Читать книгу Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник) - Антон Демченко - Страница 21

После разговора с жителями Нещадного переулка я, проклиная холодную погоду и совсем не ко времени пошедший дождь, отправился в Хольмоградский или, как его еще называют, Хольмский университет. Но как выяснилось на месте, адъюнкт-профессор Грац уже отбыл домой. Естественно, такой поворот дел не прибавил мне хорошего настроения. А потому, наплевав на все правила приличия, я отправился в гости к своему первому знакомцу в этом мире без всякого предупреждения. Впрочем, Меклен Францевич, кажется, был совсем не против нарушения некоторых обычаев и принял меня вполне радушно. Правда, стоило ему узнать о причинах моего визита, как улыбка сбежала с его лица, и профессор, предложив мне согревающего и усадив в кресло напротив, нахмурился.

– Странные дела нынче творятся в столице, Виталий Родионович, – проговорил Грац, вертя в руках бокал порто и одновременно окидывая взглядом свой кабинет, словно в поисках возможных «лишних ушей». – Вы ведь далеко не первый, кто возжелал побеседовать со мной по поводу этих татей.

– Вот как? Дайте угадаю. Кроме меня, ими интересовался и его сиятельство. Так? – отхлебнув горячего чая с бальзамом, проговорил я.

– Представьте себе, не только, – задумчиво протянул профессор. – Еще и Заряна Святославна, уж на что никогда не интересовалась подобными вещами, а вот поди ж ты, звонила, расспрашивала…

– Интересно… Весьма интересно, – кивнул я, судорожно прикидывая, для кого могла стараться Смольянина. К сожалению, у нас слишком мало общих знакомых, чтобы можно было строить какие бы то ни было жизнеспособные гипотезы, а сваливать все на Ставра по крайней мере преждевременно. Кстати, надо бы постараться не забыть и о втором вопросе… Но будем последовательны. – Меклен Францевич, давайте оставим размышления о том, кому и зачем понадобились сведения о смерти разбойников. Что вы можете сказать по самому факту?

– Ну что ж, извольте, – еле заметно дернул плечом Грац. – Только предупреждаю, вскрытие проводил не я, равно как и исследование остаточного фона оболочек, а посему за истинность этих сведений, хоть и получены они мною непосредственно от судебного медика, проводившего работы, я ручаться не могу. Так вот. По заключению моего коллеги, все четверо умерли практически одновременно либо с крайне небольшим временным интервалом, которым можно и пренебречь. С момента смерти прошло больше суток, поэтому сделать выводы о причинах их гибели, основываясь лишь на остаточном фоне тонких оболочек, не представляется возможным, поскольку за этот срок они успели рассеяться. Вскрытие же показало, что смерть наступила от обширного кровоизлияния в мозг. Никаких следов инъекций, характерных компонентов известных ядов или же соответствующего действию ядов поражения внутренних органов, за исключением самого мозга, не обнаружено.

– То есть это не могло быть отравление каким-нибудь специфическим ядом? – уточнил я.

– Разве что очень специфическим и быстроразлагающимся, – покачал головой Грац. – Или… кто-то сумел создать воздействие сродни некоторым ядам, вроде знаменитого в свое время «флорентийского воска», но как он или она при этом умудрились избавиться от симптоматики, я не представляю. Сложнейшая работа и маловоплотимая на данном этапе развития естествознания. Впрочем, об этом вам лучше осведомиться у Берга Милорадовича, все-таки он, в отличие от вашего покорного слуги, настоящий знаток.

– Ясно. А что это за воск такой?

– Флорентийский, – уточнил Грац, опуская пустой бокал на столик. – Это, можно сказать, легендарный яд эпохи римского стола, и в частности последнего его понтифика – Алессандро. На данный момент известно более трехсот вариантов этого яда, каждый из которых претендует на звание настоящего флорентийского воска. Вообще же яд этот медленнодействующий, от момента его введения в организм жертвы до ее смерти проходит около суток. Правда, при добавлении в рецепт мышьяка агония может длиться до четырех, а то и пяти суток. Такой вариант называли «алым убранством». Почему? Потому что агония жертвы этой адской смеси, мало того что сопровождается сильнейшими судорогами, приступы которых сменяются постоянно сокращающимися периодами покоя, но самым верным признаком этого яда является кровавый пот, выступающий на теле жертвы, который, естественно, тут же впитывается в исподнее и постельное белье.

М-да. Я же говорил, что патологоанатомы, даже если именуются адъюнкт-профессорами, по-любому остаются отмороженными на всю голову маньяками! Это ж надо, с таким удовольствием расписывать действие смертельного яда… И он еще надеется, что я приду к нему приводить в порядок свое здоровье?! Оптими-и-ист! Так, пора уводить тему в другую сторону. Хотя…

– Меклен Францевич, а вы помните труп, что на днях образовался в подвалах Особой канцелярии? Я имею в виду разбойника, которого я отловил перед давешним хольмгангом?

– Помню, конечно… – кивнул Грац, после чего замер на мгновение на месте и вдруг оглушительно хлопнул в ладоши. – Браво, Виталий Родионович, голубчик! Конечно, как я сразу не подумал. Совершенно, ведь совершенно та же картина… Один к одному с тем, что описывал мой коллега, когда я расспрашивал его о находке в Старых Мхах. Но самое главное, у нас ведь имеется кристалл с записью фона его тонких оболочек! Можно попытаться восстановить, хотя бы в общих чертах, что за хитрость так вовремя отправила клиента на тот свет…

– Подождите, вы что же, не исследовали этот самый фон? – удивился я.

– Дорогой мой Виталий Родионович! Уж простите, но я не видел в этом особого смысла. На момент осмотра тела его состояние ясно говорило о том, что в недавнем прошлом клиент пережил алкогольную интоксикацию. Иначе говоря, был на грани тяжелейшего отравления. На фоне этих симптомов кровоизлияние в мозг вполне вписывалось в общую картину. Так что я, отметив в следах тонких оболочек характерные признаки, соответствовавшие итогам вскрытия, не стал копать дальше, а просто записал фон на кристалл и приложил его к заключению. Так-то, голубчик. М-да.

– А теперь?

– А теперь, со смертью его подельников с теми же симптомами, ситуация в корне поменялась, и у меня появился повод для повторного исследования тела разбойничка и нового разбора следов его тонких оболочек. И уж поверьте, на этот раз я буду предельно внимателен, – уверил меня профессор, сияющий как новый самовар. Энтузиаст, блин. Фанат своего дела… Жуть.

– Славно, – кисло улыбнулся я. – Меклен Францевич, тут вот еще какое дело… Может, мой вопрос покажется вам… странным по меньшей мере. Но все же я прошу вас ответить на него.

– Внимательно вас слушаю, Виталий Родионович… – Фанатичный блеск исчез из глаз профессора, и он, поправив пенсне, выжидающе посмотрел на меня.

– Хм. – Я на мгновение задумался, пытаясь представить, как лучше задать свой вопрос, но плюнул на эту безнадежную затею. – Меклен Францевич, скажите, вы СЛУЧАЙНО не сообщали кому-либо о моем сотрудничестве с исследователями Особой канцелярии? Той же Заряне Святославне, например?

– Знай я вас чуть хуже, и следующая наша встреча могла бы состояться на хольмганге, – протянул профессор, но внезапно усмехнулся, в лучших традициях Телепнева. – Но поскольку я еще не готов отправиться на тот свет от удара ставшей знаменитой на весь Хольмград лопаты Старицкого, с вызовом придется повременить. А если говорить серьезно, Виталий Родионович… я, пожалуй, отвечу на ваш вопрос при условии, что вы обещаете ответить на мой.

– Согласен, профессор, – кивнул я, уже догадываясь о сути вопроса Граца. И не прогадал.

– Что ж, я могу поклясться, если угодно, что никому и никогда не сообщал об особенностях вашей, прямо скажем, вынужденной службы в Особой канцелярии, в том числе и о вашем сотрудничестве с ее исследовательским отделением. Поверьте, я прекрасно осознаю все возможные последствия разглашения подобных сведений. Вас устроил мой ответ?

– Вполне. Меклен Францевич, прошу вас не обижаться на меня, я вовсе не предполагаю, что вы могли сознательно пойти на такой шаг, потому и упомянул именно о случайных оговорках, – медленно проговорил я.

– И о Заряне Святославне, да? – вздохнул Грац.

– Видите, вы все прекрасно понимаете. – Развел я руками. – Уж извините, но ваше, м-м… трепетное отношение к госпоже Смольяниной, по-моему, давно не секрет для всех окружающих.

– Я понял, Виталий Родионович, – кивнул профессор. – Могу ли я предположить, что как раз ее слова и послужили причиной вашей подозрительности?

– Не совсем. Причиной моей, как вы выразились, подозрительности стали некоторые слова ее знакомого…

– Ах вот как. Ну что же, в таком случае и впрямь напрашивается вывод о моем участии, – согласился Грац. – И все же смею вас уверить, Виталий Родионович, что моей вины здесь нет.

– Я понял, Меклен Францевич, я вас прекрасно понял, – вздохнул я. – Что ж, придется рыть дальше.

– Удачи вам в этом начинании. – Грац отсалютовал бокалом, но, пригубив из него порто, отставил в сторону. – А почему вы не хотите сообщить об этом князю? Я ведь верно понимаю, что он не знает об этом маленьком инциденте?

– Абсолютно точно, профессор, – усмехнулся я. – Честно говоря, меня от этого шага удержало несколько причин, на мой взгляд, весьма серьезных. Первое: что сделает князь, узнав о происшествии? Наверняка отдаст приказы об арестах. И в первую очередь это будет касаться нашего чересчур осведомленного господина. Он ведь явно оговорился, не имея при этом никакого намерения заявлять о своей осведомленности, а зная о моем месте службы, с легкостью выдаст оговорку за собственные умозаключения. Второе: в результате этого ареста мы еще долго не узнаем ничего о личности болтливого служащего канцелярии. Ну а кроме того, предполагаю, что одним арестом люди князя не ограничатся, войдут во вкус и произведут как минимум еще три. А я, признаться, уж очень привык к стряпне Лейфа и кофию Лады, чтобы допускать такой поворот событий. К тому же я обещал повару, что не дам свою экономку в обиду никому и никогда. А свое слово я привык держать. Так-то.

– Вы сказали про три ареста… – с интересом покосился в мою сторону профессор, в этот момент подбрасывавший небольшое полешко в камин.

– Ну я так же сказал, что это минимум, – улыбнулся я, наливая себе очередную порцию горячего, благодаря наложенному на посуду подогреву, чая.

– А оптимум? – вернувшись в свое кресло, спросил Грац.

– Четыре. Третьим будете вы, Меклен Францевич, а четвертым, точнее четвертой, Заряна Святославна.

– Печально, – пробормотал профессор.

– Не то слово! Где я буду жить после такого приключения? – деланно возмутился я. – Вот вам и все причины моего утаивания сведений от его сиятельства.

– И как же вы намереваетесь поступить в дальнейшем? – спросил Грац погрустневшим тоном. Ему явно не пришлась по душе перспектива оказаться в подвалах канцелярии, пусть даже ненадолго. Хотя подозреваю, что куда больше временного поселения в камере его беспокоила аналогичная судьба Заряны Святославны…

– Признаюсь честно, Меклен Францевич, я думаю над этим вопросом с самого утра… И пока так и не смог прийти к какому-то решению. Но я разберусь с этим, обещаю. – Я бросил взгляд на циферблат гробоподобных напольных часов, громко тикающих в углу кабинета, и поднялся с кресла. – Время, профессор. Мне кажется, пора. Я еще планировал увидеться сегодня с исследователями, и в том числе с Бергом. А время уже к вечеру. Скоро темнеть начнет, и ловить извозчика станет совсем не с руки.

– Воспользуйтесь моим экипажем, Виталий Родионович. – Грац позвонил в колоколец и, невзирая на мое слабое сопротивление, велел пришедшему на его звон дворецкому заложить коляску. Пришлось мне опуститься обратно в теплое, удобное кресло. Раньше чем через полчаса я отсюда не уеду. А профессор решил сменить тему…

– Не пойму я вас, Виталий Родионович, отчего вы до сих пор не озаботились обзаведением собственным выездом?

– Профессор, для меня это крайне непривычный вид транспорта, в котором я не понимаю ровным счетом ни-че-го. Кроме того, предполагаю, что удовольствие иметь собственную коляску, содержать лошадей и конюха явно не из дешевых, а я нынче не настолько богат, как хотелось бы, – пожал я в ответ плечами. – Эх, были бы здесь в ходу автомобили…

– Мобили… вы имеете в виду самобеглые коляски? – уточнил Грац. – Видел я это диво, в гостином дворе купцы с Волжского Новограда выставляли. Вроде бы строят их совместно с баварцами… Но дороги эти коляски, хоть с ценой приличного выезда не сравнить, конечно, да и чересчур необычны для наших мест. Опять же, дребезжат, фыркают… Опасаются их у нас покупать. Хотя те же галльцы, говорят, охотно разбирают. Ну да эти господа на все новое падки…

– Вот как? И что, купцы ими и по сей день там торгуют?

– Разумеется. Только советую отправляться в гостиный двор на неделе. В будние дни купцы их на обозрение не выставляют, – посоветовал Грац.

Меня и в самом деле начало напрягать это вечное катание на извозчиках, но поскольку за всю недолгую жизнь в Хольмграде ни одного авто я не видел, то и решил, что альтернативы им быть не может. А оказывается… Да я готов к князю за кредитом обратиться, лишь бы получить возможность снова сесть за руль… Хотя если вспомнить первые опыты автомобилестроения на «том свете», возможно, мой энтузиазм преждевременен. И все же, все же… а вдруг? В общем, будем посмотреть, как говорится. Как только появится свободное время.

О большем расспрашивать Граца я не стал. А тут как раз и пингвин-дворецкий нарисовался с сообщением, что «карета» подана.

Попрощавшись с профессором, я удобно устроился на диване в закрытой коляске и покатил в канцелярию. Сидя в уюте и тепле мягко покачивающейся в пути коляски, я решил подвести промежуточные итоги своей суматошной деятельности. Итак. В день хольмганга на меня нападают по пути к месту дуэли некие залетные разбойники. Вот делать им больше нечего, как шляться ранним утром по городскому парку и грабить проезжающие по его дорожкам экипажи… Нашли, блин, польскую трассу. Несуразно как-то. Я понимаю, еще за городом, но в центре города! Итак. Примем как данность, что их на меня навели. Вопрос для чего, в свете исчезновения Хельги, не ставлю принципиально, но явно не для банального гоп-стопа. Может, я и параноик, но что-то подсказывает, что таких совпадений не бывает. Далее. По приезде в канцелярию захваченный мною «язык» дохнет. Очень вовремя, надо сказать. Единственное что нам достоверно известно, это то, что за день до выхода на охоту атаман нажрался, как дворник. Стоп. Почему дворник, если правильно – «сапожник»? Э-э, нет, именно что дворник… по имени Конон. Спасибо тебе, борода, за подсказку с наговорами памяти. Кстати, надо будет обсудить с Бергом эту тему… Стоп. Не отвлекаться. Что нам известно об исчезновении Хельги? Приехала с Бусом, поднялись в квартиру, накрыли на стол, сели. Один глоток коньяка, и экспериментатор просыпается от нежных пинков сыскарей и охранителей. Кроме его и ее, иных следов тонких оболочек в квартире нет. Зато есть дневник, который Хельга вряд ли оставила бы… по своей воле. Уж больно много там всяких «личностей», и требующих разбора рабочих идей и гипотез. Какой ученый бросит подобный напоминальник? Но на всякий случай, опять же, продемонстрирую дневничок Бергу, вдруг это просто очень грамотный фальшак? Хотя откуда в нем могли появиться наброски по моей идейке с «волшебным бронежилетом»? А если это действительно ее дневник и он настоящий, значит… значит, Хельгу похитили. Кто? Тот, кто был в курсе проекта, скорее всего, если учитывать неудачное нападение на меня перед хольмгангом… Тот, кто имел возможность заменить коньяк какой-то дрянью, а значит тот, кто знал о предстоящем свидании Хельги и Буса… Хм. Сложновато, но если… А вот и канцелярия.

Подкатив к зданию, я отпустил экипаж, а сам первым делом направился к ротмистру Толстоватому, секретарю главы Особой канцелярии. Получив у него нужные бумаги и пробежавшись взглядом по довольно короткому списку тех людей, что знали о проекте, я кивнул в сторону дверей в кабинет главы Особой канцелярии и, получив столь же безмолвный утвердительный ответ от Вента Мирославича, попросил об аудиенции. Ротмистр, хмыкнув, поднял телефонную трубку и передал мою просьбу князю.

– Обождите минуту, Виталий Родионович. У его сиятельства посетитель, – проговорил Толстоватый, одновременно указывая мне на удобное кресло, стоящее с торца его стола… между прочим, как бы не большего, чем тот, что стоит в моем домашнем кабинете. Правда, мой красивее. Точно-точно. Я же сам его выбирал… вместе с Ладой.

– Виталий Родионович… Виталий Родионович! – Голос ротмистра вывел меня из задумчивости.

– А?

– Их сиятельства ждут. – Секретарь кивнул на дверь в кабинет Телепнева.

– Сиятельства? – уточнил я, поднимаясь с кресла.

– Они с княжичем Туровским, главой Хольмградского сыска.

– Час от часу не легче. Ну да ладно. Глянем, что там за княжич такой, – пробормотал я себе под нос, отворяя дверь в кабинет. Честно говоря, услышав слово «княжич», я было предположил, что речь идет о каком-то родовитом недоросле, получившем чин по протекции, и даже успел расстроиться от этого. Но оказавшись в кабинете, не обнаружил там никаких безусых юнцов. В одном из двух кресел у окна, выходящего на внутренний дворик здания, сидел князь Телепнев, как всегда в черном цивильном костюме, правда, украшенном уже знакомой мне лентой, что, как я понимаю, означало, что он недавно прибыл с какой-то официальщины, а в кресле напротив расположился импозантный мужчина, весьма немаленькой комплекции, затянутый в парадный белый мундир с эполетами. Короткая, военная стрижка уже черных с проседью волос посетителя самым примечательным образом оттенялась роскошными усами, завитыми хитрыми кольцами. Высоко поднятые брови, отчего взгляд казался каким-то по-детски удивленным, не менее замечательно смотрелись над хищным, тонким носом и жесткой линией губ, при решительно выдвинутом вперед подбородке. Не человек, а набор для шаржа! Удивительная коллекция несовместимых черт…

– Вот, Бернгард, представляю тебе Виталия Родионовича. Это и есть наш проект «Лед», – выдал Телепнев, сразу очертив круг допустимых тем. Интриган хренов. А мне как теперь быть? Особенно на фоне недавней беседы и искренних заявлений князя о нежелании выносить сор из избы?! – Виталий Родионович, проходите, знакомьтесь, глава столичного сыска Бернгард Брячеславич Оболенский, княжич Туровской.

– Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса, – пробормотал я. Блин, его имя-отчество без поллитры и не запомнишь! А уж произнести без запинки… да я язык вывихну!

– Что-что? – не понял Туровской… или Оболенский?

– Очень приятно, господин генерал. – Я отвесил поднявшемуся княжичу «кавалергардский» поклон.

– Вывернулся, – меланхолично констатировал Телепнев. – Присаживайтесь, Виталий Родионович.

Обежав взглядом комнату и не обнаружив поблизости каких-либо стульев, я пожал плечами. Проверки… подколки. Буду хамить. Вежливо. Создав с десяток щупов, я подхватил ими кресло из-за рабочего стола князя и, перетащив к себе, установил этого троноподобного монстра за своей спиной. После чего, дождавшись, пока княжич вернется на оставленное им кресло, уселся сам. Больше, правда, похамить мне не удалось… ну хоть удивленным взглядом Оболенского сполна насладился.

Разговор на троих получился какой-то сумбурный, полный недомолвок и неясных мне намеков. Так что довольно быстро я оказался на периферии беседы двух сановников и вскоре основательно заскучал. Впрочем, не прошло и пяти минут от первой моей попытки сдержать зевок, как княжич многословно попрощался и величественно выплыл из кабинета. В отличие от зевка, облегченный вздох мне скрыть не удалось.

– И я рад, что он наконец ушел, – согласился со мной князь и, заметив вопрос в моих глазах, усмехнулся. – Приказ государя, уж извините, Виталий Родионович, но так, по крайней мере, не придется одергивать сыскарей в их поисках. Пусть уж княжич Туровской этим занимается. Заодно и о должном их молчании позаботится. – Тут князь устало покрутил головой, разминая шею. – Ну что, рассказывайте, что вам на этот раз от меня нужно?

– Филеры.

– Простите, что? – не понял князь.

– Э-э… люди для слежки, желательно с экипажами, – пояснил я.

– Так. Рассказывайте, – потребовал Телепнев. И я рассказал. Выслушав меня до конца, глава Особой канцелярии потер переносицу, похмыкал… но дал добро на затею.

От князя я вывалился взмыленный, как лошадь. Долгий разговор основательно вымотал меня, но дело было еще не закончено, и я, поглядывая на сгущающиеся за окном сумерки, понесся к исследователям.

– Берг Милорадович! Здравствуйте. Бус Ратиборович, мое почтение. – Высоковского я поймал в коридоре разговаривающим с Бусом, в паре шагов от знакомого кабинета. Как никогда мрачный, ссутулившийся больше обычного, Берг выглядел подавленным. Шутка ли узнать, что единственная сестра сбежала черт знает куда и теперь находится в розыске? – Мы могли бы поговорить?

– Да, конечно, – бесцветным голосом проговорил Высоковский и, вяло кивнув своему собеседнику, указал в сторону знакомого мне кабинета. – Идемте. Там нам никто не помешает.