Читать книгу Продавцы слов - Антон Горынин - Страница 5

…Я всё-таки решил повиртуалить на свободную тему. Есть такая современная мне забава: садишься поудобнее, запускаешь воображатель и пускаешь ситуацию на самотёк – воображается то, что воображающему предлагает подсознание, а значит всё что угодно… и неугодно…

Ну зачем я решил повиртуалить на свободную тему? Выяснилось, что подсознание моё зависло на этой девочке Уме – нашей новой знакомой. То, что она хороша собой, это и сознание моё отметило. А подсознание моё хочет, чтобы мы с ней ещё раз увиделись, и как можно скорее. Вот оно что. Неужели влюбился? А как же Умау? Да и староват я для неё. А любовь нынче вообще запрещена. Вообще всякая. Надо срочно вспоминать психотехники по подавлению чувств, которым учили в школе.

Да знаю, знаю, подавляй, не подавляй, факт остаётся фактом: вообразил я именно Уму. Причем в обнажённом виде. Воображал я свои к ней прикосновения, объятия и даже прогулку под луной, под Луной, которую мы тут со времён мирового ядерного конфликта не видели – небушко не в том состоянии. И так хорошо с Умой было… О чём говорили, не помню. Помню прикосновения. Теперь вот сижу и думаю: может само пройдёт?

Но вот мои полулюбовные раздумья прерывает Торгаш. Он (как всегда без стука) входит в комнату с нашей новой книжечкой в руках и говорит:

– Ум. (Кажется, я понял, кто эта Ума для нас.)

– Ум? (И кто же?) – спрашиваю.

Торгаш садится на пуфик напротив меня, открывает книгу и начинает читать:

– «Ум. Ум? Ум. Ум? Ум. Ум. Ум…» («Раздаётся заливистый смех Виолы, и Тху расплывается в улыбке. Я. Это что ещё за невидимый глюк? Испуганно и вопросительно смотрит на Тху. Ты в курсе, что это такое, да? Смех Виолы раздаётся с новой силой. Тху. Это и есть Виола. Я. Кто? Тху. Женщина внеземной красоты. Я. Блин, какой красоты? Я её вообще не вижу! Голос Виолы. А ты меня представь. Такой, какой хочешь. Не стесняйся.») – Торгаш поднимает на меня глаза. – Ум? (Понимаешь?)

– Ум. (Пока не очень.) – отвечаю я абсолютно искренне. А сердце ёкает – вдруг он решил, что Уме приходить сюда больше не нужно…

– Ум? (Эта девочка – наша новая связь с миром, понимаешь?)

Отрицательно качаю головой. Торгаш продолжает:

– Ум. Ум. Ум. (Она, вероятно, лжива, но это от способности быть кем угодно. У неё талант, она может быть нашим… назовём это так, торговым агентом. Мы-то с тобой ещё долго не сможем наружу показаться.)

– Ум? Ум… (А как же Умау? Он у нас вроде бы в роли агента…)

Торгаш усмехается и машет рукой, в которой держит книжечку.

– Ум. (Он, конечно, старается, но неаккуратно и бесталанно, спалит он нас когда-нибудь.)

– Ум? (А Ума нас не спалит?) – моему удивлению сейчас нет предела, Торгаш никогда не был так доверчив и легкомыслен. Или он тоже на юную красотку запал?

Торгаш садится на кровать рядом со мной и говорит:

– Ум. Ум. Ум! (Ты забываешь о десятилетиях довоенного матриархата. Он ведь никуда не исчез, и в Построссии большинство граждан по-прежнему с большим доверием относятся к женщинам, к тому, что они думают и говорят. В общем, с этой Умой наша потенциальная аудитория значительно расширится, так что мы сможем продавать… просвещать гораздо больше людей!)

Я киваю, пытаясь понять, серьёзно он это всё или нет.

Вдруг Торгаш хлопает меня по плечу.

– Ум! Ум? (Эх, коллега, нам бы ещё парочку таких податливых невидимок, да мы бы такую культурную революцию совершили! Помнишь, о чём мы мечтали в начале нашего пути?)

– Ум? (Ты всё ещё хочешь замутить культурную революцию?)

Торгаш мрачнеет в лице.

– Ум. Ум. Ум. (Нет. Уже нет. Понятно же, что никаким массам это не нужно.)

Торгаш встаёт с пуфика, кладёт книжицу рядом со мной в закрытом виде и выходит из комнаты. Всё-таки какая в нём сила духа. Торгаш всё знает и понимает самым трезвым образом. Как это должно быть горько – всё знать и понимать. Я вот так и не могу внутренне смириться с тем, что навсегда останусь в подполье, что книги и полноценный русский язык уже никогда не будут нужны большинству людей, ведь история – процесс необратимый. И, конечно, не будет никакой культурной революции, о чём речь вообще? И я не могу с этим смириться. Может быть, я потому к вам и подключаюсь в режиме реального времени, чтобы успеть хоть что-нибудь рассказать. Наш, назовём его так условно, литературно-языковой притон рано или поздно накроют. Сейчас наша постстрана находится в режиме установления новой диктатуры, не до остатков культуры пока…

Впрочем, культура в нашей стране всегда была на последнем месте. А потом с ней и вовсе стали бороться в открытую. Картины, фильмы, музыкальные произведения уничтожили быстро, даже несмотря на существование Интернета, а вот с языком оказалось сложнее. Что удивительно, с «великим и могучим» не могли справиться даже научившись, казалось бы, подчистую (с помощью специальной цифровой штучки) удалять у человека память. Оказалось, что язык глубоко оседает ещё и в подсознании (вот неожиданность!). Вот и стали зашивать всем рты, чтобы старый литературный язык не передавался детям… Но осталась ещё письменность, за сохранность которой стали бороться такие, как мы – словофилы, подпольно образованные грамотными бабушками и дедушками, чудом избежавшими в своё время репрессий. До войны нас было больше, мы сообщались друг с другом посредствам вышеупомянутого Интернета. А во время войны связь прервалась и до сих пор толком не восстановлена – и кто, где, что теперь? Думаю, большинство из наших просто погибло… В общем, на всю страну, а, может быть, и весь серый свет, остались только мы с Торгашом. А Умау – наш агент – можно сказать, помогает нам искать покупателей написанных и напечатанных слов. Теперь вот очаровательная Ума… Тьфу ты, опять я о ней!

Чтобы хоть как-то отвлечься, беру книжицу «На песке», листаю, читаю по строчке со страницы: «…и рассказы, и пьеса, и лаконичные размышлизмы из паблика «ВКонтакте»… Да, социальные сети – многое слышал о них от бабушки и дедушки, судя по их воспоминаниям, это была весьма забавная вещь и такая наивная по сравнению с пришедшими им на смену live Stream, транслирующими весь поток мыслей из головы пользователя в прямой эфир. А сейчас вот и этого нет, к сожалению или к счастью. Остались старые добрые мессенджеры в полифонах. Но мы с Торгашом и этим-то благом пользуемся через раз: слишком рискованно. Даже Умау посещает нас без предварительного… сообщения…

Молчание.

Ой, уснул немножко прямо в эфире, прошу простить. Да, хочу спать. Если хочу, значит, пора. Или «хочу» ничего не значит? Вот видите, столько лет между нами, а загоны все те же. Ладно, спокойной вам и мне ночи, зевать в прямом межвременном эфире не буду… как-то это совсем неприлично… наверное… хочу назад в довоенное прошлое… Ума… Моя… Тху ты, опять…

Фоновый шум, сопровождавший голос, становится всё громче и противнее. Вам кажется, что это, возможно, резко повышается ваше внутричерепное давление и с секунды на секунду вас долбанёт какой-нибудь инсульт… Но нет, шум быстро сходит на нет, вы в порядке, кажется, можно и вам поспать спокойно.