Читать книгу Жемчуг королевской судьбы. Кубок скифской царицы - Анна Зоркая - Страница 5

Англия. Лондон. Февраль 1554 года

Когда бесстрастный пушечный выстрел сообщил Лондону и его жителям о том, что злобный враг, решивший присвоить престол, мертв, Энн сошла с дороги и, остановившись, закрыла глаза. Звук залпа будто бы изо всех сил ударил ее по голове. Она недалеко от входа в Тауэр, а за ее спиной о чем-то негромко переговаривались прохожие, столпившиеся напротив ворот.

– Я бы хотел знать наверняка, что она умерла! – крикнул тощий мужчина, потрясая кулаком.

– Почему нас не пустили посмотреть? – прозвучал женский голос.

– Да ну вас всех в жопу! – заорал какой-то пьяный в сторону гвардейцев, вяло переговаривающихся между собой возле ворот. – О простых людях и не думаете!

Один из гвардейцев всем корпусом развернулся в его сторону.

– Это ты-то человек? – спросил он. – В следующий раз пришлем тебе приглашение с королевской печатью. Какой у тебя адрес? Канава под забором?

Он рассмеялся и повернулся к зевакам спиной.

«На что вам там смотреть, глупые создания? – мелькнуло в голове Энн. – Все ждете крови. Звери».

Стража молча наблюдала за кучкой замерзших людей, надеявшихся насладиться моментом смерти любого, кого приговорили бы к смертной казни. Но сегодня они точно знали имя той, кого должны были лишить жизни, и чувствовали себя превосходно, предвкушая момент, когда кому-то будет хуже, чем им. Но родная дочь Генриха VIII Мария, занявшая трон, все-таки сохранила в душе остатки человечности по отношению к Джейн, на которую уже не держала зла, даже отправляя ее на смерть. Просто так было нужно. Слабый король будет удобной мишенью. Мария решила, что никогда не допустит этого.

– Никакой посторонней публики на территории Тауэра, – приказала она коменданту Тауэра. – Никто из посторонних не должен присутствовать на ее казни. Незачем.

– Понял, – склонил голову комендант Тауэра Джон Бриджес.

Приказ Марии был исполнен. Джейн Грей ушла из этого мира, пусть и с помощью других людей, но сохранила достоинство до последнего вздоха.

Позднее лейтенант Джон Бриджес, глядя на то, что произошло на эшафоте, проклял все на свете, а заодно и своего отца, который очень хотел увидеть сына занимающим высокий пост. Он бы им гордился.

Мария Тюдор, услышав выстрел из пушки, знаменующий смерть любого заключенного, попросила слуг оставить ее одну и долго стояла возле окна – с дергающимися губами, глядя в пол. Но уже к вечеру она успокоила себя мыслями о том, что слишком долго была добра к своей родственнице.

Она сожалеет.

У нее не было другого выхода. У нее никогда не будет другого выхода.

Энн держала в руках полотняную сумку на длинном шнурке, крепко привязанном к поясу платья. Дождавшись, пока зеваки, не получив желаемого, разойдутся, она подошла к одному из гвардейцев, стоявшему возле ворот. На улице было холодно, и немолодой стражник, проклиная все на свете, пытался согреть руки дыханием. Заметив Энн, он тут же приосанился и посмотрел на нее строгим взглядом.

– Извините, не могу ли я увидеть Джона Ниманна? – осторожно спросила Энн.

– А я чем могу помочь? – приподнял бровь гвардеец. – Звать его на всю улицу? Здесь его нет.

– Но он мне очень нужен, – взмолилась Энн. – Он здесь служит. Он охранял покои леди Джейн Грей.

– Той, которая пыталась захватить власть? – подозрительно прищурился гвардеец.

– Той, которую сегодня казнили, – стараясь сохранить спокойствие, ответила Энн.

Мужчина обернулся ‒ возле никого не было.

– Кто ты такая? Лицо знакомое, – слегка подался он вперед.

– Я была ее служанкой.

– Ты же слышала, как выстрелила пушка? Больше нет твоей хозяйки.

– Да, я слышала, – произнесла Энн. – Пожалуйста, мне нужен Джон Ниманн. Где я могу его найти?

– Зачем он тебе?

– Я… я попросила его купить кое-что, – выпалила Энн. – Сама не смогла, а он как раз покидал пост. Мы все тут служим и должны помогать друг другу.

То, что пришло ей в голову, и пугало и окрыляло. До сих пор Энн не доводилось лгать посторонним. Но дела обстояли именно так, что, кроме имени солдата, она ничего не знала: ни где его искать, ни когда искать, ни чего-то еще о нем. Она совершенно потерялась и поняла, что если поддастся эмоциям и заплачет, то последняя просьба леди Джейн не будет выполнена.

– Джон Ниманн! – внезапно зычно выкрикнул гвардеец, глядя за спину девушки. – Иди сюда! Быстрее, быстрее!

Энн обернулась. К воротам спешил невысокий черноволосый молодой человек, едва ли старше ее самой. И выглядел он совершенно обыденно, был не в форме и без оружия и очень спешил.

– Что такое? – спросил он у гвардейца, приближаясь.

– Тебя ждут.

– Кто?

– Милое создание, – усмехнулся гвардеец и указал на Энн.

Джон подошел ближе, остановился и непонимающе уставился на Энн. Она тут же схватила его за рукав.

– Вы Джон Ниманн?

– Что вы здесь делаете? – сразу узнал ее Джон.

Не показывая своего изумления, Джон увлек Энн в сторону. Его старший сослуживец, стоявший возле ворот, с усмешкой отвернулся.

– Я вас знаю, я помню вас! – быстро заговорил Джон. – Вас зовут Энн, мы виделись несколько раз, но вы, наверное, меня не вспомните. Я нес вахту возле камеры, где жила леди Джейн. Я был там.

– Я все об этом знаю, хоть и не помню вас совсем, – перебила его Энн. – Но моя госпожа поделилась со мной. Она рассказала о том, что вы принесли ей кое-что, чтобы она смогла избежать мучительной смерти.

– Да, принес. Было сложно достать, но я постарался, – признался Джон. – Она не воспользовалась моей помощью. Я… я ушел сегодня отсюда специально, чтобы…

– Но пушки говорят очень громко, – поняла Энн. – Они сообщили о ее смерти каждому в Лондоне.

Джон стиснул зубы и на мгновение отвернулся. Энн не нужно было объяснять, что он старается справиться со своими чувствами. Она и сама еле сдерживала слезы.

– Так что вы хотели? – спросил Джон.

– Леди Джейн просила вам кое-что передать.

Джон окинул ее непонимающим взглядом.

Энн подошла совсем близко.

– Никто ничего не знает, Джон. Леди Джейн уже ничего и никому не расскажет. А я вас не выдам. Она очень тепло отзывалась о вас. Но мне действительно нужна ваша помощь.

Джон не был деревенским дурачком, который мог бы поверить в любую чушь, услышанную в большом городе. Он родился и вырос в Лондоне, поступил на службу в Тауэр и, несмотря на свой довольно молодой возраст, многое успел повидать.

Выслушав Энн и мало что поняв из ее рассказа, он был обескуражен, удивлен, но понял, что ни в какую темную историю его не втягивают. На шпионку Энн была не похожа, а Джону приходилось встречаться с разными личностями ‒ в том числе и с теми, кто втирался в доверие и вынюхивал всякое, совсем их не касающееся. Он помнил, как недавно в его отряд не явился один слишком разговорчивый тип, который болтал о всяком. Позже выяснилось, что его и след простыл, и даже его жена не знала, куда он делся.

– Помогите исполнить последнее желание той, которую мы оба любили, – попросила Энн. – Я вам все расскажу, а там уже сами решайте. Но леди Джейн приказала обратиться именно к вам. Значит, вы вызывали у нее доверие. Если вы не захотите слушать меня, то я уйду, но прежде попрошу вас забыть о нашей встрече. Ничего плохого я в уме не держу, поверьте…

– Я верю, верю.

Джон взял Энн под локоть и сжал пальцы.

– Если вы знаете про яд, который я передал леди Джейн, значит, вы знаете достаточно и обо мне тоже, – многозначительно произнес он.

Энн посмотрела в его карие глаза и медленно кивнула.

– Через час буду ждать вас… – он прикусил губу и осмотрелся, – … возле Темзы. Отсюда вам нужно свернуть налево, пройти немного вниз, к набережной. Прямо там и подождите меня.

– Я знаю, в какую сторону течет Темза, – горько улыбнулась Энн.

– На улице холодно, – продолжил Джон. – На набережной неподалеку открыли ординарию ‒ она там одна. Можете зайти внутрь, если не побоитесь местных.

– Я подожду вас там, – пообещала Энн.

Джон крепко сжал ее руки и заторопился к воротам. Его сослуживец насмешливо взглянул в их сторону.

– Не жениться ли собрался? – нарочно погромче спросил он.

– На тебе, что ли? – тут же нашелся Джон. – Извини, но мы мало знакомы.

– Пошутил бы ты так с комендантом! – захохотал гвардеец.

– Так ты и не комендант…

Энн высвободила руку и пошла прочь. Повернув налево, она спустилась к Темзе и задохнулась от сильного ветра, пахнувшего в лицо. Кто-то из прохожих толкнул ее в спину, тихо выругался, и Энн, отступив в сторону, сошла с дороги. Подол ее платья был в грязи, глаза закрывались от усталости. Ей вдруг очень захотелось уткнуться лицом в колени леди Джейн и выплакаться, прощаясь, но теперь, после разговора с Джоном Ниманном, в ее душе поселилась крохотная надежда на что-то, что поможет ей со всем справиться.

Энн похлопала рукой по сумке, проверяя, не потерялось ли что-то, и медленно пошла в сторону Вестминстерского аббатства.

Двери ординарии были распахнуты, и Энн слышала доносящийся изнутри пьяный женский смех.

«Значит, женщины из портов тоже сюда приходят, – поняла она. – Не пойду, а то еще примут за одну из них».

Ее страхи были обоснованны. Энн теперь была полностью беззащитна. К тому же при ней находились драгоценные вещи, которыми нужно было распорядиться именно так, как того хотела леди Джейн Грей. Помня, что недобрых людей вокруг довольно много, Энн старалась не привлекать к себе внимания, но понимала, что все ее усилия тщетны: она слишком долго топчется на одном месте, не отходя более чем на тридцать шагов от дверей ординарии.

Так она и стояла на набережной, прижимаясь к стенам построек и изредка прохаживаясь туда-сюда, чтобы размять ноги. Запах горячей еды, сочившийся из открытых дверей ординарии, мучил ее, но она продолжала терпеливо ждать. По ее понятиям, тот отрезок времени, о котором говорил Джон Ниманн, давно уже прошел, но сам он все не появлялся.

В какой-то момент Энн решила было уйти, но вдруг заметила неподалеку от себя нищенку, стоявшую на коленях. Видимо, она торчала возле дороги уже давно, так как ее спина напоминала дугу, а нос вот-вот должен был клюнуть собственную ладонь, протянутую за подаянием.

– Нет у меня ничего, – прошептала девушка. – Ни для себя, ни для кого-то еще.

– Вы здесь! – услышала она знакомый голос.

Джон мигом оценил состояние измученной девушки. Он подхватил ее под руку.

– Что же вы, так и не решились зайти в тепло? Могли бы подождать меня там.

– Там все-таки небезопасно.

– В основном туда приходят обычные работяги. Сам я посещаю то место с братом, когда он возвращается домой. Он моряк, ему земная еда всегда кажется вкуснее той, которую он получает во время морской вахты, а здесь, кроме мяса, еще предлагают довольно сносное пиво. Но потом наши дороги расходятся. Я возвращаюсь домой один, а он укладывается в койку с очередной дамой.

Энн подняла голову ‒ сверху накрапывал колючий дождик.

– Позвольте, я приглашу вас к себе домой, – сказал Джон. – Брата сейчас дома нет, мы сможем спокойно поговорить.

Энн обхватила руками сумку. Что, вот так вот сразу? А если он из тех, кто только и ждет, чтобы обидеть?

Мысли были здравыми, но Энн не чувствовала подвоха. Этот человек хотел помочь ее госпоже, рисковал из-за этого собой, а сейчас готов помочь и Энн. Она верит ему. Верит.

– Далеко ли отсюда до вашего дома?

– Дойдем пешком и даже не устанем, – ободряюще ответил он.

До жилища Джона пришлось, однако, добираться гораздо дольше из-за того, что самая краткая дорога оказалась перекрытой из-за опрокинувшейся повозки, груженной мешками с мукой. Попав в широкую лужу, мука тут же превратила ее в белесое месиво, через которое невозможно было ни пройти, ни проехать.

– Джон, давайте поговорим здесь, – предложила Энн, указав на ближайший проход между двумя домами из серого камня.

В окне одного из них она заметила маленького чумазого мальчика, разглядывавшего происходящее на улице, и на миг даже позавидовала ему ‒ он сидел если не в тепле, то хотя бы в сухой одежде.

– Придется, – согласился Джон. – Я-то думал, что наконец окажусь там, где нас никто не услышит.

– Вы про свой дом?

– Там спокойнее и нечего бояться.

– Вы можете меня не стесняться, – твердо ответила Энн, оказавшись под навесом. – И мужские слезы мне не в новинку. Сегодня я потеряла часть себя, клянусь вам. Вы тоже всеми силами поддерживали мою хозяйку, я ведь не ошибаюсь?

Джон стоял рядом, засунув руки в карманы, и, казалось, не слышал слова служанки. Но и поза его, и остановившийся взгляд, направленный в сторону, говорили об обратном.

– Не ошибаетесь. Тауэр… Мрачное место. Устал играть роль безмолвного пугала в гвардейской форме. Я охраняю камеры, в которых томятся настоящие мученики, а не отпетые злодеи. Каждый из них просит у Бога поскорее освободить его. Потому я и раздобыл яд. Леди Джейн Грей вообще не должна была там оказаться.

– Это ужасное стечение обстоятельств! – горячо поддержала его Энн. – Этого не должно было случиться. Ее использовали и муж, и его семья. Я их ненавижу. Теперь я могу об этом сказать. И мне все равно, если вы…

– Я вас не выдам.

Энн схватилась за его рукав.

– Помогите мне, – попросила она.

– Так чем я могу вам помочь? – поинтересовался он, подняв воротник.

И Энн заговорила. По мере ее рассказа лицо Джона успело сменить несколько выражений, но в общем и целом он проявлял к словам служанки должное внимание. Не перебивал, а если и задавал вопросы, то непременно извинялся за то, что перебил. Узнав о том, что «девятидневная королева» оценила его желание помочь ей избежать эшафота, он склонил голову и долго смотрел под ноги. С каждым словом Энн убеждалась в том, что она не сбилась с пути, а, напротив, выбрала верный путь ‒ Джон теперь казался ей самым надежным человеком на земле.

– Бежать из страны с маленьким ребенком? – Джон был потрясен, узнав о последней воле казненной леди Грей. – Как? Куда? На что вы будете существовать?

– А есть другой выход? – с отчаянием спросила Энн. – Я могу остаться в замке Судли с миссис Гримсон и ее семьей и рядом с маленьким Генри, но надолго ли мы останемся в безопасности?

– Боюсь, что о вашем спокойствии речи уже не идет, – согласился Джон. – Но то, о чем вы рассказали, будет сделать совсем не легко. Я… поговорю с братом. Ему всегда было плевать на политику, потому что в море свои законы. А сердце у него доброе. Мы потеряли родителей, когда ему было двенадцать, а мне едва исполнилось шесть. Только благодаря брату я сейчас дышу и могу отличить одну букву от другой.

– Он воспитывал вас и защищал, – догадалась Энн.

Джон шмыгнул покрасневшим носом.

– Он всегда давал мне дельные советы. Не сомневаюсь, что выручит и сейчас. А еще он умеет держать язык за зубами, даже когда напивается, – ответил Джон. – Просто не умеет по-другому. Приходите завтра к главным воротам Тауэра. Думаю, у меня уже будут для вас кое-какие новости. А сейчас мне пора возвращаться. Вам есть куда пойти?

Энн вздрогнула. Как и почему она совершенно забыла о том, что даже после казни леди Джейн Грей ей придется остаться в распоряжении ее матери?

У Энн задрожал подбородок. Леди Фрэнсис Грей не особо любила старшую дочь Джейн и относилась к ней не с материнской любовью, а как к практичной вещи, о чем леди Джейн рассказывала служанке не раз.

– Иногда мне кажется, Энн, что я родилась с кучей долгов, – откровенничала Джейн. – Я должна, везде должна. Должна молчать, когда хочу говорить, и наоборот. Должна одеться в черное, идя в церковь, тогда как многие вообще пропускают службы. Должна есть, когда не голодна, и пить, даже если не хочу. Я вижу родителей так редко, что уже привыкла к этому. Мама хочет жить при дворе, всеми силами стремится к этому и тянет за собой меня с сестрой. Но я не хочу. Понимаешь меня? Чувствую, что там я потеряю все и потеряюсь сама. Ты никому не говори о моих мыслях, Энн. Пожалуйста. Ты для меня лучшая подруга, потому что только с другом я и могу поделиться.

Энн молчала. Она умела хранить секреты и знала о многих из них.

– Да, мне есть где переночевать, – кивнула Энн. – До свидания, Джон. До завтра.

Леди Фрэнсис, почерневшая от горя после потери дочери, ославленной на всю страну, плохо осознавала все, о чем ей говорила служанка Энн. А та лишь просила разрешения провести ночь в комнате своей госпожи, чтобы собрать ее вещи.

Леди Фрэнсис разрешила и приказала утром возвращаться в Глостершир, в поместье Судли. Там юная Джейн жила на правах воспитанницы. Там она и подружилась с Энн.

Оставшись в каменной камере одна, Энн опустилась за стул, где несколько часов назад сидела ее хозяйка. Камин в то утро не топили, и все, к чему прикасалась Энн, казалось остывшим. До самого вечера она не зажигала свечи, почти не двигалась и смотрела в одну точку. Но какой-то звук, пришедший с темнотой и разлетевшийся по каменным коридорам крепости, заставил ее прийти в себя.

Энн встала, переоделась. Аккуратно сложила личные вещи леди Джейн и подмела полы. Выпила воду, оставшуюся в кружке леди Джейн. После чего легла в ее постель и закрыла глаза.

После того как супруги Джейн Грей и Гилфорд Дадли покинули замок, прошло несколько месяцев. Прислуга в основном следила за чистотой и порядком, переживая набеги королевских наемников, которые то и дело искали одно и то же ‒ пособников леди Грей. Каждый раз потом они увозили с собой в Лондон какого-нибудь зазевавшегося слугу, чтобы возвращаться не с пустыми руками, и их совершенно не волновало, что слуга поступил на работу в Судли уже после ареста бывших хозяев поместья. В остальное же время, радуясь без присмотра, многие из обслуги вели себя так, как им вздумается, и жили одним днем.

Увидев промокшую под дождем Энн, вбежавшую в кухню, миссис Гримсон не поверила своим глазам. Она не видела ее с тех самых пор, как хозяева отправились в Лондон, увозя с собой грандиозные планы, которым не суждено было сбыться.

Поев и обсохнув, Энн передала миссис Гримсон суть предсмертного послания леди Джейн на словах и подтвердила его письмом, написанным рукой ее бывшей хозяйки незадолго до казни. Узнав о том, что леди Джейн мертва, а малыша Генри нужно будет отдать в чужие руки, миссис Гримсон сначала заплакала, а потом с подозрением уставилась на девушку.

– Если ты задумала плохое, то лучше даже не начинай, – предупредила миссис Гримсон. – Я ведь могу и ноги переломать. Куда ты пойдешь с ребенком?

Энн была готова к подобной реакции. Она показала миссис Гримсон перстень, принадлежавший матери леди Джейн.

– Помните его? – спросила она. – Он приметный, забыть его сложно.

– Конечно, помню, – перешла на шепот миссис Гримсон. – Подарок старшей дочери на свадьбу от леди Фрэнсис. Прекрасен и… стоит невероятных денег. Ты же его не украла, радость моя?

– Перестаньте, – попросила Энн. – Перстень мне отдала сама леди Джейн. Это залог тому, что я говорю вам правду. Мне необходимо забрать Генри и срочно уехать. Я слышала, что к вам уже приходили с обысками и даже кого-то арестовали. Вы сами-то не пострадали?

Миссис Гримсон села на низенькую табуреточку возле камина и протянула полные руки к огню.

– Весна в этом году паршивая, – заметила она. – Все никак дожди не перестанут… Да, Энн, да, были у нас тут солдаты. Обыскивали кабинеты лорда, а вот в ту часть дома, где жила леди Джейн, не сунулись. Но, думаю, они еще придут. Им все мало, собакам. Затискали прачку до икоты, до сих пор работать не может! И заступиться некому.

– А что они искали?

– А ты спроси у них сама, если вдруг встретятся. Спросишь? Молчишь… Вот, и я спрашивать не стала. Только мне и без вопросов все понятно. Мы работали на тех, кто вздумал украсть трон у истинных владельцев. Как тебе такое?

– Леди Джейн никого не обманывала.

– Знаю, – вздохнула миссис Гримсон. – И у стен есть уши, дорогая моя. Мы о многом знаем и про многое не говорим. Только если с богами, да вот куда они делись, когда нужны?

Энн не ответила. Они тут все и всегда понимали друг друга. Или старались, чтобы так было. Но сейчас ничто не вернется. То, что казалось ясным и понятным со стороны, на самом деле было лишь фасадом. То, что осталось за ним, мало кого интересовало, но ведь там и стоило бы поискать истину. Но и она никому не была нужна.

– И куда же ты отправишься? – взглянула на Энн повариха. – Как скоро это будет?

– Завтра мы с Генри должны быть в Лондоне, – едва слышно ответила Энн. – Ночь проведем у знакомых, а на другое утро…

Ее глаза закатились, голова упала на грудь. Миссис Гримсон тут же подхватила ее под руки.

– Бедный ребенок! Я постелю тебе. Пойдем, – забормотала она, помогая Энн подняться на ноги. – Утром и поговорим. Отдыхай, а я помогу ‒ что мне еще остается?

Она отвела Энн в свою спальню, помогла раздеться и уложила в кровать. С тех пор как миссис Гримсон овдовела, она ни с кем ее не делила, поэтому не волновалась, что ей негде будет спать ‒ места было предостаточно.

Оставив Энн, повариха отправилась к дочери Алисе, приехавшей к ней в гости вместе со своим родным ребенком и маленьким Генри, которому уже было чуть больше двух лет. Узнав о казни леди Джейн Грей, Алиса не смогла сдержать слез, поскольку, как и многие, любила свою хозяйку. Но более неприятная новость ждала Алису впереди. Миссис Гримсон озвучила ей последнее желание леди Джейн.

Узнав о том, что Генри скоро отнимут у нее, девушка стукнула кулаком по столу и заявила, что лучше сбежит сама, чем отдаст кому-то мальчика, ставшего ей практически родным.

Миссис Гримсон всю ночь убеждала дочь смириться и выполнить предсмертное желание леди Джейн. В конце концов Алиса согласилась. Она до рассвета сидела у кровати с сыновьями, но держала за руку только одного из них.

Маленький Генри в это время преспокойно спал и видел светлые сны.

Москва

Май 2021 года

О том, что на Арбате есть антикварный магазин, Катя знала. Не раз проходила мимо, но никакой информации в памяти не осталось ‒ ни адреса, ни названия. Но хорошо запомнилась витрина. Через стекло на улицу смотрел длинный ряд старых разноцветных книжных переплетов, а по обе стороны над ним возвышались две, вероятно, гипсовые статуэтки в виде балерин. И уже после, если всмотреться совсем в глубь помещения, в глаза бросался желтый свет, исходящий из всевозможных люстр с потолка. Люстры, вероятно, тоже были старинными.

К антиквару отправились в будний день, чтобы не толкаться в толпе. Ребята вышли из станции метро «Смоленская», спустились в подземный переход и оказались на противоположной стороне Смоленской площади. Пройдя через пару крохотных переулков, наконец оказались на пешеходном Арбате. Еще по пути Денис сказал Кате, что вряд ли у них получится спокойно пройтись до нужного места, так как людей вокруг было очень много.

– Уже тепло, все в гости едут, – философски заметила Катя. – Даже я люблю здесь бывать, хоть и родилась в Москве.

– Ну, не знаю. – Денис с трудом увернулся от огромного рюкзака, висевшего на плечах высоченного парня. – Останешься молодой вдовой, Катерина. Какое-то травмоопасное место.

– Смотри лучше под ноги, – посоветовала Катя. – В «Макдоналдс» зайдем?

– Давай.

Прикупив кофейку, они вошли в пешеходную зону. Катя покосилась на Дениса. Он легко заводился от всякой ерунды, и она каждый раз боялась, что ей придется его успокаивать. Денис же, в свою очередь, считал своей первоначальной задачей оградить Катю от любого незапланированного взаимодействия, будь то случайный толчок прохожего или бордюр, о который она могла споткнуться.

Катя была очень неловкой. Она постоянно спотыкалась на ровном месте, роняла и теряла вещи, в упор не видела машины на дороге и несколько раз терялась во время их с Денисом прогулок. Никто из них не знал, почему так происходит, поэтому, по умолчанию, оба следили друг за другом в оба.

– Магазин называется «Фенестра», – напомнила Катя. – Ищи вывеску.

– Лучше номер дома подскажи, – попросил Денис. – И это ведь в переулке?

– Да нет, это именно на главной улице, – заглянула в бумажку Катя.

И тут же, подняв голову, увидела черные волнистые буквы на фоне приглушенно-бордового цвета, только вот шли они не по горизонтали, а по вертикали, и сама вывеска была небольшой, крепилась слева от входной стеклянной двери.

– В жизни бы не нашел, – заметил Денис. – Ну что, вперед?

Денис пропустил Катю вперед, а когда зашел в магазин, то офигел. Он один раз в жизни посещал антикварный магазин, но не здесь, а за границей, в Бельгии, куда ездил с семьей на отдых в подростковом возрасте. Мама просто захотела что-то прикупить домой ‒ что-то старинное, не обязательно нужное, но вроде бы на память, но вышла из магазина с пустыми руками, потому что все там было не просто дорого, а стоило бешеных денег.

Сам же Денис запомнил хозяина магазина. Он был высоким и небритым, смотрел на него с подозрением, а с мамой разговаривал неохотно, будто бы понимал, что у нее не хватит денег на то, что она хочет. Слава богу, что мама, равно как и вся семья Дениса, неплохо знала английский язык, а то ему было бы очень стыдно.

Само помещение магазина было небольшим, но каждый сантиметр пространства был занят какой-нибудь вещью, источавшей ауру древности и загадочности. Под стеклами узких прилавков мерцали в электрическом свете колечки, серьги и ожерелья, которые, разумеется, не могли стоить миллионы, иначе бы их не выставили вот так запросто на всеобщее обозрение. Полки ломились от книг с разной степенью изношенности переплетами, но некоторые определенно были очень интересными по содержанию. Атласы, словари, сборники репродукций отличались размерами и толпились в отдельной секции. Посуда, вазы, статуэтки были разбросаны в хаотичном порядке, но один угол был отведен именно для предметов одежды. Денис всматривался в женские платья простецкого покроя с резкими геометрическими узорами, в мужские шляпы, в стоптанные ботиночки с ветхими шнурочками и постепенно погружался в состояние безграничного счастья лишь только от того, что обладатели всего этого тряпья скорее всего уже умерли, а он все еще жив.

Ценники тоже привлекли его внимание. Одно темно-зеленое пальто стоило пятнадцать тысяч рублей, а на вид ему можно было дать лет пятьдесят или даже больше. Заплатить за такое большие деньги? Да его только на даче надевать по ночам, пока никто тебя не видит.

– Никого нет, – прошептала Катя, стоявшая все это время в дальнем углу магазина. – Опасно магазин оставлять без присмотра.

– Хватай и беги, – пошутил Денис.

– Уверен, что далеко уйдешь? – прозвучал мужской голос из-под прилавка. – Минутку подождите. Тут у меня кое-что рассыпалось.

Катя вздрогнула. Денис тоже не ожидал. Вообще-то он всегда считал, что с чувством юмора у него все в порядке, и каждый раз надеялся, что у собеседника та же ситуация. Но иногда шутки не срабатывали, как в этот раз.

Наконец говоривший поднялся на ноги и показался во всей своей красе. Но даже сейчас, лохматый, с покрасневшими глазами после длинной бессонной ночи, которые яростно преследовали его в течение последних двадцати лет, Эдик все еще держал марку и притягивал внимание своей привлекательной внешностью. За последние годы он слегка набрал вес, что, скорее, шло ему, и отрастил стильные усы с бородкой. Длину волос он тоже поддерживал на определенном уровне, чтобы было не коротко и не слишком длинно. С хорошим зрением пришлось распрощаться несколько лет назад, но очками Эдик пользовался крайне редко ‒ все никак не мог привыкнуть к ощущению давления дужки на переносицу. Однако его работа требовала скрупулезного отношения к предмету торговли, а тут уж было важно не упустить любую мелочь, поэтому очки он держал в непосредственной близости от глаз ‒ надо лбом.

– Ну чо, принесли пальто? – спросил он будничным тоном.

– Какое пальто? – не поняла Катя.

– То самое, которое носил Маяковский, – пояснил Эдик.

– Нет, мы без пальто, – ответил Денис. – Послушайте, насчет хватать и бежать…

– В каждой шутке можно найти отсылку к статье Уголовного кодекса, – тяжело взглянул на него Эдик.

– Да ладно вам, – покраснел Денис. – Неудачная шутка, не более.

– А что, были случаи воровства? – Катя подошла к Денису и взяла его под руку.

Эдик не ответил. Не счел нужным рассказывать о том, что однажды старушка-покупательница стащила бронзовый браслет, а он даже и не заметил, хоть и не сводил с нее глаз. Сам надел его на ее ветхое запястье, сам застегнул замочек, сам расхваливал и думал о том, что старушка, может, еще что-то прикупит. Не купила, старая стерва. И за браслет не заплатила. И ушла по-тихому, пока он отвернулся, а после как в воду канула, хоть Эдик и искал ее, выбежав на улицу.

– Про пальто Маяковского ‒ это вы серьезно? – улыбнулся Денис.

– Во всяком случае клиент сказал, что принесет именно его, – усмехнулся Эдик. – Божился, что когда-то великий поэт всерьез увлекся его родственницей и набросил пальто на ее плечи во время их свидания. Так, мол, домой она и ушла, а свое пальто он ей подарил.

– Расстались? – спросил Денис и улыбнулся, поняв, что сморозил глупость.

– Определенно, – насмешливо взглянул на него Эдик. – Но на пальтишко я бы взглянул, если честно.

– Обман же, наверное, – сказала Катя.

– В мире вообще осталось очень мало чего-то настоящего, – тут же отреагировал Эдик. – А вы, прошу прощения, просто поболтать зашли или будете прицениваться?

Катя тихонько пихнула Дениса локтем в бок, и он вынул из рюкзака пакет.

– Принесли вот.

– Что это такое? – не прикасаясь к пакету, спросил Эдик.

– Здесь то, что мы нашли в новой квартире. Вообще-то она совсем не новая, мы просто переехали в старый дом, а там был шкаф, вот в нем и обнаружили тайник, а там был только этот сверток. Он в пакете, – протараторила Катя.

– Ну, типа того, – добавил Денис.

– Ой, а мы ведь не сказали самое важное, – вспомнила Катя и посмотрела на хозяина магазина. – А как вас зовут?

– Эдуард, – ответил Эдик, аккуратно разворачивая сверток. – Что вы хотели сказать?

– Вам должна была звонить моя мама. Она врач, но вы лечитесь у ее коллеги, а он…

– Не продолжайте. Я помню, – оборвал ее Эдик.

После Катиных слов о маме он вспомнил звонок, на который ответил несколько дней назад. О появлении ребят он был предупрежден и, конечно, согласился их проконсультировать.

Обрывок газеты он пока что отложил в сторону. Старая, грязная, пожелтевшая бумага с отпечатанной на ней давнишней датой. Все это интересно, но что за тряпичный кусок в нее был завернут?

– Могу я это забрать на минуту? – спросил он, подняв голову. – Мне нужен свет, а лампа в подсобке.

– Конечно. Мы подождем, – согласилась Катя.

Предмет изучения ни разу не заинтересовал Эдика, так как за годы торговли предметами старины он насмотрелся на всякое и уже на глаз отличал ценное от ширпотреба. Второго было в сотни раз больше, и именно от обилия совершенно не интересных ему «находок» Эдик давно устал. Кто только к нему не обращался! Кто только не притаскивал в его магазин коробки с хламом, доставшимся в наследство! И почти каждый претендовал на звание владельца чего-то особенного, эксклюзивного.

Эдику же хватало только одного взгляда на вещь, чтобы определить ее важность и нужность, но, как правило, все, что его просили оценить, не стоило ни гроша. Такую способность отличать настоящее от поддельного он получил не от рождения, а благодаря долгому и кропотливому изучению множества научных трудов и статей экспертов, ученых и тех, кто сумел превратить свое хобби в дело всей жизни. В их числе были историки, архитекторы, искусствоведы, реставраторы и даже кузнецы.

Получив от Мигунова антикварный магазин, Эдик поначалу не знал, что с ним делать. Хотел даже продать ‒ настолько ему был противен родительский привет с того света. Однако тот же Мигунов настоял на том, чтобы Эдик поступил на истфак, а когда тот заупрямился, то завалил его специальной литературой ‒ и тут оно вдарило именно туда, куда было нужно. Поначалу молодой и неопытный владелец магазина заинтересовался, а потом что-то как-то перестроилось в его сознании, и он превратился в прилежного ученика. Мигунов не оставлял его, давал множество советов, снабжал каталогами, заставлял посещать аукционы и внимательно просматривать объявления о продаже винтажной продукции. И Эдик, наконец, и сам понял, чего от него хотят. Сопоставив полученные знания со своим талантом продавать, он успешно вторгся в стройные ряды охотников за ценностями, где в скором времени занял и свое выстраданное, но законное место.

Но сейчас, водя над шелковым лоскутом лупой, он немного потерялся. Несомненно, то, что принесли посетители, имело некую ценность, но вот какую? Это был носовой платок, в этом Эдик не сомневался. Пожалуй, жемчуг, который его украшал, мог бы рассказать о себе немного больше, но Эдик не слишком хорошо умел «читать» штуки в виде оформления. Больше всего его заботили те предметы, на которых все это крепилось, а остальное он считал не слишком важным. Но сам носовой платок действительно был старинным. Пожалуй, ему можно было дать не сотню лет, а поболее…

– Шелк и жемчуг, – пробормотал Эдик, выключая лампу. – И газета, которой больше века. Интересная парочка.

Он всмотрелся в ткань еще раз ‒ теперь уже с пристрастием. Платок, несомненно, раньше принадлежал человеку, у которого с деньгами было все в порядке, об этом говорило наличие жемчуга довольно неплохого качества, подвергнутого тщательной обработке. Стежки, которыми он крепился к ткани, ранее Эдику не встречались, но этот факт его нисколько не встревожил. Все и обо всем знать невозможно, для того и существуют всякие экспертизы.

Чем дольше Эдик рассматривал платок и обрывок газеты, тем яснее становилась картина: в феврале 1917 года, после победы большевиков Россию покинуло огромное количество людей, имевших в запасниках ценные вещи. Многие попытались спрятать богатство, чтобы позже вернуться за ним. Похоже, этот платок был слишком хорошо спрятан бывшим владельцем, если, конечно, ребята не наврали о том, что обнаружили его в специальном тайнике в шкафу. Его не просто так спрятали, а хотели сохранить до лучших времен. Возможно, даже планировали вернуться за ним, но не сложилось.

И все-таки некоторая странность присутствовала, она сразу же бросалась в глаза ‒ шелковый платок был обшит жемчугом лишь с трех сторон. Симметрия в расположении украшений вроде бы присутствовала, но была незаконченной. Будто бы тот, кто занимался вышивкой, был вынужден прервать работу и больше к ней не вернуться.

«Артефакт, – заключил Эдик. – Знать бы, откуда ты взялся и как тебе удалось так хорошо сохраниться».

Он расправил плечи и задумчиво посмотрел в сторону двери, за которой располагалось помещение магазина.

Вот же черт. И что теперь делать? Выкупить платок у клиентов? Но они наверняка не дураки и сразу поймут, что их находка представляет интерес. Поэтому могут заломить за него приличную цену, а то и вовсе отказаться от продажи. А если платочек стоит немалых денег? А что, если он вообще ничего ценного собой не представляет?

Эдик моментально утонул в сомнениях, что случалось с ним крайне редко. Обычно он с лету мог определить примерную стоимость предлагаемого товара, но тут будто бы споткнулся и застыл на месте.

Необходимо что-то решать. И как можно скорее.

Эдик вышел в зал и застал интересную сцену: Катя, примерив широкополую шляпу, позировала, а ее друг все это безобразие аккуратно документировал, делая фото на свой телефон.

– Этой шляпе больше двухсот лет, – небрежно заметил Эдик. – Ее сложно продать, потому что стоит она очень дорого. Но надежду я не теряю. Мне эту шляпу привезли из Индии, а носила ее жена местного английского колониста, который прострелил ей голову из-за измены. Пулевое отверстие было невозможно скрыть, так как нарушилась бы целостность покрова и шляпа перестала бы быть на сто процентов оригинальной. Но у меня получилось исправить этот недостаток. Кроме того, на внутренней стороне сохранились следы крови несчастной изменницы, но от них я не стал избавляться. Есть любители, знаете ли, у которых руки трясутся при виде таких вот отпечатков времени. Непосредственно те, которые остались после смерти прежнего владельца, я лично называю «поцелуями смерти». Звучит красиво, не находите?

К тому моменту, когда Эдик закончил, Катя уже сняла шляпу и вернула ее на деревянный крюк, вделанный в стену.

– Верните то, что мы принесли, – попросила она, отводя взгляд. – Я передумала.

Другой реакции Эдик и не ждал. Он отчитал девчонку так, словно перед ним стояла малолетняя хулиганка, хоть мог бы и не делать этого. Но очень уж ему захотелось. День с утра не заладился и колкие мелочи, в конце концов, привели его нервы в состояние боевой готовности. Катя просто попала в прицел, но на самом деле ее вины не было, потому что все, что Эдик рассказал про шляпу, на самом деле являлось чистой выдумкой.

– Шутка, – притормозил Эдик. – Шляпа не такая ценная и лет ей мало.

– Неважно, – мотнула головой Катя. – Верните платок.

Денис шагнул к Эдику и задрал голову, показывая, что разговор окончен. Ему тоже не понравилось, что владелец магазина слишком много себе позволяет.

– Ну, как хотите, – пожал плечами Эдик. – Просто скажу, что вещь, если рассуждать по-взрослому, требует серьезной и довольно дорогостоящей экспертизы, а она не за один день делается. Сейчас принесу ваше сокровище. А за резкость прошу прощения. Просто шутка, не более.

Он сделал шаг в сторону, но тут Катя заговорила.

– Стойте, – дернула она плечом. – Подождите. А экспертиза, говорите, платная?

– Наверняка бешеных денег стоит, – вместо Эдика ответил Денис.

Но Катя его даже не услышала.

– А если заберете платок на экспертизу, то расписку дадите? – не отставала она. – Или как там это у вас делается? Договор, может, заключаете?

– Я бы расписку дал, конечно. Я честный человек. – Эдик приподнял свой идеально вылепленный природой подбородок. – Однако вы не так меня поняли. Я сам никаких исследований не провожу. Вам самим придется этим заниматься. Но, дети мои, я должен предупредить: если вы добыли платочек нечестным путем, то вас ждут неприятности. Полиция, расследуя дела о квартирных кражах и ограблениях, частенько обращается за помощью к искусствоведам и музейным работникам. Надеюсь, описание платка в полицейских сводках отсутствует?

– А мы рискнем, – ответила Катя. – Мы же никого не грабили, да, Денис? Мы сделаем экспертизу за собственные средства.

Денис посмотрел на Катю.

«Серьезно? – прочитала она в его глазах. – Ты хоть понимаешь, что несешь?»

«Не торопись, – на миг прикрыла глаза Катя. – Я знаю, что делаю».

– Но есть еще один вариант развития событий. Можно обойтись и без оценки, – вдруг «вспомнил» Эдик.

– Это как? – не поняла Катя.

– Я просто выложу платок на витрину, чтобы его кто-нибудь купил. Себе после продажи возьму небольшой процент за реализацию, остальное получаете вы. Цена в этом случае будет меньше, но ненамного.

– То есть вот прямо без экспертизы? – уточнила Катя.

– Да, без нее. Ребят, ваш платок старинный, с камушками, ему много лет, но я предполагаю, что больших денег за него вы не получите. Это честно. Думайте, я не тороплю.

Денис побарабанил пальцами по прилавку. Катя подошла к нему вплотную.

– Что скажешь? – едва слышно спросила она.

– Не знаю, – признался Денис и повернулся к Эдику: – А сколько вы за него дадите?

– Вещь старинная, из натурального шелка, с жемчужным украшением, – принялся перечислять Эдик. – Но не новая, а средней сохранности. А больше ведь о ней ничего конкретного сказать нельзя. Кроме примерного «возраста», разумеется. Таких тряпочек кругом пруд пруди, но их запасы, разумеется, не бесконечны. Мне, например, такие не попадались, у коллег тоже не видел, как и на аукционах или где-то еще. Поэтому особой ценности я здесь не вижу. Просто носовой платок, жизненный путь которого оказался более долгим, чем у его владельца.

– Мы согласны, – проговорила Катя.

Денис в ответ промолчал. Он вообще не понимал, правильно ли они поступают. Ему было неуютно в этом месте, а беседа на тему, в которой он ничего не смыслил, начинала напрягать.

– Давайте уже все закончим, – сдался он. – Сколько за него дадите?

– За пятнадцать тысяч рублей я выкупил бы вашу вещицу, – сообщил Эдик.

– Пятнадцать тысяч?! – ахнула Катя. – Серьезно?

– Мало? – по-своему понял Эдик. – Ну, давайте за двадцать. Больше все равно дать не смогу. Ребят, ну, посудите сами, вы же не жемчужное колье принесли…

Катя стиснула руку Дениса и кивнула. О таких деньгах она и не мечтала.

– Переводом на карту, пожалуйста, – попросила она. – И чек. В бумажном и электронном виде.

– И чек, – улыбнулся Эдик и достал из кармана телефон. – Куда переводить? Молодому человеку? Диктуйте номер телефона.

Вечером, закрыв входные двери, Эдик отправился в каморку в дальней части магазина. Сел на стул, настроил свет, вооружился лупой, надел очки. Снова растянул платок на специальном столике и осмотрел его более тщательно.

– Да ты определенно стоишь денег. – Губы Эдика растянулись в довольной улыбке. – Не просто так ты заинтересовал своих хозяев.

Он взглянул на часы и потянулся за мобильным телефоном.

– Привет, дядя Миша, – сказал Эдик в трубку. – Как твои дела?

– Не дождешься, – прохрипел дядя Миша.

– Простыл, что ли? Говоришь странно.

– Да запивал таблетку, а вода не в то горло пошла.

– А я хотел заехать, – объявил Эдик.

– Сегодня?

– А что такое?

– Нужен твой совет. Я ненадолго.

– Жду.

– Что-то надо куп..?

Но дядя Миша уже положил трубку. Он всегда ставил точку в разговоре первым.

Эдик задумчиво посмотрел на телефон, сунул его в карман, сложил платок и газету в пакет и аккуратно положил его в сумку.

– Спасибо, дядь Миш, – улыбнулся Эдик и погасил в каморке свет.