Читать книгу Если перевернуть страницу - Антология, Питер Хёг - Страница 8

Собирал купец

Товары драгоценные.

Собирался и сам в дорогу дальнюю,

И прощался с любимыми дочками,

Оставлял им заветы отцовские:

«Вы уж, доченьки мои, раскрасавицы,

Не срамите мою седую голову,

Не ходите замуж раньше времени,

До приезда моего из дальних стран.

Привезу вам в дар вещички диковинные

За хорошее ваше поведение».

Отвечала дочка старшая устами сахарными:

«Не вези мне, батюшка, жемчуга-шелка,

Ни диковинок заморских, ни кушаний.

Привези вот такие гусельки,

Чтоб играли гусли сами, а все слушали».

Покивал головой, снисходительно.

Привезу, мол, дело нехитрое.

Говорила вслед за этим дочка средняя:

«Не вези мне батюшка из заморских стран

Ни мехов драгоценных, ни золота,

Даже гусель самогудных и песенок

Не вези мне, батюшка, из заморских стран.

А найди вот такое зеркальце,

Чтобы в нем все насквозь виделось.

Все, что было, что будет, что сбудется,

И какой у кого добрый умысел.

Если злой – чтобы черным делалось,

Не пускало бы в себя неправду лютую».

Поперхнулся купец. Аж зажмурился,

Почесал перстом седую бороду.

Отвечал своей средней дочери:

«Не простая задача, но справимся».

Ну а младшую звали Настенька.

И любил ее отец сильней прежних двух.

Вот стоит она в сторонке очень бледная,

Говорит она ему такую речь:

«Не вези мне, батюшка, каменья драгоценные,

Ни гуслей волшебных, ни чудо-зеркальца.

…Привези мне Цветочек Аленький,

Что огнем пылает неслыханным.

От которого в ночи светло делается,

Будто ясным днем.

А кто глянет на него – тотчас поранится

Его светом ярким невиданным,

И навеки с этим светом останется,

Нелюбимой и замуж невыданной».

Помрачнел отец. Вскочил на ноги,

Стал ходить туда-сюда, выговаривать:

«Это что же ты такое задумала!?

Кто ж такого пожелает своей дочери!?

Да и где же я найду цветок неслыханный?

…Да и как его вести, коль он так жалится?»

Ну а Настенька твердит губами бледными:

«Привези мне Цветочек Аленький».

И в конце концов старик над нею сжалился.

Вот проходят дни, недели, месяцы.

Все нормально,

От отца приходят весточки.

Сестры ждут, хорошеют, невестятся,

Моют пол, стирают занавесочки.

…Вот проходит год. А нету батюшки.

И вестей от него давно как не было.

Загрустили сестры, сидят, вяжут варежки,

Ну а Настенька и вовсе смотрит в небо.

А на небе много-много-много звездочек.

А вокруг темно-темно, хоть глазки выколи.

«Где-то, где-то есть заветный цветочек.

Где- то батюшка сейчас горе мыкает».

В тридевятом государстве – тридесятая страна.

После долгих,

                 После странствий,

Открывается она.

В иноземных землях много-много странного:

И диковинных людей, и разных случаев,

Драгоценные каменья самоцветные,

Чудо-ткани, и одна другой лучше;

Есть, конечно, и скатерть самобранная,

И персидские ковры самолетные,

И бутылки с Джином, и с текилою,

И сапожки-скороходы улетные,

И горшочек, что варит без устали,

И веселые люди, и грустные.

Булавы, мечи, ножи, кинжалы, сабли…

Копья, топоры, секиры, вилы, грабли…

Присмотрел и гусли самогудные,

Зеркало, что режет правду неприлично.

Это, в общем, было не трудно.

Для купца, в общем, дело привычное.

Но никто не слыхал, это точно,

Про какой-то странный цветочек.

Вот собрался он в обратный путь:

Наменял барахла втридорога,

Нагрузил караваны товарами,

Изо всех дорог выбрал длинную,

Чтоб дорога была поглаже.

Все собрал, что было сердцу дорого,

Чтоб сберечь от злого вора-ворога

Драгоценную свою поклажу.

И не сгинуть бы где-нибудь.

Не сложить бы свою голову неповинную.

И поехал домой дорогой длинною.

Нелегка лихая доля купеческая,

Труден путь и полон опасностей.

Как-нибудь добраться до отечества,

Может выйдет, может нет – тут нету ясности.

И все время проносило, Бог был милостив,

А на этот раз не вышло – фарту не было.

Отвернулась удача в сторону,

Обернулась вещей птицей —

Черным вороном.

И вернулась, закружила в небе в сумерки.

Те, кто жили-не тужили —

Люто умерли.

От ночного вора – злого ворога.

Чудом спасся он один,

И вот: израненный,

Забежал в дремучий лес.

Кафтан изорванный.

И забрел в лесу в ночи

Куда неведомо.

Утром подошел к ручью,

От жажды мучаясь,

Зачерпнул воды в реке горстью,

И умыл лицо, того не ведая,

Что он вовсе не один в лесу дремучем,

Да и лес – не лес, а дом,

И он в нем гостем.

А хозяин в том доме страшен,

Хоть его нигде и не видно.

Его голос обезображен

Хрипотой и как бы обидой

На весь свет, что к нему неласков.

Как в какой- то недоброй сказке —

Заколдованный в детстве, забытый

И оставленный у закрытой

                        Двери

Ожидать одиноким зверем.

…И в скитаниях по лесам

Стал немножко волшебник сам.

Зверь – он чувствует, где болит.

«Вот и встретились, – говорит, —

Не стесняйся, купец, рассказывай.

Любо слушать голос человеческий.

Я лишь облика лишен, но не разума.

И скучаю по правильной речи».

Тут купец разинул рот,

А тот: «Короче!

Говори-ка лучше сразу про цветочек».

Стал рассказывать про дочек, про Настеньку

И про гусли-самогуды, и про зеркальце,

Про цветочек, который, к несчастью,

Согласился привести из стран неведомых,

Про дорогу, про лютых разбойников,

Про друзей своих товарищей, покойников.

И еще говорил, и каялся,

Проклинал свою тяжкую долю,

И рыдал, и молился, и маялся,

Думал: смерть пришла,

А пуще неволя.

…А в ответ ему – лишь ветер да речка.

Только эхо прокатилось по опушке.

И еще какой-то рев нечеловечий.

Аж мурашки пробирают до макушки.

…И как будто земля под ногами

Покачнулась и, застонав,

Расползается под сапогами

И цепляется за рукав,

И сгибает к себе, наклоняя,

Для того, чтоб навеки обнять…

Но в последний момент отпускает

И дает отряхнуться и встать.

«У меня – есть то, что ты ищешь.

У тебя – есть то, что мне надо.

Тут все так, сколько дашь, столько взыщешь,

И свобода – обоим награда».

И тогда он повел его в чащу,

Показал все как есть, и как будет,

И сказал: «Кто ищет – обрящет.

Ну а там – уж как Бог рассудит».

Так сказав, взял земельки, горшочек,

Колупнул из-под ног цветочек,

Когтем ткнул, посадил в горшок,

Поглядел на него очень нежно…

А потом протянул небрежно.

Неказистый лесной цветок.

«Это он. Не смотри, что вяленький,

Тот заветный Цветочек Аленький.

Я хранил его для девицы,

Что захочет в меня влюбиться.

Отправляйся домой, скажешь:

«Здрасьте, собирайся в дорогу, Настя.

Пусть судьба твоя там решится:

Суждено ли тебе влюбиться?»

И молил купец, уговаривал,

Предлагал свою жизнь никчемную,

Плакал, землю ел, кричал, разговаривал…

Только зверя не проймешь с душою черною.

И поехал домой восвоясь,

Огорченный и очень боясь.

В этом месте – вы помните – ЧУДО!

Перстенек на палец… отсюда

Переносит вас сразу туда…

…Только сами скажите куда.

Папа дома. Пришел. Невредимый.

Только сумрачный, нелюдимый.

И богатства принес, и подарки.

Дочки – рады – играют в шмотки.

Гусли сами поют песни…

На столе печет кулич самобранка.

Папа сел. Вздохнул. Выпил водки.

Только водка не берет. Хоть ты тресни!

А кто глянется в чудо-зеркальце —

Только ахнет да перекрестится.

А на стуле у подоконника

Сидит Настя с лицом покойника.

Перед нею горшок с цветком.

И она не знает о ком,

Но мечтает, боится и ждет.

И уйдет к нему… И уйдет.

То ли дерево стонет от ветра,

То ли птица кричит в лесу,

Только катится, катится эхо,

А потом, зацепившись за сук,

Вдруг

Повиснет над головою,

И совьется на шее петлей.

Потому что тебя – нет со мною.

Потому что с ним – нет ее.

Быть страшилищем в чаще не страшно.

Лес

Все примет своей наготой.

Пропадешь – не заметит пропажи,

Но зато

Подарит покой.

Страшно жить одиноким, бездонным

В этом сумрачном диком лесу,

Что когда-то был твоим домом,

Наступать ногой на росу

Там, где раньше – колонны и своды,

Мрамор стен, зеркала, балы

И иллюзия полной свободы,

И невидимость кабалы.

Где друзья напивались допьяну,

…Все теперь поросло бурьяном.

Зарастает из года в год,

Но он там все равно живет.

Да. Он там живет все равно.

Потому, что верит в одно —

Только чудо может спасти.

Значит, чудо надо найти.

И идти за ним, и идти.

И он знает, верит и ждет,

И идет, и идет, и идет…

А когда встречает цветы,

Говорит им шутя: «Это Ты

Оставляешь свой след на лугу»,

А цветы в ответ: «Нет, я лгу!»

И тогда он мычит и ревет,

Но цветы все равно не рвет,

И все время идет, идет…

Потому что стоять он не может.

Потому что он лезет из кожи,

Оставляя на сучьях клоки

Своей шкуры,

Скалит клыки,

Когтем рвет кору на деревьях,

Но надеется, любит и верит.

Сказку сказывать дело недлинное:

Жили-были,

Потом то да се,

Победили злодея и, видно,

В этом месте и кончилось все.

Свадьба, пир на весь мир

До упаду.

Помереть в один день —

В награду.

Только в этой сказке не так:

Нет злодеев, героев отважных.

Все запутано, странно и страшно.

Почему ей, как бабочке к свету,

Было нужно именно это?

Почему он остался один?

Безобразен, дик, нелюдим?

Почему в заточенье своем

Без надежды на лучшее время

Он все время ждал лишь ее

И отчаянно этому верил?

Передал отец чудо-перстень Настеньке.

Не посмел ослушаться зверя страшного.

Распустился цветок в горшке алой пастью,

И теперь весь дом в этот цвет покрашен.

И румянятся щеки,

И сердце бьется

(будто пойманный заяц)

В густом потоке.

То ли выскочит,

То ли вот-вот захлебнется

В этом месте, вы помните,

Снова чудо —

Перстенек на пальчик

И все такое,

Но не так-то просто уйти отсюда,

Если это – твой дом.

Если ты, как покойник

Шевельнуться не в силах,

Прикован к месту…

И опять: цветок, окно, подоконник…

…По которому кругу уже пошла?..

Впереди пугает и ждет неизвестность.

Ну а дома?..

Из дома она ушла.

Ожиданье. Тревога. Отчаянье.

Первый шаг навстречу желанному.

И оно нежданно-негаданно,

Вдруг возьмет – и наступит нечаянно.

Вот и перстень в руках вялых,

Повернулся и как бы сам

Наползает, как одеяло,

Укрывая палец.

Сезам отворился.

И манит

Шагом

В пропасть.

Шагнуть

И пропа́сть.

И, конечно, опять обманет.

…И так страшно туда упасть.

Вот и все.

Вот и все, что осталось.

И пурга заметет следы.

То, что было – как пепел распалось.

Растворилось – как дым.

И теперь – одна неизвестность

Темным лесом вокруг.

А в лесу ни приюта, ни места,

Ни следов человеческих рук,

Ни родных, ни друзей, ни соседей.

…Только зайцы, грибы да медведи,

И какие-то странные звуки…

Необычные и незнакомые.

Ветра шум? Или дерева стон?

И, опять же, горечь разлуки

С домом.

Но, ведь где-то должен быть он?

Да! Он здесь. Конечно же. Как же?

Осторожный, смущенный, страшный.

То за деревом, то за кустом.

То дрожит на ветру листом.

То прикинется пнем, то веткой.

Он уже рядом с ней. Незаметно

Незримо, беззвучно,

Опасаясь спугнуть, крадучись

Пробирается в след и глядит,

Затаив дыханье, туда,

Где она одиноко сидит,

Как Аленушка у пруда.

…

Я не стану рассказывать дальше —

Как он к ней, а она к нему.

Что ни скажешь – все будет фальшью.

Кроме них – этот мир никому

Недоступен. Запретен. Немыслим.

…Только звезды на небе, как брызги,

Только лютики и васильки,

И роса по утрам в паутине,

Да еще ключевые ручьи,

И туман, уползающий в лес,

Что баюкал их в своей тине,

А потом возносил до небес.

Был так мягок, заботлив и ласков,

Навевая счастливый сон…

Так и жили они – как в сказке.

По наитию и в унисон.

В этом месте?.. – Все правильно —

Снова чудо.

Без чудес, как известно, и сказка не сказка.

Это средство взять – и выйти отсюда.

Поменять обстановку людей и краски.

Чудо может быть доброе или злое,

Или страшное.

Часто бывает с моралью.

Непривычное. Броское. Показное.

Где-то рядом и где-то уже за гранью.

Я не знаю, бывает ли тихое чудо…

В этой сказке и мы без чуда не сможем:

Он

Стал принцем. И просто ушел оттуда.

А она

Осталась.

Ведь кто-то должен.

В одиночестве, если сумрак с небес спусти́тся

И повиснет, и тянет с собою ко дну,

Растревожится лес от воя волчицы,

Что в бессилии скалится на луну.

А еще – рядом с нею забавно ворчат

Пара плюшевых, неуклюжих волчат.

…

Из далеких стран путь нелегок.

И поклажа тянет к земле.

А в дороге ждет лютый ворог,

Да и дело идет к зиме.

Кружева-шелка разноцветные,

Али вещи какие диковинные,

Все сокровища мира несметные,

Все дворцы-хоромы построенные,

Все неровня ему, живому,

Как ранению ножевому,

…Из которого струйкой маленькой.

Вот он, Настя, Цветочек Аленький.