Читать книгу Номинация «Поэзия». Короткий список премии «Лицей» 2022 - Антон Азаренков - Страница 4
Ростислав Амелин
Иван Кощеев
Мертвая змея
ОглавлениеКак бы мне хотелось все начать сначала.
Но проблема вот в чем: я всего не помню.
Это не специально – как сказала мама,
Я почти что в норме, раз уже не в коме.
Есть такие вещи, в них поверить страшно.
Чтобы объяснить их, нужно много текста.
Чтобы он шел легче, нужно больше шуток.
Шутки я шучу, но не всегда удачно.
В общем, я начну, а вы себе представьте:
Метры паутины, пот из каждой щели,
Голова в огне, вообще не помню, кто я!
Непонятно где я – я в какой-то шахте!
Документов нет. Рука покрыта сранью,
Что за срань, не знаю. Ни часов, ни денег.
Странно, что в тоннеле не было обвалов,
Как и явных трещин, как и битых балок.
Выглядел он новым. Что и для чего он,
Так и не узнаю – это вам не телик.
Снова странно: гвозди. Путь был заколочен.
Дверь не поддавалась. Молоток был рядом.
Наконец, я вскрыл ее. За ней была землянка:
Все истлело в прах, но антураж был ОЧЕНЬ.
То, что я увидел, выбравшись наружу
Через пуд земли, корней, червей и листьев,
Этот мокрый воздух, голубая высь —
Я был в густом лесу. Но лес был очень светлый.
Сосны и березы поднимались в небо
И качались в такт, как будто друг для друга.
Птицы сладко пели, словно звали сверху.
Лес был полон жизни тайной и послушной.
Я мечтал поесть. Нашелся сыроежек,
Делать было нечего, пришлось вот так и скушать.
Я был убежден, что скоро выйду к краю:
Лес не бесконечен. Значит, скоро поле?
Или, может, речка. Я не помню, сколько
Я не пил с тех пор, как убежал из… Да уж!
Я искал росинки, слизывал их с листьев,
Был готов лизать блестящий лист КРАПИВЫ,
Но блестящих листьев было больше к низу.
Я пошел за ними, любящими влагу,
И нашел ручей – он вел меня к тропинке.
Кто-то явно был здесь. И совсем недавно!
Я пошел по ней и вышел на опушку.
Терн и зверобой росли по краю леса,
А вдали – о счастье – я увидел баки,
Где обычно в селах водные запасы.
Я нарвал цветов. Букет Иван-да-марьи.
Я решил, что если встречу человека,
Вид меня с цветами, даже очень скверный,
Будет не пугающим, и мне помогут чем-то.
Я дошел до баков и увидел стены.
Сосны и забор. Над ним торчали крыши.
Бил из них дымок, как на рисунке детства.
Я решил, что прежде стоит вымыть руки!
И вообще умыться. Отраженье в бочке
Выглядело дико: волосы как палки,
Нос казался больше от налипшей грязи,
Я бы испугался, если б был старушка!
Высох, постучался. Взял букет для вида,
Было мало шансов, что меня не вышлют,
Если что, решил я, стоит попытаться
Сделать вид, что я когда-то жил здесь где-то.
И сказать мол вот, приехал повидаться!
Уж не помню с кем. Давным-давно уехал!
Дверь открыла бабка. Смуглая, в косынке.
Первый ряд зубов был заменен железом,
Руки были в саже, ноги были в тапках,
А в глазах читался интерес по-женски.
Я аж застеснялся! А потом подумал:
Я стою с цветами. Протянуть их бабке?
Голос мой дрожал, но я сказал ей: – Здрасьте!
Я давно не местный, но когда-то в прошлом
Жили здесь мои троюродные братья!
Я сюда приехал из Нефтеюганска,
Ни черта не ел, не знаю никого тут,
Не гоните сразу! Как у вас дела здесь?
Протянул цветы и отошел от входа.
Бабка посмотрела как на идиота,
Повела бровями, выстрелила в глаз мне
Очень строгим взглядом, развернулась к саду
И вошла в него, оставив дверь открытой:
– Застегни калитку, молодойчек. Сверху!
Я, готов от счастья прыгать и смеяться,
Понял, что сейчас не нужно портить образ:
Я балбес из города. Мне нечем там заняться,
Вот я и пришел, сентиментальный олух.
Я закрыл калитку на крючок из стали,
Дверь казалась хлипкой, но зато стабильной!
Бабка шла к беседке, убранной цветами.
Те росли в горшках, висящих на перилах.
Я послушно сел на лавку с кучей хлама:
Ленточки, веревки, ножницы, косынки.
– Как зовут тя? – Бабка вынула из вазы
Флоксы – и поставила букет Иван-да-Марьи.
Я сказал: «Иван». Опять была неправда.
Я не помнил имя. Столько вспоминал его!
– Ну че, Иван, дела идут довольно плохо!
Я пойду за чаем. Подожди минутку?
Папиросы куришь? Я курю! Махорку.
Их не очень много,
Но гостям не жалко!
И швырнула мне цветную упаковку.
Я достал одну, другую папиросу,
Третью и четвертую. Я вытряхнул всю пачку.
Вот же странно: всех их кто-то понадкуривал.
Но так хотелось сделать хоть одну затяжку.
Да, хоть это вредно, но зато приятно.
Можно рефлексировать за чашкой чая, кофе,
А потом, конечно, умереть от рака.
Но когда он будет, нас уже не вспомнят.
В голову ударил вертолет и холод.
Уши заложило. Господи, как сильно!
Бабка возвращалась с чайником на блюде,
Рядом возвышалась горка белых сушек.
– Надо же, спасибо… тетенька! – Марина!
Я уж и забыла, как тебя там звать-то?
Я схватил две сушки и разгрыз их тут же,
Даже не запил, настолько есть хотелось!
Бабка налила нам чай и села рядом.
– Как те папироски? Крепкие? – Спросила.
– Тетенька… Марина! Почему вся пачка,
Только не считайте, что я вдруг брезгливый,
Кем-то понадкурена? У нас в Нефтеюганске
Был один философ. У него так было!
Бабка поглядела на меня, на пачку,
Села, принахмурилась. Взяла с подноса чашку,
Сделала глоток, немного призадумалась
И говорит: – Не суйся в их дела, сынок!
– ПОБЕРЕГИСЬ! Не спрашивай на улицах!
Ходи как будто жил здесь с самых ранних пор!
И не гуляй к болотам. Там скрывают жмуриков!
– Кого? – Переспросил я, – Тех, кто был как ты!
Приехал, а потом внезапно умер!
Я хотел спросить – слюна застряла в горле.
Бросился запить – передо мной был чай.
– Че в чае? – Зверобой. Мелисса, Ноготки.
Казалось, что Марина сильно беспокоилась.
Я выпил чай, решив, что нужно сделать образ.
Чай был очень вкусный, терпкий как глоток земли.
– А че в основе? – Чага! На березках, помнишь?
Бабка рассказала: в их селе есть место,
Глубоко в низине, через пару улиц,
Холмик, а на нем – дворец бандита.
Там, за ним – болота, и туда никто не ходит.
Но ее пускают. За морошкой, клюквой.
Капельку себе, а остальное – в дань им.
Так вот там она порой их и находит.
Жмуриков. Не знаю. Я не то, что в шоке.
– Я прошу вас, дайте мне пожить здесь! – Ой ты!
– Скажете, что я… ваш зять, приехал в гости!
Сделаю вам крышу, починю вам стены,
Принесу воды с того ручья из леса,
Наберу вам чаги, накошу соломы,
Иногда кормите! Есть тут с вами кто-то?
– Умерли! – Давно? – Давно, хотя не знаю.
Сделала мне ведьма предсказанье в детстве:
«Будешь жить одна – и смерть тебя не встретит».
Вот я и болтаюсь по лесам, болотам,
Собираю травки. Уж сама как ведьма!
Бабка поднялась, достала парусину,
– Вот, смотри внимательно! – Взяла какой-то уголь,
Начала водить им, вдруг я вижу карту:
– Вот, сходи сюда, сюда сходи, тут можно,
Здесь вот – магазин «Аврора». Тут – колонка.
Ты из рук не пей! Нальют еще воды с болота!
Вот – наш Дом Собраний. Выглядит как церковь,
Токо без попов. Попов давно уж нету!
Кладбище увидишь. Может, там найдешь их.
Походи! Поищешь заодно и предков.
Я подумал: вот как, бабка – просто чудо.
Наколол ей дров. Сосна-береза-слива.
Грядку прополол, на ней росла картошка.
Накосил ей сена, постелил в сарае,
Лег и задремал. Мне снится дом Марины:
Захожу туда я – там одни реторты,
Колбы и мензурки, ампулы и склянки.
В каждой – что-то мерзкое, и я беру бутылку,
И смотрю вовнутрь – там Мертвая змея.