Читать книгу Кружение незримых птиц - Антология, Питер Хёг - Страница 36

Вдыхая время и пространство
Александр Баргман
Финляндия, г. Хельсинки
«Здравствуйте, доктор! Скажите, пожалуйста…»

Оглавление

Здравствуйте, доктор! Скажите, пожалуйста,

только негромко, шепните на ушко,

должен ли я, принесенный аистом,

верить чужой равнодушной кукушке?


Должен ли я, позабыв о беспечности,

верхнюю в страхе кусая конечность,

твердо решивший остаться в вечности,

думать о том, как отсрочить вечность?


Доктор, как справиться с нервными тиками?

Как не ругнуться на имя «Володя»?

И почему оглушительно тиканье

старых песочных часов на комоде?


Доктор, я знаю, вам жаль пациента.

Он вам никто, не друг, не приятель.

Он вынул все, до последнего цента.

Он расплатился. Он вам неприятен.


Вы мне сказали как-то: «Блажен

считающий дни не с конца, а с начала…

Время прощаться…» Я начал с женщин,

С первой с конца. Но она молчала,


словно меня не заметила. Матом

только подумала что-то. Похоже,

доктор, вы – патоло́гоанатом,

судя по цвету моей кожи.


Доктор, простите, вы умная женщина.

Можно ли, доктор, спросить вас про это?

Можно ли старый анамнез сжечь и на

Следующий день проснуться поэтом?


Сказан печальный диагноз на «с» без

тени сомнения в ласковом голосе.

Редкий мужчина на острове Лесбос

выучит гамму всю, от «до» до «си»,


чтобы сыграть ее вам на прощание,

доктор, под грохот полуденной пушки,

сгорбиться и, затаив дыхание,

ждать приговора часов с кукушкой.



«На некотором удаленье…»

На некотором удаленье,

на расстоянии плевка,

На несколько ступеней выше… Или ниже…

В надежде, в раздраженье,

в ожидании кивка,

На станции Девяткино или в Париже,

В желании бежать скорее прочь

или бежать навстречу —

Неясно, если бег в густом тумане,

К тому же за окошком ночь,

мерцают свечи,

На почве ревности или по пьяне

Смешалась кровь с любовью? Или это

Не стон, но озвучание зевка?

И впрямь, не нужно пистолета

На расстоянии плевка.


«Он, как любой гражданин Мира…»

Он, как любой гражданин Мира,

Ездил на машине любимого цвета,

Имел небольшую, но свою квартиру,

Боялся и ждал Конца Света.


Он красавцем особым не был,

Не был во лбу семи пядей,

Он не хватал звезд с неба,

Но все искал, по сторонам глядя,


Смысла вещей и причин тайных,

Сущности жизни и Мирозданья,

Решенья вопросов фундаментальных,

Словом, того, что почти все знают.


Его осенило вдруг и внезапно,

На кухне, за завтраком, утром, в халате,

Может, в философии он и слаб, но

Какая мыслища! Вот те нате!


Он не успел даже съесть котлету

И запить глотком свежего кефира…

КАЖДАЯ СМЕРТЬ – КОНЕЦ СВЕТА,

КАЖДОЕ РОЖДЕНИЕ – СОТВОРЕНИЕ МИРА.


Он был так потрясен этим,

Что о чудесном своем озаренье

Сразу захотел рассказать детям,

Но их у него не было, к сожаленью.


Но зато у него были две бабы,

Брюнетка и блондинка, натуральная, он уверен,

И где бы он ни был и ни ехал куда бы,

Он всегда и везде был им верен.


Конец Света – это весьма неприятно,

И тут уж совсем даже не до смеха,

И жизнь коротка, чтобы было понятно,

Примерно, как от крика до эха.


Если с неба, из голубого эфира

Крикнуть громко, на всю планету,

Ничтоже сумняшеся: Сотворение Мира!

Эхо ответит: Конец Света…


И он торопился жить с кайфом,

Любил выпить пива с цыпленком карри,

Зимой он отдыхал с брюнеткой в Хайфе,

Ну а летом с блондинкой в Сыктывкаре.


Как-то на пути туда или оттуда,

Летя в самолете большом и железном,

Он все думал, что самолет – это чудо,

И знал, что сверху и снизу бездна.


Он попросил принести газету

И спрятал в сумку томик Шекспира…

Каждая смерть – Конец Света,

Каждое рождение – Сотворение Мира…


Это случилось, как удар током,

Наверное, в моторе сломалось что-то,

Самолет круто повело боком,

А потом резко бросило в штопор.


Он падал вниз, как с души камень,

Он был спокоен, не распускал сопли,

Он не хватался за воздух руками,

Он не слушал рыданья и вопли,


Он не думал о Сотворенье Мира,

Он не боялся Конца Света,

А только шептал: прости, Мирра,

И повторял: прощай, Света…


Круги на воде разбегались долго,

Гадать да рядить почему – поздно,

Если честно, была еще Ольга,

Но эпизодически, несерьезно.


Он не заметил Конца Света,

Только слышал, как чайка кричала:

Дескать, мир вечен, пока, мол, есть дети,

И вообще нет ни конца, ни начала.


Пенять на судьбу не очень красиво,

Совсем не плохо уйти к рыбам,

Несут пузырьки из глубины синей

Метафизическое «СПАСИБО».


Он растворился во всем мире,

И потому до Конца Света

Слух его будет ласкать лира

Неоцененного поэта.


Кружение незримых птиц

Подняться наверх