Читать книгу Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним - Страница 15

Ева тоже думала о заградительных воротах. Только лодка Петропавла прошла уже вторые из них по водоразделу, строители же канала дали им порядковый номер 114. Эти ворота разделяли два водохранилища: оставшееся за спиной Пяловское и то, что впереди, Клязьминское. Однако едва выйдя на широкую воду Клязьмы, Петропавел вынужден был свернуть в смежное с ним Пироговское море, потому что прямо по курсу обнаружился блуждающий водоворот.

Ева облюбовала себе место на носу, ей нравилось ощущение, когда лодка взлетала на волну, а потом падала вниз, и оказалось, что её совсем не укачивает. Петропавел накинул ей на плечи мягкий тёплый плед, и Ева с благодарностью посмотрела на него. У старика были очень живые и очень весёлые глаза и интонации голоса прямо как у Тихона, так что Ева сразу почувствовала к нему расположение.

(Не сразу. Только после того, как прилетел Мунир. А до этого…)

Он даже обращался к ней «милая», и в этом не было ничего наигранного, старик вовсе не собирался никого копировать.

Ещё до подхода ко вторым заградительным воротам, на отрезке канала между водохранилищами, путь им преградила плоскодонка, и человек в жёлтой повязке на голове потребовал уплатить ясак.

– Гиды не платят ясак, – ответствовал Петропавел. Он попросил Еву уступить ему место на носу и теперь сидел, свесив ноги за борт, и безмятежно грыз яблоко.

– Вы на территории Пироговского речного братства. – Человек в плоскодонке заговорил с нажимом.

– Мне это известно, – улыбнулся Петропавел. – Но нам не нужны услуги лоцмана.

Человек нахмурился, и нечто тёмное и странное мелькнуло в его глазах, словно он прислушивался к чему-то. Да только не к чему ему было прислушиваться, на плоскодонке он стоял один, в руках видавший виды дробовик.

– Вы на прицеле, – с угрозой заявил он и указал на берег. – Вон там. И там. – Он кивнул на противоположный берег.

– Это мне тоже известно, – со спокойной улыбкой возразил Петропавел. Как ни в чём не бывало, откусил яблоко, пожевал, проглотил. – Поэтому выбирай два моих ответа: у меня полная лодка вооружённых гидов. Мы постараемся, чтобы боли вы не почувствовали, но ещё до заката вы станете кормом для рыб. – Он с сожалением посмотрел на оставшийся в руках огрызок и бросил его в воду. И тут же доброжелательно добавил. – Второй ответ: нам не нужны услуги лоцмана. Но и неприятности нам не нужны. Мы идём с миром.

Человек в плоскодонке поморщился, только тень уже покинула его взгляд:

– Гиды… нам тоже не нужны неприятности. Вы ведь проходили здесь недавно?

– Совершенно верно, – миролюбиво заметил Петропавел. – А теперь возвращаемся.

– Скажи, а что с той, что живёт в Строгинской пойме? – Человек вдруг заговорил быстро, перейдя на гораздо более доверительный тон. – Слышал, её тень видели на Химкинском море.

– Я не хотел бы сейчас об этом говорить. – Улыбка тут же покинула лицо Петропавла. – Закат близок.

Человек в плоскодонке угрюмо передёрнул плечами, в его глазах заплясал тревожный огонёк.

– Не из суеверия, – пояснил Петропавел. – Просто к закату у них обостряется восприимчивость. Не стоит притягивать лихо. Нам только что пришлось отогнать её сестру в Пестово.

У того, как при тике, дёрнулась правая половинка лица, он невесело усмехнулся:

– Эта наша, домашняя, так сказать…

Петропавел кивнул со вздохом, но теперь его взгляд выражал скорее любопытство:

– Ну что, дадите пройти?

Человек в плоскодонке повесил дробовик на плечо:

– Дело ваше. Но дозоры сообщили, что со стороны Химкинского моря сюда движется блуждающий водоворот. И не один. Совсем скоро будет здесь. Прости, но при всём уважении, рыб кормить будешь ты.

– Так с этого и надо было начинать, – серьёзно сказал Петропавел. – Мы умеем быть благодарными.

– Ну как? – довольно хмыкнул тот. – Теперь тебе нужен лоцман?!

Петропавел лишь молча улыбнулся в ответ. Человек в плоскодонке уже сел за вёсла:

– Следуйте за мной. Сразу по выходу в Клязьму свернём в Пирогово. Там найдём, где вам переждать. Безопасный ночлег гарантирую.

– А твоя жёлтая повязка? – вдруг спросил Петропавел. Его команда тоже рассаживалась по местам, гиды превращались в гребцов.

Человек в плоскодонке какое-то время грёб молча. Затем снова поморщился:

– Тебе ведь известно, что это значит?! Ни с кем не заговаривайте, лодки не покидаем. Наши дела тебя не касаются, но законы гостеприимства не нарушим. Скоро всё изменится, войдёт в привычное русло. А пока найдём всем место стоянки в Пирогове, туда не заходят водовороты. – И он впервые разулыбался и мечтательно добавил: – Благословенное Пирогово – туда не заходит никакая напасть.

Петропавел кивнул, но, отворачиваясь, с сомнением чуть слышно произнёс:

– Кроме той, что уже там.

Однако Ева его услышала.

* * *

А потом лодка прошла заградительные ворота, и ещё на подступе к ним у Евы закружилась голова и повторилось лёгкое ощущение дурноты. Только опять она не поняла, что случилось. Ещё в первый раз, когда проходили ворота на Икшинском море («Номер сто восемь», – зачем-то сказал о них Петропавел), Ева почувствовала что-то подобное, однако сейчас чувство было гораздо сильнее. У девушки неожиданно участилось сердцебиение, краска, напротив, покинула её лицо, а руки, шею и спину стянула гусиная кожа. Ева смотрела куда-то прямо перед собой, силясь, наконец, проглотить ком в горле. А потом она поняла, что, наверное, некоторое время пребывала в чём-то похожем на прострацию. Она сжала ладони – кончики пальцев абсолютно холодные. Да в чём дело-то? Что не так?! И чем было это странное чувство нереальности? Как будто часть её находится в каком-то другом, возможно, очень плохом месте, и вот в какой-то миг она не могла с уверенностью сказать, какая из двух её частей существует на самом деле. Испарина выступила на лбу. Ева передёрнула плечами. Видела ли она что-нибудь необычное? Вроде бы нет. А эта ноющая мутная то ли тревога в груди, то ли?.. Но вроде бы действительно всё в порядке. Как и в первый раз, ещё на Икше, она действительно не поняла, что увидела. Так, какие-то миражи. Но Ева слышала, что такое частенько происходит на канале.

Правда, в тот самый момент, – «ворота сто восемь», – и Ева невесело усмехнулась, – она была слишком поглощена скорбью по Хардову. И мыслями о Фёдоре, даже не зная, радостными или гибельными. Тогда всё смешалось у неё в голове и в сердце, ей было необходимо подобрать осколки своего развалившегося мира и попытаться хоть как-то склеить. Так продолжалось до тех пор, пока зябким утром, – только она помнит каждое мгновение этого утра, – уже на широкой воде не прилетел Мунир, ворон Хардова, и не принёс, наверное, самую счастливую весть в Евиной жизни. И всё переменилось. Но позже. А в тот день, ещё на Икше она бы и не заметила, что лодка прошла заградительные ворота.

От этой части путешествия осталось лишь ощущение глубокого отчаяния, дурноты, которые вдруг предстали перед нею катастрофой. Хардов. Фёдор, папа… Их больше нет в её жизни. Их больше нет! И никогда не будет. Но… девушки плачут. Хардов, её добрый медведь, который, оказывается, стерёг не только границы давно ушедшего детства, не позволил Евиному сердцу превратиться в высушенную пустыню. Девушки плачут. И как только лодка миновала Икшинские ворота, боль, хоть и неокончательно, притупилась. Возможно, просто совпадение. Ева поняла, что позволила слезам течь из своих глаз, не стесняясь больше и не сдерживая себя. Никто её и прежде не беспокоил, пока она сидела на носу лодки в одиночестве, лишь Петропавел из деликатности пытался пару раз с ней заговорить. И вот когда невыносимая тоска, сковавшая грудь, всё же несколько отступила, Ева незаметно вытерла слёзы, и…

Она обернулась. Петропавел внимательно смотрел на неё. Сразу же улыбнулся. Но в глазах старика застыло что-то… не только недоумение и озадаченность. Тревога?

«Уже тогда меня что-то напугало, – подумала Ева. – Наверное, я почувствовала это, как только… ну да, как только сделалось чуток полегче, и голова стала хоть как-то связно соображать. Что-то прилично напугало. И Петропавел понял это, хотя и не подал виду. А сейчас всё повторилось. Только намного сильней».

* * *

Но ещё прежде прилетел Мунир. Совсем ненадолго, как и положено посланнику благих вестей.

– Мы по привычке зовём эти воды Пироговскими, – говорил Еве Петропавел, провожая ворона счастливым взглядом, – но это не совсем точно. Само Пироговское водохранилище будет впереди, а сейчас мы идём по Пяловскому. А то, что прошли, – он кивнул за корму лодки, – где на нас напала эта тварь, зовётся Пестовским.

Старик был очень взволнован, – визит Мунира всё менял, – и проявил несвойственную разговорчивость. Взглянул на облако, закрывшее солнышко, затем на Еву и разулыбался. Облако ушло, забрав с собой тень. И впервые Ева нашла в себе силы на ответную улыбку.

А потом лодка снова вошла в канал. И совсем вскоре показались башенки заградительных ворот. Ева так и не поняла, что случилось. Но тень словно вернулась.

* * *

Ева не знала причины внезапной дурноты и головокружения. Ворота сейчас остались за спиной, их лодки на вёсельном ходу двигались за лоцманской плоскодонкой в сторону большой воды. Напряжение постепенно отпускало, но… Ева вспомнила, как папа объяснял ей назначение заградительных ворот, – точно такие же есть в родной Дубне, у самого входа в канал. В случае размыва подпирающих дамб это техническое сооружение могут экстренно перекрыть, чтобы вся вода, к примеру, Московского моря, не обрушилась в канал, вызвав катастрофические последствия. Так же порой для ремонта требуется выключить отдельный отрезок канала из общего русла. Только это ничего не объясняло в её состоянии. И следующий вопрос всплыл сам собой и оказался ещё более неожиданным: «Этот человек в жёлтой повязке… Для чего на ровном и внешне абсолютно безопасном участке канала в принципе нужны услуги лоцмана?»

Вопрос насторожил, словно это как-то взаимосвязано, и в нём мог бы скрываться ключ к разгадке, только… Ответ вряд ли вам понравится. Он лежит где-то… «В тёмном месте?» – вдруг подумала Ева. Убедилась, что на неё никто не смотрит, и всё же бросила украдкой взгляд на ворота.

Что не так? Что она могла увидеть и почему это так сильно напугало? Чем оно могло быть?

«Я не знаю, что видела, – подумала Ева. – Возможно, нечто, не существующее в реальности. Или наоборот, существующее, но скрытое от остальных». Вспомнила, как Хардов рассказывал о сиренах Тёмных шлюзов. Могло ли быть здесь нечто подобное? Пусть теперь всё и прошло или проходит, да только это неприятное, сосущее под ложечкой ощущение осталось,

(ответ лежит в тёмном месте)

смутное чувство неправильности.

«Так устроено восприятие, Ева, – сказал ей как-то Хардов. – Глаз не видит того, что не готов увидеть человек».

Странное чувство неправильности: вот они сейчас удаляются от ворот, и вроде бы действительно становится легче, напряжение спадает, но… Вовсе не потому, что всё прошло, закончилось, осталось позади. Напротив, скорее, уже случилось, это тёмное место, незамечаемое никем, теперь вокруг. Будто что-то…

«Свершилось, – мрачной подсказкой прозвучало где-то внутри. – Вот более подходящее слово».

Взгляд Евы потемнел. Склонив голову, она смотрела на заградительные ворота. И даже не заметила лёгкой судороги, скривившей линию рта. Как и не догадывалась, что Петропавел уже некоторое время с тревогой наблюдает за ней.

– Что вам от меня надо? – прошептала Ева заградительным воротам. Те медленно удалялись, безмолвное и равнодушное к страхам девушки техническое сооружение. Только Ева знала, что это не так. Мимикрия её не обманула. И этот маячок тревоги внутри, оказывается, вовсе не утих.

– Чего надо?!

Ева вдруг поймала себя на мысли, что думает о воротах, как о живом существе.

(глупо, конечно)

И что она очень не нравится этому существу. Но не только.

(глупо)

На какой-то миг медленно уплывающие вдаль ворота, это техническое сооружение, показались ей исполненными мрачного довольства. Пока ещё тихого, дабы не вспугнуть, но всё более нарастающего злорадного торжества.