Читать книгу Деньги - Антон Андреевич Любич - Страница 6

Предыдущие главы были посвящены истории возникновения денег и изменения их формы. В большей степени они были призваны познакомить читателя с основными фактами, касающимися генезиса денег в человеческой истории: предпосылками и фактическими обстоятельствами их появления; функциями, которые на них возложили люди; видоизменением их внешней формы в истории.

На нынешнем этапе необходимо систематизировать эти факты для формирования цельного представления о том, что есть деньги.

Всякое научное определение строится на включении исследуемого понятия в состав того или иного рода, группы явлений, то есть на выявлении родовых признаков такого понятия. Это позволяет классифицировать его, установить его свойства и характеристики. Применительно к деньгам этот вопрос нетривиален ещё и по той причине, что классификация носит не сугубо научный, умозрительный, но и правовой характер, то есть от верной классификации родовой принадлежности денег будет зависеть правовое регулирование денежного обращения, а, следовательно, права и обязанности тех, у кого на руках деньги находятся. Назвать такой вопрос маловажным никак нельзя.

В практической плоскости постановка проблемы природы денег означает поиск ответа на два взаимосвязанных и зависимых друг от друга вопроса: во-первых, являются ли деньги товаром; и, во-вторых, если деньги являются товаром, то являются ли они вещью?

Спор о признании денег товаром или об отрицании их товарной сущности многогранен: на экономическую сущность этого спора налагаются и иные грани проблемы, среди самых значимых из которых – религиозно-этическое восприятие денег крупнейшими мировыми религиями: христианством и исламом.

Данный спор имеет очень давнюю историю и возник задолго до оформления политической экономии в качестве самостоятельной науки. Впервые достаточно системно он был изложен, пожалуй, Аристотелем в трактате «Политика» (в IV веке до Р.Х.)116. В нём древнегреческий мыслитель противопоставляет два вида искусства – домостроительство117 (от древнегреческого слова «дом» (οικος) происходит слово «экономика») и «искусство наживать состояние» или, если быть точнее с переводом, «искусство обогащения» (по-древнегречески χρηματιστική).

Домостроительство Аристотель связывал с созданием материальных благ, которые бы непосредственно удовлетворяли жизненные потребности людей. Такие занятия он считал полезными и благотворными. Напротив, торговлю и особенно ростовщичество Аристотель считал «противными природе». Деньги были созданы исключительно для обмена, самостоятельно они не удовлетворяют человеческих потребностей, а оттого их нельзя преумножать «из самих себя», считал мыслитель. То есть деньги не должны порождать денег, а именно к этому ведут торговля (с наценкой без создания дополнительного материального блага) и ростовщичество (с процентом, при котором из денег без товара появляются деньги): «Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые, таким образом, утрачивают то своё назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведёт именно к росту денег»118.

При этом Аристотеля можно считать основателем номиналистского представления о деньгах, ведь именно им было высказано предположение, что ценность денег связана не с внутреннею их ценностью, но с тем отношением, которое сформировано о них у людей: «Иногда, впрочем, деньги кажутся людям пустым звуком и вещью вполне условной, по существу ничем, так как стоит лишь тем, кто пользуется деньгами, переменить отношение к ним, и деньги потеряют всякое достоинство, не будут иметь никакой ценности в житейском обиходе, а человек, обладающий даже большими деньгами, часто не в состоянии будет достать себе необходимую пищу; такого рода богатство может оказаться прямо-таки не имеющим никакого смысла, и человек, обладающий им в преизобилии, может умереть голодной смертью, подобно тому легендарному Мидасу119, у которого вследствие ненасытности его желаний все предлагавшиеся ему яства превращались в золото»120.

Но что же такое тогда деньги? Прямо Аристотель не ответил на этот вопрос. Но косвенно, основываясь на тезисах его трактата «Политика», можно предположить, что мыслитель считал деньги символом, знаком того товара, в счёт которого деньги передаются. От такого понимания денег и происходит название теории номинализма: nomen по-латыни – это «имя». Деньги – всего лишь «имя», символ другого товара. Когда пахарь продаёт выращенное им зерно в надежде купить одежду, и получает за зерно деньги, деньги фактически выражают собою будущую одежду, которую он планирует купить, но сами по себе не имеют самостоятельной ценности. Именно такова логика рассуждений Аристотеля и его многочисленных последователей на протяжении веков.

Можно было бы представить некую идеальную систему (например, компьютерную), в которой были бы зарегистрированы все продавцы и покупатели, существующие на рынке, и где при передаче товара от лица А лицу Б продавцу начислялось бы определённое число баллов со счёта покупателя, которые он мог бы передавать при последующих покупках. Такой балл, лишённый материальности, не имеющий самостоятельной ценности в отрыве от обмена, вероятно и должен был бы выражать представление об идеальных деньгах, существующее у номиналистов. Единственная ценность денег в таком случае – только служить средством обмена: ценность вещи, олицетворяющей деньги, оказывается целиком оторвана от ценности «чистых денег».

Правда, у последовательного и внимательного читателя возникнет в этом случае естественный вопрос: откуда у первого покупателя в системе появятся первые баллы для обмена? Источник возникновения «чистых денег» останется неясным.

Второй вопрос, возникающий в этой связи, – баллы не должны менять ценность во времени. Если в момент приобретения баллов за мужской костюм нужно было отдать три пары мужской обуви, то такое соотношение должно быть постоянным, ведь, следуя логике номиналистов, продавец обуви приобрёл не баллы, а символы на покупку костюма уже в момент продажи своей обуви. Таким образом, временная стоимость денег отвергается.

Впрочем, к этим вопросам мы вернёмся позже. Сейчас же продолжим следовать логике номиналистов, невзирая на очевидные натяжки и ошибки в ней.

В этой логике ростовщик оказывается по сути своей обманщиком или мошенником: он предлагает увеличить количество денег – даёт только сумму долга, а просит вернуть её с процентами, – тогда как количество товаров вследствие дачи денег в долг не увеличивается (хотя эта логика справедлива только для потребительского финансирования и не соблюдается, если говорить об инвестиционном кредитовании, однако последнее вряд ли имело сколь-нибудь широкое распространение до эпохи капитализма, в том числе при жизни Аристотеля). Именно поэтому Аристотель называет ростовщичество противоестественным, «заслуживающим ненависти» занятием.

Не сложно заметить, что номиналистская теория денег, позволяющая обосновать запрет ростовщичества, существующий во всех авраамических религиях: в христианстве, в исламе и в иудаизме121, – была охотно воспринята в средневековую, докапиталистическую эпоху Церковью. Особенно явно эта тенденция прослеживалась в католичестве, которое в эпоху схоластики активно реципировало (включило) античную философию, прежде всего, аристотелизм, в свою догматику. Так, Фома Аквинский122 довольно подробно остановился на изучении природы денег. Исследователь его учения (томизма) Татьяна Стецюра отмечает: «Хрематистика, или искусство наживать состояние, нацеленный на безграничное умножение денег, развился из товарного обмена, то есть из использования вещей не по их прямому назначению «не ради обмена делается обувь. Но [ради] обувания. Так же обстоит со всеми другими вещами, находящимися во владении», – утверждал Альберт Великий в комментариях к «Политике». Сходным образом рассуждал и Фома. По его словам, стремление к денежной прибыли «по справедливости должно быть презираемо», ибо оно направлено лишь на то, «чего требует вожделение».

Будучи введены в обиход по общему соглашению, а в сущности являясь «ничем», деньги само по себе не способны восполнить природные потребности людей, поэтому «часто может случиться так, что тот, кто имеет деньги в избытке, будет нуждаться в пище»123.

Так, Фома Аквинский выделял мерой ценности вещей человеческие потребности, которые ими удовлетворяются. Поскольку деньги сами по себе не способны удовлетворить потребностей, то они являются не товаром, не вещью, а «условной мерой»124. По сути дела, Фома Аквинский, в учении которого были объединены с одной стороны Священное Предание Отцов Церкви, а с другой стороны – наследие древнегреческой философии (прежде всего, конечно, Аристотеля, а также и Платона), завершил формирование представления о деньгах, как об условной мере измерения потребностей.

Кратко резюмируем содержание номиналистского подхода: деньги лишь опосредуют товарный обмен; их появление самое по себе не влияет на создание ценности. Из такого учения можно сделать важные практические выводы: во-первых, не имеет значения, кто выпускает деньги; во-вторых, не имеют значения их количество и стоимость одной единицы – они будут отображать лишь изменение в количестве реальных товаров, находящихся в обращении.

Однако такой подход содержит в себе неразрешимое противоречие. Согласитесь, ключевая особенность денег – их участие в товарно-обменных операциях: «Деньги, это великое колесо обращения, это великое орудие обмена и торговли»125. Без этого свойства – возможности выступать универсальным обменным эквивалентом («предметом типового обязательства»126, как это их свойство определяет фон Мизес) – деньги утрачивают свою полезность для участников оборота: это главное, для чего они предназначены, главное, для чего их используют. Иными словами, люди соглашаются отдавать товары взамен на деньги. При этом, отказываясь от какого-то товара взамен на денежную компенсацию, участник товарно-денежных отношений лишает себя возможности пользоваться положительными свойствами отчуждаемого товара, то есть удовлетворять потребности, для удовлетворения которых такой товар предназначен. «Денежное требование может вновь и вновь передаваться, обслуживая бесконечное число актов косвенного обмена без того, чтобы лицо, которое должно погасить его, было вынуждено сделать это»127. Можно ли предположить, что такая операция могла бы совершаться, если бы продавец не получал адекватного вознаграждения? Иначе, можно ли предположить, что кто-либо согласился бы получить взамен на товар деньги, если бы деньги не обладали внутренней, присущей им ценностью? Вероятно, такие операции могли бы иметь случайное место или существовать в идеальном мире, где царит всеобщая любовь и отсутствует экономический расчёт, но вряд ли это применимо к реальному земному миру, где для подавляющего большинства экономических агентов, действующих рационально, совершение подобных операций было бы неприемлемым. Эта цепочка рассуждений позволяет выдвинуть предположение, что деньги самые по себе являются товаром.

Обратимся здесь к трудам «отца политической экономии» Адама Смита. Как известно, он различал действительную и номинальную стоимость товаров. Количество труда, затраченного на производство товара, определяло для него его действительную стоимость, а деньги лишь выражали эту стоимость. Из этого можно было бы предположить, что Смит, как и Аристотель, видел в деньгах лишь счётные единицы, абстрактные единицы измерения стоимости, однако это не так. Смит пишет: «Хотя равные количества труда имеют всегда одинаковую стоимость для работника, однако для его нанимателя они представляют собою то большую, то меньшую стоимость. Он покупает эти количества труда то за большее, то за меньшее количество товаров»128. Таким образом, мы видим, что Смит ясно пишет о товаре, как вознаграждении за труд, которое работодатель передаёт работнику. Поскольку заработная плата выплачивается деньгами, то деньги предстают именно в виде товара.

Но, чтобы утверждать, что деньги – это один из видов товаров, необходимо также постараться исключить иные варианты их определения. Наиболее очевидные из таковых – определение денег как вида отношений, лишь удостоверяемых материальным носителем данных (монетой, банковским билетом или электронной записью), а также как символической неценной единицы измерения (подобно метру, килограмму или амперу).

Итак, рассмотрим допущение, что деньги – это вид отношений, возникающих между условным эмитентом денег и их условным держателем. В таком случае деньги выступают обязательством. Но поскольку это обязательство очевидно носит имущественный характер, поскольку сопряжено с необходимостью передать какое-либо имущество, то оно также может быть обменено и на иные виды имущества (необходимого при вступлении в очередной раунд обмена уже получателем денег), то есть носит опять же характер товара. В противном случае деньги должны были бы являться неимущественным отношением, но в таком случае исчезала бы материальная сторона их вовлечения в товарное обращение, которая совершенно очевидно присутствует, причём является ключевой. Скажем, возвращаясь к приведённому ранее примеру, земледелец обменивает зерно на деньги, желая получить в дальнейшем одежду. Однако в таком случае земледелец должен быть уверен, что портной примет у него деньги в обмен на одежду. Либо, если у земледельца, прежде чем он успел потратить деньги, например, случается праздник, где ему дарят нужную одежду, земледелец должен понимать, что ставшие свободными деньги он может потратить на иной товар – например, на труд слесаря, который починит ему нужную деталь для трактора. Следовательно, деньги должны удостоверять наличие встречного обязательства.

По своей экономической природе такое правовое обязательство суть долг. Если следовать этой логической цепочке рассуждений, то становится очевидным, что денежная масса в целом – это долг, права требования по которому бесконечно переходят от одного лица другому. Существенным становится вопрос, когда этот долг возник? Кто конечный должник?

Если речь идёт о золотой монете, то обнаружить такого должника, кажется, не представится возможным. Золотая монета – это товар и вещь в чистом виде, ценность которой в разное время соответствует ценности разных количеств иных товаров. Однако золото не появляется из ниоткуда. Человек извлекает его из земных недр, не передавая назад ничего взамен. Это первичное присвоение (в римском праве – occupatio129), вовлечение ценности в хозяйственный оборот человека и, таким образом, чистое приращение капитала человечества в целом и непосредственно золотодобытчика, извлёкшего металл из недр земли, в частности. И в этом смысле – это материализация человеческого труда, связанного с извлечением ценности из недр, изъятием их из природы.

Не так будет обстоять дело с декретными деньгами.

Такие деньги являются обязательством – обязательством эмитента. В общем случае – центрального банка или казначейства, которые их выпустили в обращение. Но это обязательство носит материальный характер, что сообщает деньгам свойства товара, даже когда они утрачивают металлическую форму и содержание. Полагаясь на платёжеспособность эмитента, участники обращения принимают бумажные деньги в счёт оплаты. Изначально предполагалось, что эмитент обладает запасом золота или серебра в хранилище для обмена. Вопрос, чего ожидают в настоящее время, остаётся открытым – мы к нему ещё вернёмся.

Переход от бумажных денег к записям по счетам130 природы не меняет. Сохраняется должник – это коммерческий банк, в котором открыт счёт. Аналогичным с бумажными деньгами образом, участники обращения соглашаются на безналичное получение денежных средств, полагаясь на платёжеспособность того коммерческого банка, где для их нужд открыт счёт. Обязательство носит товарный, материальный характер.

Появление должника, замыкание цепочки рассуждений номиналистов не должно нас обманывать. Во-первых, мы не должны здесь путать причину и следствие. Сперва, несколько тысячелетий назад, возникла теория номинализма, развивавшаяся всё это время. А лишь затем: впервые во время сецессии южных штатов США и образования ими Конфедеративных Штатов Америки, а повсеместно – после Первой мировой войны, – возник на практике конструкт необеспеченных денег, ставший нормой после 1976 года. Появление денег, сконструированных по рецептам школы номиналистов, стало не результатом эволюции, а итогом целенаправленного эксперимента.

С другой стороны, можно говорить о том, что товарные деньги, как золотая монета, совмещали в себе два вида стоимости: чисто-денежную, связанную с приданием им платёжной силы на всей территории государства монаршим клеймом, а также товарную, то есть ценностью непосредственного золота, использованного для чеканки, как если бы это золото было бы использовано для иных целей. В таком случае эксперимент появления нетоварных денег – лишь отделение от денег лишней функции обращения драгоценного металла, разъединение этих функций.

Мы видим: утверждение о том, что деньги не выглядят как золотая монета определённой формы или даже как казначейский билет центрального банка, являясь лишь электронной записью по счёту, а потому не являются чем-то материальным, принципиально не отменяет тем не менее их товарной природы. Интеллектуальная собственность также носит абстрактный, нематериальный характер, но это не мешает ей быть предметом товарных отношений.