Читать книгу 25 оттенков личного. Избранная проза и поэзия о многогранности человеческого опыта - Антология, Питер Хёг - Страница 10

Слава всем, кто не дошёл до цели,

Шёл вперёд – и канул в никуда,

Всем, о ком не вспомнили, не спели,

Словно и не знали никогда.

Кто виденьем, страстью ли обманной

В глушь и бездорожье уведён,

Не открыл страны обетованной,

Жизнь не досмотрел, как странный сон.

Слава вам, стяжатели иллюзий!

Вам, искатели небес земных!

Вас не зная, вечно рвутся люди

В путь, которым вы

ведёте их.

Ах, базар,

Кружит пестрятина

По рытвинам,

По вмятинам

Избитой мостовой.

Шумно движется,

шатается,

толкается, сплетается

Толкучая толпа.

Телогреек пена серая,

капусты зелень серная

И красные платки,

Да степенные, всесильные

плывут мундиры синие

С морковками петлиц.

Над рядами-теремами

Валит пар,

валит пар.

Как в проулках, в них вскипает

Серотелая толпа.

– Ярки яблочки как солнушки!

– Лускатые подсолнушки!

Стаканчик на пятак.

Оттопырь карман, хорошая,

иди себе, задёшево,

И плюйся шелухой!

Вот бокастые молочницы

Ожившими матрёшками,

Как гвардия, прямы.

– На, хозяюшка, покушай!

Ты, хозяюшка, не слушай!

Хорошее молочко!

Мясники неторопливые,

как боги, терпеливые,

В крови, как палачи,

Вертят красные и сочные

куски с жирком и с косточкой,

Мусолят карандаш…

А здесь вот – тихая толпа,

Тихая, как в синагоге.

Здесь только медленно сопят

И ноги чистят на пороге.

– Вы думаете покупать

Или вы себе не думаете?

А на полке

и в витринке

И под стёклами

исцарапанными —

Бюстгальтеры и косынки,

Игрушки и колбасы штапеля…

– А если вам не нравится, так идите, где лучше!

Ах,

хвост,

хвост,

хвост —

Как у анаконды.

Привезли

воблы воз —

Всю Москву накормят!

Ах,

хвост,

хвост,

хвост —

Очередь,

очередь.

Посылают псу под хвост,

К матери,

к дочери.

Тут того гляди убьют!

И, только в хвост втиснувшись,

Спрашивают:

– Что дают? —

И потеют истово.

А в углу, раскрыв на толпы

Грустных стёкол синий лоск,

Современней изотопа

Пригорюнился киоск.

Он такой нелепый в мире

Потных лиц и пёстрых лент —

Как аквариум в сортире,

Как в пивной интеллигент.

И нутро его стеклянное журналами полно.

– Вон какие…

– Что там? Глянь-ка!

Там разборка в овощном!

Вора,

вора,

вора поймали!

Морда – топориком,

и лопухи торчат.

Вытащил у бабушки

у старой

из валенка

Вытащил последние —

скопила для внучат!

Лица перекошены – потные, красные,

Пальцы растопырены:

– Лови его, лови!

Палку ему под ноги – раз!

Вот так хряснулся!

Вскакивает —

Весь в грязи, а рожа – в крови!

Бабы как шарахнутся —

словно куры в стороны.

Помидоры покатились —

«По рублю брала!»

– Мать их, помидоры!

Соком помидоровым

Сапоги уляпали,

а жулик – драла!

Подскочили, сцапали,

с забора стянули.

Как заяц под собакой

заайкал.

– А ну!..

Ух его да ах его!

Как сверху саданули,

Как снизу наподдали!

– Сколько стянул?!

Старуха подскочила —

юбку за кончики —

Да старенькой

туфелькой

топ его! Топ!

– Дай ему, бабка!

Сделай упокойничка!

– Сделай с него клоуна,

бей ему в лоб!

– Чтобы его в милиции и мама не узнала… —

И кровью, как закатом,

застлало всё вокруг…

«Зверьё! Остановитесь!» —

а им ещё мало!

«Не смейте! —

и ворвался

в копошащийся круг. —

Ведь вы же её сами

обсчитали перед этим,

А вы ей подложили вместо яблок гнильё!

Ведь вас же не лупят, потому что не заметили!

И потому же самому

не лупят её!»

– Чиво?!

– А ну, поди сюда! —

за шиворот стянули.

– Защитничек нашёлся?

– Сам такой, небось!

– А ну…

Как снизу наподдали, как сверху саданули —

Как будто в воду чёрную, сорвавшись, нырнул.

…Отчего это – в ручье голова?

Отчего это вокруг – не трава?

Отчего это – на грязной руке

Пятна крови

и в огне голова?

Ах, как

кружится, кружится, кружится

Мир…

Вспышками…

Магния…

Ах, как рушится, рушится, рушится

Боль

На спину

И на голову…

– Охнуть – не сдохнуть:

повой, повой! —

Окает голос над головой.

Окает чей-то чужой басок.

Больно глазам, словно в них – песок.

Надо бы вспомнить, зачем он здесь,

А в голове громыхает жесть.

Надо бы встать и идти, но ступни

Словно булыжники в летний зной…

– Ладно, кончай ночевать! Очнись!

Ну – выкладывай: кто такой?

Стены качнулись – и встали в рост.

Хлынул в затылок тяжёлый огонь.

Синяя форма и пара звёзд

На серебре потёртых погон,

А под фуражкой – бровей черта,

Палочка носа и прорезь рта,

Складки устало легли вдоль щёк

От водки, бессонницы и забот,

От тёмной тревоги ночных трущоб —

Да мало ли от чего ещё,

Чем жизнь, не спросясь,

в оборот берёт.

– Вспомнил, что ли?

– Я просто шёл…

Встретил шабашников… Повезло…

А на базар – чтоб поесть… И – с собой…

– Ну, и откуда тебя занесло?

– С Москвы…

– Москва – большая. А там?..

…Правильно, паспорт, похоже, твой.

Ну а сюда-то забрёл на черта?

Молча задержанный поднял глаза,

Пальцами прядь отодвинул с лица.

«Чем-то дежурный похож на отца.

Может быть, просто про всё рассказать?

Вряд ли поймёт. Ему не до чувств.

А рассказать почему-то хочу —

С отчаянья

или

вот просто так».

И, как больной на приёме врачу,

Начал

про изо дня в день,

Про солнце в огне,

Про чёрную тень

на белой стене,

Про важничающих менторов,

И про наивность и стыд,

И как за аплодисментами

Костяк жестокости скрыт.

И как старики уходят,

Не в силах осилить жизнь.

И как дороги разводят

Тех, кто всю жизнь дружил.

Как в суетне озабоченной

Радость уходит в запой,

И на карьеру заточенный

Друг твой – такой деловой.

Прежней мечте несказанной,

В сторону сдвинув наив,

Мы отвечаем: «Я занят»,

Клятвы свои позабыв.

Глушат казённые речи

Вслух, вранью не переча.

Живём – как смотрим картинки,

Мешая чужих и своих!

И, как вчера на рынке,

Лупим себя самих.

И шёл я – чтоб всё увидеть

Не в книжке, а наяву.

Я не хочу ненавидеть —

Хочу знать,

для чего живу.

А после – когда разберёмся,

Мы множество мирных лет

Тогда, провожая солнце,

Будем знать, что заутра – рассвет.

А сейчас перекроем

пару крыш —

В Петухово, в Жарках потом,

И пойду я опять

Посмотреть на жизнь,

Разбираться в житье простом.

А иначе – никак:

я понять хочу,

Я глядел – словно сквозь

стекло.

– Так, – поднялся хозяин. —

Щас чайник включу,

Чтобы – немножко тепло…

– Ты хочешь по полкам раскладывать

Всё, что случится за жизнь,

Но с вот такими раскладами

Тебе добра не нажить!

Пешком или автостопами,

Морозит или зноит,

А кто или что – но застопорит

Похожденья твои.

Ты же потом не удержишься,

Станешь учить, как жить.

А всем ли в листа твои дерзости?

Как это предположить?

Лес не видать за деревом,

Да и не в этом суть!

И от тебя не от первого

Слышат крамольную муть.

Как это «не крамольную»?

Кто вчера наболтал,

Мол, не воры затем, что не пойманы?

А это – статья: клевета!

А ежели за деревьями

Ты и найдёшь пробел —

Стрельнут, как Ленина стрельнули,

Как сам он стрелять велел.

Я тебя понимаю:

Каждый – в своей судьбе.

Но ты только жизнь поломаешь,

И не только себе.

Ладно. Держи свой паспорт.

Не суй его в рваный карман!

Прощай! Да чтоб снова не «здравствуй».

Рюкзак не забудь, пацан!

Ступай в своё Петухово,

А то вон уже рассвет…

И поглядел

сурово

и сочувственно вслед.

………………………..

И так вот – то дело, то слово,

А прошло тому —

пять

лет…

В раскатах грома и в дождях косых

Тяжёлое откатывалось лето.

Точила осень золото косы

На жёлтые податливые ветви.

Сквозила чаще серебром лучей

Незримо холодеющая проседь.

На сотни вёрст кругом

землёй ничьей

Ты окружён —

с тебя никто не спросит.

Не спросит, если атомной войной

Расколется безудержное небо,

Не спросит, если чёрный вихрь степной

Оставит полстраны без крошки хлеба.

Не спросит, потому что ты ушёл

Тропой крутой и праведной как будто.

Не спросит, потому что хорошо,

Что не во зло и не в угоду труд твой.

А вечера…

Как вечера тихи

На брёвнах, золотых ещё и свежих!

И как легко ложатся в синь стихи

И пробуждают голубую нежность!

В лучах луны качается туман

На чёрных сучьях полуспящих елей.

И тёпел мир, и мир в награду дан

В преддверии морозов и метелей.

Но даже там, сквозь зверий вой пурги,

Пронизывающей сквозь хвою чащу,

Легки твои неспешные шаги,

И весь ты переполнен настоящим.

Так почему —

и снега ком с сосны,

И солнца луч сквозь золото осины

Как будто в чём-то упрекнуть должны,

Как будто промолчали,

не спросили.

Не виноват.

А кто же виноват?

А лучше ль быть ни в чём не виноватым,

Покоя на вершинах леса взгляд

И зная – зная! – много дней назад

Про города,

предательство,

про атом,

Про тех пижонов в куцых пиджаках

(Или опять уже сменилась мода?)

С перстнями на балованных руках,

С ухмылками на озверелых мордах?

Нет, не уйти —

ни в лес, ни в монастырь

От тусклых взглядов, загубивших душу.

И ты среди спокойной теплоты

Как рыба, вытащенная на сушу.

И ловит воздух судорога рта,

И от видений никуда не деться:

Кругом – толпа,

и вся она – не та,

Не та, которая мечталась в детстве!

А ведь мечталась —

синий океан,

Потоки солнца – и людские толпы.

И каждый взгляд любовью к людям пьян,

И каждый миг мелодией затоплен.

И каждый вздох един на миллион,

На миллиард, на всех людей на свете —

На тех, которые чисты, как дети,

Прекрасны и мудры, как Аполлон.

Опять ушёл неторопливый дождь

Будить грибы по непробудным чащам.

Ты настоящим только ли живёшь?

А может, это было настоящим?

А может, это прошлое теперь?

И взгляд твой сух, блуждающ и тревожен —

Не потому ли, что побег за дверь,

Мир отсекающую,

невозможен?

И невозможно мысли отогнать,

И нету сил о будущем не думать,

И оттого суровость и угрюмость

С закатом возвращаются опять.

– Скорее, утро!

Только никогда

Ни шорох листьев,

ни повадка зверя

Не станет для тебя твоим

«Я верю!»,

Не поведёт, как дальняя звезда.

И снова собран узелок тугой,

И вновь привычно оценила спешка,

Что надо человеку брать с собой

В далёкий путь, неведомый и пеший.

Закат. Опять закат. Опять гроза

Растёт в тебе, как ярость, как тревога.

Ты знаешь всё —

и путь, и имя Бога,

Которому не послужить – нельзя!

Минуты медленные

текут,

Как по стёклам

слёзы дождя,

И ни одну – ни одну! – из минут

На миг задержать нельзя.

Недаром клепсидрой меряли день

В давние времена:

Из всех моделей эта модель

Родства с натурой полна.

Усталые ноги ведут назад,

Времени поперёк.

В строгость разума втиснут азарт,

А под ногами – вода-егоза —

Вертится ручеёк.

С ним веселее, и он всё живей

Ищет куда-то сток.

Справа – деревья манят ручей,

Слева – небес простор.

Небо закатное шлёт на восход

Перистые облака.

А на закате – раздолье вод:

Как разлилась река.

А за разливом – туман или дым,

Тот берег видать едва,

А ближе – тянется из-под воды

Колокольни глава…

«Как там ещё проберёшься ты

Лесом сквозь темноту?

А тут – и водица есть, и кусты,

И – поклониться Кресту…»

И в наползающей полутьме

Свой узелок развязал,

Кружкой черпнул – показалось мне:

Булькает рядом вода-егоза —

Вертится ручеёк.

С ним веселее, он входит в азарт,

Ищет куда-то сток.

Всё устремлённей его напор,

И прибывает вода.

И скоро по ней поплывут на простор

С людьми и с грузом суда.

И, если сроки стройки – в обрез,

Оставят

на самом дне

И корпуса, и затопленный лес,

И кое-что

Поважней…

…А на опушке

не видно щитов,

Крашенных в яркий тон:

Все здесь и так

знают про то,

Что

«К городу спуск запрещён!»

И только, за корень зацепленный,

Мокнет в воде узелок…

И снова спрашивать некому,

Выплыл – или в свой срок

Под затопленной церковью

В ил отсыпаться лёг?

Или – сидел до последнего,

Взятый водой в кольцо,

И было из мрамора слеплено

Молодое лицо?..

Но к этому всё

не сводится:

Сплетеньем дорог пыля,

Как безымянным воинством,

Вытоптана Земля.

И, открывая истины,

В Путь сливая пути,

Вплоть до последней пристани

Путники будут идти.

А там, где прошёл он,

волне всё равно,

И купол в воде исчез,

И только высится над волной

Осьмиконечный крест.