кстати говоря, он пытался разобрать выглянувшую проблему с Чарльзом. После продолжительных сосредоточенных бесед он повысил дозу лекарств, однако после этого сновидения обрели лишь более детализированный вид и колючий характер. Вероятно, доктор придерживался мнения: чтобы победить, нужно знать излишки проблемы. Правда, забыли про невыносимость и боль после подобных усиленных задач. Джеймс стал терпеть еще сильнее и отважнее, о своей воспаленной проблеме он больше не рассказывал Чарльзу. Доверие пропало, рациональность, пожалуй, тоже. Ноябрь все больше походил на зимний месяц, солнце еще не выглянуло, быть может, его поспешные следы отразились ранним безмолвным утром. На улице время от времени слышались устойчивые заметные ритмичные шаги, но ясно было не так сполна, передвигались там снаружи люди или относительно легкие странствовавшие предметы. Несмотря на привыкшее смиренное состояние чувствовавшегося поражения во сне, сегодняшняя переписанная картина Джеймсу показалась какой-то обновленной, изменившейся. То ли акула более осознанная и вдумчивая стала, то ли плотность воды дала сбой своей непроходимости, то ли света по какой-то причине попросту стало больше. Даже так главный герой все равно с опаской разглядывал удачливые происшествия. Спустя безграничные множественные периоды приятного затишья перед утомленной и обозленной бурей он перестал рассматривать улыбчивые поступки как независимые и состоятельные. Все напоминало ему в один момент так или иначе о составной обманчивой части планируемого сурового удара, чего-то злого и болезненного в любом случае. Насупившийся и осмотрительный, Джеймс неторопливо и плавно встал, сделал пару тихих уставших шагов в сторону шкафа, открыл дверцы, уставившись вниз в охотном поиске чего-то. Отметив взглядом охлажденный темный невзрачный чемоданчик, он поднял его, поставил перед собой на кровать. Открыв, выхватил один небольшой шприц с прозрачной, едва иногда блестевшей, жидкостью, отыскал вену на левой руке, ловко проткнул кожу, вколол лекарство. Стало легче, на невесомую долю стало лучше. Разум успешнее прояснялся, физическая активность брала верх, временами пробегало и такое ощущение, что прошлое решилось уйти, оставить нашего друга в покое. Вместе с этим сероватые пастельные обои в общей комнате Джеймса словно приобрели какой-то более яркий и удрученный цвет, и увереннее хотелось изрекаться, что непредсказуемые повороты сознания уж точно не победят, не навредят терявшейся и запуганной личности главного героя. Сонным полуоткрытым взглядом присмотрелся, остался всего один шприц на всякий должный случай.

Незамедлительно стоит приобрести новый комплект спасения.

Получив желанное чувство безопасности и способности к моральной самозащите, Джеймс упорядочил стремительный ряд своих умозаключений, безосновательных рассуждений, собрался принять душ. Он старался на постоянной основе придерживаться принципа минимально освежать себя потоком чистой воды хотя бы 2 раза в сутки, предпочтительней утром и вечером. После насыщенного дня и перед предстоящим. После спокойных пребываний под струей воды главный герой дополнительно ко всему прочему умывал лицо, в гигиенических целях разглядывал себя в зеркале, вычислял присутствие новых раздражений на коже и состояние некоторых старых шрамов. В каких-то моментах раздумывал, стоит ли именно сегодня приукрасить колючую строгую щетину. Затем шла по условному расписанию яростная надлежащая чистка зубов, после недлительное размышление на тему подходящей одежды для нынешних настроений ближайших и не очень дорог. В любезное пользование ушел фактически фирменный за последнее время костюм: какой был вчера. Рубашка еще не успела помяться, да и куртка всегда внушала крепкие независимые ощущения. На потрепанном поваленном на одну из полок календарике с тематическим любительским изображением Ведьмака наблюдалось воскресенье. С новым днем, с новым конечным планом. У Джеймса на сегодня осталось поручение посетить Чарльза, очевидным тоном поговорить про насущные метания души, получить новую месячную дозу. Может быть, уже в этот день в Организацию поступит новое важное задание для нашего друга. Ближе к шести утра главный герой успел задумчиво и наблюдательно выйти наружу, ощущая при этом нечастый домашний, безопасный и уютный покой у себя внутри. Возможно, так на него действует тихая, еще не проснувшаяся, неоживленная улица. На расстоянии нескольких домов направо стояло непоколебимо и самодостаточно одно скромное давнее кафе, по вечерам предлагавшее гостям принять образ теплого проникновенного бара. Заведением владел какой-то крайне доброжелательный осмотрительный парень лет 25-ти с японскими напевами в виде татуировки традиционно изображенного дракона на левом предплечье. На шее, где условно издалека могла наблюдаться какая-нибудь сережка, было набито словосочетание «Постоянство Планка». Джеймс часто задумывался, когда обращал внимание на тату на шее: имел ли парень в виду Макса Планка и некое его.. может, идейное постоянство, или это какая-то искаженная версия почтенной основной константы квантовой теории.? Руководитель кафе был человеком в принципе непростым, иначе бы, очевидно, не смог достойно жить в подобном районе. Он знал в лицо и даже несколько раз заводил интересные шифрованные беседы с Феликсом, пытаясь найти для себя какую-либо полезную, защищенную информацию. После уже сам главный герой познакомился с тем юношей, его звали Лайонел, основной бизнес прикрывал несколько нелегальной страховкой: он грамотно просчитывал ходы и оттого удивительно незаметно воровал определенные вещи для мафии, выполнял в особо тяжкие дни их нужды. Как человек Лайонел был достаточно мягким, сочувственным, однако при всем при том отлично умел постоять за себя, даже если останется один ввиду неутешительного случая. Выслушав специфическую проблему Джеймса, тот без особых дерганий согласился начинать работать каждый день с пяти утра, чтобы помочь своему клиенту абстрагироваться от нормального общественного порядка таким образом. Это значительно облегчило жизнь главному герою, магазинные полуфабрикаты покупать на завтрак не так сильно хотелось, к тому же придется совершать далекие бдительные прогулки до круглосуточно работавших супермаркетов. Покупать заранее из-за своего строго определенного начала дня никогда так лихо и непринужденно не получалось. Либо мысли унесут поскорее в какое-нибудь одинокое удушливое место, либо объективно момент совсем не тот (скажем, выданное Организацией задание еще до конца не выполнено). Последующее и за ним стоявшее утро Джеймс посещал постоянно в качестве первого гостя, условно и торжественно открывавшего начало рабочего дня, то кафе, изредка на какие-то легкие нейтральные темы мило разговаривая с Лайонелем. Первый час, может, полтора открытия кафе бодрствовали только два человека: владелец и наш достопочтенный товарищ. Так было весьма пустовато и умиротворенно, что иногда можно было услышать эхо от собственного голоса в дальнем углу помещения, потому что руководитель не желал излишне мучить своих подопечных, день за днем грубо призывая к работе, ради какого-то одного ранимого клиента. Последний рабочий двери закрывал в 9 вечера, это значило бы, что в теории ему оставалось бы лишь 8 часов беззащитного необходимого сна, какую-то долю из которых человек возьмет на дорогу, душ, сам какой-то свой уникальный обряд укладывания в кровать. Что касается персонала для формирования целой смены, в таком месте настолько тяжело и странно с такой политикой решений, что едва ли хватает одного рабочего состава на все времена. В каких-то, более неактуальных и тривиальных местах никогда не бывало достаточно полного рабочего коллектива. Тем не менее, Лайонелу зачастую было интересно узнавать мнение Джеймса по поводу сегодняшнего завтрака, так как главный герой придерживался непостоянных настроений, но относительно устоявшегося уже вкуса. И, несмотря на недельное разнообразие утренних скромных блюд, юноша уже прекрасно понимал, какие вкусовые качества лично ценит его, без сомнений, первый гость. Мужчина брал все время небольшие порции, не совсем походившие на полный и сытый завтрак: из предлагаемых трех порций на обед он предпочел бы съесть полторы, а из представленных двух, однозначно, выбирал одну.

Некоторые могли бы возмутиться, встревожиться, с опаской взглянуть на «больного, нездорового». Однако, извольте, Джеймсу вполне хватало, он имел необычную захватывающую способность наедаться с половины порции, скажем так. Где-то, признаюсь, неохотный аппетит перебила у мужчины ненавязчивая частая такая тяга выплюнуть все съеденное обратно, если вы поймете вложенную в предложение суть. Принципиальная закономерная склонность к выворачиванию пробудила в данной персоне требовательную привередливость в пище. Которая, однако, в свою очередь имела довольно противоречивый характер: подойдет для приема пищи совсем и простая по своей натуре, например, но обязательно с определенной характеристикой, структурой. Так или иначе владелец кафе заметил пристрастие Джеймса ко всему утонченному, выдержанному, умеренному. Главный герой никогда не брал много, ничего роскошного, красочного, достаточным для него было нейтральное в оформлении, грамотное по вкусу. Простите, никто, собственно говоря, из приходивших в какие-либо рестораны и кафе не предпочел бы иметь на своей тарелке блюдо в виде последней образованной шахты с активно соблюденными правилами работ. Джеймс к тому же имел особую страсть ко многому диетическому. Не воспринимал всерьез тяжелую кухню, мясное разнообразие кулинарии. Любил наедаться салатами, фруктовыми предложениями, возможно, нежирной приятной рыбой. Вообще неровно главный герой относился к итальянской кулинарной природе. Потому пасты и пиццы (правда, обязательно на тонком тесте) принимались сполна довольно. Сегодня в качестве завтрака Джеймс предпочел видеть омлет с помидорами, глубокую тарелку с листьями салата. Крепкий искусный чай с бергамотом. Лайонел оценил недавние пожелания своего клиента: кислый самобытный привкус помидоров делал интереснее наскучивший неизменный вкус омлета, легчайшая; условно для супа тарелка, доверху наполненная салатом, невообразимо была легкой, Лайонел временами забывает чудную закуску первых посетителей. Что касалось чая, крепкий без сахара и меда напиток всегда вызывал уважение и доверие к пришедшему. Выпивая каждый день хотя бы по кружке этого изысканного дорогого напитка, Джеймс каким-то занятным образом умудрялся показать свой независимый стиль жизни, вкус к ней, самодостаточный трезвый взгляд на остальных, остроумие и бдительность. С руководителем кафе на этот раз душевно обменяться словами неохотно получилось, вежливо и почтительно лишь поприветствовали и на прощание пожелали друг другу доброго охвата дня. Практически всю трапезу Джеймс сосредоточенно, несколько отстраненно от внешних движимых факторов рассуждал о каких-нибудь убедительных логичных осколках воспоминаний о последнем задании, переменах в жизненном темпе с момента появления в той частной клинике, странных, едва объяснимых словами ощущениях в очередном изнурительном сне, обо всем новом для себя и старом после выдуманной состоятельной точки отсчета чего-то. Мужчина порой даже переставал высчитывать минуты и секунды до смены позиций, действия, караула в конце концов; он чаще начал теряться в течении времени, все глубже погружаясь и четче приближаясь к какой-то неведомой, сообразительной, несерьезной истине. Правда, пока тот не в состоянии и без идей распознать содержание окружавшей его правды. Сейчас вокруг наблюдалась тяжелая мнительность, наглядный расчет. Противоречие сталкивалось с оправданием, такое неявное сильное ощущение, будто логика перестала быть действительной, корректной, верной.. Что-то, несомненно, изменилось с каких-то обоснованных пор. Новый расклад жизни начался, судя по всему, с первых выспавшихся суток, но неужели вся загадка скрывалась в банальном запущенном недосыпе? И разве продолжительная затяжная печальная депрессия тут совсем не причем? Нет, дело обязано быть в нечто ином! Все может исходить от понятной условленной мысли, профессиональном дальновидном замечании… сути последнего задания.. С чего бы еще и Организации так бойко интересоваться личными переживаниями главного героя на относительной недавней операции? Что-то здесь определенно нечисто, сложно, запутано. Затем в классическом предсказуемом случае окажется, что, как всегда, верить никому нельзя. И как тогда станет жить? Один на один, на равных с недугом? Уверенность, конечно, есть, что и так спокойно удастся справиться. Только вот какой ценой? Чего стоит позабыть, отпустить? Стать на ступень выше своего естественного кругозора сознания, нигде при этом о том не поделившись.. Правильно, чтобы ступень держать прочной. Только вот какой смысл жизни в том, чтобы победить, знать, гениально рассматривать.. и в то же время не представлять, для чего нужно продолжать биться.. Бесконечный тупиковый круг. Чтобы своими усилиями стать более просвещенным, либо стоит деформировать собственную психику, либо принять в обиход крайне комплексное многозадачное восприятие развивающихся на Земле законов. И каждый вариант ведет к тому, чтобы поддерживать свое личное душевное состояние. Получается, чтобы вправду одному познать сокровенную суть в полном ключе, нужно уметь настолько быстро переключаться между разглядыванием жизни и поддержкой себя.. Даже если возможно.. если получится, времени станет или слишком мало, чтобы завершить мечтательную операцию, или чересчур много. Излишки прожитых дней и постоянство узнанной правды сурово сломают поддержку внутреннего духа. Человек в одиночестве посчитает просвещенную истину оплошностью, мелочью, пустотой. Запутается, потеряется, бросит, умрет. Одному оставаться точно не вариант, стоит победить недуг еще до того, как Джеймс поймет осознанным путем, что вокруг всякий есть предатель. Пока нужно помнить ключевой вопрос ребуса. До того времени, пока ощущаются следы инерции, виден след, слышно послевкусие забытой понятой мысли, есть беспредельно емкий шанс добиться ответов, узнать правду.

На строгих выдержанных часах Джеймса, которые тот постоянно носил исключительно на правой руке, наблюдалось ровно 7:15 утра, когда главный герой отправился неспешным, прогулочным шагом прийти к гостеприимным вежливым дверям Организации. По дороге он заметил какие-то особенно мечтательные и взбудораженные телодвижения на противоположной стороне улицы. Солнце к тому времени способно было сполна осветить некоторые участки и без того мрачного района. Машины по двусторонней дороге ездили изредка, чаще всего в тот самый час пик. В связи с образовывавшимися каждый раз пробками в довольно популярных проезжих ограниченных просторах, некоторые суетливые и обеспокоенные люди беспринципно и равнодушно выбирали проехаться по захолустным обедневшим дорогам. Хотя ничего какого-то захолустного, бедного, провинциального там не было. Уж по части выделки и внешнего вида улицы в объективном ключе сложно к чему придраться вот этак увлеченно, разве что пожаловаться на разбитые тусклые фонари, недостаток освещения. Проблема местного и узко направленного характера, не представлявшая из себя чего-то конкретно раздражавшего, срочного в своем исполнении. Наслушавшись, мэр города оставлял каждый год данное затруднение на последний, почти невидимый, заплесневевший в своей скрытности ряд. Тем не менее все равно же кто-то распускал слухи о дрянных жителях, нахальном отношении, насмешливых претензиях к жизни и противной лени, грубом нежелании работать. Наверное, стоит закрыть глаза, пожав плечами, если мы будем учитывать, что подобный высококачественный анализ района проводили зачастую бродячие зеваки и безработные кретины, обиженно лишенные своего заработка по причине несоответствия рабочей компетенции. Проезжавшие мимо вскоре отказывались от этаких паршивых идей каких-то циничных диффаматоров. Потому из-за редких мелькавших двигавшихся деталей перед лицом можно было более или менее отчетливо для себя разглядеть чей-то вдохновенный, недавно сформированный магазин. Веяло сладким приятным ароматом цветов и всякой некоторой другой терпкой зелени. Судя по всему, вдобавок к прочему, как Джеймс уяснил, намечался открыться какой-то цветочный магазин. Пожалуй, это то самое место, откуда по деликатным причинам съехал бывший малый антиквар. Помещение на удивление быстро арендовали, если не купили. Занятно, и все ради цветов? Да и с чего бы в подобном месте торговать цветами? Главный герой озадаченно удивился, его напрягла несколько столь максималистская энергичная.. резвая идея поделиться цветами с несчастными, повидавшими прелести мучительного людьми. Он присмотрелся повнимательнее, магазин был на финальной стадии своего представления прохожим: на темном дубовом уютном цвете светлыми медового цвета буквами было указано название местечка. «Flower&Ship». Джеймс нежно невольно улыбнулся, ему вспомнился какой-то непереводимый, состоявший из тонны диалектизмов австралийский стишок про какой-то кораблик и найденным золотистым видом кактусов, который был, однако, донельзя колючий, но в решительный час выпускал настолько потрясающие и просто какие-то сказочные из себя цветы. Мужчина не помнил дословно содержание стиха, ему было тяжело даже припомнить какую-нибудь приглянувшуюся строчку. Автора он вообще не рассматривал отдельно. В своем-то детском тогда возрасте. Помнил только ритм, с каким ему читала мама. И то, что вскоре она же Джеймсу и рассказывала, как тот с широкими заинтригованными глазами познавал красоту поэзии. Она надеялась, что сын выберет то, что ему искренне по душе. Она видела в нем актера, прирожденную творческую личность. Вряд ли родной человек захотел на один день перенестись в эту жизнь, чтобы послушать разговоры главного героя о том, как он вынужденно стал, сделал, прожил.. Помимо милого доброжелательного названия и приятно оформленного дизайна магазинчика с некоторой интересной имитацией грубоватых дубовых заборчиков какого-нибудь ирландского домика и обширными, кристально чистыми утонченными окнами внутри наблюдалась отзывчивая миролюбивая атмосфера, теплый уют, засеянный частично хаотично с одной стороны, с другой немного компактно и наглядно занятно так расставлена была по многочисленным полкам разнообразная безобидная зелень. Владелица магазинчика явно в скором времени схватит повод оголить ботанические предпочтения всякого зашедшего: тут вам кактусы давних или модных эпох, нежные взыскательные цветы с роскошными драгоценными лепестками.. или нечто проще, с грубым расположением листов и их состоянием, незатейливым плодом, невзрачным стеблем. Некоторые вещи, очевидно, стояли еще не на своих местах, потому пока общая картина нового малого бизнеса сполна не вырисовывается, несколько глубоко востребованных, ценных предметов стоят пока где-то в забывчивом углу, на наполненных, пухловатых коробках. Переключая внимание после чего на саму руководительницу жизни цветов, Джеймс был одолен странным прыгавшим и безудержным, широко устремленным таким чувством цели, достижения различных поставленных задач, понятием весомых трепетных вопросов. Удивительно, за последние пару лет он практически позабыл без права описать образ подобных ощущений всякое такое: ежедневное значительно давно превратилось в пресное, а нечто емкое и значимое перестало вызывать какого-то толкавшего чувства долга, совести; порой вовсе при таких обстоятельствах не происходило разговоров с собой. Джеймс в первые секунды таких позитивных размышлений вновь подумал, что ему 23. Когда тело еще не грубело, покрываясь занятными уникальными рубцами, и сам внутренний мир пока получал какое-то удовольствие от мотивационных философских идей. Когда имелся предлог верить, доверять, страшно ради себя рисковать. Тем более уж ради других. Мужчина заинтересованно и задумчиво перешел дорогу, неявно уставившись на девушку. Без принципиального оценивания он пытался просто получше разглядеть человека, чтобы хотя бы как-нибудь вскользь поймать мельчайшие излученные частички характера, настроения, переживаний. Симпатичная молчаливая дама лет 28-ми на вид с чистыми ясными голубыми глазами, каштанового приглушенного оттенка свободными длинными, в определенных местах вьющимися волосами, интересными выразительными темными бровями, тонкими неброскими губами, гладкой и невероятно ухоженной, слегка бледноватой кожей, полностью освобожденной от морщин. Нос издалека казался прямым, но по мере приближения все больше проявлялась своеобразная горбинка. Она была одета в облегающие черные джинсы, из-за чего восхитительным образом ненавязчиво проявлялась красота ее фигуры, широкий теплый такой свитер серых пастельных цветов с некоторыми выглядывавшими нитками на рукавах и чуть ниже плеч. Вероятно, это являлось ее любимым элементом одежды, особенно данный свитер, ведь время от времени случайно под рассмотрение бросается его потрепанность, мятое состояние, небольшая мешковатость, изношенность, но сильная эмоциональная привязанность. На свитер девушка надела большую, просторную и очень теплую, не пропускавшую ветер куртку, по моим соображениям, возможно, мужскую. Не столько здесь выглядывает мужской момент аксессуаров и оформления, сколько размеры, явно не рассчитанные на женское телосложение. Оттого плечи владелицы казались более величавыми и широкими, а вид в целом внушал какую-то силу, значимость, самозащиту. На шее был небрежно и впопыхах обмотан вокруг приятный аккуратный черный шарф, а на правом ухе иногда выглядывала серебристая непритязательная сережка.

– «Смотрю, вы недавно у нас» – подойдя заметно ближе к девушке, как-то невзначай высказался Джеймс.

– «С сегодняшнего дня буду теперь здесь о растениях беседовать! Вот красота, надо будет разбирающимся, искренне увлеченным людям по кружке кофе дарить!» – крайне воодушевленно и мелодично ответила дама.

– «Что вас привело продавать цветы и.. прочую другую зеленую жизнь в наш район? Вы же в курсе о его репутации?» – главный герой сделался немного более хмурым и сосредоточенным.

– «В этом все и дело, чтобы разжижать, скажем так, ваш депрессивный коллективный настрой! Вот вы сейчас сомневаетесь, а потом один приобретенный кактус явно спасет чью-то жизнь!»

– «В этом все и дело?. Куда скорее вы станете удобным нейтральным лицом при важных острых переговорах. Кактусы станут прелестным подарком, но вряд ли покупкой в таких случаях» – отводил собеседницу подальше от радостных приливов сил Джеймс.

– «Чтобы подарок стал покупаться, нужно добиться уважения среди действующих и пассивных лиц! И раз для того потребуется вжиться в роль милого дипломата, я совсем не прочь. Начнем разгребать кирпич несчастий, пожалуй, даже с вас! – девушка, в тот момент стоявшая на двух ступеньках выше мужчины прямо за грудой плотно поставленных коробок, сравнительно бодро и вдохновенно прыгнула, на пару шагов приблизившись к оппоненту, восклицательно проговаривала свою речь – Меня зовут Джейн!»

– «Кхм, – главный герой смущенно те самые два шага сделал назад – Джеймс».

– «Будем знакомы?» – собеседница непроизвольно заметила скрытую стеснительность своего нового знакомого, растерянно потеряла свой порыв неугомонной жизнерадостности, потянула на свою смелость доброжелательно руку.

– «Будем» – сдержанно и вразумительно ответил Джеймс, пожал руку в знак своих изначально положительных намерений, какого-то, может, дружелюбия. Рука на ощупь была сухой, мягкой и теплой, что вновь приятно удивило мужчину, проникновенно унесло в какую-то пришедшую легкую мысль. Неужто действительно легкая? У нашего друга были точно такие же по описанию ладони, иногда попросту проявлялись мизерные раздраженные шрамы. Ситуацию обычно выручала определенного рода мазь, шрамы заживали, но оставляли после себя едва заметные волнообразные следы на коже.

– «Так что? Обрадуешься новому зеленому другу? Или, может, вообще это твой первенец? Папой всегда неожиданно и неловко становиться, но не пожалеешь!» – Джейн мирно улыбнулась.

– «Увы, чтобы побороть мою досаду, стоит мне не только растение, но и, думается, целый магазин у вас в первый же день перекупить. И то.. по моим подсчетам, хватило бы на месяц только» – главный герой остро усмехнулся, вошел в свой излюбленный образ.

– «Джеймс, насколько же вы грубы? В первый мой день такие лиричные строки воспроизводить. Поэт же вы..» – Джейн удивленно, по-доброму взглянула на собеседника.

– «Простите. Вежливость в свое время променял на чувство юмора».

– «Умно. Хитро-то как..»

– «Жизнь такова, без последнего никуда».

– «Что же с вами такого случилось, что вам не помогут мои драгоценные, окруженные любовью цветы? Любите сирень?»

– «К цветам какую-то симпатию питаю, к жизни не относится. К моей жизненной печали растения на удивление не имеют никого отношения.. – мужчина грустно озадаченно отвел взгляд вниз, на мокрый участок дороги, где еще не успела высохнуть лужа после последнего дождя – К сирени нейтрален, иногда порадовать может. Вообще кактусы, незначительные такие папоротники для меня очаровательны. В острые волнительные дни роза.. А вообще я бы не отказался от дождя».

Джейн сочувственно задумалась, что-то увидев в глазах главного героя.

– «Понимаю.. Давайте все-таки на „ты“. Если позволите. Во сколько дней обойдется вам покупка самого маленького.. но самого притягательного, у него цвет такой спокойный.. хвойный какой-то, темно-зеленый. Почти что как ваши.. твои глаза» – мечтательно и несколько радушно проговорила Джейн.

– «Мне кажется.. я дал бы неделю такому другу. На первый срок пока что. Обращение меня сполна устраивает, спасибо во всяком случае, что спросила.. да, „а“ на конце, на „ты“ же» – неожиданно добро и нежно для себя заговорил Джеймс.

– «Довольна, жуть! Ура, первый посетитель! Правда, нет, давай не сейчас.. У меня же.. не все готово, не все распаковано – Джейн застенчиво и слегка лениво оглянулась на оставшийся ряд вещей в картонных коробках – Приходи вечером! Или завтра, если слишком много дел будет. А конкретно сейчас мне стоит поспешить, чтобы как можно быстрее начать восхищать заходящих людей».

– «Да, у меня в привычных планах на работу было пойти. Даже в воскресенье, люблю рабочий экспромт, что ли. Зайду как-нибудь, спасибо, – Джеймс вежливо и все равно смущенно, сдержанно улыбнулся на прощание, повернулся в сторону рабочих своих заседаний, на первых порах при своеобразном отступлении внезапно обернулся с захваченной заманчивой мыслью – И зачем спешить, если ты все равно идешь вперед?»

Погода не такими ускоренными, но заядлыми темпами портилась, однако это поднимало настроение главному герою лишь выше и выше. Некогда нежное пастельное небо затянуло однотонными неинтересными облаками, которые все же носили на себе какую-то чарующую атмосферу, великолепный, дивный настрой. Скоро всколыхнет опустевшую былую пыль на дорогах надвигавшийся дождь, может быть, со снегом. Вероятно, вообще сам снег обещал показаться людям, хотя синоптики в ближайшие дни о подобном не разговаривали. Уже на этой неделе придет декабрь, в самом конце-конце. Так странно, начинать рабочую неделю.. и всего лишь со второго числа. Джеймс был в своем роде специфическим перфекционистом. В каких-то местах довольно типичным для этаких личностных типажей, где-то даже на общем фоне странным.

Определенно он любил баланс, который для него символизировал крепкий чистый идеал, утонченное равновесие. Его не волновало не столько всестороннее равное положение вещей, то есть объективно идеально, сколько мужчина пытался склоняться к осуществлению этого баланса. Джеймс знал, смиренно и радушно осознавал, что с самого начала ничего не может быть каким-то идеальным. Общество, кстати говоря, и не понимает даже, какое значение вносит в данное слово.. чего оно хочет? Главное, где понабралось такого невозможного, абсолютно недоступного, неспособного воплотиться в жизнь.. или это фундаментальное положение общества? Которое точно так же обрело смысл, точку отсчета с условного момента рождения общества. Джеймс смеялся, остро и надменно высмеивал подобные идеи, однако удивительно представлять, что когда-то в его молодости к нему подходили с восторженным мнением о заявленном таланте в области дипломатии. Скорее удивитесь здесь вы, мне же привычно. Для дипломатов не ново уж тем более бывать надменными и саркастичными в оценке взглядов других, это их часто встречающаяся эффектная черта. Прежде всего неидеальны внутренние органы человека, здоровье. Наш друг придерживался такой позиции, поэтому баланс продолжительное первое время пытался найти именно в этой области. Добиться существенно прекрасного здоровья невозможно, пускай будет неотъемлемая возможность видеть, взаимодействовать с выявленными проблемами. На улице заметно потемнело, ветер приобрел тяжкие, скованные приземленностью бодрствования элементы, что чувствовалось по непроизвольно вылетавшим из головы ощущениям. Джеймс положил широкую ладонь на сумку так, что она практически полностью закрывала собой внешние атрибуты кожаной выделки сумки. Затем сильно прижал к себе, у него была необычайно своеобразная мысль прощупать все содержимое сумки без лишних добровольных открытий. Он уже не раз промышлял подобными, смягчавшими раздражение от жизни методами; к нынешнему моменту мужчина мог вполне с разовой процедуры выяснить требуемое. К сожалению, нет, зонта Джеймс не взял, даже маленького. При всем при том он очень любил именно длинные, стильные, классические зонты; в его квартире несколько стояло в шкафу, правда, один немного потрепан после какой-то удавшейся стычки в элитном павильоне у французских послов. Да и спица одна выпала из общего плана, все никак не хватало времени обратно вставить в механизм. Очевидно, ему по нраву таковые были и в силу близкого стиля, и в силу какой-то своей любви к классике, и длинные зонты являются все-таки хорошим дополнительным оружием в крайних случаях. Зачастую поддержка неоценима. Был один маленький зонтик где-то в прихожей, складной, на случай реально надвигавшегося серьезного затяжного ливня в городе.. Джеймс брал его всегда впопыхах, как вспоминал или чувствовал занятыми устремленными мыслями. Но сегодня, видимо, не тот день. В сумке было то же, что и вчера. Пожалуй, сам Джеймс вышел точно так же, как пришел вчера. Хотя, если рассматривать внутреннее состояние, все равно что-то не то, каждый день какие-то новые необъятные, иногда вовсе незнакомые ощущения ломились в сознание. Когда главный герой размышлял о пройденном апогее депрессии, об ее отступлении, почти сразу появлялись обостренные болезненные приступы тоски, чувства вины, самобичевания. Его несколько беспокоили волнообразные перепады своего морального здоровья, в частности учитывая тот факт, что лет 5 подобных случаев точно не наблюдалось. Организации нельзя о таком говорить, Чарльзу в том числе, Джеймс им перестал доверять на определенном этапе своей работы. Тем не менее Чарльза приставили под обязательным бескомпромиссным предлогом, избавиться от исчерпавшей себя великой дружбы не получится. Стоит вычленить из планового разговора сегодня все необходимое таким образом, чтобы собеседник не заподозрил ничего формально препятствовавшего, подозрительного, смутного.

Джеймс, дойдя до автобусной остановки, спустя какой-то промежуток времени рывком забрался в автобус, отправился к сегодняшнему сеансу. Найдя благоприятно заманчивое место в самом конце транспорта, он без трепетных длительных раздумий уселся туда, хотя, по правде говоря, предпочитал всегда места где-то в начале. В конце практически во всех случаях потряхивало сильнее, да и увиденная впечатляющая картина доходила в самый последний момент, сразу после полученного экстаза или отвращения людей, впереди сидящих. Однако у места было харизматичное одно преимущество: близкое расположение к окну. От этого факта веяло какой-то самостоятельностью, автономностью. И казалось неважным, что видят люди впереди, под самым носом действительного водителя, главный герой мог вполне свободолюбиво погрузиться в пейзаж своего окна, с очерченными рамками и стремительной траекторией в далекую неизвестность. Подбираясь все ближе к зданию Организации, Джеймс все более широко и необъятно размышлял о всяком. Об особенностях морского климата, о популярных загорелых участках тела, о смысле простой жизни без авантюр, об уникальности потребностей каждой личности и условиях их формирования. Наш друг был замечательным поразительным человеком, до каких мыслей он приходил в своих тематических неформальных размышлениях. В каких-то случаях для него, может, какая-то мысль стала уже формальной, устаканившейся, проверенной аксиомой, но для других-то все равно.. неизведанное, невнятное, странное, мнительное. Какие постулаты мужчина выстраивал в своей голове, которые образы рисовал.. удивительно запоминать особенности каждого сформированного условного образа человека или некоторого другого существа, чтобы с феноменальной точностью эти запомнившиеся детали взаимодействовали с целым арсеналом другого образованного наброска, эскиза. Таким образом Джеймс мог догадываться до интересных скрытых, но верных деталей, тем самым он только увеличивал свой загадочный потенциальный интерес к окружающей жизни. Только присутствовали два беззлобных чудаковатых слегка нюанса. Странно было оформлять в словах, иногда даже в творчестве, тогда бы изучавшему нужно было ступать по рассекреченным замеченным ступенькам логической цепочки, чтобы в конечном итоге отдаться просторному океану математических соответствий. Изучавшим требовалась аккуратность, внимательность, где-то склонность к сочувствию и выдающийся шанс воображения. С творчеством у Джеймса пока шло туго, мало кто выражал свою охоту собирать выданные элементы, строить осознанную цепочку в своей логике сознания. Вторым нюансом здесь был сам главный герой, точнее его восприятие самого себя. Вся эта гениальная трезвость умозаключений, безоговорочно верный логический ход в рассуждениях, тонкий емкий момент детали, скорее ее сути. Если Джеймсу по какой-либо причине потребовалось бы устремиться в причины, следствия и результаты формирования личности, характера, на их основах выстраивать примерный стратегический тематический, похожий только на того определенного человека выход, атаку.. умственную, разумеется, выверять даже непредсказуемые решения в манере выбранной персоны, главному герою этак удавалось. Но, задавая вопрос про восприятие самого Джеймса, он предпочитал оставлять вопрос открытым, дипломатичным, предлагал постоянно отвечать всяким другим лицам. Ему непросто оценить себя в глазах окружающего без сарказма. Самое интересное, его мысли весьма благоразумно оценивают собственный внутренний мир, мужчина о себе внутри себя размышляет разумно, целесообразно понимает возможности, способности, потенциал и их существенное различие меж собой. Однако сказать вполне и сполна никогда не был готов, пускай характеристику определяют остальные, пусть даже с условными результатами выдуманных психологических методов анализа, каких-нибудь тестов. Время от времени это становилось даже занимательным делом – выслушивать представленный в головах остальных свой образ. Где-то все равно явные пересечения деталей находились. Если обращения касались какой-то похвалы, веры, надежды, выражении симпатии к Джеймсу, в нем появлялись довольно спорные, противоречивые чувства, которые раздражали своим присутствием друг друга. С одной, рациональной, стороны главный герой несказанно был рад тому, что он влияет, преимущественно помогает, кому-то точно делает жизнь лучше своей уникальностью манер и выдающихся способностей. С другой же, виноватой, эмоциональной, позиции он осуждал себя за то, что наивно, тривиально улыбался бессмысленно похвале, так и не на шаг не приблизившись к нуждам души, все еще не в силах победить гнетущую депрессию.

Автобус мягко и тихонько остановился на должной остановке напротив Организации. Джеймс собранным и сосредоточенным шагом вышел из транспорта, молча в чуть более быстром темпе направился в здание, хотя в душе не желал приходить на сеанс вовремя. По пути на последний, самый верхний этаж мужчина ничего примечательного среди рабочего коллектива не заметил: все как всегда очень дальновидные, ловкие, молчаливые, наблюдательные, типичные исполнители с добровольно промытыми мозгами. Дверь к психотерапевту находилась буквально через дверь от личного кабинета Сэмюэля. Как действительно неплохой и наглядно уважаемый руководитель Сэм не имел страстных склонностей к аксессуарам, украшениям, бриллиантам. Жизнь Сэмюэля (пускай при том, что Джеймс ни разу пока в жизни не имел хотя бы картинного наброска, какого-нибудь эпизода личной жизни босса) в целом во всех областях своих активных действий являлась характером невероятно строгой, классической, невзрачной, непритязательной, очень взыскательной, принципиальной и весьма напористой. Однако все же дверь именно в рабочее помещение Чарльза можно было узнать по одной видной, но неброской детали: маленькая выгравированная на железной холодной дверной ручке модель головного мозга человека, с многочисленными извилинами и многообещающим амбициозным каким-то характерным привкусом. Чарльз просил допустить подобную несостыковку на один какой-то свой день рождения в честь своей преданной верности науке. Главный герой мельком бросил взгляд на свои наручные часы, толком не разглядев и самого времени тогда, вошел в кабинет, одновременно своеобразно так постучав в нее. Вы знаете, наш друг никогда почти не стучал дважды с тем самым молниеносно коротким перерывом между этими стуками. Тогда ведь почти сразу понимаешь приход какого-то заинтересованного лица, даже скорее ощущаешь эту заинтересованность в стуке, нежели само это лицо. Джеймс же зачастую делает очень ленивый и небрежный один стук в дверь, порой складывается впечатление, что это не мысль привела целого человека в определенное место, а просто что-то, некоторый условный, свободно двигавшийся предмет задел эту дверь. Или кого-то толкнуло, простите, всякое бывает. Хотя данный неловкий иногда стук слышен весьма, представители Организации и другие знакомые люди до сих пор полностью не привыкли к этакой манере появления.

– «Прошу!» – уверенно и весьма строго, грозно прозвучало за дверью. Джеймс спокойно, избегая лишнего повода для напряженных стрессовых мыслей, несколько неуклюже открыл дверь, вошел в кабинет.

За много лет комната практически никак не изменилась. Посередине настойчиво валялся слегка облезший потрепанный ковер с абстрактными вышитыми символами: образ неописуемых значков рядами преображался в виде. Джеймс никогда не мог понять, дизайнерские перемены происходили в более глубокую или более очевидную сторону смысла? Чарльз, по мнению главного героя, временами вполне явно походил на философского дилетанта. В любой вещи скрывался непоколебимый гениальный смысл, разгадку которого, однако, молодой психотерапевт анализировал неторопливо, как истинный любитель. Каждое бурно взятое, оформленное умозаключение напоминало чем-то затяжной логический тупик. Вроде как ответ найден, тема раскрыта, хотя ни разу от этого никому лучше не становилось. Напротив, Джеймса от таких выводов несло в более безнадежное и досадное русло рассуждений, которые точно так же не приводили в завершении к какой-то устоявшейся логической единой цепи. Последнее имело важное место быть в жизни главного героя. Если мысль, пускай несогласная с личными амбициями Джеймса, вступала во взаимодействие, здраво вписывалась в общую структуру всей цепи, значит, все идет в верном направлении. Помимо ковра все было облеплено дорогим деревом, что пол, что стол, что шкаф напротив этакой своеобразно устроенной зоны заседаний. В шкафу постоянно пылились (хотя, занятно подметить, Джеймс никогда не замечал даже мельчайший слой пыли на предметах) различного рода настольные такие сундучки, грубого стиля шкатулки. Вероятно, одна из подобных небрежных была сделана самостоятельно, ввиду специфичных увлечений Чарльза в столярной области. Всегда в какой-то мере удивляло нашего друга такое хобби. И причина весьма обоснованная. Такой инициативный, угрюмый, невероятно целеустремленный человек науки перед ним всегда стоял. Подумать только было чудно, что в свободное время доктор когда-то увлекался созданием кой-каких шкатулок. По крайней мере, это происходило лет 5 назад, сейчас же трудно припомнить другого Чарльза.. С головой ушел в загадку поведения человека; иногда Джеймсу казалось, что вместе с этим друга унесло куда-то абсолютно не туда. Что-то куда более устрашающее и заманчивое одолело юного врача. Среди всяческих деревянных коробочек, очень неоднозначных книг из редчайших собраний 15-го и 16-го веков, документов на какой-то полке скромно стояла фотография в рамке. Женщина, светленькая такая, миловидное лицо, лет 35 на вид. Джеймса зачастую озадачивала эта фотография, так как он прекрасно знал личные принципы Чарльза касательно его отношений. Ни детей, ни девушки у старого друга совсем не было. Что еще бы вы могли ждать от человека, помешанного на чем-то великом и многозадачном? Посередине кабинета располагались два кресла на комфортном расстоянии, без надежды на втиснутый между какой-нибудь журнальный столик. Обе модели немного различались между собой. Та, на которой сидел обычно Чарльз, была чуть более угловатой, резкой в своих очертаниях и немного более темных оттенков. Однако все кресла наблюдались просторными, невероятно удобными и мягкими. Как минимум несколько продолжительных часов располагаться на таких было не так обременительно, обнадеживающе. За креслом психотерапевта находился непосредственно письменный стол Чарльза. Такой же угрюмый, мечтательный и малость хаотичный. Документы, содержание которых обсуждалось в данный момент с Организацией, были ловким образом собраны в тематические стопки, однако в то же время наблюдались под ухоженным небольшим ноутбуком и дивной лампой с индийскими напевами разбросанные, бесцельные и какие-то неопределенные документы, не имевшие права даже на состоятельную обложку. По обе стороны шкафа (скажем так, это служило некоей интересной разметкой в кабинете) впечатляюще находились два широких, всегда старательно чистые окна. Тяжелые темного окраса шторы обычно были завязаны вопреки миролюбивому приятному свету, который проходил сквозь данные окна. Света в помещении часто по ощущениям не хватало, правда, со временем глаза и настроение привыкали к подобной представленной, приглушенной обстановке. Рядом с дверью слева гостеприимно и ненавязчиво стояла напольная вешалка, на которой уже висели деликатная классическая шляпа без всяких дополнительных аксессуаров и недлинное пальто. Джеймс молча, в своих мыслях, снял куртку, повесил на свободный крючок. Без приветствий он недоверчиво сел в кресло.

– «До больницы ты был более приветливым и открытым, как мне кажется» – Чарльз сосредоточенно с пристальным взглядом сел напротив.

– «Переживаю не самый простой период. Отхожу, так сказать» – бесстрастно ответил главный герой.

– «Ты же с нами. В дружественной команде среди надежных людей. Отчего такая мнительность, пока что ты не на задании».

– «Везде нужно быть на прицеле. Расслабляться нельзя».

– «Как долго ты себе повторял эту фразу, Джеймс?» – Чарльз расселся так, что его прагматичность и доминантность в разговоре подчеркнула себя немного ярче.

– «А как у тебя в отчетах записано?» – Джеймс легонько обнял свои локти, пододвинул ноги, устало смутился.

– «Боюсь, это были еще те времена, когда отчеты велись не настолько полно. Когда два человека впрямь дружили между собой, с самого периода жизни в университете» – доктор мечтательно и саркастично заговорил о чем-то неформальном, будто капризничая.

– «Тогда я не поражался.. не задумывался и не пытался ответить себе на вопрос, чем ты так стал интересен для Организации. Простых и, главное, счастливых людей сюда не берут» – равнодушно возразил Джеймс. Чарльз задумчиво притих. В его глазах померещилась странная и непривлекательная волна страсти.

– «Я стану счастливее, когда достигну выбранной цели. Не самой легкой, требовательной донельзя.. но верной цели, друг мой» – строго и с надеждой высказался Чарльз.

– «Перестань меня называть так. Ты сам открестился от этой дружбы. Прошу, давай не об этом..» – главный герой больно закрыл глаза, печально массируя брови.

Чарльз тихо сглотнул, мысли обрывками в виде оголенных букв пытались вылезти в нормальные слова.

– «Что ты хочешь? – психотерапевт достаточно заинтересованно спросил. —

Что ты хочешь от этой жизни, Джеймс?»

– «Я хочу.. удивляться этому миру» – задумчиво и устало ответил клиент врача.

– «Разве ли? Миру? Или себе?»

– «Миру».

– «В прошлом ты был не настолько уверенным в себе. Метался, сомневался, угнетал себя. Думаешь, произошел прогресс благодаря нашим дельным беседам?»

– «Меня не интересует прошлое. Сейчас это препятствует моему спокойствию.. хотя бы какому-то».

– «Прошлое.. Уважай прошлое, Джеймс! Давным-давно человек ударял руку об дерево, и ему было больно. Сегодня человек ударяет руку об дерево, и ему больно. Изменилось ли что-нибудь?» – Чарльз внезапно наполнился взбудораженными эмоциями, горячими идеями.

– «А если надеть железные перчатки?. Больно, скорее всего, не будет. И уже можно заявлять, что что-то изменилось» – умело и остро предположил главный герой.

Чарльз едва заметно встрепенулся, выражение лица его приняло более гневный и деспотичный вид.

– «Изменишься ты, надевая железную перчатку на кулак. Ты изменишь дерево, разрушив его. Ты изменишь руку, поддавшись железу. И в результате не будет ни дерева, ни твоей руки. Будет железо. То, что останется с тобой после гроба. Точнее, не с тобой, а с самим гробом..» – убедительно и впечатлительно ответил Чарльз.

– «Да-да. Как грифель в чай..» – отстраненно и без интереса что-то почти про себя произнес Джеймс.

– «Прости, что.?» – психотерапевт растерянно опешил.

– «Друг советовал что-то из нетрадиционных путей лечения души. Одним из них являлся так называемый грифель в чай. Раз в день просто кладешь в напиток, размешиваешь, чтобы вещество соединилось с ароматными травами, пьешь. Предполагалось, что так появился возможность схватить состояние прошлого себя до начала этой невообразимой сумасшедшей точки отсчета многих тягостных несчастий. Мало чем помогло. Гадость, к тому же, та еще!»

– «Что с тобой такое происходит?» – отчаянно и чрезмерно беспокойно спросил Чарльз, волнительно вглядываясь в хвойных цветов глаза собеседника. Холодные серые глаза доктора показались Джеймсу слишком пронзительными, в каком-то понимании буквально. Он раздраженно посмотрел в пол.

– «Иногда бывает так, что ты внизу.. а тебе сверху хотят помочь. Ты хочешь, чтобы все были на одном уровне. И верхний это понимает.. но он не может тебе помочь, тебя вытянуть вверх. У тебя есть идея, как себя вытащить.. Но он не так все воспринимает, сознает, осуществляет. И тогда тебе приходится сталкивать его вниз, дабы одному забраться наверх, чтобы потом по своей идее поднять его наверх. Вот только теперь докажи, что ты хотел одного уровня..» – высказываясь словно в пустой просвет комнаты, Джеймс отдаленно и в своей манере представлял проблему в виде ситуации, изредка запинаясь в попытке точнее объяснить.

Может быть, в глубине души он все еще хотел привести ту студенческую крепкую дружбу в действие, в силу. Как было этак несколько лет тому назад. Когда главный герой еще не замечал остроту и болезненность каждой обоснованно сформированной слезы. Очередной настоявшейся палитры боли.

– «Ты себя ненавидишь.?» – тревожно нахмурился Чарльз, поправив неосторожно, но очень медленно, свои очки.

Стоит заметить, ко всему строгому костюму, застегнутой на все пуговицы рубашке, душившему стилю одежды, застиранному жалкого галстука и невообразимо вылизанной, расчесанной прическе резкие в своих рамках очки несколько выходили из общего амплуа Чарльза как состоятельного гениального мозговитого профессора. Побитые края очков и затемненные участки стекла выдавали слабую и чем-то обиженную натуру доктора. Но Джеймс все еще верил в его превосходные достоинства друга: находчивость, проворность, великая готовность помочь.

– «Мне трудно определиться в ответе. Знаешь.. Ненависть как искусство, любовь, поддержка, становление и развитие. Это мысль полета.. Она не является неправдой. Но и правдой как таковой пока не может себя называть. Ей нет особой необходимости в доказательствах. Ей нужно раскрыться, расписать себя. Я бы ненавидел.. но раскрываться нечем. Нет причины, повода, сил для ненависти. Может, я с чем-то путаю это чувство.?» – глубоко задумался главный герой.

– «Зависит от твоего отношения к ненависти в целом. Ее проявлении как в личностном плане, так и в общественном. Имеется ли сам смысл развития ненависти для тебя? В мире, здесь.. Это чувство, оно вообще.. требуется хотя бы в малой дозе каждому?»

– «Как говорится, ненависть лучше равнодушия. Для некоторых это и смысл жизни.. Для остальных поставленный надежный таймер на определенные идеи, которые идут вразрез с стремлениями данного чувства. Из-за такого специфического состояния человек может жить, вследствие чего люди в окружении с верными спокойными принципами в возможностях и при времени придумать нечто большее столь горячего, обжигающего чувства».

– «Для тебя смысл жизни – это какое-то из подобных чувств, Джеймс?»

– «Нет, – главный герой расстроенно и сердито опустил глаза, неловко заглядывая куда-то под себя, – Всякое такое есть попросту мысль полета».

– «И на сколько, по-твоему, мир состоит из этаких мыслей полета?» – Чарльз увлеченно и более расслабленно облокотился на правую руку.

– «Ровно на столько, на сколько.. сейчас по миру осуществляется перелетов, экспрессов.. и автобусных остановок». – «Это твой ответ? Всерьез и без сарказма?»

– «А сарказм для тебя не ответ, случись что?» – Джеймс остро и тихо усмехнулся.

– «Джеймс, ты не хочешь.. Я вижу и верю в наш с тобой прогресс. Вот-вот, совсем скоро, ты заметишь, мы одержим победу в борьбе с твоим ранимым.. режущим недугом. Но который раз я.. не могу добиться должной серьезности от тебя, той нежной волнительной искренности. Мы не разговариваем временами, организовываем невольно театральный спектакль.. Попробуй для себя и ради себя.. в поддержку Организации и моей подставленной вовремя руки. Просто прислушайся к речи, которая напрочь является второстепенной по отношению к действию. Загляни в корень своей проблемы, в себя. Будет больно, я могу представить. Но я не отпущу тебя.. пока тебе не станет лучше. Если ты будешь умирать в душевных мучениях.. то только с моей посильной поддержкой» – Чарльз готов был в любой момент прослезиться, однако создалось такое впечатление, будто слизистая глаз слишком сухая и изведенная, что не способна больше производить простых житейских эмоций. Джеймс отстраненно притих, какое-то время в анализировавших детально мыслях рассматривал свою ладонь, приглядывался к каждому пальцу и то, как он освещался в той комнате в данный момент.

В один решительный момент, наверное, когда было составлено в голове меткое, емкое горькое умозаключение, сжал эмоционально кулак, все так же не произнося ни единого слова, даже не шмыгая недовольно и случайно носом.

– «Ты думаешь, я никогда не заглядывал в себя.. не анализировал, не рассматривал в зеркало банально? – главный герой утомленно и с надломом каким-то ухмыльнулся. – Я занимаюсь этим практически каждый день».

Чарльз недоуменно в каком-то обеспокоенном внутреннем испуге поменял положение ног, напрягся.

– «Убивающие.. не убивают просто так, Чарли. Только люди. Понял прикол?» – проникновенно и отчетливо спросил доктора наш друг.

– «Нет».

– «Славно, товарищ. То ли переступил черту.. то ли судорожно ты вообще не переносишь и противишься очертаниям этой системы. Как бы ты сам про себя рассказал?»

Чарльз в одну секунду задумчиво сделал из своих пальцев неубедительную беззащитную решетку, затем вмиг убрал, встряхнул хорошенько руки. Нервно, но в то же время подозрительно хладнокровно встал в неспешном направлении к своему письменному столу.

– «Пожалуй, формальное время нашей беседы истекло, – он уверенно посмотрел на свои наручные утонченные, но безвкусные, часы, – Поговорим вкратце о насущных и основополагающих вещах, Джеймс».

– «Всегда готов» – бесстрастно, непритязательно выкинул военного характера ответ главный герой.

В мыслях пробежало скользкое возмущенное раздражение, что военного в мужчине меньше, чем в простом хилом докторе напротив. Джеймс независимый, своенравный, уважаемый, как он сам считал. Сотрудничество, работу в какой-то коллективной условной связке принимал спокойно, положительно, но раз до того всерьез доходило, никто не имел права выстраивать модель и образ исполнения данной работы. Нужно, всенепременно, полагаться на свои выработанные самобытные принципы, которые, не опираясь на общепринятую систему, производили мысленный поражающий ажиотаж.

Психотерапевт, строго незаметно себе кивнув, молча и ловко достал откуда-то из-под полок, находившихся в слепой зоне за письменным столом, небольшой так называемый одноразовый черный чемоданчик для лекарств.

– «С поставкой возникли небольшие проблемы.. здесь доза только на 2 недели. Тебе стоит зайти завтра еще раз ненадолго, чтобы забрать оставшуюся часть. К тому моменту, уверен, мы разберемся с возникшими техническими несостыковками. – Доктор остроумно и невероятно внимательно поправил очки. – Завтра, кстати говоря, окончательно мы определимся насчет формы и содержания твоего следующего задания. Оно играет достаточно.. немаловажную роль в жизни Организации.. в наших с тобой жизнях точно так же. Очень сложное, тебе рекомендовано выложиться по полной, так сказать. Конкретнее мы с тобой обсудим должные детали по получении наводки. Пока отдыхай, гуляй. Ты же любишь проводить выходные в точном попадании, как у обычных людей, Джейми».

Главный герой неодобрительно нахмурился еще сильней, чем обычно происходило. Не попрощавшись на обратном пути, ответного слова даже при всем при том не произнеся, он осторожно прихватил за собой чемоданчик, тяжелыми, но профессионально тихими шагами вышел в коридор. Джейми, так ведь.? Такой была ласковая и приветливо дружеская разновидность имени Джеймса. Зачастую так к нему обращалась его мать. Собственно говоря, она и начала, можно сказать, эту занятную эпопею с сокращенными и более милыми вариантами произнесения имени сына. Этакая вполне безобидная привычка (или уже традиция?) весьма устаканилась в школьные годы главного героя, в некоторой степени проявила себя и в студенческие. Явно изменился характер Джеймса с перехода школьной жизни к университетской. Особенно после ухода матери. Талантливый, восприимчивый, постоянно задумчивый, искренний, довольный, смышленый и начитанный мальчик очень тяжело переживал эти жизненные этапы переживания потери, горя. Что сказать, нечего добавить.. тягостно. Без емкой и необходимой, кроме того, поддержки. Неясно, что стряслось с отцом. Отношения лишь только ухудшались, местами и определенными праздничными выходными куда с более болезненной и глубокой траекторией удара. В университет (официально технический, какая-то важная область физики, связанная с машинами, самолетами, поездами. Заканчивал он, правда, в основном теорию. На практике по делу мало бывал) пришел опечаленный, замкнутый, отчаянный, бессильный, но все такой же способный и все время задумчивый парень. Однако юношеские свои качества иногда забывались в пьяном угаре, когда дни переживались особенно больно. Алкогольные дозы не доходили до обвального обморока, до посинения. Остановили несуразные и несшиеся пристрастия к спиртному собственные разговоры с собой, отчасти где-то и Чарльз. Тогда они еще крепко-крепко дружили. Джеймс познакомился с будущим приятелем, когда получал второе высшее в медицинской сфере. Совместные серьезные дипломные работы в регулярную обнимку с безрассудным рискованным, смелым поступком укоренили эти отношения. Наверное, это есть одна из главенствующих причин, почему Джеймс до сих пор мечтательно и с надеждой дает Чарли уникальный необъятный шанс на что-то, что сам пока мужчина ясно представить пока не в силах. Не в желании, не в состоянии.. После тяжкого случая с матерью Джеймс попросил не называть его так, как это делали родители. Несколько раз его друг по глупости душевной и неорганизованной забывчивости в первое время нарушал данное обещание, но после много лет такого обращения не наблюдалось. До настоящего времени.

– «Джеймс! Постой!» – на пути к лифту сзади относительно слышно что-то весьма отчетливо проговорил солидный такой, выразительный мужской голос. Главный герой неохотно, но все же несколько смиренно приостановился, обернулся. Пришел повстречать нашего друга Тодд, некая вторая правая рука Сэмюэля, обычно ему поручали вопросы достаточно запутанного и крупных размеров толка. Однако чересчур важные и ценные вопросы ему никогда не доставались, так как глава Организации привыкла решать подобное сугубо лично. Даже нынешнее очень важное в развитии данной компании задание, которое в скором времени предстанет перед Джеймсом, будет по характеру либо не настолько оригинальным, либо главный герой, по задумке начальства, будет играть лишь роль пешки, статиста, страховщика во всей планируемой операции. Тодд всегда был парнем среднего телосложения, слабо дотягивавшего до излюбленной спортивной формы. Взъерошенная простая русая такая прическа, в некоторых местах не до конца расчесанные спутанные, но симпатичные путы волос. Колючие, но всегда, как ни странно, чистые и бритые щеки. Хиленькие плечи, на первый взгляд хрупкие (как оказалось, очень устойчивые) худые ноги. Всему бесхитростному образу добавлялась обаятельная чарующая харизма, выразительные справедливые и искренние черты лица, постоянно настроенные на выполнение самых сложных загадок, принятие тяжелых неоднозначных поручений. Организация с глубоким уважением относилась к Тодду тем более не по причине неудавшейся слабенькой, не впечатляющей физической формы, а из-за накопленного своеобразного, но весьма необходимого опыта. К тому же, как в различных областях общественных наук, так и в некоторых видах боевого искусства. Парень отдавал особое предпочтение азиатской культуре боя, в этом несколько поддерживал его Джеймс тоже. Интересно получается, Тодду на днях исполнилось уже более, чем просто 40. Человек куда постарше самого главного героя, которому в свою очередь пока и сорока нет на своем пути. Однако Джеймс зачастую невольно приучился обращаться и видеть в Тодде именно парня, нежели немолодого, слегка заматеревшего мужчину. Понимаете, характер проявлялся в свободной обстановке весьма этак бодро, весело, свежо. В случайном взаимодействии с ним главному герою временами казалось, что беззаботность и рисковая безмятежность университета вновь нагрянули в настоящем.

– «Очень рад тебя встретить. После всего того недавнего инцидента с тобой.. напрягся, помрачнел, что ли» – Тодд довольно остановился, на его лице едва видимо проблескивала доброжелательная улыбка.

– «Вчера тебя не было в здании?» – главный герой задумчиво и наблюдательно спросил.

– «На задании был.. Характер: разведка, осмотр, изучение. Готовил подробный и детальный такой отчет, собирал должные материалы для следующего обозначенного указания..»

– «Понял, успешно?» – в речи главного героя невзначай проскочили лаконичные и отрывистые фразы.

– «Да, но.. – Тодд досадно напряг брови, заботливо и безнадежно взглянул на своего собеседника. – Ты уже получил его?»

– «Ты про задание? Нет еще.. Обещали завтра».

– «Знаешь, ведь многие умалчивают.. Организация старается лишний раз с этой информацией не выступать, не напоминать, но.. у опытных и доверенных работников, как ты, я уверен, есть выбор.. имеется возможность рассмотреть, проанализировать содержание цели. И отказаться, попросить перенаправить, поставить в качестве исполнителя кого-либо другого..» – Тодд бегло и немного нервно разбрасывался объемным потоком слов с размытым внесенным смыслом.

– «Ты о чем?» – Джеймс серьезно озадачился.

– «Сегодня.. мне донесли дальнейший теоретический расклад действий.. Вчера.. я занимался собиранием информации для твоего задания, Джеймс.. Но.. тебе стоит отказаться. Не потому что ты не осилишь, нет.. Несмотря на это все, ты.. вряд ли справишься. Тебе не надо с этим связываться.. это опасно» – парень заговорил более тревожными и осторожными тонами.

– «Почему.? Что.. что случилось, Тодд? Что ты там выяснил?»

– «Я не могу.. тебе так просто рассказать. Здесь опасно для того».

– «Шутишь? На защищенной Организацией зоне.. от всяких шпионских бригад и хакерских наплывов.. небезопасно?» – Джеймс откровенно и напрямую удивился сказанному.

– «Ты не все можешь понять.. В том числе причину моего поведения.. – Тодд умело и плавно перешел на шепот. – Боюсь, в нашем специфическом агенстве есть и та часть людей.. которой совсем невыгодно открывать правду даже своим сотрудникам. Может быть, такие персоны обитают и на начальственных позициях. Будь бдительным».

– «Но ты уверен, что они мне вообще позволят отказаться от выданного задания? У них и так лучших исполнителей не так много, объективно говоря. Еще же ведь усомнятся, пойдут проверять мою личную жизнь. Которой и так почти не осталось после всего» – наш друг тяжело вздохнул, трезво оценил проблемную ситуацию.

– «Постарайся огородить себя хотя бы от основополагающих и центральных задач. Поверь.. развернется не самая приятная, однобокая, такая вся незамысловатая битва. Где ты будешь играть спорную роль в связи.. с установленными позициями. Но если.. не удастся.. Будь осторожен, Джеймс.. – Тодд резко внес в свой голос удивительный прилив решительности и твердости духа. – Слышал, ты ничего не помнишь о последнем своем задании?»

– «Нет, память отбило на недавние события.. Надеюсь, ничего сугубо важного не пропустил. Правда, отчего-то мне чудится совсем не так».

– «Буду верить, что ты вспомнишь! Мне кажется, восстановленные фрагменты жизни, как им и подобает, помогут тебе справиться с заявленными назойливыми вопросами».

– «Разве обычным, опустившим руки людям.. подобную скидку еще совершают? Редко я соглашался с верой в то, что иногда жизнь разговаривает с тобой несколько более дружественно и самоотверженно, чем обычно» – главный герой бессильно и устало ответил.

Тодд не на шутку нахмурился, какие-то непоколебимые ясные секунды настойчиво всматривался в глаза собеседнику.

– «Джеймс, я помню тебя еще действительным юношей. Знаешь.. Обычно дети любят смотреть вверх, когда на них надевают медали или дают им награды всякие. Им часто интересно, из чего сделана медаль, действительно ли там их имя запечатлено, и как его написали в таком случае.. шрифт, почерк, значение букв, прочее такое. Проходят года, а такие встречные нередко персоны до сих пор привыкли посматривать наверх при награждении. Но ты.. Ты постоянно смотришь вниз. На пол. Даже нисколько не приблизив к себе манию величия и точку впереди! Даже наверху.. ты продолжал смотреть вниз, тебе там нравилось. Обычно, когда так поступают дети, это проявляется раньше, чем у обычных ребят. Такие необычные вот мальцы склонны к осмотру пола, когда они начинают ощущать асфальт и себя. А эти ощущения возникают, где-то когда-то вычитал, когда родители единогласно покидают тебя. И заметь! Они не просто не обращают на тебя внимания. Они.. Их вовсе ты не видишь. Зовешь.. А они… Не там. И тогда тебе приходится раскрыть глаза и куда-то спрятаться. А куда? Что ж.. Здесь есть пол. Пол… На полу стоит стол.. Стул.. Шкаф.. И я… Ух ты! На полу нахожусь я. Пол сохраняет меня» – весьма проникновенно, трогательно выражался Тодд.

– «Смотря вниз, ты удовлетворяешься и восхищаешься скоростью! Посмотрев вперед, ты видишь конечную цель, результат. Часто так бывает.. когда начинается достоверный путь к смыслу жизни, ты хочешь сказать или прямо-таки говоришь: я не знаю, чего хочу. Чего-нибудь такого. Непутевая дорога. Столь же разно, как путь и дорога. Нет никакого смысла, если все пойдет по-старому.? Но что же движет этим смыслом.? Вы же знаете, что если две прямые параллельны, то третья тоже точно станет на путь параллели к ним. А если я возьму и вместо „прямо“ повернусь, выберу „направо“? Станет ли отличаться несчастье и его смотр сбоку?» – Джеймс пылко и трепетно подхватил волну эмоций собеседника.

– «Хм.. Думаю, вы только что нашли неформальность, как она есть. Именно так, Джеймс!» – парень скромно восторженно вник в смысл слов своего приятеля, одобрительно поверил им.

Главный герой глубоко погрузился в размышления, немного приоткрыл рот в желании сказать что-то важное, но робко стал моргать глазами, потерянно осматриваться по сторонам. В конце своих идей он приложил руку ко лбу, чтобы определенным образом перестать плыть в хаотичном течении всяческой информации вокруг. Порой Джеймс просто не мог найти слов, чтобы описать пришедшую к нему мысль. Говорят, есть несколько основных типов подачи какой-либо мысли на бумагу: описание, рассуждение, повествование. Вы так же скажете? В какой-то момент главный герой пришел к выводу, что все строится на том же описании и здраво отходит от него. Суть, вокруг которой крутится подача, так-то ведь одна и та же. Зависит все, пожалуй, от ловкости, упорности, находчивости, запоминании, впечатлениях. Какие-то субъективные невидимые вещи снов врываются в основу реального, материального. Человек, текст которого покажется обществу рассуждением, задействует чуть иные критерии, технику писания; он по-другому воспринимает то, что чувствует. Эта персона будет более находчива, стремительна, проникновенна, нежели та, что привыкла выказывать внутренний мир стилем, называемым именно описанием в народе. Насчет субъективного и материального, кстати говоря уж так. Способно ли выше сказанное доказать в какой-то степени неразрывность чего-то духовного и бесформенного с действительным, формальным? Все показывается куда интересней, чем кажется. Необъяснимый и прозрачный механизм, характеристика которого максимально близка к нулю, но именно он держит и руководствуется тем, что и как происходит на Земле. В силу странности и необыкновенности, пускай даже возможности того здесь наводит на мысли, что это не попросту единичные моменты, кое-как скрепленные меж собой. Все гораздо крепче, обдуманнее, более безумно и противоречиво. Занятно, отчего так люди стремятся сами разъединить с какой-то целью понятия духовного наследия и материального? Объяснить широкое не получится без условного допущенного варианта логической цепочки. Основная задача логики заключается ведь в том, чтобы позиция подходила к общей череде событий, так или иначе способных подойти к заданному случаю. – «Я попробую.. что-то сделать. Спасибо за предупреждение, Тодд» – Джеймс уныло, но искренне улыбнулся.

В ответ собеседник мельком продемонстрировал мужчине доброту и сочувствие своего характера непосредственной безобидной ухмылкой. Далее коллеги разошлись, Тодд вышел из поля зрения главного героя после того, как тот вошел в лифт.

День касательно своих задач, можно полагать, уже закончился. Честно говоря, Джеймс очень надеялся на то, чтобы задание для него было сформировано уже сегодня. Даже после подозрительного и таинственного разговора с хорошим проверенным человеком, как-то познакомившись с необычным первоклассным риском и опасностью следующей цели, глубоко в душе мужчина понимал, что вряд ли откажется. Он не смог бы. Хорошо бы сегодняшнему дню кончиться; как бы перетерпеть гнетущее, душераздирающее свободное время, которое предстало с недавних пор перед главным героем. Постоянные независимые рассуждения о смерти, значимости жизни, ее лишения.. Время от времени какие-то острые углы сознания будут подкреплены здоровым чувством вины, усталости, безысходности. Джеймс отдаленно всерьез задумывался над тем, с чего могло бы начинаться настоящее безумие. Ему было страшно от того, куда в голове несло нашего друга и почему это происходило с ним. Боль, боль.. Явно мозг не сумел проанализировать и пережить какую-то навязчивую раздраженную деталь, потому пытается еще раз, еще раз, снова и вновь наступить на хилую ненадежную ступень раздумий. Джеймсу стало противно, он спокойно достал из сумки очередную сигарету. Первую за сегодня успел использовать еще после завтрака по дороге к Организации, да так быстро получилось, что главный герой едва запомнил тот момент, ему не принесла особого умиротворения и удовольствия та сигарета. Джеймс с надеждой посмотрел на нынешнюю. В этот день попалась первее всех классическая упаковка. Как говорится, беспроигрышный вариант. Сегодня была поистине удивительная дата, главный герой никуда не спешил. Он жутко ненавидел то состояние безмятежности и безудержной рыхлой свободы, с которой ничего нельзя должного сделать. Джеймс всю жизнь как-то надменно относился к людям, которые ни разу в своей жизни никуда серьезно не спешили, никогда впопыхах не умудрялись переходить дорогу ловко на красный свет. Которые всегда послушно ждали зеленого безопасного сигнала. Тем не менее такой неспешный и необъятный расклад дел мужчина ненавидел по личным причинам, с каких-то сторон довольно очевидных, наверное. Когда Джеймсу давалось задание, по своей сути он точно так же имел возможность заниматься всем, чем считал необходимым. В том числе в угодный час организовывать некоторый момент передышки, небольшого отдыха в порыве тяжелых на подъем заданий. Явное преимущество такой жизненной позиции состояла в том, что она уже направляла человека в то мыслительное русло, с которым нужно работать прямо сейчас. Честно и по правде говоря, главный герой старался пересмотреть свои проблемы, начать изучать сначала, говорить с собой немного более откровенно и смело, но никак не мог разгадать основу того ужасного и сурового состояния, в каком тот пребывал несколько лет. Сдаваться, подавать на стол порванный белый флаг в то же время он никогда не любил, постоянно держался до последнего, иногда в его молодости это не заканчивалось благоприятно для его здоровья, однако не поспорить: упорства, терпения, силы воли непросто отнять, весьма. И принципиальность, конечно. Но когда действительно Джеймс был несколько бессилен, слаб для решения настигнувшей его проблемы, то он искал временные официальные причины отставить размышления откуда-то извне. Превосходной временной заморозкой разбора насущных душевных невзгод как раз послужила работа. Правда, Джеймс и здесь немного упал в сомнения, потому как охотно считал, что бесконечная страховка рабочих обязанностей только запускают сильнее воспаленный корень проблемы. И вот уже слово «немедленно» становится все более частым и в тот же момент бесценным.

Джеймс по мере выполнения своих рабочих обязанностей постепенно признавался одиночкой. Ему было комфортно наедине с собой: работать, развлекаться, жить в каком-то таком специфическом понимании. Однако всю свою жизнь он пытался бороться с одиночеством, его томным величием и нескончаемым потоком болезненных ударов в спину, живот, сердце. Некоторые хорошие ценители мысли искренне дивились этому персонажу: замкнутый ранимый интроверт, яростно отбивающийся не от страха остаться одному, а от самого одиночества непосредственно. В этом плане мужчине отлично помогали прохожие люди, лучше не просто проходившие мимо, а останавливавшиеся и решавшие заняться каким-либо простым занятным делом: прогулкой, чтением книг, обсуждением насущной темы, стартом изучения иностранного языка по словарю (забавны те люди, которые начинают именно со словарей, ни разу не побывав в целостной структуре желанного языка). Джеймс глядел, отстраненно успокаивался вдали от них, являясь тем не менее неотъемлемой частью созданного людского пейзажа, задумчиво выяснял то, что прежде доставалось трудно ему. Значимую роль играют какие-то места вдохновения у Джеймса. Там могли распутываться самые сложные душевные невзгоды и страшные колючие переживания. Правда, всякий раз таким местам весьма нужна смелость, искренность и остаток энергии на то, чтобы размышлять над стратегией победы. Увы, в последнее время главный герой растерял два последних критерия для успешного прохождения в подобные закоулки, а смелость превратил в бессмысленную преданную самоотверженность.

Сигарета к концу тревожных внутренних скитаний была докурена, последний густой пепел, не успев толком упасть на промокший осенний сырой асфальт, неуклюже унесся ветром куда-то вдаль. Фильтр мужчина по инерции выкинул в ближайшее мусорное ведро, даже не останавливаясь в пути. Часы показывали лишь только середину дня. Что бы душа желала изволить остальные 12 часов жизни?

Дождавшись бесстрастно автобуса, Джеймс в своих мыслях сел куда-то вбок, поближе к окну. На улице было терпимо светло, чтобы без отдельных усилий и напряга разглядывать дальние силуэты надвигавшейся картины. Однако кругом наблюдалась пастельных приятных оттенков осенняя серость Миннеаполиса. Небо было бесспорно захвачено амбициозными полными облаками: какие-то были на вид явно темней и тяжелей всяких прочих остальных. Правда, стоило добавить, что белые и мягкотелые довольно быстро скрывались из виду. Вероятно, уплывали в города более ясные и солнечные. На окна неторопливо, отдельными каплями лил меланхоличный милый дождь. Джеймс решительно достал телефон из кармана, с всплывшей яркой идеей набрал номер Феликса.

– «Привет, дружище. Напомни, сегодня клубоголики не закрылись на отпуск? Помнится, владелец сообщал, что в скором времени на сколько-то дней прервется, сделает тайм-аут своему клубному бизнесу. Но все на языке останавливается, не уверен сполна: они с этой недели или со следующей?» – миролюбиво, но все равно как-то устало начал главный герой.

– «Привет. Точно слышал, что со следующей. Считай, сегодня у них последний день перед обеденным недельным перерывом. Одни клубники любят спокойный режим на работе перед отъездом куда-либо, другие, наоборот, стараются украсить последний вечер более пышными предложениями и трогательными пьяными концертами.. второй вариант, смотрел, прибыльнее. В любом случае завтра они сворачиваются. Если сегодня удумаешь посетить их, передай, к какому типу относятся эти!» – юноша как всегда жизнерадостно и вежливо общался с давним другом.

У Джеймса появилось стойкое забавное впечатление, что во время данного разговора у Феликса точно поднялись брови. Эта догадка несколько развеселила мужчину, убралась безудержная хмурость на лице.

– «Обязательно при встрече расскажу. Спасибо. Люблю заглядывать к людям совсем вовремя» – Джеймс тепло усмехнулся.

– «Только не засиживайся до потери сознания. Я понимаю, это привлекательная возможность выспаться.. но.. не надо. Не загоняйся, не мучай себя своим прошлым. Отдыхай и расслабляйся. Я-то знаю, что ты весьма впечатлительный. Иногда стоит сказать потенциальным впечатлениям „не сейчас, не сегодня“. Ага?» – в этот раз Феликс прозвучал чуть более обеспокоенным и смятенным.

– «Без волнений, мой друг. У сильных впечатлительных качеств есть одно общее свойство – непостоянство. Или, например, постоянная нужда в пятиминутной передышке, помнишь эту тонкость? На волне первых впечатлений ко второй я вряд ли доберусь, потому что сильно нуждаюсь в смене обстановки. Непостоянный такой вот» – главный герой любезно в завершении попрощался с Феликсом, ловко оборвал звонок.

Через полчаса свободолюбивых вдумчивых широких шагов по улице Джеймс наконец подошел к тому месту, расписание которого так жаждал узнать по последнему телефонному разговору. Данное помещение для светских встреч являлось подвальным, разумеется, арендованным. Оно находилось на углу родной улицы, скромно и условно разграничивая пересекавшиеся остальные оформленные дороги. Взятая для работы площадь на самом деле не наблюдалась ощутимо обширной, там главный герой едва насчитывал 4 соединенные воедино жилищные комнаты, простые квартиры в домах. Исходя из этого, приятным моментом в противовес служили сравнительно низкие цены на алкоголь, кальяны, мексиканские классические чипсы с гуакамоле в конце концов: они были практически в полтора-два раза ниже тех, какие наблюдались на центральных улицах и исторических площадях в городе. Однако Джеймс не смотрел придирчиво на цены, с момента начала развития успешной карьеры мужчина был вполне обеспечен, что получил в какой-то момент возможность выбирать более качественное, нежели более доступное крупному кругу населения. «Клубоголиками» Джеймс со своими знакомыми называл их так потому, что заведение работало фактически круглосуточно, однако имело в то же время некоторую театральную подоплеку. В связи с постоянной необходимостью зарабатывать любым придуманным путем деньги рабочий коллектив полностью взял на себя инициативу днем представляться прохожим в качестве дискуссионного клуба на всяческую заданную тему, что-то вроде продвинутого эксклюзивного анти-кафе для диссидентов или каких-то посредственных персон, а ночью же место превращалось в самый настоящий ночной клуб. Небольшие габариты помещения ничуть не помешали какой-то востребованности среди местных жителей или приезжавших гостей. Ребята работали сменами: более начитанные и смущенные выполняли свои обязанности днем, более смелые и строгие в свою очередь занимались этим после захода солнца. Джеймс достаточно хорошо знал и первый рабочий набор, и второй. Надо сказать, что так было взаимно, весьма. В выдавшиеся свободные несколько часов или в хаотичные бесцельные выходные главный герой старался попасть именно туда, потому как отчего-то данное место содержало в себе нужную обстановку и атмосферу для того, чтобы немного наш товарищ вздремнул. Искренне так и любя. Ощущения некоторого чувства выспавшегося организма являлось одним из немногих жизненных аспектов, которые хоть как-то будоражили великую депрессию Джеймса и заставляли усомниться в ее нескончаемой мощи. Только после знакомства с этаким клубом главный герой отчаянно, с неубиенной теперь надеждой слабо, но верно держался за мысль, что у всякого момента обязано быть логическое завершение. Ведь даже какая-то Столетняя война, которая многим ее участникам казалась абсурдной, безумной, бесконечной, закончилась на определенной здравой ноте. Смущало лишь Джеймса в особо тягостные времена то, что, возможно, в таком случае: запущенном, самоуверенном – сможет поставить точку уж смерть. Клубные ребята уже давно пометили мужчину как некоторого постоянного гостя, они прекрасно знали о его молчаливом намерении вздремнуть здесь. Никто совсем этому не противился, напротив, старались создать более комфортные условия для того. В знак своего почтения и глубокой благодарности Джеймс всегда пытался что-нибудь купить из напитков и прочего предлагаемого ассортимента. Если настроения что-либо потреблять не было вовсе, тогда главный герой попросту оставлял после себя достойной суммы чаевые на близлежащем столике.

Заходя в клуб в этот раз, развязно спускаясь по ступенькам, относительно шумно шаркая вместе с пылью и мелкими бетонными сыпавшимися камнями, Джеймс чуть ли не впервые, как он сам у себя в голове обозначал, собрался так много провести времени там. За распахнутой дверью поначалу в ответ донеслось занятое увлеченное молчание. Вскоре навстречу гостеприимно вышел один из персонала, улыбчиво поприветствовал гостя. Предложил найти место для Джеймса, но тот добровольно отказался и выбрал сам: где-то незначительно далеко от основного места действия в плане всевозможных горячих обсуждений и страстных полемик, в приглушенном темноватом спокойном углу на диване, составленного формой буквы «Г». Для экономии мест мягкие, приятные на ощупь диваны размещали исключительно возле стен, в остальных случаях устанавливались прочные элегантные широкие деревянные стулья. Не все, правда, были с кожаной подушкой в дополнение. Хотя посетители на удивление непосредственную симпатию выразили скорее к грубым, жестким стульям, нежели наоборот. В какой-то стороне находилась впечатлявшая внушительная территория бармена: стойка, простые попавшиеся стулья без спинок, надежные притягательные полки с различного рода напитками. Классика жанра пастельно и интересно переливалась в экспериментальные непопулярные виды спиртных угощений по типу Минту, Кальвадоса, Егермейстера. В свое время Джеймс пробовал ради незатейливого любопытства и не такое и, по правде сказать, не всегда ему охота верить в то, что какие-то алкогольные предметы интереса считаются какими-то непопулярными или безызвестными так вовсе. Помимо нескольких кофейных хороших столиков для простых легких закусок на стену повесили просторный плоский телевизор с решительной целью показывать по настроению либо спортивные какие мероприятия, либо же музыкальные новинки этой жизни. Посередине общей комнаты уделили внимание хотя бы немного пустому очищенному месту с неплохим потенциалом для проведения танцевальных поединков (и не такое случалось в том клубе) и всякого такого прочего. Днем же, если собиралась яркая самобытная компания, туда относили пару кресел-мешков и маленький пушистый теплый коврик, чтобы смягчить хотя бы в психологическом плане стремительный пыл.

Сегодня таковой предмет мебели был найден в центральной зоне, на них слегка напряженно сидели 4—5 человек, заинтересованно следивших за ходом общей беседы в группе, пара людей отстранилась до ближайшего столика, но тоже принимала какое-то участие в разъяренном, но интеллектуально поражавшем разговоре. Время от времени компания оплачивала то ли сгоряча, то ли от хорошего настроения приличную дозу пива, к вечеру постепенно сменявшегося на вино. По словам мимо проходившего знакомого молодого бледноватого официанта в очках: неторопливо собрались еще с утра, начали неинтересно с крепкого чая.

Джеймс аккуратно разложил ноги на диване так, чтобы подошва с улицы минимально задевала нежные участки мебели. Опустил руки непроизвольными движениями, прислонил удобно спину к спинке, устремился взглядом к людям, так точно и примечательно освещенных. Попросил бутылку хорошего коньяка, желательно чуть больше, чем карманных и маленьких размеров. Он смотрел, несколько отстраненно, забывчиво, но не без интереса. Захваченная гениальная мысль, ее страстное раскрытие, любвеобильное понимание со стороны собеседников.. многое в этом месте в каком-то смысле умиротворяло Джеймса, способно было его осчастливить. Пускай это счастье капает в разбитую вазу, из трещин которой своевременно все вновь выливается. В какой-то момент пара действительных слушателей вдалеке его заметили, доброжелательно приглашали принять участие в разговоре, но главный герой с теплой улыбкой мягко отказывался. Ему все сильней становилось сонливо и слабо. Организм исподтишка давал знать, что очень хотел бы упасть в сон. Быть может, буквально. Джеймс охотно слушал ход разговора, иногда отвлекаясь на свои мысли. Зачастую свои темы в голове возникали из-за цепкой идеи, выраженной где-то там, в коллективе. Наш товарищ ее брал, критиковал или интересовался, оценивал свое отношение к надуманному, разворачивал, развивал дальше; все время что-то такое он доводил до величественного, изобретательного, самобытного. Это частично могло объяснить, почему в большинстве случаев Джеймс наедине с собой мог получать тот же фрагмент удовольствий, какой люди обычно склонны принимать именно во время разговора, общения с кем-либо еще. Проблема заключалась в том, что мужчина устал. И уже ни от людей, ни от себя он не ощущал тот самый независимый беззаботный прилив сил и спокойствия, как у него происходило ранее. Тем не менее основа если и разрушается, то всегда не полностью или под самый конец. В данном случае основой этого нетипичного механизма души у Джеймса являлось то необычное, но такое глубокое чувство прозрения и миролюбия при какой-либо людской деятельности.

Постепенно глаза закрывались, главный герой с какого-то момента перестал следить за внешними изменениями в социуме, жизни. Он целиком погрузился в себя, свою среду, природу, мысли. На редкость внутри чувствовалась та искренняя бесстрашная атмосфера, какая скрывалась в досадной тьме огромное количество времени. Будто бы вдали был услышан легкий стул чего-то стеклянного о дерево, полированное и твердое. В голове мимолетно, едва одеваясь в слова, проскочило: вероятнее всего, поставили коньяк. После данных умозаключений Джеймс практически полностью отрубился, можно и так сказать, уже в тот момент наиболее ясно установив контакт с самим собой с высокой возможностью монолога. Тревожные домысли насчет того, что дорогой алкоголь могут утащить к тому времени, как помещение перед своим желанным отпуском превратится в ночной клуб, не сильно напрягали мужчину. Он преданно был уверен, что персонал никогда не допустит этого. Ни при каких обстоятельствах.

Началась в каком-то еле слышном углу беседа. Два донельзя знакомых собеседника, одна волна ощущений, но такие разнообразные скачки рассуждений. Говорят, когда человек разговаривает сам с собой, это развивает мышление. А что, если это не разговор, а мысли вслух? Тем самым, логически все скомпоновав, можно задать вопрос: мысли вслух ничем не похожи на разговоры с собой? Человек у себя в голове не разговаривает разве с собой? И я вам опять же скажу, что здесь так легко спутать тонкие грани общего определения. Человек создает в своей голове тот распорядок подачи мыслей, формы внутреннего голоса, что это может быть далеко не разговор, а какой-нибудь отчет, график.. Но мышление в любом случае будет развиваться. Так вы скажете. Различимы в данном случае лишь оформление и мыслительные приоритеты в жизни, заключенные путем внимания, способностью и складом ума.

В разговоре с собой собеседник задавал все те же вопросы, Джеймс отвечал каждый раз по-разному, но все время вкладывал одну и ту же суть в свои высказывания. Слушавший надменно обронил предположение, что главный герой наивно считает: так возможно решить проблему? Изворотливость, думается, качество не бесполезное, пригодится в определенных моментах, но оно ли так необходимо сейчас Джеймсу? Оно ли является истинным средством достижения разгадки смущавшей тяжкой проблемы?

Джеймс судорожно отбивался, защищал себя, как он сам считал, от себя самого же. Правда, в какой-то момент мужчина точно запутался с тем образом, который его время от времени встречал в сознании. Это его душа просит о помощи или попросту сходит с ума, раз рисует каких-то других, но похожих собеседников? Нет, если вариант с сумасшествием корректен по тем или иным меркам, это все равно значит лишь только, что мозг не нашел никакого другого решения затяжной задачи, кроме как создать вторую, более прогрессивную и дальновидную личность.

Джеймс упал, неясно, куда. Но и это не имело никакого значения. Он почувствовал себя нестерпимо одиноко лишь по той причине, что никак не мог добраться хотя бы до какой-нибудь надежной скрепки. Ему страшно думать о всяческой замене собственного разбитого характера. Это можно расценивать как полное поражение. Но это сущая неправда! Они не имеют права! Даже притом, что главный герой не раз угрюмо задумывался о белом флаге, подставлял к горлу уважаемый страдальческий револьвер, это совсем не означает, что он сдался вообще. Напролом этак. Нет, никогда!

Но ужасно тяжело. Нужно время: посидеть, прострадать, загрустить, подумать, что и как с этим делать дальше. Что внести такого уникального и бесценного в завтрашний день, чтобы только лишь не проиграть. Пока что игра есть некоторый прототип смысла жизни Джеймса. В настоящем смысле он сравнительно недавно запутался, чрезмерно был занят проблемой душевной трещины.

Интересно, куда ведут шаги? Иногда так посмотришь, удивишься: ведь да, именно шаги преодолевают ступени. Твой разум является хоть и главным, но не целым инструментом для того, чтобы поднять ногу и опустить ее на уровень выше. Мало решительно и храбро думать о шаге, должно хватить ума и воли сделать сам шаг. В любом случае опускать станет проще. Главное, задать направление, передвинуть. Наверное, сам процесс падения уже на ступень выше стоит считать одним из самых интересных во всей системе. Ведь всегда кажется, что внизу какое-то непроходимое утопленное дно. Нет, кто бы знал, что при падении можно упасть все равно на что-то высокое? Лишь бы не поехать к действительному бесповоротному дну. Во всяком случае нередко замечалось мной, что каждый раз при ходьбе человека преследуют одни цели и задачи, а шаги – совершенно другие, более последовательные и разборчивые, находчивые.

Джеймс ненароком в полете внутреннего разговора тяжело приоткрыл глаза. Казалось, в самый зрачок остро устремились яркие лучи дискотеки. Судя по всему, дневная компания ближе к предпринимательскому перевороту сменилась новым, более отпетым и развязным.

– «Неужто все происходит так быстро..» – главный герой осторожно, но как-то невыносимо приметил данный факт.

Помещение погрузилось в мелодичную игривую несерьезную темноту, рабочий коллектив клуба частично сменился, однако Джеймс в любом случае узнавал недавно пришедшие лица. Правда, насколько недавно они могли бы прийти. Мужчина посмотрел на часы, они строго показывали время около половины первого.

– «Снова..» – главный герой расстроенно уткнулся взглядом в стоявший рядом нетронутый коньяк.

Кто-то поставил рядом еще специальный для напитка стакан, выполненный, такое ощущение, из какого-то фирменного стекла. Блекло, но несколько привлекательно на нем виднелось название компании, выпускавшей данную стеклянную продукцию.

– «Не прошло и недели после моего длительного сна в больнице.. Мой нездоровый график снова дал о себе знать? – Джеймс безнадежно и беспросветно размышлял об ужасе своего состояния, его губы слегка дрожали.

– Насколько я обречен?»

Когда он бывал в ночном клубе, в своем тихом уголке с точно ярким видом на танцы где-то в центральной свободной зоне, ему приносили всегда искусно стеклянный стакан с дорогим коньяком. Иногда вместо последнего предлагали виски, егермейстер, но исключительно качественный вид. Когда в непримечательном стакане оставался по большей мере лед, а остатки крепкого напитка лишь добавляли оттенок алкоголя в образовавшейся воде, Джеймс думал о том, что он мог бы.. сломать, разбить, расколоть стакан. Но постоянно после этой идеи навстречу шел аргумент, что осколки замахнутся на кожу. Что даже может пойти кровь, слезы. Кто еще что увидит? Так, наверное, всегда:

разрушая, разрушаешь; пытаясь избавиться, освободиться, все равно проливаешь кровь. Вопрос главным становился: Куда и чего ради?

Мужчина растерянно взял стакан в руки, с неопределенным любопытством стал крутить его в руках, каждый недоразвитый его бок рассматривать, на самом деле в это время пребывая в совсем других проблемах и мыслях. Лед почти растаял, его положили сравнительно давно. Время выходит. Что же такого ты сделал выдающегося и полезного за истекающий период, Джеймс? Ты разве все еще мертв внутри? Не оживешь даже в убиенные минуты?

Джеймс в ужасе совсем бесшумно и аккуратно поставил стакан обратно на стол. Задумчиво и медленно встал, по пути привычно умелым путем захватил бутылку алкоголя. Выпьет по дороге, где-нибудь когда-нибудь еще, когда появится должный повод. На выходе он повстречал некоторых из пришедших на ночную смену рабочих. Молодой парень с заметно мягкими и доброжелательными чертами лица сочувственно посмотрел на главного героя, казалось, всеми душевными метаниями пытаясь помочь. Но пока без успешных вариантов. Джеймс непроизвольно прочувствовал это состояние в юноше, его лицо стало еще более отвлеченным. Мужчина грустно улыбнулся, тепло попрощался с клубом. Пожелал чего-то светлого и радостного в надвигавшемся их отпуске. Напряженно вышел на улицу.

Темно, потрепанный, родной, лишенный должных ночных фонарей район. Дом Джеймса находился примерно за единственным, но весьма длинным рядом жилых зданий. Вокруг ни души. Странно, обычно ближе к ночи просыпались мелкие торговцы наркотиками, оружием. Банды посылали своих разведчиков изучить территорию соседей, проанализировать их дальнейшую стратегию: дипломатического будь то или воинственного характера. Может быть, главный герой в какой-то неясно недавний момент перестал замечать всякого. Его чувства обострялись, наш друг вот-вот чувствовал, что произойдет апогей. Этого нужно избежать, спрятаться, снова сыграть маленького беспомощного ребенка без надежного будущего. В первую очередь будущего психического плана. Противно так или иначе доводить до конца полные варианты возможного развития души. Суицид или выпрошенное убийство в связи с резким выбором образа жизни? Еще отвратительнее ощущалось, когда все продумывалось дальше. Сознание доводило всякий возможный вариант, задавая значимой точкой отчета сегодня, до своего убийственного конца. И почему же снова безнадежность?

Джеймс разочарованно насупился, с каким-то внутренним надрывом рванул в сторону своей квартиры. Скорее к лекарствам, скорее к помощи, скорее к решению проблемы, ее исчезновению.. Или хотя бы имитации пропажи.

Имитации..

Ветер плавно переходил в неприятно холодную атаку. Главный герой всерьез стал отмечать подобные впечатления от погоды, хотя прежде никогда не жаловался на холод. Наоборот, это было лучшее, Джеймс получал искренний экстаз от наплыва циклона на город. Неспешно мужчина дошел до более или менее освещенной улицы. Снова никого. В чем проблема? Неужели и вправду здесь он был один? Один..

Джеймс прислушался. Кажется, беспокойным толковым шумом приходился женский голос. Девушка, она.. не то чтобы кричала. Однако наемному убийце впредь удалось прочувствовать все оттенки ее страданий, горя, боли.. отчаяния. Очевидно, беда состояния приключилась с ней именно тогда, когда случилась встреча с кем-то ужасным, нестерпимо жутким. То есть сейчас. В мужчине поднялся дух, он почувствовал резкий прилив уверенности в себе, тревожности, чуткости. Но все такой же какой-то потерянный и несобранный Джеймс кинулся в сторону голоса. Он бежал, рвался, крепко сжимая бутылку коньяка в своей руке как потенциальное оружие, напрочь забыв про спрятанные профессиональные ножи у себя в брюках. Дыхание почти замерло, вынужденно давая о себе знать при беге. Двигаться он стал все громче. Шумные бессильные ритмичные выдохи при быстром темпе превращались все более в какие-то несформированные сдавшиеся плевки. Девушка продолжала тихо плакать от боли. Почему никто не слышит? Где она? Невозможно, чтобы такой пронзительный крик о помощи, и никто не сообразил, не задумался? Где же все? Почему так пусто? Как и в душе. Джеймс растерянно сбавил ходу, прислушиваясь к голосу все сильнее. Девушка была везде; звуковые волны, доносившиеся от нее, хаотично и небрежно мельком меняли свою геолокацию. Мужчина не переставал дивиться, он продолжал твердо и отзывчиво ее искать. Хотя бы в мыслях. Джеймс остановился окончательно на каком-то на удивление хорошо освещенном перекрестке, почти в самом его центре. Не мог должным образом прислушаться, предположить, какую дорогу выбрать, что смогла бы привести к той девушке. Что это за перекресток? Как далеко он от дома? Где вообще Джеймс находился? Зачем он тут был? Дороги были ярко сровнены с тротуаром, здесь не было никаких условных обозначений, знаков. Один асфальт под ногами, четыре мрачных дороги вокруг, один человек. В меланхоличную мелодию девушки вдруг вмешался едва уловимый, щемящий и напряженный, мужской голос. Странно было определять, устанавливать его характеристики. Эта музыка почти не слышна, вообще возможна ли в своем исполнении? Почему Джеймс это слышит? Не говоря ни слова, окутывая жалобной связывавшей атмосферой, мужской голос жестоко и самоуверенно заявил: дама будет в опасности, будет каждую секунду страдать, пока главный герой будет безнадежно искать, потерянно кидаться на какие-то бездарные подсказки. Ее не спасти, так нельзя по условиям. Джеймсу придется принять ее ежедневные страдания из-за него же, попытаться смириться и жить с осознанным трепетным фактом. После чего все послушно затихло, изредка перебивалась по дорогам городская пыль. Ночь, вероятно, самая ее середина. Джеймс, силой сдерживая горестные гнетущие слезы, упал на колени, несчастно склонив на них свою голову и прикрыв сверху руками. Знаком этот момент? Узнаваемо то чувство, мой дорогой друг? Состояние безысходности в непреодолимо расплывавшейся ситуации. Посреди безлюдного, блеклого, монотонного перекрестка. Один. Без помощи, поддержки, защиты. Голый, совершенно. Безоружен. Всегда обязанный страдать за все ошибки, которые не были сделаны на самом деле Джеймсом. Лишь потерянное отчаянное мановение желания жить. Осталось ли сейчас? Родной приятель, насколько важна тебе твоя жизнь? Какова роль этой неразгаданной боли?