Читать книгу Марципан - Антон Локк - Страница 5

2

Оглавление

Я стоял в подъезде старой пятиэтажки. На первом этаже невыносимо воняло выставленным из квартир мусором, а на третьем, на котором был я, дышать было вообще невозможно, потому что сквозняк гнал весь аромат по лестнице наверх. Уже минут пять я стоял, не отпуская кнопку звонка, и прочитал все надписи на стенах. Главным героем подъезда был некий Юра из сорок седьмой квартиры. Он, судя по надписям, покрывавшим всё свободное от изображений половых органов и их названий пространство, был вором, жуликом и негодяем. Особенно, Юра не хотел возвращать долг. «Юра, верни долг!». Хорошо, что я не Юра, думал я. Юра каждый день нюхал запах шестидесятилетнего подъезда и мусора. При этом он ещё что-то кому-то должен, – несправедливо. Я услышал, как открывается замок, и отпустил кнопку звонка. Навязчивая мелодия прекратилась.

– Юра – мразь!

– Я не Юра, – очень сонно сказал Дима и начал закрывать дверь.

– Димон, это я, – пришлось силой держать дверь.

– Тёма! – он отпустил дверь и улыбнулся. – Уже двенадцать?

– Уже почти час. Я опоздал.

– Заходи. Кто такой Юра?

– Чувак из сорок седьмой квартиры.

– А что с ним?

– Денег должен.

– Тебе?

– Дим. Ты в подъезд выходишь?

– Иногда. Часто.

– Ну вот почитай, что на стенах пишут.

– Где? – он был очень сонный. – Кофе будешь?

– Давай.

Я уже прошёл на кухню и сел за стол. Вокруг царил хаос. Пол был липким, но Дима всегда разрешал ходить в обуви по дому, – за это его когда-то мать выгнала из дома. Не совсем, конечно, за это, – скорее всего, были ещё и другие причины.

Посуда стояла везде. Её было настолько много, что Дима, пока искал чашки для кофе, нашёл только одну литровую банку и красный пластиковый патикап.

– Тебе какой? – он дал мне право выбора

– Давай банку.

– Ура, – он обрадовался тому, что ему достался стаканчик. – Хотя постой, – он в трусах и в зимних не зашнурованных ботинках выбежал из кухни, а вернулся с огромной стопкой картонных стаканчиков.

– Откуда у тебя они? – я удивился.

– Купил на днях. Уже забыл про них, – он улыбался. – Я же знаю, что у меня посуды никогда нет.

– Ты когда-нибудь мыл её?

– Пару раз мне её мыли девочки после вечеринок, – он засмеялся и засыпал кофе в кофеварку. Весь кувшин изнутри был разрисован коричневыми кольцами.

– Ты же можешь нанять кого-нибудь для уборки.

– Серьёзно? Так можно? – Дима посмотрел на меня, высоко приподняв густые брови.

– Ну, всегда было можно.

– Прикольно.

Кофе потихоньку наливался в кувшин. Он снова ушёл из комнаты. Вернулся с коробкой с пиццей и положил её на стол.

– Ей часов пять, наверное. Девочка будила меня, просила поесть что-нибудь. Я велел пиццы заказать. Ты с ананасами ешь?

– Какая девочка?

– Не знаю, если честно. Второй день здесь тусуется. Её зовут Алина. Посуду не моет. Ты же знаешь, как это бывает.

– Нет, не знаю, – я сделал грустную гримасу.

Дима разлил кофе по стаканам, понюхал молоко из холодильника, скривился, убрал его обратно, достал оттуда порционные сливки и разлил нам по две. Пустые пластмасски бросил в раковину.

– Ты будешь? – он протянул мне какой-то флакончик.

– Что это?

– Это жидкость для электронных сигарет.

– А зачем? – я с недоверием посмотрел на него.

– Ну. В кофе добавить. Я в последнее время часто лью это в кофе. Бодрит. Я же курить бросаю. Будешь?

– Нет, спасибо.

– Какой ты скучный, – он плеснул себе немного странной жидкости в кофе и прикрыл стаканы пластмассовыми крышечками. – Тыквенно-карамельный мокаччино на обезжиренной ряженке для Артёма! – кричал он, пока писал маркером на стакане моё имя. – И орехово-морковный глясе с корицей для, – он задумался с маркером в руке, – для Юры, который мразь! – он написал «Юра мразь» на стаканчике. – Я понял, о ком ты!

– Да ты в ударе, – я сделал глоток из стаканчика.

– Я всегда в ударе…

– Ты что разорался?! – его перебила своим криком девушка из соседней комнаты.

Через несколько секунд она вошла на кухню совершенно голая. Не заметив меня, она подошла к холодильнику и достала оттуда белую футболку.

– У тебя такая жара. Вообще, я всегда охлаждаю футболки в холодильнике. После этого они пахнут холодильником, но недолго, – она надела её и посмотрела на меня. – Привет. А ты кто?

– Это Артём, – представил меня Дима.

– Альбина, – коротко ответила она.

– Тебя зовут Альбина? – удивился Дима.

– Вообще-то, да. Я здесь уже… – она задумалась, – дня два, да?

– Классно.

– Альбина, – сказал я.

– Что? – она была недовольна.

– У тебя футболка грязная, – я указал на розовые полосы вдоль всей футболки.

– Да, – пояснил Дима, – это сок из холодильника. Решётка грязная.

– Это его футболка, как его там, – она посмотрела на Диму.

– Ой, бля, – Дима встал из-за стола, – пошла вон отсюда, – и показал на выход. Его лицо резко поменялось, стало очень серьёзным.

– Дебил, – она цокнула языком и вышла, но через десять секунд вернулась. – Где моя пицца?

– Пошла вон, я сказал.

Она снова цокнула языком и вышла.

– Угощайся, – с довольным видом открыл коробку Дима. – Вот сука. Один кусок сожрала. Я думал, что её зовут Алина. Отвечаю, она отзывалась на Алину. Она Алина. В любом случае… – он уже жадно ел пиццу и не договорил.

– Спасибо, – я улыбнулся Диме, а он улыбнулся в ответ.

Мы ели холодную пиццу, пили кофе и переговаривались фразами похвалы или недовольства нашей трапезой. Там сыр застыл, а там ананасы подсохли, а курица здесь вообще не к месту. Возможно, это вообще не курица. С оливками было бы лучше. Нет, оливки дрянь, – они для взрослых. Альбина, или, действительно, Алина, показательно громко хлопнула дверью. Дима был доволен, а мне было, в принципе, всё равно. С другой стороны, становиться свидетелем подобных ситуаций всегда бывает неловко.

Когда мы доели, Дима достал что-то скрученное в лист и закурил. Предложил мне.

– Ты решил накуриться с утра? – я не понял его.

– Не, Тём, ты чего. Я всякое дерьмо не курю. Это биди. Индийские сигареты или что-то вроде этого. Воняют жутко, но я же бросаю курить, поэтому нормально. Попробуешь?

– Нет, спасибо, – я совершенно не доверял косяку, завёрнутому в какой-то грязно-зелёный лист, затянутый ниточкой. Воняло от него сеном или пластилином. – Там хотя бы табак?

– Да, – скривив лицо, ответил Дима. – У тебя сиги есть? Нормальные сиги.

– Да, – я улыбнулся и протянул ему одну.

Мы покурили, допили кофе.

– Ну, можно начать жить, – развалился на стуле Дима и посмотрел на меня. – Как вообще твои дела? – внезапно он вспомнил. – Что нового? Как Ксюша? Не звонит?

– Нет, не звонит. Я ей набирал пару раз, она не брала трубку. Хочу картины твои забрать. Когда она меня выгоняла, я не успел даже черепаху взять. Но черепаха пусть с ней остаётся, она сильно нравится Ксюше, а вот картины нужно забрать.

– Давай вместе заберём? Сейчас я ополоснусь и поедем.

– Она с мужиком живёт. Нехорошо будет врываться.

– Мы поедем к тебе домой за твоими вещами. Тем более у них на стенах шедевр висит. Не дарить же его? – он засмеялся. – Уже месяц прошёл?

– Нет, две недели всего.

– А она не могла их продать? Хотя нет, – он понял, – мне бы позвонили и сказали, что мои картины продают. Да и времени немного прошло.

– А ещё меня уволили позавчера, – решил сразу похвастаться я.

– За что? – Дима засмеялся.

– Короче, мой друг с работы, с которым мы дружим только на работе, попросил ему помочь. Ты же знаешь, у нас компания многопрофильная – все есть. Он нотариус. Ему нужно было куда-то ехать, и он попросил меня по адресу прокатиться к одному деду, чтобы просто заверить его завещание. Я согласился, чтобы время убить. Тем более он сказал, что проблем это никаких не вызовет. Я провёл у этого деда почти два часа. Мы пили чай, говорили о его покойной жене, он мне подарок подарил.

– Подарок?

– Да. Какую-то безделушку, – соврал я. – Уже и не помню, где она.

– Классно.

– Наверное, да. Если быть честным, – я выровнялся на стуле, – я ему сказал, что хочу жениться.

– Идиот, – Дима бросил в меня корочку от пиццы. – А он что?

– А она заулыбался и велел делать предложение немедля.

– И ты сделал? – Дима был взволнован.

– Я ехал в тот вечер с кольцом в кармане и серьёзно думал сделать ей предложение.

– Ты не шутишь? – Дима засмеялся.

– Представляешь! Купил вино, захожу домой – в кармане кольцо, – а она меня гонит. Говорит, Дамир скоро придёт. Дальше ты знаешь.

– Смешно. Очень смешно. А за что уволили?

– Я что-то не так подписал, а дед на следующий день застрелился. Завещание пришлось перезаверять, причём за счёт компании, доказывать, что это именно тот дед ставил подписи. Все, естественно, узнали, что это не Саня, мой рабочий друг, занимался бумагами, но он уже всё ловко свалил на меня. Ну, нас обоих уволили, а зарплаты удержали. Говорят, что их как раз достаточно, чтобы решить все проблемы, – я достал ещё одну сигарету и закурил.

Дима посмотрел по сторонам, щёлкнул пальцами и тоже взял у меня сигарету.

– Сколько ты там проработал?

– Почти три года.

– Это были неплохие три года.

– Да, – у него они были намного лучше, но и мои мне нравились.

Мы посидели ещё немного, посмеялись над моей ситуацией. Я рассказал ему ещё про Михаила Валерьевича. Дима предложил выпить за него и даже достал бутылку и два новых стаканчика из стопки, но я отказался. Потом он пошёл в душ, а я перешёл в комнату и сел на диван.

В ней уже было не так грязно, как на кухне. Я осмотрелся получше, потому что редко бывал у Димы в гостях. Огромный матрас, прикрытый мятой простынёй, лежал на полу под открытым настежь окном, за которым виднелись только деревья. Я подумал, что, скорее всего, совсем недавно вся комната была в тополином пухе. Больше меня, конечно, удивило, что его кто-то убрал, – значит, не всё так печально. Но если представить, сколько у Димы было женщин, то удивляться нечему. Женщины потрясающие существа: когда они впервые попадают к тебе домой и хотят произвести впечатление, они начинают наводить повсюду порядок, но стоит им хоть на минутку освоиться, они сразу включают брюзгу и недотрогу, требуя от тебя немедленно всё вычистить.

Диван, матрас на полу, здоровенный телевизор на стене и всё. Даже в дешёвых гостиницах есть хотя бы зеркала, тумбы или комоды. Там же не было ничего. Я встал и пошёл посмотреть другую комнату, которую Дима называл шкафом. Я открыл дверь и попал в ещё больше захламлённую комнату, чем та, какой она была раньше. Наверное, в два раза больше по площади, чем первая, комната служила Диме гардеробом, складом всего нового, старого и краденого, – ну, к примеру, он иногда крал горшечные растения из ресторанов и баров, – а главной функцией помещения всегда была мастерская. Дима был потрясающим художником. А признанным художником он стал на моих глазах, даже при моём участии, два года назад.

В тот день мы сильно напились. Кажется, даже повода никакого не было. Я только недавно стал жить с Ксюшей, а Дима снял комнату в этой самой квартире на зарплату бармена. Точно. Новоселье мы и отмечали. Сначала пили все вместе с друзьями, а когда все начали расходиться, мне позвонила Ксюша и запретила идти домой пьяным. Поэтому мы продолжили с Димой пить вдвоём.

Я помню, как уговаривал его выставить где-нибудь свои картины, на что он отвечал, что пока не готов, что пока нет того, что он хотел бы показать людям. Он был совершенно другим в те времена, не таким самоуверенным и чокнутым.

Потом, когда мы выпили ещё больше, я рассказал ему об интернет аукционах, где люди продают свои бесталанные творения за баснословные деньги. Он не воспринял это всерьёз, но уже через полчаса мы достали холст и стали брызгать на него всё, что было: масло, акварель, старую гуашь, чернила. Получилось полотно, полностью забрызганное всем подряд. В конце творческого процесса Дима провёл ладонью по всему полотну, смазав всё в середине картины, а потом из одного угла в другой искусно нарисовал жирную красную полосу. Сказать по правде, получилось очень интересно.

Мы сфотографировали то, что получилось, и выставили это на аукцион в интернете, начальную цену обозначив в пятьдесят тысяч евро. Картина называлась «Кризис», а аннотацией к ней служил заумный текст на английском, в котором мы рассуждали о том, как грешен мир, и о том, что каждый день всем нам представляется возможность всё изменить, но мы совсем ничего не предпринимаем. Это выглядело по-снобски и достаточно наигранно, – как надо.

Мы смеялись всё время, пока занимались этим. Мы оба воспринимали это как шутку, не рассчитывая ни на что. Когда Дима засыпал, он сказал, что даже если картину купят, мы поделим деньги пополам. Я переспорил его и согласился на десять процентов.

Через несколько дней непрерывной борьбы за картину, её купил какой-то англичанин, меценат и коллекционер, за семьдесят тысяч евро. Спустя год он продал её в три раза дороже.

С тех пор Дима стал невообразимо востребованным художником, известным и, естественно, богатым. Его картины появлялись почти на всех модных мировых выставках. Кто-то даже называл его символом поколения. Но я знал Диму как человека, который стригся раз в полгода и бесплатно делал татуировки девочкам. Татуировки, как явление времени, конечно, не обошли его стороной, но он редко находил на них время.

Он никому никогда не говорил, сколько у него было денег. О том, что он стал миллионером, мы узнали из маленькой заметки в журнале «Форбс», которую он всем разослал с комментарием в виде смеющегося смайлика. Статья была про первый миллион и короткий путь к нему. Таким вот был Дима.

В углу комнаты было свалено десятка два полотен. Он никогда не списывал в утиль неудачные картины. Если у него что-то не получалось, он просто перекрывал получившееся каким-нибудь ярким элементом вроде знака доллара или обычной жирной полосой. Дима считал, что хороших картин у него и так достаточно много, а плохие продаются лучше. Плохие как раз и были почти все перекрыты. Это была его шутка, смех над обществом. Я вышел из комнаты и обратно присел на диван.

В тапочках-собачках и в женском коротеньком атласном халатике Дима вышел из ванной.

– Дай сижку, пожалуйста, – попросил он.

– Последняя, – я протянул ему пачку.

– Да ну, брось, – он пошёл на кухню, вернулся со своим перемотанным ниточкой косяком и закурил его. – Ну что, едем?

– Куда?

– К Ксюше.

– Не, – засомневался я, – не надо. Я лучше сам потом заеду.

– Поехали! Угарнём! – уговаривал он.

– Вообще, мне очень нужны эти картины.

– Ты же не собрался их продавать?

– Нет, ты что. У меня заначка за одной из них. Вряд ли Ксюша знает о ней.

– Тебе деньги нужны?

– У меня, конечно, осталось ещё немного, но не так много. Меня одна шлюха кинула на деньги недавно.

– Кто кинул?

– Шлюха одна.

– Я это понял. Как?

– Она, это смешно, – я улыбался, пряча глаза, – сняла меня в баре, отвела к себе домой, потом сказала, что это не бесплатно. Я спустился вниз на улицу, снял в банкомате чирик, отнёс ей, а потом Толя меня прогнал.

– Толя? – Дима смеялся, и мне было неловко.

– Ну, там был мужик. Толя. Он забрал деньги и прогнал меня.

– И ты не трахнул шлюху?

– Он предложил ещё денег принести, но я отказался.

– Это очень смешно. А где это было?

– У Сёмы.

– В его баре?

– Ага. Прямо в тот же день, в который от меня ушла Ксюша, это случилось, – снова рассмешил я Диму.

Он начал пристально смотреть на меня, и это очень смущало. Потом сел рядом и положил руку мне на ногу.

– Может, сейчас?

– Ты о чём?

– Ты же понимаешь, – он гладил мою ногу.

– Нет, – я смущался всё сильнее. – Ты всё-таки стал педерастом? Эта модная тусовка и тебя заразила?

– Да-а, – протянул он и громко засмеялся. – Я про твою долю! – он убрал руку.

– Я понял, – я правда понял, о чём он. – Не нравятся мне твои шутки. Этот халатик придаёт твоему образу особую нотку.

– Ну что?

– Я же сразу сказал, что не буду брать твои деньги.

– Это не мои деньги! Я предлагал половину, а ты настоял на десяти процентах. Вот, забирай свои проценты.

– Там слишком много, – я всегда отказывался от его денег. – Тысяч?

– Пятнадцать? Ты что? – удивился он.

– А сколько? Ты же…

– Там десять процентов от всего, что я заработал.

– Зачем так много?

– Ты же мне дал дорогу в эту жизнь. Я просто обязан отплатить тебе рано или поздно. Я благодарен тебе за это. Ты заслужил эти деньги, – он стал серьёзнее. – Я никогда не подавал вида, что ты обижаешь меня своими отказами, но я уже решил, что, если ты сейчас откажешь, я сильно обижусь, – он встал. – Сейчас я принесу деньги, а ты их заберёшь. Вдобавок ситуация более чем подходящая.

– Ты их здесь хранишь?

– А что?

– У тебя дверь на щеколду как бы закрывается.

– Это всего лишь тысяч двести. У всех есть столько. У меня вообще больше есть.

– Сколько тысяч? – меня вдавило в диван.

– Двести с чем-то. В долларах больше будет, но я за доллары не продаю. Мне, конечно, они больше нравятся, но евро прикольнее.

– Евро?

– Ну не рубли же.

Дима снова засмеялся и вышел. Он слишком часто и много смеялся. Вообще, по жизни он много смеялся, чему я искренне завидовал, потому что даже улыбка мне давалась с трудом. Несколько лет подряд я замечал, что я лишь раз в год смеюсь до слёз. Всего лишь один раз в год. Это угнетало. Я прекрасно помнил последние три раза, когда мне доводилось смеяться искренне. В последний раз это случилось, когда я читал одну действительно смешную историю в интернете, но смеялся я не над ней, а над тем, как она была написана – очень остроумно.

– Держи, – он поставил мне на колени сумку. – Сумку мне подарили, не думай плохо обо мне.

Это был большой кожаный дорожный саквояж. Я приоткрыл молнию и увидел внутри деньги. Я представлял себе большую гору денег, но на дно сумки были сбросаны бумажки разного номинала, среди них только две пачки были обёрнуты лентой.

– Куда мне их теперь нести?

– Куда хочешь, – Дима стоял, подперев бока руками, и умилялся мне, держащему в руках сумку с кучей денег.

– Может, хотя бы половину?

– Нет.

Я смотрел по очереди на деньги и на Диму и не знал, что сказать.

– Давай пропьём?

– А к Ксюше поедем?

– Хер с ней.

– Вот это уже другой разговор! – Дима захлопал в ладоши. Только дай мне минутку, мне нужно позвонить своему парню в банке: обрадую его тем, что ты согласился.

– Зачем?

– У меня есть классный парень. Я ему приношу деньги, он делает так, чтобы их не украли. Когда я ему рассказал, что держу деньги для тебя, он сразу сделал карту с твоим именем и сказал, что будет ждать, когда ты согласишься. Ему только твой паспорт нужен и эта сумка.

– И ты ему доверяешь?

– Как себе, – Дима ходил по комнате и собирался к выходу. – Он меня уже год делает богаче. Серьёзно. Но я все набегающие проценты перечисляю нищим, сиротам и всем остальным изгоям общества, которые хотят рисовать. Он мне помогает их перечислять в разные кружки, интернаты… Я бы всё отдал, но тогда проценты закончатся.

– Очень смело.

– Нормально. Он все отчёты высылает. Он сам с этого нормально имеет, – он посмотрел на меня с недовольством. – На крайний случай, ты всегда можешь забрать деньги обратно. Но он красавчик.

– Да ты не думай, что я… – он перебил меня.

– Всё нормально, – он пошёл в другую комнату.

Дима был живым воплощением того, как хотел бы жить практически каждый из нас.

Где-то год назад он жил с женщиной. Всего один раз он с кем-то жил и вообще имел какие-то серьёзные отношения. Красивая девочка, на пару лет старше его, души в нём не чаяла. Однажды он поздно ночью пришёл с какого-то мероприятия очень пьяный, а она начала на него давить. Очень грубо выражалась, кричала, бросала в него вещи. Он, естественно, не выдержал. В руке он держал газету, в которой был очерк о его картине, – он собирал все интересные очерки, – скрутил газету в трубку, ударил ей Машу по носу, так её звали, и крикнул: «Место!». Она разревелась и ушла из дома, а он лёг спать. На следующий день Дима об этом нам рассказал. Было видно, что он жалеет о том, что сделал. Он попросил нас больше не вспоминать о ней никогда. Каждым мужчиной движет любовь к какой-то одной, той самой, женщине. Она всегда будет образом, дарящим надежду на то, что с кем-нибудь будет так же хорошо, как с ней. Но, в отличие от всех нас, он держался камнем и не подавал никакого вида, чему, безусловно, можно было завидовать. Я очень хорошо знал его, а он знал меня, поэтому мы никогда не говорили о наших женщинах. Тем более он знал, что моей женщиной была не Ксюша. Пару раз он подмечал, что она полная её противоположность. Я неохотно соглашался с ним.

Он вышел через минутку. Надел на себя очень узкие бежевые шорты и огромную футболку с навязчивым модным логотипом. Передо мной стоял не двадцатипятилетний мужчина, а лохматый подросток с бородой.

– Ты теперь почитатель высокой моды?

– Не, – он засмущался, – меня попросили пару раз её надеть. Дали три футболки и денег. Две совсем неприличные, я их каким-то девкам подарил в тот же день, а эту ношу. Сегодня последний раз.

– Понятно.

– Ты на машине?

– Да.

– Ну поехали.

Мы заехали в банк в центре. Клерк, о котором говорил Дима, уже ждал нас с горящими глазками прямо у входа. Он поприветствовал нас, представился Саней и проводил в закрытый кабинет. Он сразу показался мне слишком ушлым. Я понимал, даже если он и не обманывает Диму, меня он обдерёт сразу же, при первой возможности, но это было уже не важно.

По дороге туда я твёрдо для себя решил, что не стану брать чужих денег. Моё воспитание не позволяло мне соглашаться на это. Я понимал позицию Димы и понимал, что я каким-то образом, может быть, и заслужил эти деньги, но всё равно я не мог согласиться на это. Поэтому я начал искать компромисс:

– Дим…

– Не начинай, а! – он понял, что я хочу сказать.

– Ты же лучше всех знаешь меня. Я всегда соглашался, когда ты предлагал угостить меня чем-то, и охотно принимал подарки. Но я не могу взять деньги.

– Можешь. Не спорь. Сань, – он обратился к клерку, – скажи ему, что он не прав, – он повернулся обратно ко мне. – Я ему много раз рассказывал о том, что ты не берёшь деньги, – Саня кивал головой и со всем соглашался.

– Давай так, – я придумал компромисс. – Мы заведём счёт, как и хотели. Но я возьму себе, – я открыл сумку и достал перевязанную пачку денег, – вот эту пачку.

– Сколько там?

Я посмотрел на ленту, которой она была перевязана:

– Десять тысяч.

– А остальное?

– Ну, давай, я только это возьму?

– Не, не давай. Сань, – он забрал у меня сумку, – держи, делай дело.

Я понял, что спорить с ним бесполезно. В конечном итоге, Саня очень быстро сделал мне две карты: на одной было всё, что было в сумке, на другой – часть тех десяти тысяч, которую я не перевёл в рубли и не оставил себе. На неё же Саня пообещал переводить проценты с основного счёта. Мы вышли оттуда через час. На душе было паршиво от того, что у меня не получилось всё сделать так, как хотелось. Я не верил и не хотел верить в то, что у меня теперь было очень много денег. Я и не считал их своими. Пока мы шли обратно к машине, я обдумывал, как верну Диме обратно все деньги.

В итоге мне всё же удалось прогнать своё беспокойство и предложить Диме где-нибудь поужинать. Он опять захлопал в ладоши и жадно согласился. Я поставил машину в переулке, и мы пошли искать, где можно поесть.

Я выбрал ресторан посимпатичнее, – как подобает в подобных ситуациях, но я особо не разбирался в ресторанах и высокой кухне, поэтому мы зашли в первый приличный. Вечер только начинался, и богатенькие клерки и гастрономические снобы ещё не поспели, мы свободно выбрали место, совершенно не слушая девушку, провожавшую нас через пустой зал в какой-то тёмный угол.

– Почему нам не выносят меню? – спросил я Диму.

– А я откуда знаю? В прошлый раз выносили.

– Ты здесь уже бывал?

– Конечно. Я, наверное, уже успел везде побывать.

Я огляделся вокруг, чтобы найти официанта, но никого не было. Внезапно из-за шторки выскочили повар и официант и вместе пошли к нам.

– О, вспомнил… – не успел договорить Дима.

– Месье Ронин! Как я рад вас видеть! – с акцентом затрепетал повар.

– Привет, Карл, – они пожали друг другу руки. – Как ты? Это мой друг Артём.

– Карл, – холодно бросил Карл и вяло пожал мне руку.

– Месье Ронин! – он обратно повернулся к Диме, который на самом-то деле был Воронин, а Ронин он был для высокого общества и журналов. – Ваша творение украшает наш ресторан лучше любой, – он запнулся, вспоминая слово, – консепсьон, мебель, – он улыбался. – Лучше любого другого художника.

– Спасибо, Карл. Я ценю. Покорми нас, пожалуйста. Чем-нибудь вкусненьким. Мы празднуем.

– У вас событие?

– Да, у Артёма.

– Прекрасно! Артём, – он обратился ко мне, – я знаю, что любит месье Ронин. Расскажите, пожалуйста, что нравится вам.

– Наверное, – я посмотрел на Диму, – я доверюсь вашему вкусу и вкусу месье Ронина.

– Замечательно, – холодно ответил Карл и отошёл. – Превосходно!

Официант последовал за ним.

– Это его ресторан?

– Нет, – ухмыльнулся Дима. – Он уже давно работает в России поваром. Неожиданно для меня он стал моим поклонником. Я вижу его третий раз в жизни. Здесь он шеф-повар. Именитый мужик. Скорее всего, угостит нас винчиком дорогущим.

– Круто.

– Ага. О! – он показал пальцем на стену. – Вон там моё висит…

Мы хорошо поужинали: палтус, салаты с икрой, крем-брюле и бутылка чего-то восемьдесят третьего года. Я оплатил счёт, был счастлив тому, что вином нас Карл действительно угостил, поэтому я оставил официанту большие чаевые. И у меня даже не очень сильно от этого похудел кошелёк. Когда мы вышли, Дима помахал в окно Карлу, который провожал нас широкой европейской улыбкой. Когда я улыбнулся ему, он мигом отвернулся.

– Паршивое вино он нам принёс, – сказал Дима. – По-любому, наклейку переклеил.

– Ты так думаешь?

– Конечно.

– Я почти ничего в этом не понимаю.

– А и не надо. Меня одна девочка учила всему этому. Так-то я тоже в этом ничего не понимал.

– Что за девочка?

– Ох, – вздохнул Дима, – одна из…

– Понятно, – я неловко улыбнулся и закурил.

Уже давно начало темнеть. Приятный вечерний ветерок приподнимал волосы на голове. Москва зажгла свои огни, провожая до метро задержавшихся в офисах клерков. Мы медленно шли вниз по Петровке, а навстречу ехали машины, подмигивая фарами. Мне было хорошо. Я не о том настоящем удовольствии, которое люди испытывают от редких приятных мгновений, – я просто был доволен тем, что мне совершенно не хотелось думать о всём том, что происходило всю последнюю неделю. Я переехал обратно к родителям, а всё своё свободное время, а его у меня появилось очень много после увольнения, я проводил в кофейне неподалёку от дома. Я, наконец, мог отдохнуть. Мама с пониманием отнеслась к тому, что я временно буду жить с ними, отец посмеялся и над моим увольнением, и над тем, как от меня ушла Ксюша. Я не торопился искать новую работу, поэтому с надеждой на то, что Дима меня поддержит, приехал к нему просить его съездить со мной за заначкой, но совершенно не ожидал, что стану богатым человеком вот так просто, как по щелчку пальца. Не богатым, конечно, но столько денег у меня никогда в принципе не было. Родителям я рассказывал о том, что Дима мне всегда предлагал деньги, а они меня убеждали в том, что это были не мои деньги. Я всегда с этим соглашался, но сейчас, когда увидел, как он легко мне их отдал, я понял, что это, может быть, даже правильно. Мне было хорошо от того, что я, наконец, перестал думать о Ксюше и жалеть себя.

От вина во рту совсем пересохло, а голова стала ощутимо легче.

– Пойдём, может, выпьем куда-нибудь? – спустя минуты молчания сказал я.

– И склеим пару девочек? Я плачу! – заявил Дима и ускорил шаг настолько, что мне пришлось чуть ли не трусцой догонять его.

– Постой, алкаш! – крикнул я ему вслед, но он меня не слушал, а уже кому-то звонил.

Мы подошли к какому-то бару.

– Сейчас один чувачок нас встретит, – сказал Дима. – Дай сигаретку, пожалуйста. Я буду стрелять у тебя сегодня.

Я полез в карман и не нашёл там почти полную пачку, которую купил ещё по дороге в ресторан. Обернулся – на тротуаре её не было.

– Выронил, прикинь, – сказал я. – Это всё твоя беготня.

– Сейчас выйдет парнишка, и мне уходить не стоит никуда. Там за углом есть магазинчик, сходи пока туда, купи ещё.

– Хорошо. Тебе взять?

– Не, – бросил он и снова стал кому-то звонить.

Я пошёл обратно, завернул за угол и сразу увидел магазин. В очереди стояло человек пять, я стал шестым. У входа девушка пыталась открыть бутылку минералки, но её рука постоянно проскальзывала по крышке. Она пыталась открыть её подолом чёрной юбки, задирая её так, что было видно, где заканчивались её чулки. Тонкие ножки слегка сгибались на высоких каблуках, когда она снова и снова пыталась открыть бутылку. Вместо того, чтобы сразу предложить помощь, я просто смотрел на неё, пока меня не осенило. Я вышел из очереди и подошёл к ней.

– Вам помочь?

– Что? – она подняла голову и посмотрела на меня.

– Открыть бутылку, – я посмотрел в её глаза и понял, что, если у меня тоже не получится открыть её, она начнёт меня презирать. Её глаза были темнее самой тёмной ночи, несмотря на то, что были голубыми, как самый светлый день, а смотрели они так, будто могли увидеть всё, что было снаружи, и тем более – всё, что внутри.

– Пожалуйста, – она протянула мне бутылку и поправила юбку.

Я мысленно собрался с силами, сжал крышку и… нет. Ещё раз, и снова не получилось. Я поднял глаза и быстро взглянул на неё. Хорошо или плохо было то, что она смотрела не на меня, а в телефон? Редкие золотистые волосики на тёмной загорелой руке блестели на свету, пока она этой рукой играла с каштановыми волосами на затылке. Она приподнимала волосы и опускала их, а тонкая длинная шея то показывалась из-за волос, то скрывалась обратно. Она продолжила говорить по телефону, слов было не разобрать, но её голос, грубый, сухой, но необычайно мелодичный, разливался жидким ледяным воском, заполняя собой всё пространство в магазине. Я ещё раз сделал усилие, – горлышко зашипело. Я так рад был слышать этот звук.

– Я скоро буду, – сказала она кому-то по телефону. – Спасибо, – прошептала она в мою сторону, забрала бутылку и вышла из магазина.

Я посмотрел на свою ладонь. На ней был лёгкий полукруглый порез, из которого проступила кровь. На лбу таяла лёгкая испарина от волнения. Я не мог понять, почему я так разнервничался. Очередь разошлась, продавец за прилавком ждал от меня заказ. Я попросил у него сигареты и какую-нибудь салфетку, чтоб приложить её к руке. Глаза девушки плыли передо мной призраком: я видел их прямо перед собой, они мешали мне сделать и шаг. Выйдя на улицу, я осмотрелся, но не увидел её. То, что пробралось так глубоко под рёбра, понемногу становилось не так ощутимо, а призрачный взгляд уже почти отвернулся от меня. Я улыбнулся и пошёл назад.

Как я и думал, у входа уже никого не было, кроме вышедших подышать посетителей. Дима был очень легкомысленным, всегда забывал о таких вещах, как подождать кого-нибудь или поздравить с днём рождения, поэтому я давно перестал держать на него обиду за такое поведение. Да и он, в принципе, давно перестал извиняться за это – не мог он с собой ничего поделать. Докурив, я зашёл внутрь бара, надеясь, что Дима будет там.

На входе я сказал стоявшему там парню, что меня ждут, с чем он меня поздравил. Мне это показалось очень грубым. «Я вас с этим поздравляю». Что он имел в виду?

– Что вы имеете в виду?

– Хорошо, когда тебя ждут.

– Я думал, что вы предложите мне стол или что-то ещё.

– Что-то ещё предлагают через дорогу в борделе.

– А вы грубы.

– Совсем не часто, – он обратно уставился в телефон.

В зале было очень много людей. Все выпивали, разговаривали о разном, листали ленты в социальных сетях и освещали телефонами свои лица и лица своих друзей, показывая им очередную увиденную картинку или растолстевшую после родов одноклассницу. Что за времена наступили? Больше не встретишь ни одну компанию, в которой хотя бы один не сидел молча, наблюдая за миром через пять светящихся дюймов экрана телефона.

Музыка играла не громко, не раздражала. Сильно накурено тоже не было. Я готов был там остаться на весь вечер. Это получилось бы только при условии, если бы я нашёл Диму. Нашёл быстро. Он уже сидел с какими-то людьми, хохотал и характерно хлопал в ладоши. Я подошёл к ним.

– Тём! – Дима заметил меня. – Это местные ребята: Стиви, Юля, Артём, кстати, и Генри. Здесь ещё где-то Юрец потерялся.

Кровь из ладони уже не шла, я убрал салфетку и пожал всем руки, даже Юле.

Артём был лет на семь-восемь старше остальных и не был модно одет, нежели остальная пёстрая компания, – мальчики зализанные и в обвисших футболках, девочка вообще в сумасшедшем образе. Меня слегка напрягала эта компания, отчего весь бар стал меня напрягать. Особенно пугало то, во что теперь мог превратиться вечер. Я показательно продолжал стоять, надеясь, что Дима не предложит присесть.

– Пойдём мы, наверное, – встал Дима. – Мы пришли пить и клеить девочек.

Нам пожелали удачи, а Стиви крикнул что-то про рвоту. Я уже не слушал и радовался, что вечер был спасён.

Мы шли к столу. Сначала Дима предложил присесть за барную стойку, но я решил, что лучше начать за столом, а потом уже пересесть.

– Что вам принести? – у нас спросил официант.

– Я хочу сегодня пить джин, – сказал я, вспоминая, когда в последний раз я вообще его пил.

– Джин? Кто пьет джин? Это же отрава, – сморщился Дима. – Это очиститель для стекол. Он хорош только для… – он задумался, для кого, – для ирландской тётки! Испекшей печенье, которое никто не захотел есть из-за того, что оно сгорело. Она орет: «Какого лешего вы не едите мое печенье?!» – и запивает свои крики джином. Вот для нее он хорош. По мне, так это отрава. Очиститель для стекол. Ладно, неси!

– Чистый?

– Ты что, друг? Размешай с чем-нибудь, чтобы не чувствовать этот противный вкус. А ты как хочешь? – он обратился ко мне.

– С тоником, наверное. С лимоном или лаймом.

– Отлично. Будешь, как тот умственно отсталый, что таскался повсюду со своей мышью.

– Что?

– Забей.

– Может, закуски принести? – официант не уходил.

– Например? – приподнялся Дима.

– Ну, – официант замялся, пытаясь избежать ещё одну тираду, – посмотрите пока меню.

– Спасибо, – Дима очень широко улыбнулся, и официант ушёл.

– Ты его смутил.

– У него работа такая. Я же работал официантом недолго, пока не стал барменом. Терпеть не могу официантов.

– Как это?

– Не нравятся они мне. Я себе тоже не нравился.

– А сейчас нравишься?

– Очень, – он снова широко улыбнулся и показательно закрыл лицо меню, но через пару секунд бросил его за спину.

– Эй! – послышалось за спиной.

– Ой! Простите меня, пожалуйста, – Дима обернулся и увидел там девушку.

Это была та самая особа, которой я помог открыть бутылку в магазине. В полумраке её глаза выглядели ещё более зловеще, чем там, в магазине. Да и кто будет рад, если в него бросят меню? Я снова стал нервничать, в животе укололо, волосы на голове стали заметно ощутимее, и я чувствовал, как каждый из них дрожал.

– Мы виделись с вами где-то? – спросила она меня.

– Я вам минут пятнадцать назад открыл воду в магазине, – ответил я и показал ладонь с порезом. – Даже пострадал немного.

– Тогда мы квиты, – она улыбнулась: только губами, что никак не изменило её мрачный взгляд.

– Вы позволите вас угостить? – спросил её Дима, не сводивший с неё глаз.

– Меня уже угощают. Спасибо, – она отвернулась.

– Ты почему не рассказал о ней? – он шёпотом спросил меня.

– А что здесь такого? – я подумал, что по мне было видно, как я волнуюсь.

– Нужно хвастать своим героизмом. Тем более если ты пострадал! – он утвердительно кивал, а сквозь важно нахмуренные брови было видно, как он еле-еле сдерживал смех.

Дима в итоге рассмеялся, а официант принёс напитки. Он поставил перед Димой яркий коктейль в пузатом бокале на ножке.

– Мой любимый! – высоким голосом сказал Дима и поблагодарил официанта. Он сделал глоток через трубочку и сразу попросил повторить оба напитка. – Очень вкусно. Попробуй, – он протянул мне бокал. Было вкусно.

– Нужно выбить всю дурь из головы, – сказал я и протянул Диме свой стакан, чтобы тот ударил по нему своим.

– Выпить дурь? – спросил он. – Давайте же все выпьем дурь из головы! – крикнул он на весь зал. – Я-то свою давно выпил…

Я улыбнулся, выпил и откинулся на спинку стула. Поразительно приятный вечер вырисовывался.

Мы продолжали выпивать и говорить обо всём, что приходило в голову. Говорили о женщинах, при этом не касаясь особо болезненных для нас тем. Но недолго:

– Через две недели Ксюша улетает отдыхать. Говорила мне, что с Дамиром полетит.

– Это по тем билетам, которые ты брал?

– Ага.

– Потрясающе, – Дима не смеялся. – Ничего, может передумает и тебя позовёт. Ты бы согласился?

– Ты чего? Я что, идиот? – я улыбнулся.

– Чуть-чуть.

– Ты прав, – немного подумав согласился я. – Зато у меня есть виза.

Мы вернулись к безболезненным темам. Вечер стал чуть менее приятным, но не было никакого смысла думать об этом.

После шести, может, семи коктейлей мне стало душно, мы вышли покурить на улицу, но не успел я закурить и присесть на лавку, как Дима увидел кого-то в толпе, стоявшей у соседнего бара, махнул мне рукой и убежал. Я окончательно расслабился, закрыл глаза и в слабом алкогольном вертолете полетел по улице, прислушиваясь ко всем звукам вокруг, иногда приоткрывая глаза и затягиваясь сухим летним сигаретным дымом. Мою пьяную медитацию прервала та самая девочка.

– Кайфуешь? – спросила она, присаживаясь рядом со мной.

Её слегка пьяный грубый голос лёгким и милым хрипом спас меня от дурных мыслей, которые уже начали стучать в беззаботную дверь хорошего вечера.

– Можно и так сказать, – безразлично ответил я, уже не боясь её взгляда.

– А как иначе?

– Не знаю, – я улыбнулся и снова посмотрел на неё.

– Как это ты не знаешь? – она смотрела с прищуром, за которым скрывался не один выпитый коктейль. – Тебе же вроде приятно, ты бездельничаешь. Значит, кайфуешь.

– Я как раз пытался разобраться, хорошо мне сейчас или нет.

– Скорее всего, тебе хорошо.

– Да, ты права, – я потушил сигарету о стену. – Меня зовут Артём.

Она посмотрела мне прямо в глаза, немного приблизилась, будто пытаясь что-то в них рассмотреть, улыбнулась и поднялась. Дрожь пробежала по телу. Я, видимо, вдохновлённый алкоголем, очень не хотел, чтобы она удалялась, хотелось ещё немного посмотреть на неё. Она обезоружила меня, наполнила спокойствием. Чаще всего по жизни мне встречались другие люди: если они пристально смотрели на меня, я сразу же пытался от них отдалиться. От неё я не хотел убегать. Я был рад, что выпил, иначе подобная ситуация вызвала бы у меня серьёзный дискомфорт.

– Лара.

– Вау, – я удивился. – Это сокращение от какого-то имени?

– Лариса, – она улыбнулась кончиками губ.

– Вау, – повторил я. – Я думал, так зовут только мою бабушку.

– Смешно, – она улыбнулась шире на пару миллиметров. – Главное, что оригинально. Никаких расхитительниц гробниц, – она положила ладонь мне на щёку, а в другую медленно поцеловала. – Пока, Артём.

– Пока, Лариса.

– Лара, – уже уходя, она поправила.

Она пошла к той компании, с которой стоял Дима. Я не жаждал общения с незнакомыми людьми, поэтому не торопился идти к ним. Я сходил ещё за коктейлем, вернулся на лавку, скурил ещё пару сигарет, а Дима, похоже, уже успел забыть обо мне и не собирался возвращаться. У него уже был стакан с пивом, который он почти выпил. Я взглянул на часы и понял, что сидел один уже почти час. Был уже час ночи. Тут же Дима махнул мне рукой, приглашая к себе. Я нехотя поднялся и подошёл.

– Поедешь с нами на студию к Витьке?

– Кто такой Витька?

– Вот он, – он ткнул пальцем в парня, стоявшего рядом.

– Не, – сразу сказал я, – я поеду домой.

– Как хочешь, – не уговаривал меня Дима. – А мы поедем пить дальше.

Я посмотрел на людей вокруг. Все были слишком модные, молодые, бородатые. На секунду я встретился глазами с Ларой, но и это не помогло мне изменить решение. Её глаза улыбались и блестели, и мне показалось, что улыбаются они только мне, но этого показалось недостаточно.

Я пожал Диме руку, поблагодарил его за всё, пожелал приятной ночи и вернулся в бар. За нашим столиком уже сидели какие-то парни. Я выловил официанта, попросил у него джин со льдом и счёт.

Через полчаса я стоял около подъезда Леночки. Сам того не желая, я позвонил ей. Было бы очень хорошо, если бы она не сняла трубку или сказала бы, что она не дома, или дома её родители, или что-нибудь в этом духе, но после трёх гудков я услышал её голос. На фоне негромко играла музыка, она долго рассказывала мне о том, как прошла её неделя. Я почти никак не реагировал на её рассказ и прогуливался вокруг дома, пытаясь найти её окна, чтобы понять, дома она или нет, но я совсем не помнил, какие из них её. Наконец, рассказ перешёл к тому, что хорошо, что родители уехали, и плохо, что не приехал я. Я сказал, что скоро приеду. Она стала ещё радостней, похвасталась тем, что у неё даже есть что выпить. Положив трубку, я присел на лавочку рядом с её подъездом и начал выжидать двадцать минут, за которые пообещал приехать. Пока сидел, написал родителям, что останусь у Димы, и пожелал им спокойной ночи. Всё, что было вокруг, вызывало у меня самые необъяснимые чувства, которые смешивались со всем, что произошло за день.

Я прилёг на лавку и посмотрел на небо. Человека можно определить по одному лишь его представлению о звездах: если он считает, что звезды далеко от нас, значит с ним безобразно легко можно обсудить погоду, или политику, или всё на свете, что не касается звезд; а вот если же он убежден, что звезды находятся необычайно высоко над нами, – с ним можно что угодно – даже разыскать парочку новых ярких точек на небе. От подхода к таким вещам и складывается человек, его суть. Когда говорят, что противоположности тянет друг к другу, я предпочитаю не отвечать на это, потому что знаю, даже если их и притянет что-то, с такой же скоростью оно же и отбросит их друг от друга в разные стороны, в разные уголки звёздного неба.

Я не стал искать оправданий тому, что делал. Я просто поднялся на лифте на шестой этаж и позвонил в звонок. Она открыла сразу и прыгнула мне на шею. А на щеке всё ещё оставались губы Лары.

Леночка предложила мне выпить. Я сказал, что не отказался бы от кофе. Она в недоумении достала турку из шкафчика. Я попытался объяснить ей свою шутку, о том, что крепкий кофе нужен тем, у кого в жизни нет ничего крепкого, кроме кофе. Она же повела носом, нахмурилась и сказала, что от меня пахнет чем-то покрепче, чем кофе.

– Как ты думаешь, – начал я, – звёзды высоко или далеко?

– Что за глупый вопрос? – она немного сердилась.

– Я и сам не знаю.

Марципан

Подняться наверх