Читать книгу Сталинбург - Антон Фридлянд - Страница 4

Матвей пришел в себя, лежа лицом вниз неподалеку от цеха. Первое, что он увидел – асфальт в мелких трещинах, сквозь которые пробивалась трава, а также двоих муравьев, ошалело бегавших по кругу. Оторвав туловище от земли, он сел и обхватив колени руками, вопросительно уставился на сидевшего рядом Пашу.

– Что это было? Взрыв газа?

Пашка лишь покачал головой.

– Если бы взрыв – нас бы по кускам сюда выбросило, – ответил он. – А мы, вроде, целы. Ну, я так точно.

– А как мы здесь оказались? Нас сюда вынес кто-то? Но мы ведь одни там были…

– Может, водитель Лики?

– Вон он, возле машины. Пойдем спросим.

Паша помог Матвею подняться на ноги. Апрельское солнце уже пробило лучами смог и теперь нещадно жарило заводской плац. Режиссер выудил из кармана мятого пиджака солнцезащитные очки и спрятал за ними свои красные глаза, Паша последовал его примеру. Головная боль до сих пор не оставила режиссера в покое – она бродила из одного полушария в другое, словно выбирая, где ей поселиться и все никак не могла выбрать. Матвей потер виски, прикидывая, что ему не помешала бы бутылка воды и пара таблеток аспирина – дай бог, чтоб в машине нашлось и то, и другое.

От мыслей о чудесном спасении его отвлек удар локтем в бок – Паша указывал куда-то в небо, и проследив за его пальцем, Матвей увидел пузатый дирижабль, ленивой рыбиной плывущий под облаками. Встретить подобный летательный аппарат в небе над Москвой – явление само по себе неординарное. Но еще более удивителен был символ, красовавшийся на серебристом боку дирижабля: красная пятиконечная звезда с вписанным в нее двуглавым орлом.

– Наверно, фильм снимают, – предположил режиссер, придерживая очки, чтобы они не свалились с запрокинутой головы.

– Странно все это, – задумчиво произнес Паша.

В это время дирижабль, повинуясь потокам воздуха, развернулся к зрителям другим боком, и они прочитали на нем слоган: 100 ЛЕТ ОКТЯБРЯ. Ну да, 2017 год, – подумал Матвей, – столетний юбилей революции. Но с какого перепугу эту дату так пышно празднуют в Москве? Впрочем, сейчас это не имело значения. Нужно поскорее добраться до аспирина, потом до отеля, затем – до кровати. И тут Матвей заметил, что вместо черного BMW на плацу стояла другая машина – тоже черная, но другая. Сомнений не было – это «Чайка». Что удивительно, казалась она не раритетом на колесах, а совершенно новенькой, глянцевой – будто вчера сошла с конвейера. И если бы не знакомая физиономия водителя, маячившая рядом с авто, режиссер решил бы, что окончательно потерял связь с реальностью. Жены брата не было ни возле машины, ни в салоне.

– А где хозяйка? – обратился Матвей к водиле.

Тот почему-то вытянулся во фрунт и, глупо ухмыляясь, ответил:

– Домой поехала.

– Почему же она уехала?

– Не могу знать, – все так же по-дурацки скалясь, отчеканил водитель.

Значит, она отчалила на бимере, а за нами прислала вот это чудо советского автопрома, – решил Матвей. Могла бы хоть записку оставить. Ну да ладно.

– Едем в гостиницу?

Режиссер кивнул. Вместе с Пашей они забрались на заднее сидение, и автомобиль тронулся. Матвей нашел желанную бутылку минералки и осушил ее несколькими глотками. Аспирина в машине не оказалось. Паша, отказавшись от минералки, молча пялился в окно. Странное дело – промзона давно уже должна была закончиться, но она все длилась и длилась. Поначалу он даже решил, что они едут не в ту сторону, но вскоре машина выскочила на знакомый проспект и полетела по нему в направлении центра. Заводские коробки сменились блоками многоэтажек, и было в этом городском ландшафте что-то новое, чего он не замечал прежде. Казалось, будто изменилась сама архитектура: вместо стекла и бетона московского сити – перемежающийся с обшарпанными хрущевками сталинский ампир, взметающийся колоннами в облака, увенчанный серпами, молотами и необъятными снопами пшеницы. Но еще более удивительны были рекламные плакаты на брандмауэрах домов. СЛУЖУ СВЯЩЕННОМУ СОЮЗУ! – прочитал Паша на одном из этих гигантских баннеров, когда автомобиль сбавил скорость, приблизившись к перекрестку. Под пятиметровыми буквами этого горделивого слогана в глянцево-идиотической манере были изображены трое: с левой стороны – мускулистый рабочий с молотом наперевес, справа – поп с окладистой бородой и дымящимся кадилом, а в центре – пышногрудая светловолосая селянка в красном платье, обнимавшая молочный бидон. Паша повернулся к Матвею, словно ожидая от него объяснений, но тот спал с запрокинутой головой, приоткрыв рот и спрятав глаза за шорами очков.

Следующий плакат, попавшийся на глаза молодому человеку, изображал Ленина и Сталина, развернувшихся друг к другу таким манером, словно собирались слиться в страстном поцелуе. Над их многометровыми головами был обозначен контур двуглавого орла с алой звездой на пузе, а ниже красовалась надпись: ЗАВЕТАМ ДВУГЛАВА ВЕРНЫ! «Чайка» выехала на эстакаду, с которой открывался вид на город, и перед глазами Паши пронеслась целая вереница многоэтажной агитации. То, что он увидел, за секунду привело его к предобморочному состоянию, и лишь обычная для него флегматичность не дала скатиться в истерику.

ДАДИМ ОТПОР ЯЗЫЧНИКАМ-ИМПЕРИАЛИСТАМ!

ВЕРНУЛИ КУБУ – ВЕРНЕМ И АЛЯСКУ!

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСКАЯ – СРАЖАЕМСЯ ДО ПОБЕДЫ!

Когда машина проплыла мимо трех одинаковых шестнадцатиэтажек, расположенных по диагонали к проспекту, крыши которых украшали буквы «МИР! ТРУД! ВЕРА!», Паша растолкал режиссера.

– Матвей, нужно поговорить!

– Что? Что случилось? Я только заснул!

Вместо ответа Паша указал ему на билборд, где кровожадный красноармеец лупил прикладом автомата тощего Дядю Сэма в звездно-полосатом цилиндре и фартуке с треугольником на груди: МАСОНЫ НЕ ПРОЙДУТ!

– Что это за…? – удивился Матвей спросонья.

– Тут повсюду такое, – выдавил из себя Паша.

– Мы точно в Москве? Куда этот хрен нас завез?

Водитель покосился на них в зеркало заднего вида, но сохранил невозмутимое выражение лица.

– Эй, любезный… – обратился Матвей к водителю.

– Гена, – подсказал ему Паша.

– Да, Гена, останови-ка на минутку – нам воздухом подышать нужно.

Спустя минуту Гена вырулил в боковой «карман», где двое вывалились из машины и, отойдя чуть поодаль, принялись дышать загазованным воздухом.

– Сигарета есть? – спросил режиссер.

– Только вейп.

– Что?

– Электронная сигарета.

– Не, я эту херню не курю, – ответил Матвей. – Я вообще не курю. Но сейчас надо.

Он заметил валявшуюся на обочине смятую пачку, нагнулся за ней, расправил – папиросы «Звезда». Внутри картонки оказалась одна наполовину вытрушенная гильза. Закрутив бантиком ее кончик, Матвей засунул папиросу в рот. Зажигалки у него не оказалось, у Паши – тоже.

– Эй, отец, огоньку не найдется? – обратился Матвей к потрепанному мужичонке, ковылявшему вдоль трассы с авоськой жестянок из-под пива.

«Отец» протянул ему коробок спичек, режиссер закурил, закашлялся, вернул спички бродяге.

– Товарищ, помоги копеечкой, – попросил мужичонка.

Чтобы поскорее избавиться от собирателя жестянок, Матвей достал бумажник и, не обнаружив в нем местной валюты, протянул мужику купюру в пять евро. Приняв этот щедрый дар, мужик впал в оцепенение и даже выронил на асфальт громыхнувшую авоську.

– Ступай, батя, ступай, – поторопил его даритель, и только тогда мужик поковылял дальше, то и дело оглядываясь и что-то бормоча под нос.

– Матвей, куда мы попали? – произнес Паша, стараясь держать себя в руках.

– Ну и дерьмо, – прохрипел режиссер, отбрасывая в сторону зловонную папиросу. – Ты на машины-то посмотри.

Паша, стоявший спиной к проезжей части, развернулся и тут же понял, что привлекло внимание его спутника. На восьмиполосном проспекте нельзя было увидеть ни одной иномарки – только «Жигули», «Волги», «Запорожцы», «Нивы» и «Победы». Были среди них и потрепанные экземпляры, но немало было и совсем новеньких. Вереницу образцов советского автопрома взрезал оборудованный мигалками «ЗИЛ» цвета мокрого асфальта— оттеснив несколько машин к обочине, он горделиво унесся вдаль.

– По ходу, Павлик, мы в «совке» оказались, – сказал Матвей, сам до конца не веря, что произносит эти слова.

– В смысле? – Пашка не смог придумать ничего умнее этого вопроса.

– Сам в шоке. Давай-ка вспомним, что было в этом подвале. Ведь до подвала-то все было ок, верно?

Паша попытался вспомнить.

– Я начал фотографировать, потом вы вот так качнулись, ухватились за это колесо… А потом мы оказались наверху – непонятно как…

– Точно, колесо! – воскликнул режиссер. – Вернее, не колесо, а вентиль. Я когда хватался за него, оно провернулось, кажется…

– Но не могло же из-за этого все так измениться… – недоверчиво пробормотал Пашка.

– Согласен, звучит бредово. Но вокруг все еще бредовее. Другой версии, кроме колеса, у нас все равно нет. Ты ведь знаешь про взмах крыльев бабочки и другую подобную пургу?

– Если дело в колесе, которое вы повернули, значит, нужно вернуться на завод и повернуть обратно.

– Сейчас возвращаться палевно. Водила на нас и так уже косится.

– А что делать-то тогда?

Матвей прошелся взад-вперед вдоль трассы, засунув руки в карманы.

– В общем, план такой, – произнес он наконец. – Едем сейчас в отель, как и планировали. Там по любому должен быть интернет – пробьем все и поймем, куда мы влипли. А потом уже поедем на завод и попробуем вернуть как было. Все понятно?

Паше было понятно не все, но он решил промолчать. В полнейшей тишине они добрались до отеля, который еще утром назывался «Витязь Резорт», а теперь над входом в него виднелась вывеска «Гостиница Колхозная». Матвей велел водителю дожидаться в машине дальнейших распоряжений и вместе с Пашей поднялся на верхний, шестнадцатый этаж, где размещался его люкс. Он не мог воссоздать в памяти прежний интерьер отеля, но готов был поспорить, что раньше в лобби не было ковра с орнаментом из серпов и колосьев, а на стене лифта – плаката «Развивайте в колхозах художественную самодеятельность».

Окна были занавешены – такими он оставил их, когда в полуобмороке выползал из номера поутру. Матвей включил свет, сбросил пиджак и туфли, заглянул в мини-бар. Паша в изнеможении упал в кресло.

– Будешь пить? – предложил режиссер своему гостю. – Есть водка «Столичная», пиво «Жигулевское» и еще «Боржоми».

– Я водички попью.

Он протянул Пашке бутылку воды, открыл пиво, подошел к окну и раздвинул шторы. Пивная банка выпала у него из рук и, плюясь пеной, покатилась по ковру – перед его глазами возник Храм Святого Иосифа.