Читать книгу Неделя до конца моей депрессивной мимолетности - Анна Ягодкина - Страница 4

По выданной просьбе пришлось вновь прийти. Организация как никогда приветливо впустила Джеймса на свою зону, каждый раз мечтательно забывая о тяжком бремени лучших работников их выдающейся фирмы. Главный герой несильно выспался, его в очередной раз настиг тот неоднозначный вразумительный гнетущий кошмар. Бутылка коньяка осталась надежно стоять где-то в шкафу дома после всего случившегося. Джеймс устал от губительных трагичных кошмаров настолько, что у него израсходовались силы даже на непосредственную ответную реакцию, хотя бы мысленную, на неповторимый душивший ужас. Это перестало быть чувством, значимым переживанием, необычным трепетным жизненным явлением, обязательно требовавшим к себе немедленное разъяснение в свою очередь. Теперь постоянный натиск страданий стал фактом. Такое попросту было, не принося никаких убедительных описаний в свой приход. Джеймс из любопытства временами гадал: не это ли специфическое мировоззрение так стараются привить склонным к жестокости и агрессии людям?

Мужчина, едва заметно переминаясь с ноги на ногу от потерянной внутри себя некоей точки равновесия, пытался силой духа и собранностью рабочих своих преданных качеств весьма быстро проникнуть в интересы сугубо делового характера, главное, не более. После вчерашнего Джеймс до сих пор располагал защищавшей позой, якобы отгораживаясь от стремительной угрозы одиночества, едкого бессилия. Мужчину тошнило то ли из-за выпитого вчера в малых дозах алкоголя, то ли по причине выкуренных привычных сигарет, то ли от еды как таковой, то ли вовсе от отсутствия в пищеварительной системе движимого питательного момента.

Утро началось непонятно, с необъяснимой невразумительной печальной ноты. Джеймс проснулся уставшим в холодном поту в часа, помнится, 4. Снова кошмар, тот самый, все такой, заученный до изнеможения, выученный наизусть. За окном мягко холодными цветами светало, главный герой пытался с философскими наметками всмотреться в городской ранний свежий пейзаж, заглатывая безысходно воздух из-за все еще пронзительно настигавшего впечатлявшего ужаса во сне. Коньяк мирно стоял на столешнице, будто брошенный. Никак не тронутый, с какой-то стороны выделялась ненарочная мощная царапина, портившая всю ценность алкогольного напитка данной фирмы. Джеймс в собственных разбросанных мыслях ушел в душ, собираться морально, попросту преданно поддерживать свою гигиену. После аккуратно, тихонько вышел на улицу все в том же, в чем он ходил обычно, присел на ближайшие ступеньки, чтобы с началом нового дня выкурить очередную хорошую сигарету. Наш друг был несказанно рад, можно сказать, несколько счастлив вновь прибывшему буднему дню. Оттого горьковатый вкус табака в этот раз ощущался чуть слаще. Странно, отчего депрессия так мучительно и сурово не отпускает человека, раз работа для него есть нечто вроде счастья. А подобный вид деятельности осуществляется практически каждый день. Полагаю, ответ вовсе не будет, не должен и не обязан содержать в себе какие-то вещи, связанные именно с работой, хоть вопрос его напрямую относит к тому. Философская несерьезность. Представляется заинтересованному кругу лиц определенный актуальный немаловажный такой вопрос. Аудитория думает какое-то время, выслушивает аргументы соседних, оценивает потенциальные учтивые ответы, примеряет в логическую общую цепь. В результате все отвечают максимально отдаленно от заданных в вопросе позиций, однако все еще емко касательно основной сути вопроса. Заметьте, каждый ответ про смысл жизни спотыкается о подобные занятные моменты. И ведь прогресс в анализе есть, что воодушевляет. Отдаленность весьма талантлива, раз способна наводить на верную траекторию решения задач. Другой вопрос: как в мире все настолько утонченно и умно связано меж собой, что именно ответвления способны раскрыть истину какого-либо явления, случая. После выкуренной сигареты Джеймс налегке, немного нетвердо, словно позабыв, как шагать так, чтобы держаться на дороге ровно, отправился к Чарльзу, как тот и просил вчера. По пути мужчина повстречал на противоположной стороне улицы Джейн, только-только приступавшую к работе, переворачивая табличку на «открыто», небрежно держа в руке маленький простенький стаканчик, видимо, кофе, из которого время от времени выходили непроизвольные брызги. Заходя в помещение, девушка повстречалась взглядом с главным героем, Джеймс слегка и вежливо смутился. Они едва заметно друг другу помахали в качестве приветствия, но скорее искренний невольный кивок при том справлялся с данной задачей чуть лучше. На выходе из квартиры мужчина успел взять недавно купленную после больницы книгу вместе с карманными комфортными наушниками. Это считался чуть ли не первый раз проявить приятную инициативу восполниться какими-либо выказанными где-то кем-то размышлениями, отвлечься от насущных гнетущих выводов собственного бытия. После определенного периода, когда наш друг читал очень-очень много различного из разных, нежно и чувственно вдохновлялся пережитым и предположенном авторами, наступил своеобразный кризис, сильнейший упадок сил. И несколько лет Джеймс читал лишь только по делу всяческие строгие научные работы, выдержанные документы, высушенные стилем писания справки.

Музыка в последнее время у главного героя звучала не так проникновенно, нежели условный промежуток жизни ранее. Потому Джеймс решил сделать небольшой перерыв в собственном утоплении мелодией и перешел на чтение, пока продолжался путь на автобусе. Бедная девочка, которую представлял автор. Нашему другу было тягостно читать скрепленную стеклянными эмоциональными горячими осколками великодушную драму без счастливого конца, о чем шли догадки уже со вступления. Порывистые пылкие переживания у Джеймса вызывались вызывавшим беспомощным бессловесным поведением немой девочки с глубоким познанием себя, не обделенной интеллектом. Мужчина так же молча и волнительно дивился, задумывался, переживал тревожное, едва сломленное состояние перед плачем. Вряд ли стоял вопрос, насколько Джеймс хотел бы понимать положение особенного.. раненого человека среди беспамятно бесстыжего невежественного общества. Он невольно понимал, будто сам когда-то различал в себе черты немого ребенка.

На мужчину напал легкий колкий ужас. Глаза готовы были погрузиться в нестабильную среду: слишком мокрую или чересчур сухую. Но пока все держалось весьма, казалось таким гениальным. Все гениальное в каком-то смысле обреченное.

Джеймс раздумывал не над девочкой, не над лишенной возможностью слова, нет. Его смущало, что с книгой в душе он более откровенен, нежели внутри с собой напрямую. Лишь только окольными путями сквозь самобытную нечаянную ширму какого-то автора главный герой переговаривается с собой, пытаясь помочь, спасти, уберечь. Или бестолково и неосознанно совершать все наоборот, какие мысли порой приходили Джеймсу. И ведь даже в самом конце, пускай того же поражения, станет же беспредельно ясно: в чем крылась суть разрушенного, разочарованного механизма. Боже, как смешно, если ответ будет так прост. Как забавно, что всякая проблема состоит из таких комплексных тяжеловесных материй, а возделывает и разглядывает с заботливой осмотрительностью простое невзрачное понятное перо. Может, перо сравнимо и с деревом? Та же структура, та же среда, те же наклонности. И людей постоянно путают разрисованные, зашифрованные порой самолично человеком в порыве обидчивой идеи ветки деревьев или те же перышки пера. Джеймс решительно и угрюмо закрыл книгу, положил по-деловому в сумку. Он приехал. Напротив все так же смиренно и властно стояло крупное блеклое здание могущественной, опытной, возвышенной компании.

Перед кабинетом своего лучшего друга главный герой не стал уделять должного времени некоторому гостеприимному вежливому ожиданию ответа после стука, вошел практически сразу же, едва ли достучавшись до этой самой двери.

– «Привет, Чарльз» – невообразимо сдержанно и бесстрастно сказал Джеймс.

– «Ты вовремя. Выспался после нелегких больничных дней?» – родной психотерапевт, задумчиво стоявший позади своего письменного стола, сосредоточенно разглядывая какой-то документ, повешенный неприметно на стену, строго повернулся и так же холодно ответил.

– «У меня сомнения, что мой случай с режимом сна как-то изменился за прошедший сознательный период» – печально и как-то несколько подавленно ответил главный герой.

– «Жаль. Звучит совсем удрученно, неутешительно. Нечего записывать в твою личную психическую карту» – Чарльз по-странному напыщенно и неубедительно расстроился.

– «Сегодня нанят?»

– «Подойди».

Джеймс неторопливыми острожными и немного тревожными шагами приблизился к рабочему столу, тогда его собеседник в спокойном для себя темпе откуда-то из-под всяческих бумажных завалов в едва видимой с позиции нашего товарища зоне твердо вытащил небольшой прочный черный чемоданчик, лишенный умения отражать от себя свет, лишь в непримечательный острых уголках, приглушенно и безобразно.

– «Оставшаяся часть твоего лекарства. За последующие 2 недели. Итого обязательным получится месяц, как у нас с тобой традиционно и выходит» – Чарльз недоверчиво сначала ухмыльнулся, потом, наоборот, расплылся в серьезном сочувственном равнодушии своего характера.

– «Теперь у меня два чемодана за этот месяц. Не припомню, чтобы когда-либо ранее вам было любопытно занимать у меня место в квартире» – главный герой надменно, но все так же досадно усмехнулся.

– «Позволь напомнить еще раз о неожиданных и весьма не задуманных нарочно перебоях в поставках лекарства. Столь дорогое и столь уникальное, подобно твоим душевным колебаниям, которые расшифровываются в моих тематических кругах туго, трудоемко, редкостными временами могут случаться какие-то трудности, связанные с производством, оценкой качества продукта, доставкой в том числе. В чем проблема? В конце текущего сеанса отдашь два вместо одного. Не вижу новейших препятствий» – Чарльз, казалось, откровенно не понимал постоянно выступавшее несерьезное и своенравное отношение Джеймса к окружающему миру и к себе.

– «Каково задание?» – наемник, ощутимо в порывах мысли замолчав, крепко взяв чемоданчик в руку, не проявляя в своих движениях малейшего признака деспотичности, отстраненно, но на самом деле совсем внимательно при том спросил.

– «Истинных инициалов у этой персоны не выявлено, наши службы оказались более предсказуемыми и неловкими, бесхитростными перед ним. Кличка, отданная ему по его же распоряжению, отмеченная нами посреди распри, некоторых серьезных разногласий банд, – Фритц. Кодовое название операции – Фонд. Предположительно, мы вышли на руководителя всей мятежной и столь вызывающей деятельности Фонда или по крайней мере на чью-то ответственную и значимую должность. Связан в каких-то местных боках системы с политикой. Основную проблему составляет его недавнее исчезновение. СМИ не так бурно отреагировали на раскрытие подобной новости, однако высказались самые уважаемые и заметные своей репутацией компании. Мы напрочь отвергаем какой-либо печальный для него исход от таковых спланированных махинаций, так как на неделе была замечена подозрительная активность в намерениях и действиях Фонда, зачастую возложенные на полномочия Фритца. По оценке нарастающей угрозы Организации мы все-таки пришли к выводу, что этакий рост смелого и опасного для нас поведения с их стороны, несомненно, имеет отношение к пропавшему. Твоей главной задачей является то, чтобы ты, Джеймс, успешно и как можно быстрее, ловче, на более схваченном уровне, так сказать, отыскал его, в каком бы зашифрованном или скрытом убежище он ни прятался. По достижении первой задачи тебе остается традиционная привычная обязанность – устранить цель. В связи с впечатляющими продуманными вызовами Фонда к нам, но в то же время и в представлении, что данная группа лиц – далеко не самый простодушный и шибко в чем-либо нуждающийся соперник, мы даем на выполнение операции тебе около месяца, но ни в коем случае не больше. При неудаче молниеносно ворвется в жизнь отстранение от работы, в скором времени и увольнение. Следом порванный контракт на спокойный надежный способ передачи лекарств. Но в тебе никто этак серьезно не сомневается, ты и вправду.. лучший исполнитель. Остальное, знаешь, в твоей власти и мыслях, как поступать. Фактическая информация о заданной цели: возраст, предполагаемая внешность, характерные черты поведения, простейшие следы появления – находятся в этом документе. По прочтении ты уже давно сознаешь, что нужно сделать» – Чарльз рассказывал отчетливо, ясно, стараясь в какой бы то ни было момент не потеряться и не сбиться в глубоких гипотетических пронзительных выявленных описаниях цели, по окончании своего содержательного устного доклада он пододвинул ближе к Джеймсу лежавшую на столе тоненькую папку с несколькими считанными в ней прочными страницами.

Сам психотерапевт, замолчав задумчиво после всего сказанного, в каком-то порывистом гонении отвернулся от собеседника, пристально разглядывая окно, время от времени вглядываясь в вырисовавшийся там городской пейзаж. Главный герой лениво кивнул, словно не ради разговора, а для себя. Он усталой тяжелой рукой осторожно и цепко взял тоненькую, еле составленную, по крошкам, такое ощущение, папку, сел на свое привычное кресло, где обычно работал с нравоучительными невнятными речами Чарльза. За все время этакого периода обучения у Организации, своеобразным искусным образом подготавливаясь к будущей значительной профессии Джеймса. Не сказать, что наш приятель когда-то вообще испытывал желание быть действительным звеном в подобной схеме. Сомнительно полагать, что в своем юношестве он вовсе всерьез раздумывал о принципиальном лишении жизни определенных, выбранных персон. В интересах политических, социальных, экономических. Еще когда жизнь считалась нормальной, некоторые особо изнеженные и обособленные от общественной жестокости дети горестно и въедливо рассуждали о сложно не уравновешенной и чуждой натуре Джеймса. С его угрюмостью, склонностями к злости, бесповоротной подавленностью, но сильным характером, многие верили, что ученый выйдет из него менее выдающийся, нежели военный, участник крупной банды, тот же наемный убийца. Что сейчас дивиться таким детям? Они все же гении, раз сумели предугадать заданное течение жизни? Или такие же простые, банальные и наивные люди, оставшиеся при своем твердом, назойливом мнении? Кто б знал, кто б знал, что никакая это не злость, а лишь ее беспощадная и неуступчивая попытка заключить человека под свое влияние. Джеймсу грустно и тяжко вспоминать таких людей, которые представились миру слишком слабыми и непримечательными, чтобы с ними когда-то вести спорные и идейные переговоры. Знали бы они, как хотелось главному герою озлобиться, каким простым и функциональным, выгодным для него все это казалось. Однако каждый раз по какой-то уже давно утраченной свой словесный понятный облик философии мужчина перебарывал себя, горячими розгами выбивая из себя гадкую, пронзительно вязкую слизь ненависти. Такое чувство может быть с человеком, должно в обозначенный момент жизни случиться с ним, обыграть или, наоборот, уступить. Но никогда нельзя позволять ненависти играть за двоих, руководить собственными духовными стимулами, допускать ошибочные, глупые и бездарные ответы ненависти на важные и неустанные, волнующие вопросы. По резкому и тревожному стечению обстоятельств Джеймс в свое время попал под опеку Организации, стоит сказать еще раз. С полученными несколькими высшими образованиями был назначен обязательный строгий период подготовки тогда еще юноши к уважаемой и высокооплачиваемой даже должности. Поначалу ему и не совсем полно раскрывали истинные назначения и задачи выбранной за парня профессии. Представляли постоянно какой-то уникальный, донельзя секретный и решительный специальный пост агента под предводительством государства. Когда главный герой спрашивал о конкретной области, отчего-то случались в любом случае некоторые различия отвечавших. Хотя бы раз в месяц. Кто рассказывал страстно про ФБР, кому-то по душе более стал ЦРУ, один так вовсе заговорил неоднозначно и вежливо как-то про ОБН. И даже при том случае, когда нашему другу уже официально и окончательно позволили ответственно работать, осуществлять поставленные деловые цели, не сразу, только через месяц, после специфического, достаточно эмоционального для него задания, Джеймс стал догадываться о подлинных обязанностях своего ремесла.

За время учебы главному герою пришлось испытать многое на необычной такой практике. Эффективно, обильными потоками усердий у мужчины тренировали ловкость, быстроту реакций, силу, выносливость, меткость, сообразительность, смекалку, память в том числе. С властной любовью и строгой заботой ему назначали одних из лучших различных тренеров по различным видам борьбы, также приглашались на частной основе умные и опытные криминалисты, патологоанатомы широкого спектра знаний, лингвисты. Главный герой наблюдался поразительно одаренным человеком: довольно быстро и, что главное, успешно познавались многие новые навыки борьбы, тематические способы анализа случая или предмета. Ближе к завершению данного периода Джеймс больше пристрастился к холодному виду оружия, нежели к огнестрельному: его привлекала умиротворенная тишина и некоторое милосердие в отношении жертвы, как ему казалось. Из перечисленных и уже знакомых разновидностей искусств драки главный герой не смог выбрать какую-то свою, более ему логичную и удобную. Честнее, ему скорее больше всего понравился паркур, всяческие незаметные и впечатляющие, независимые на вид, способы передвижения по городу, открывающие широкий обзор на интересующие действующие зоны. Устранять цели Джеймс привык бесшумно, зачастую безболезненно, хотя, судя по измученным потерянным смертным гримасам жертв, определенным образом боль мужчине все же удавалось причинить. Но, опять же, значительных следов побоев никогда не возникало. Организация никак не отреагировала на такой проявленный характер исполнения заданий, хоть, признаться откровенно, была несколько разочарована излишним великодушием своего лучшего ученика, работника. С хорошей, натренированной и хваткой памятью Джеймсу советовали при каждом изучении отданного на задание документа запомнить максимальное количество информации там, после сжечь материал. Подобные действия совершались во избежание каких-либо неловких и совсем неприятных столкновений с корыстными завистливыми соперниками, гордыми, с новоявленными претензиями городскими бандами. Невозможно было утверждать, что с тем сожженным документом уничтожался полностью весь подготовленный сугубо для того материал. Скорее всякое такое хранилось в определенных закрытых и весьма безлюдных забытых архивных помещениях, исключительно в бумажном виде, где-нибудь в беспросветном безымянном углу. Архивы не принято было оснащать лампочками, остальными источниками счета. Каждый посетитель брал с собой небольшой яркий фонарик ради надлежащего поиска необходимого документа. Полки так точно никогда не подписывались и не группировались тем или иным образом. Чтобы по-настоящему и всерьез найти исключительный экземпляр, стоило обращать внимание на внешнее состояние папок (для определения возраста бумажных отчетов) и крохотный штамп, обозначающий дату беспокойных и интересующих событий для данного документа.

С сосредоточенной готовностью вздохнув, Джеймс открыл осмотрительно документ, начиная с раскрытыми глазами строго его рассматривать. Не прошло и пяти минут, как он несколько разочарованно, но увлеченно задумчиво закрыл папку вновь, видно, ничего примечательного там не найдя. То было правдой: кроме неопределенных, неуверенных описаний внешности интересующего лица, смазанной и неаккуратной его фотографии, по большому счету, информации было достаточно мало передано исполнителю поставленных задач. Главного героя слегка смутила такая ограниченность способностей Организации, но тем не менее его весьма увлекла подобная разбитая ситуация. Мужчина, пребывая в глубоком анализе своей позиции касательно хаотично разбросанных и зашифрованных возможностей данной локальной зоны, характерных черт за ней, азартно прикусил губу. Полет собранных разносторонних мыслей остановил свое внимание на саркастической манере поведения Фритца, судя по предложенным статьям о нем. Также в этом человеке Джеймса несколько зацепила его своеобразное стремление к театру и театральности в целом, стилю жизни, который все время строится на искусстве представления. Фритц по первому впечатлению казался человеком требовательным, неравнодушным к бравирующей несправедливости, деятельным, язвительным так или иначе, который восхищался своим особым образом речи: ее содержательностью и живописностью.

С политикой, как изъяснялся недавно Чарльз, он и вправду был связан каким-то неудачным боком. Складывалось такое суждение, будто временами Фритц давил на соответствующих политических деятелей разных областей и полномочий, чтобы те, в свою очередь, приближали к популярным и обсуждаемым темам не то чтобы самого Фритца, а этот самый Фонд, которым тот разумно и занятно заведовал. И многочисленные письменные обращения, комментарии, отзывы и предположения, условно, может, и отправленные именно в сторону конкретного человека, в любом случае поступали в Фонд, умело справляясь с тем, чтобы не раскрывать настоящих инициалов руководителя. Другой вопрос, Фритца могли как-то выследить, позволить принять идеи и принципы Фонда, чтобы в скором времени столкнуться с столь раздражающей и неукротимой личностью, затем же последовали бы узко направленные тематические действия более провокационного и яростного характера. Собственно, звучит вполне логично и подлинно. Тем более, раз Фритц в результате стремительного влиятельного роста репутации Фонда внезапно исчез, стоит чуять пари: достойные претенденты на развитие горячей этакой заварушки все-таки находились. Все же занятно прочитать и в общих деталях изучить структуру Фонда: крупное ли предприятие, насколько вообще оно смелое и откровенное в своих действиях, каких убеждений придерживается. Кроме того, необходимо проанализировать оформленные и теоретические условия и предшествовавшие исчезновению Фритца звонки. Джеймс вдумчиво встал, словно доверху заполненный думами, бесстрастно вытащил из кармана полюбившуюся зажигалку, тихо поджег документ. Вплоть до того момента, пока последние видимые следы пепла не потускнели неподвижно на слабом монотонном фоне пола, главный герой стоял, малость сгорбившись, отстраненно всматривался в какую-то точку, расположенную чуть выше всей пепельной картины, огорченно думал. В какой-то момент его посетило знакомое выдержанное рвение посетить свой личный кабинет, чтобы детальнее и куда эффективнее покопаться в бесформенных должных фактах дела.

– «Пойду почитаю» – бросил неряшливо перед выходом в качестве прощания своему собеседнику главный герой.

В ответ Чарльз, быть может, сказал что-нибудь внятное, опять двусмысленное и безвкусное, но наш друг уже этого бы точно не услышал; вслед за небрежным прощанием молниеносно уверенно закрылась беззвучно за ним дверь. Спустившись в скрытый подвальный этаж, неспешно, держа различные выстроенные гипотезы и мысли при себе, Джеймс вошел в свой кабинет, ненароком легонько осмотрелся с целью выяснить, не пребывали ли здесь какие-либо коллеги из какого-то услужливого принципа. Затем решительно достал ноутбук, расслабленно, удобно для себя расположился на скромной кушетке, стал на ощупь, переплетенную с остроумием, выискивать убедительную и не очень нужную емкую информацию.

– «Странно» – размышлял неизменным образом Джеймс.

Лично отведенных Фритцу статей числилось множествами, правда, не миллионными. Так сказать, интервью второй линии, явственная составляющая общего фона, без которой, однако, журналистике есть путь для развития и совершенствования. Не могло обескураживать то, что абсолютно во всех личных высказанных мнениях и своенравных положениях Фритца непосредственно его фотографии, где мог бы тот бесстрашно блистать в лохмотьях презрительного света и вменяемой четкости, попросту удалены. Без следа хотя бы на какую-либо имитацию внешних черт данного занятного мужичка. Немного чуть более глубоко порыскав, главный герой отыскал устремленные обращения всевозможных журналистов в сторону коллег и некоторых политических деятелей, к которым некогда обращался Фритц. Зачастую сенсационные темы были так или иначе связаны с великодушным митингом или прочим другим отпетым рабочим движением, парой из которых активно руководил должный знакомый человек. На общественных фотографиях был кое-как зафиксирован Фритц средь толпы, обычно где-то неудачно за спиной политиков.

– «Хитрый и ловкий способ постоянно застенчиво укрываться от своих потенциальных врагов?» – заинтересованно и вдохновенно заметил Джеймс.

Когда наш приятель пристально изучал отданный Организацией свежий документ, материал впредь нового задания, то первое время остро насмехнулся над тем, что Организация, по своей сути одна из лучших банд города, а то и какой-нибудь условной совокупности городов, слегка усердно этак дотянулась до минимального исполнения конкретной задачи. Теперь, должно познакомившись с бесшумным, где-то немым взрывом нераскрытых резких интересов, удивительным кажется то, где его работе удалось вообще сделать или достать фотографию?

Нет. Нет-нет-нет, глупый и отдалившийся, неважный вопрос. Нет смысла его беспокоить! Настораживает и склоняет к особо аккуратным и осмотрительным, тактичным действиям лишь то, что одному человеку неясного о себе описания и порванного представления удалось сбежать, так талантливо оббегая по пути профессиональные выработанные уникальные методы выслеживания и борьбы крупных и опытных компаний. Вот, что интересно.

– «Что по фактам..» – продолжал искать прежде всяких устойчивых теорий какой-то грунт, основу, аксиому Джеймс.

Судя по смазанным данным Организации и обрезанному почти что напрочь образу в толпе, Фритц – мужчина возрастом ближе к шестидесяти, однако стройный, имел немалых размеров бороду, которую все же вспоминал в определенные дни брить. Стройность и эти вот определенные дни наводят как раз на мысль, что человек должен быть очень пунктуальным и несколько брезгливым, быть может, перфекционистом, человеком принципа. Не все здесь может оказаться правдой на все 100 процентов, но какая-то доля из продуманного должна быть хоть как-то действительна. Как бы поступил гениальный пунктуальный человек, если бы он владел условной (допустим, что условной) сетью не каких-то там простых законопослушных продуктовых магазинов, а спорных вразумительных мест, именуемых Фондом. Шестьдесят лет, человек принципа. За такой прожитый отрезок жизни обязан был сложиться единый, так сказать, родной и беспроигрышный принцип, которым Фритц бы всегда пользовался. Сложно нащупать беспроигрышный вариант. Если и удастся, скорее всего, этим станет эффектная погрешность этого неуловимого восхитительного принципа. Но похожие элементы поведения должны быть.

Джеймс внимательно рассмотрел информацию, которая прилагалась в первых и последних, популярных и безызвестных интервью мужичка. Он прочитал достаточно тем спорных и крайне субъективных, опираясь и вырисовывая перед собой его позицию касательно философского учения и жизненных приоритетов. Затем главному герою взбрело в голову нечто пронзительное и обязательное, он немедленно, но весьма сдержанно, как и всегда, позвонил Феликсу.

– «ФБР не стучался больше в мои покои?» – Джеймс отчего-то решил начать саркастично, несерьезно.

– «Только местный кот слесаря. Но с такими лапками как не быть ему не из ФБР?» – все так же жизнерадостно и мягко подыграл ему собеседник.

– «Слушай, мне тут дело новое скинули.. Связано малость с неким Фондом. Прочеши в интернете по поводу городского расселения их действующих и закрытых, может, точек. Добавь к должному списку еще и какие-то возможные временные: где могли ребята устраивать какие-нибудь протесты, прочие другие возражавшие демонстрации. И в целом структуру рассмотри, как у них там. Хорошо?»

– «Понял» – Феликс ответил кратко, предприимчиво и рассудительно, после некоторого секундного молчания, после, в ожидании следующих внезапных хмурых поручений, положив смущенно, но собранно трубку.

– «Созвонимся» – специально после завершенного словесного пересечения шепнул отчего-то безнадежно трагично Джеймс.

Удивительный все-таки человек, уже не раз его преследовало неоднозначное подавленное, но сугубо философское настроение прощаться исключительно после какого-либо конца. Свершались еще в жизни главного героя такие наполненные глубокие вещи, само появление и развитие которых заставляли мужчину впасть в трепетные особые закоулки собственного мышления, отдаленно подумать о том, что таковые порывистые и пылкие умозаключения наведут в конечном счете на верный путь.