Читать книгу Генезис - Антон Овчинников - Страница 2

– Пожалуйста, ложитесь сюда, руки положите вот так… Ноги на эти выступы… – инструкции следовали одна за другой, пожилой профессор сделал знак, и молодая помощница подала ему, откуда-то сзади, странную маску с силиконовой трубкой.

Я ничуть не стеснялся своей наготы, мое тело совсем не выглядело на 53 года – я мог себе это позволить. Улегшись на жесткое пластиковое ложе, я огляделся по сторонам. Белый потолок, с разбросанными на нем неяркими светильниками, белые стены, со стоящими вдоль них непонятными медицинскими приборами и прозрачными шкафами, рождали мысли о какой-нибудь обычной современной клинике, и мне казалось, что предстоит заурядная операция по удалению ничтожного полипа из носа. Но сейчас все было далеко не так заурядно: рождалась история, и Я собирался стать ее частью! Мне хотелось запомнить все подробности, ведь когда я снова увижу это помещение, не будет уже этих людей, не будет ничего, к чему я привык, даже времени…

Профессор, попросив открыть рот, аккуратно вставил мне в горло силиконовую трубку и плотно прижал к лицу полупрозрачную маску. Веки отяжелели и сами-собой закрылись, мысли стали ленивыми и неповоротливыми, пока совсем не замерли на месте; последнее, что я успел почувствовать – поток холода, обтекающий мое тело…

«Бред! Уроды какие… Брр! Это ж надо таким чудовищам присниться?! Скорей всего, это после вчерашнего застолья… Зря столько маминого салата съел, а потом еще и выпил папиной браги…» – подумал я, открывая глаза, с неприятной брезгливостью вспоминая чудной сон. Хорошо вчера погуляли – брат женился! Мама такие салаты смастерила, просто супер, за них ей все можно простить. А папа откупорил кувшин со своею лучшей брагой, которую он сварил неделю назад, как раз для этого случая. Да, наверное, я ее и перепил…

Я открыл глаза – солнце уже было высоко, тонкий балдахин медленно колыхался над моей высокой кроватью, подгоняемый дуновением легкого ветерка из окна. Жаркое дневное светило, через распахнутое настежь окно, успело нагреть мою комнатушку и наполнить ее веселым щебетом птиц, занавески медленно колыхались, задавая такт музыке, рождаемой теплым ветерком и многоголосым щебетом; все вокруг было наполнено умиротворением и красотой жизни, ничего не предвещало грозы и грома.

– Кзыр! Опять ты еще дрыхнешь?! Все на ногах, ни свет ни заря работают, а ты тут все валяешься!

«О нет, ма-а-а-а…» – бури страшнее в такое прекрасное утро сложно было себе представить.

– За что же такое проклятье нашему роду! Все твои братья и сестры работают с отцом с утра до ночи, помогают ему добывать нам пропитание, а ты?! Ты воистину наше наказанье!

Мать стояла, активно жестикулируя, в дверях комнаты и истошно орала, выпучив свои, и без того большие, глаза.

– Ма-а, ну хватит орать, у меня живот болит…

– Ничего у тебя не болит! Обожрался вчера, как обычно! Засранец! Живо бери корзину и бегом в лес, за материалами для отца! И пару орехов принеси!

Дико не хотелось вставать, да еще к испорченному спросонок матерью настроению, примешивался неприятный осадок от недавнего сна, который, как не пытался я его вспомнить, уже терялся в глубинах памяти, оставляя после себя лишь противное чувство замаранности.

– Ладно, ладно, давай сюда свою корзину! Сейчас умоюсь и пойду…

– Умываться с утра надо было, а сейчас уже день, лентяй! Живо в лес, сейчас же! – мать впихнула мне в руки большую плетеную корзину и, сильно сжав мою руку, потащила к выходу.

– Больно же! Отпусти! – заорал я и хотел было добавить что-нибудь обидное, но, увидев в дверях усталые глаза подошедшего на шум отца, осекся на полуслове.

– Когда же ты возьмешься за ум, сынок? – с хрипотцой в голосе спросил меня папа. – Посмотри, все твои сверстники уже стали уважаемыми гражданами, некоторые даже купили дома в центре города, а ты все на нашей с матерью шее…

Отец мягко взял меня за руку и вывел из дома, он стал рассказывать мне, как приятно трудиться на рассвете, когда еще чувствуется ночная прохлада, когда все вокруг радуется первым лучам солнца. Как наполняются этой радостью твои руки, передавая ее работе, какие красивые вещи появляются тогда из-под твоего резца. Я любил отца, он был прямой противоположностью матери, и мог говорить часами о своей работе, увлекая ею даже такого лентяя как я. Да и работая, не покладая рук, можно было заработать на новый дом и стать более уважаемой семьей. Мне почти сразу захотелось ему помогать, а надо было только принести свежих веток и сухой коры из леса.

«Какая тишина и запустение… Где все? – думал я. – Где медперсонал, где врачи и папарацци, одним словом, где встречающие меня потомки?».

Ничего не изменилось вокруг: те же белые стены, тот же потолок, с теми же лампами, только все как будто более тусклое, словно подернутое тонкой поволокой. Я моргнул несколько раз, поволока не исчезла. Тогда я встал на дрожащие от долгого сна ноги и подошел к стене. Мои ладони оставили яркие, белые следы на стенах. Я посмотрел на свои ступни – они утопали в чем-то сером, мягком, почти невесомом.

«Боже мой, это пыль!» – ошарашила догадка.

– Есть кто живой?! – прокричал я, выглядывая в коридор. Голос оказался осипшим, но, тем не менее, больно резанул, отвыкшие от громких звуков, барабанные перепонки.

Тишина, только грозно вспыхнули и замигали красные таблички над дверя ми «Не шуметь!».

Криокапсула отключилась, судя по датчику, в строго установленное время, системы жизнеобеспечения сработали, как и планировалось, без нарушений, и вот он я – живой и здоровый… А где же все?! Одежду, конечно, мне не оставили. Так, вижу стерильный медицинский халат в прозрачном шкафу, буду пока медбратом. Но нет! Белая материя рассыпалась пылью у меня в руках… Что же это такое?.. Похожу, поищу что-нибудь или кого-нибудь.

Прошлепал голышом весь коридор. При моем приближении двери, простужено сипя, будто не желая демонстрировать содержимое комнат, нехотя отъезжали в стены. Как только я пересекал порог – вспыхивали неяркие лампы, освещая пылищу и запустение! Фу-у! Как-то непривычно бродить по такой грязи с голыми… ногами. Никого! Ни одной живой души. Пыль толстым ковром повсюду: похоже, здесь не убирались уже очень давно. Я перерыл все ящики и шкафы – много всякого барахла и запчастей, но никакой одежды… Черт, есть хочется! Пожрать они здесь своему предку тоже не оставили!

– Что-то мне это не нравится! – сказал я задумчиво. Но я живой и нахожусь в научном секторе – это уже хорошо!

Выход из научного сектора – под табличкой «Карантин» мощная бронированная дверь, ее приходится открывать вручную, автоматика не работает… Рычаг замка еле повернулся, с утробным скрежетом дверь ушла в стену и… в лицо ударила темнота и запах склепа. Что случилось? Авария? А про меня забыли… Научный сектор на автономном питании, с ядерным мини-реактором, рассчитанным, как мне рассказывали, на 1 000 лет, замкнутая рециркуляция воздуха, а сам подземный бункер как же? Странно! Определенно, здесь что-то не так! Открываю тяжелую дверь по шире, чтобы свет Науки разогнал мрак Карантина, и начинаю разглядывать помещение.

Лавки, кресла, офисный стул и стол в углу, два металлических шкафа у дальней стены, все как тогда – в самом начале, только везде толстый слой нетронутой пыли и тяжело дышать, вентиляция, наверное, отключилась здесь везде, кроме Науки. Брезгливо, на мысках прохожу босыми ногами по слою вековой пыли к железным шкафам. Молю бога, чтобы там было хоть что-нибудь нужное.

Бог все-таки есть! В одном шкафу нахожу резиновые ботфорты и перчатки, а в другом – полный костюм химзащиты, больше похожий на скафандр, со встроенным датчиком облучения. Интересная конструкция у этого датчика, работает от тепла моего тела… Да, техника стала! Быстро облачаюсь в резиновый скафандр – резина от старости потеряла всякую эластичность, шлем одевать, пожалуй, не буду, оставляю его болтаться капюшоном сзади и возвращаюсь в научный сектор за каким-нибудь источником света. Где-то тут я видел большой фонарь, кажется, в этой подсобке. Точно! Работает! Ну, теперь на разведку!

Проклятье! Гермодверь на выходе из Карантина, похоже, заварена снаружи, моих сил недостаточно даже повернуть рычаг замка. Необходимо оживить автоматику. Когда-то я заработал свой первый капитал на электронных игрушках… Да, славные были годы… Так, вижу пластиковую панель распределительного щитка. Что здесь?.. Вот силовой кабель – без тока, а это потребители, как все просто и гениально… Теперь надо решить, как сюда подвести питание из научного сектора… Ну что ж, это дело техники, кусок кабеля валяется в той же подсобке, инструменты – вот они, а подпитаться – разорю один из ближайших свети льников.

Ну вот! Да будет свет! Чуть искрит, но для начала неплохо… Автоматика включилась, как оказалось, в последний раз, и гермодверь, со страшным скрежетом и ужасным треском, медленно откатилась в стену, предоставив мне щель не больше фута шириной. В распредщитке что-то хлопнуло, щелкнуло, и кусок моего кабеля обугленным обрубком стал падать в пыль на железный пол, я сделал торопливый шаг и резиновой рукой оторвал его от светильника, но было поздно, светильник жалобно мигнул, и свет погас во всем научном коридоре… Ладно, потом разберусь. Включаю фонарь. Поглядим что у нас там, снаружи.

Лес начинался сразу за нашим домом, огромные деревья росли плотными рядами, по нескольку стволов в одном месте, словно из одного корня, кое-где образовывая непролазные стены. В вышине ветки почти смыкались, создавая над головой высоченный свод, в котором, среди листвы и больших зеленых орехов, весело щебетали невидимые птицы. Надоедливых мух еще не было, жарким днем они предпочитали прятаться в тени, вылетая только, когда жара спадала, утром или вечером. Мягкая трава нежно ласкала обнаженные ступни и при каждом шаге пружинила, пытаясь сопротивляться моему весу. Земля быстро бежала под моими ногами, было очень жарко.

Почему-то в памяти стали всплывать старые обиды: «Живо-живо, засранец, проклятье… – только и слышу каждый день. – Когда же это кончится?! Когда ты, наконец, будешь нормальным?!».

«Хорошо сейчас братишке – жена, дом новый построили, дети скоро народятся… Быстрей бы стать взрослым, как старший брат, и завезти свою семью подальше от этих воплей!» – думал я, входя под кроны огромных деревьев.

На краю города селились в основном бедняки. Ближе к центру, в большей безопасности, жили богачи. Наш дом стоял на самом краю: такие домики, как наш, были своеобразным щитом для всей деревни. На каждом доме был приделан рог тревоги. Лес был полон опасностей. Частенько из него выходили смертоносные прожорливые твари, такие как Ларки, К’шки или Раты, и кто не успевал спрятаться за крепкими стенами, обязательно оказывался в зубах хищника. Каждому жителю строго-настрого вменялось в обязанность в случае появления какой-либо опасности трубить в рог. На такой случай мы держали охрану – отряд хорошо обученных воинов-стрелков, которые всегда прибегали на крики пожираемых заживо бедолаг. Иногда бывало, что воины опаздывали, и тогда тварь становилась воплощением самой смерти: начинала метаться между хижинами, ломая стены и крыши, могла вломиться в чье-нибудь жилище и вырезать всех, кто там находился, до единого, не щадя ни старых ни малых. Когда-то мой отец именно таким образом и получил наш дом, заняв еще не успевшие просохнуть от крови стены…

Каких-то других опасных соседей, кроме кровожадных хищников, в нашем краю не водилось, но и того, что было, хватало с лихвой. Мои соотечественники очень боялись селиться вне пределов города. Я осторожно вошел под высокие лесные своды и, озираясь по сторонам, быстро потрусил знакомой дорогой к старому сухому стволу, рухнувшему в глубине чащи. После, уже поближе к дому, я предполагал забраться на одно из деревьев за орехами. Солнце едва пробивалось сквозь плотную листву, из которой вместе с лучами света лился вниз поток веселых птичьих трелей, наполнявших полумрак под ногами лукавой радостью, так не гармонировавшей с напряжением перед смертельной опасностью, которая могла прятаться за каждым стволом. Ловко перепрыгивая через выступающие корни, уклоняясь от слишком низко висящих ветвей, я не забывал принюхиваться и поглядывать по сторонам. Я забирал левее от реки, стараясь держаться подветренной стороны.

О, мой бог!.. Что здесь такое произош ло?..

Пластиковые панели на стенах в огромных обугленных дырах. Светильники выворочены с корнем, пол кое-где разворочен до железных перекрытий. Здесь что, была война? Но кто посмел? Этот бункер – частная собственность, и по долговременному контракту с правительством находится в юрисдикции специальных государственных служб. Луч фонаря медленно блуждал по стенам, потолку и полу общего коридора, выхватывая фрагменты страшных разрушений. Оказывается, гермодверь была замурована снаружи стеновыми панелями, сорванными моим выходом «в свет», теперь они уродливо топорщились, дополняя общую картину разрушений. Быстрее одеваю шлем химзащиты.

– Так, без паники! – скомандовал я себе, – если мне не изменяет память, то в восточном крыле располагается центральный пост наблюдения, то есть главный штаб этого бункера.

«Направо или налево?» – я пошел, кажется, правильно – направо.

Свечу по стенам в надежде, что на них уцелели какие-нибудь указатели. Так и есть! Пластиковая дощечка со стрелочками, которые раньше светились. Итак, стрелка WC, Exit, стрелка ROOMS и, наконец, стрелка HQ (штаб) – поздравляю, я выбрал верное направление!

– Черт! – гермодверь с надписью HQ в конце коридора оказалась заперта. Мой голос прозвучал глухо и низко во тьме покрытых пылью стен.

Что делать? Пойду поищу что-нибудь интересное в других помещениях.

Чувство голода начинает нарастать, перехватывая спазмами живот, мешает идти. Прорезиненная ткань костюма абсолютно герметична, и скоро я чувствую себя, как после горячего душа, но снимать в этом жутком подземелье свою единственную одежду нет никакого желания.

Затхлый воздух коридора проникает даже через респираторный фильтр химзащиты, облачка пыли взлетают из-под толстых резиновых подошв и невесомо замирают в луче моего фонаря. А ведь когда-то здесь было весело и светло, по коридорам сновали серые комбинезоны и белые халаты, скрывавшие под собой тела техников и врачей, а у двери штаба и лифта всегда стояли, расставив ноги, строгие морские пехотинцы, из стеновых динамиков играла негромкая музыка, прерываемая объявлениями для персонала. А сейчас?.. Приглушенные звуки шагов и грохот сердца в ушах – единственная музыка, сопровождающая мои поиски. Что же здесь все-таки произошло? Холодный, замешанный на неведении, страх начал вползать в мою душу.

– Черт, как есть хочется! – высказался я вслух, чтобы разогнать гнетущую тишину коридора. – Думаю, в жилых помещениях должно быть что-нибудь.

ROOMS – это ближайшее от штаба помещение.

Я первый раз споткнулся не о яму в полу, что-то хрустнуло и покатилось у меня из-под ног. Я посветил фонарем… О ужас! Под резиновой тканью мое тело моментально просохло от пота и заледенело от страха! Передо мной валялась половинка человеческого черепа, а я стоял прямо в грудной клетке, раздавив чьи-то истлевшие позвонки. Я в ужасе выдернул свою ногу из древнего скелета и, сделав неверный шаг назад, уперся спиной в выступ развороченного дверного проема. В свете фонаря мне почудились какие-то тени, и, не в силах сопротивляться нахлынувшему ужасу, бросился со всех ног в коридор, ведущий к Карантину, топот моих резиновых сапог отдавался приглушенным эхом от стен, а мне казалось, что кто-то преследует меня. Я добежал до входа в Карантин, за доли секунды протиснулся в щель двери, в один прыжок оказался за дверью Науки и разом захлопнул гермодверь, нисколько не задумываясь о ее тяжести. Я оказался в кромешной темноте, фонарь, намертво зажатый в моей руке, почему-то не горел. Но пока об этом думать не хотелось, я вообще ни о чем не мог думать. Сердце бешено колотилось, легкие, отвыкшие за столько лет от нагрузок, надсадно хрипели, пот заливал глаза, ватные ноги отказывались держать мое тело, и я немедленно рухнул на пол.

Горло сжало комком и слезы покатились из глаз. Стянув с головы пластиковую маску шлема, я резиновым кулаком размазывал по грязному лицу так некстати подкатившее отчаяние.

– Что… Что, это… такое? Что… здесь… случилось?.. – услышал я в темноте свой собственный хриплый шепот.

Тьма! Наконец потрясенный разум получил сигнал от ослепших глаз, и я принялся щелкать выключателем на фонаре в надежде добыть свет, но, судя по вмятине на его корпусе и разбитой линзе, кажется, я им слишком сильно махал на бегу, защищаясь от неведомых врагов.

Пробежав почти полдороги, я почуял противный мускусный запах! Я узнал эту вонь – так может пахнуть только один зверь в наших лесах – Рат! Я застыл, как вкопанный, замер на одном месте, с трудом сдерживая учащенное дыхание, медленно поворачивал голову из стороны в сторону, сильнее втягивая в себя воздух. Сомнений не было – где-то рядом прячется Рат! Этот зверь имеет тошнотворный мускусный запах, и поэтому его можно заметить издалека, при этом Рат хоть и любит мясо, но первым нападает редко, он только охраняет свою территорию, где хранит запасы. Но не приведи бог подойти к его кладовой – Рат набросится, разорвет и растопчет, а труп отволочит подальше и закопает про запас. Когда тело достаточно протухнет, станет мягким и сладким, Рат снова найдет его по запаху, разроет и съест. Но свои кладовые Рат делает не из трупов. Рат находит самые сладкие корешки, которые ценятся у нас дороже целого дома. Запасы из этих корней и создает Рат, закапывая неглубоко в землю, и помечает своими пахучими метками. У Рата есть только один враг – К’шка, огромный зверь, еще больший, чем Рат, и при этом очень ловкий и неимоверно сильный, вооруженный острейшим когтями, скрытыми до поры в мягких подушечках лап, и длинными клыками, тонкими и острыми, словно метательные дротики наших воинов. К’шка охотиться на все, что меньше его по размеру, от Рата до моих соплеменников. Нашим воинам еще ни разу не удавалось убить К’шку. О кровожадности этого хищника ходили страшные легенды. Например, наметив себе добычу, К’шка запоминает ее запах и преследует до тех пор, пока не ощутит вкус ее крови. Благо таких тварей было совсем немного в нашем лесу, но встреча с ними означала только одно – смерть. Совсем другое дело Ларки – они охотятся стаями, и в основном на таких, как я. Один Ларк может появиться перед тобой и будет преследовать тебя или убегать, но всегда загоняет или приводит в западню, устроенную всей стаей, как правило, до двадцати особей.

Не хочу вспоминать, чего мне стоило разобраться в темноте с электропроводкой научного сектора, терзаемый голодом и подступающей жаждой, но, в конце концов, мне это удалось. И я вздохнул спокойно. Снова прошелся по научному сектору, желая отыскать хоть что-то, что пролило бы свет на случившееся, но, видимо, этот сектор замуровали настолько давно, что все свидетельства превратились в прах. Я нашел немало компьютеров и научного оборудования, которое не работало. Голод и жажда давали знать о себе все сильнее. Похоже, мне все-таки придется выйти из своего убежища на поиски еды, а значит, надо найти новый фонарь. Скоро мои старания были вознаграждены: в одном из ящиков с какими-то запчастями обнаружился другой фонарь, меньший, чем разбитый мной и, наверное, слабее. Теперь можно выйти во тьму бункера.

Вооружившись куском арматуры, найденном в том же ящике, что и новый фонарь, я осторожно, стараясь не шуметь, протиснулся в щель карантина. Перемещаясь короткими перебежками, я оказался в том месте, откуда недавно в ужасе бежал. В свете моего слабого фонарика я смог рассмотреть окружающие предметы. Я находился в широком проходе, отделявшим научный сектор и штаб ото всех остальных помещений, передо мной лежало несколько почерневших скелетов, настолько древних, что малейшее прикосновение превращало их в пыль. Среди этих древних костяков я обнаружил помятый шлем странной формы и непонятное, поломанное оружие, состоящее из расколотого пластикового приклада, широкого магазина с коротким металлическим раструбом на длинном, обугленном ложе. Состояние жилых комнат пугало еще больше. Повсюду были разбросаны кости, вся мебель сломана. Стены выжжены до бетонного основания. В одной из комнат, в большой воронке на полу, я обнаружил плоскую металлическую коробочку. Я попытался ее открыть, но тщетно, возможно это не коробочка, а что-то еще. Повертев ее в руках, я, за неимением карманов, сунул ее за голенище сапога. И больше ничего и никого… Никого живого, только тени от моего фонаря блуждали вокруг. Тут не было даже паутины и ее вездесущих хозяев, вообще никаких намеков на жизнь. Скоро стало понятно, что бояться здесь некого! Тут был только один опасный живой – Я.

WC и Exit, но продолжение коридора, ведущего к туалетным комнатам и лифту на поверхность, оказалось засыпано рухнувшими перекрытиями вперемешку с песком и щебнем, и вдобавок счетчик облучения, встроенный в рукав моего костюма, ощутимо завибрировал. Я посмотрел на него, и волосы на голове непроизвольно зашевелись, и я бросился вон из этого коридора. Разбросанные повсюду человеческие кости уже не удивляли, теперь меня больше беспокоила радиация, но чем дальше я отдалялся от завала, тем спокойнее становился счетчик.

Штаб! Там должен быть эвакуационный выход! Но как туда попасть?

– Я же нашел эту странную коробочку, может быть, это и есть ключ, надо попробовать! – огласил я коридоры радостным шепотом и потопал к единственной запертой гермодвери.

И вот я снова около HQ. После внимательного осмотра двери я нашел небольшую прорезь, как раз подходящую для найденной мной коробочки. Вставив и немного повернув ее против часовой стрелки, я, ценой неимоверных усилий, смог немного откатить тяжеленую дверь в центральный пост. Я прислушался – тишина, посветил в щель фонарем – ничего, только пыль, поднятая со своих мест движением воздуха из двери, неторопливым танцем заполняла луч света. Скоро я оказался в центральном посту наблюдения! Я медленно водил лучом фонаря по внутреннему пространству штаба. Передо мной предстала довольно просторная комната, уставленная вдоль стен потухшими пультами управления, на полу, как и везде, многовековой слой пыли, и, что более всего привлекло мое внимание, это порядок. Здесь, в отличие от остальных помещений, ничего не было взорвано или разрушено. Посреди комнаты стояли снятые с колесиков операторские кресла, на них лежал широкий пластиковый щит, на котором угадывались остатки материи. Неужели кто-то устраивал себе здесь постель? Я сделал шаг к противоположной стене, – там должна была быть дверь эвакуационного выхода. И тут луч моего фонаря скользнул по небольшому металлическому столу рядом со стеной, и я остановился как вкопанный. Из-за стола на меня уставился пустыми глазницами целый, неповрежденный скелет.

Я не знал, видит ли меня сейчас почуянный мной Рат, или нет, поэтому медленно сделал несколько шагов в сторону, безошибочно определил направление запаха и, пригибаясь, чуть ли не ползком, держась подветренной стороны, стал обходить предполагаемое убежище опасного зверя. Подкравшись совсем близко, я был готов пуститься со всех ног на утек, но к моей великой радости, злобной твари в ожидаемом месте не оказалось, а источником его запаха был небольшой холмик свежей земли, неумело забросанный вырванной с корнем травой и прошлогодними листьями.

«Ратовья кладовая! – пришла ошеломительная мысль, вот так удача!».

Похоже, Рат сделал ее не так давно, потому что в прошлый раз, несколько дней назад, когда я ходил этой же дорогой в чащу, ее еще не было! Мне тут же вспомнился рассказ отца о том, как разбогател его дядька, которому так же посчастливилось найти в лесу ценнейший клад, сделанный запасливым зверем. Благодаря такому богатству вся моя семья переселится в центр города и не будет работать несколько лет, а меня наконец-то перестанут пинать и обзывать проклятьем рода!

Стараясь не топать по пластиковому полу, чтобы этот артефакт не развалился от вибрации, я осторожно приблизился. В неярком свете фонарика стал разглядывать бывшего человека. Он сидел в просторном операторском кресле, с высокой спинкой и подлокотниками. Запрокинутый череп уставился пустотой своих глазниц в одну точку где-то над моей головой, остатки рук лежали на коленях ладонями вверх. На серых костях застряли кусочки странной материи неясного цвета. Затем я перевел луч света на стол перед скелетом, мое внимание привлек странный прибор, стоявший там, – светлый целлулоидный шар на короткой, тонкой ножке, расширяющейся книзу, в основании видны какие-то кнопки. Рядом, на столе, стоял шлем, такой же, как в жилых помещениях, только целый, около шлема лежал подернутый ржавчиной, но неплохо сохранившийся боевой нож, а у ножки стола – похожее оружие, как и виденное мной в коридоре. Я осторожно прикоснулся к прибору. Ничего особенного не произошло, только облачко серой пыли взметнулось из-под моих резиновых пальцев. Я осторожно взял «винтовку», прислоненную к ножке стола, и осмотрел ее, но при слабом свете, в темноте, понять, что это и как оно работает не представлялось возможным, и я поставил ее обратно. Единственное, что мне могло принести сейчас пользу – это нож, кстати, еще сохранивший свою заточку. Из какого же он сплава? Нож я сунул за голенище ботфорта.

Под столом я наткнулся на пластиковую корзину с небольшими, покрытыми пылью, пакетиками. Я запустил туда руку и поднес несколько пакетов к глазам. О чудо! Это оказалась еда, – кубики, запаянные в толстую пленку, с мелким текстом, повествующим о составе и изготовителе. Я торопливо вскрыл один пакетик, с надписью «Хлеб», и запихнул несколько кубиков себе в рот, ничуть не задумываясь о сроке годности. Сухие кусочки черствого хлеба показались мне божественно прекрасными. Поискав в корзине еще, я нащупал пакетик с какой-то жидкостью, поднеся его к свету, прочел: Coca-cola. Проколов в нем дырку ножом, торопливо выдавил содержимое себе в рот. Вкус совершенно не был похож на тот напиток, к которому я привык, но это была хоть какая-то вода. Голод и жажда немного отступили.

Забыв от радости про все, я бросился к вонючему бугорку и голыми руками принялся остервенело его раскапывать, и тут же влез ногами в свежую лужу, – метку, оставленную Ратом. «Не беда, теперь я буду им пахнуть, а дома все обгадятся от страха… Ха-ха! А я им такое принесу вместо материалов!» – беззаботно и весело думал я.

Раскапывая припасы Рата, я настолько увлекся мыслями о своем триумфе, что совершенно не заметил кровавой дорожки, уводившей в кусты. Еще от моего восхищенного взора ускользнули следы жестокой борьбы вокруг раскапываемого бугорка, и лужа, в которой я стоял, пахла совсем не экскрементами Рата.

Окрыленный своей удачей, я нащупал, как мне показалось, толстый оголовок одного из ценнейших кореньев, которые находит и прячет Рат, и, обхватив его ладонями, изо всех сил потянул к себе. Корень никак не хотел поддаваться, и я, упершись ногами во влажную землю, еще сильнее потащил его к себе.

Emergency – высветилась надпись в свете луча фонаря, и я тотчас бросился к низкой двери. Колесо замка было заблокировано. «Заперто», – обреченно подумал я, – но стоп! У меня же есть ключ. Он может подойти. Точно!» – осенило меня.

– К черту эту чертову могилу!.. – и я стал лихорадочно искать на двери прорезь для найденной мной и уже однажды использованной коробочки-ключа.

Стянув с рук резиновые перчатки, я принялся влажными ладонями обтирать пыль со всей двери. Ладони быстро стали черными. Наконец, в самой верхней точке, почти под надписью: «Аварийный выход», я нащупал узкую щель. С тихим щелчком ключ вошел в пыльную прорезь под самой надписью. Утопив коробочку-ключ до конца, я с утроенной силой схватился за ручку двери. Эта гермодверь была, пожалуй, самой тяжелой из всех, но я не чувствовал этого, напрягая все свои силы, дюйм за дюймом, со страшным скрежетом, я откатывал ее в стену, освобождая себе путь к свету и чистому воздуху. Я не хотел даже думать о том, что и этот выход может быть завален радиоактивными обломками! Скоро я был вознагражден за свой, поистине титанический труд, – высвечивая перед собой слабеющим лучом фонарика, различил платформу подъемника и жерло эвакуационной шахты, устремлявшейся далеко ввысь.

Не помня себя от радости, я вбежал на платформу, которая казалось, ждала здесь только меня. Найдя консоль управления и сдув с нее пыль, торопливо надавил на кнопку со стрелкой вверх, – ничего не произошло…

– Работай… Только работай… Ну же!.. – истерически шептал я, рыская руками по консоли в надежде оживить ее.

– Черт! Проклятье! Чертово электричество! – заорал я на консоль, не в силах владеть своими эмоциями.

В бессильной ярости орал благим матом, бил по консоли кулаком, несколько раз приложился по кнопкам лбом. Обессилев после эмоционального всплеска, опустился на пол подъемника и, прислонившись к стене, замер в тишине черной могилы. Фонарь ослабел настолько, что я его выключил. «Все кончено!» – пульсировала единственная мысль.

И тут, подавшись назад, я увидел его… Я встретился взглядом с зелеными буркалами, в которых застыла моя смерть, в обрамлении длинных белых вибрисов. Она сидела на огромной, покрытой густой шерстью тупорылой морде и плотоядно буравила меня узкими треугольными зрачками. Огромный хищник сделал, как мне показалось, неуверенный шаг из кустов и немного припал к земле. К’шка был великолепен! Огромное, покрытое плотной шерстью, длинное тело перемещалось очень легко и совершенно бесшумно, острые уши плотно прижались к большой голове, длинные клыки обнажились. От страха я даже забыл дышать, и пораженный его величием, продолжал пребывать в той же неудобной позе, глядя на свою смерть. Это было незабываемое зрелище! Все произошло в течение нескольких ударов сердца. Не успел я набрать воздух, чтобы закричать, как огромный зверь, сорвавшись с места, прыгнул!

О смерти как-то не думалось! Радостные мысли, до этого момента роившиеся у меня в голове, словно испуганные лесные мухи, куда-то разлетелись, а я не был мыслью или лесной мухой, поэтому улететь или отпрыгнуть в сторону никак не успевал! Какие-то доли секунды отделяли меня от страшного конца. Я все еще тянул на себя неподдающийся корень, как вдруг земля разошлась под ногами, и огромные черные когти, готовые разделить меня на части, обдав тяжелым зловонием из распахнутой пасти, бессильно рассекли воздух над моим правым ухом! Опомнившись и, наконец, заорав от страха, я полетел в темную бездну!

Вдруг мне показалось, что вокруг посветлело; я встал и, откинув с головы прорезиненный капюшон шлема, взглянул вверх, и тут что-то, пронзительно пища, шлепнулось мне в только что снятый с головы капюшон химзащиты. Я в ужасе вскочил на ноги и, выворачивая назад голову, лихорадочно начал стягивать с себя скафандр. Стянув его до половины, увидел в капюшоне какого-то мелкого зверька, похожего на грызуна, в данный момент не подающего признаков жизни… Я осторожно потыкал его пальцем, – никакой реакции, но тельце еще теплое. Наверное, разбился о резину капюшона или сдох от страха, пока летел! Я потрясенно поднял голову и далеко наверху увидел небольшое светлое пятно! Не может быть! Быстро вытряхиваю бездыханную тушку на пол и снова застегиваю скафандр, надеваю резиновые перчатки и лихорадочно вожу ожившим фонарем вокруг, в надежде увидеть что-нибудь, напоминающее техническую лестницу. Вот оно! Из стены напротив торчат ржавые скобы, ведущие наверх. Бросаюсь к ним. Стоп! Прихвачу-ка с собой тушку этого грызуна, он вроде крупный, может быть еще пригодится, неизвестно где я окажусь, выбравшись на поверхность, есть-то все равно хочется.