Читать книгу Питомник. Будь осторожен с мечтами… - Антон Павлович Кротков - Страница 23

Весна всё решительнее вступала в свои права, дни становились длиннее, всё чаще припекало солнце. В такие дни в посёлке текло с крыш, радостно по-весеннему чирикали воробьи. И хотя порой ещё бывало морозно, пахло уже по-весеннему… В самом воздухе было разлито томительное предчувствие важных перемен. И словно просыпаясь от зимней спячки, душа рвалась на простор.

После обеда Платон решил пройтись на лыжах по последнему снежку. Неважно, что ковёр из опавших хвойных иголок почти исключал свободное скольжение, всё равно, даже черепашьим шагом, кое-где проваливаясь на рыхлом снегу, было нескучно гулять по пробуждающемуся лесу.

Природа наполнялась новой жизнью: яркие пятна солнечного света лежали на голубой, хрупкой корке просевшего наста, на бронзовых стволах сосен, кроны которых, казалось, возносились к самому небу, а там – в прозрачной и чистой синеве проплывали лёгкие ажурные облака, от которых веяло свежестью высоты. Ещё дух бодрили запахи смолы, вечнозелёного багульника и кое-где показавшейся из-под снега земли. Вспорхнет, прошумит стремительными крыльями и скроется в глубине лесного заросшего оврага пугливый рябчик. Однажды метрах в пятидесяти вдруг с шумом вырвался из-под снега большой чёрный тетерев. Неясное сонное бормотание где-то поблизости только пробующих силы токующих косачей сопровождало лыжника почти всю дорогу. Обычно в жизни миролюбивый, на этот раз Платон даже пожалел, что не охотник, ведь столько дичи вокруг! Впрочем, для него желаннее трофеи иного рода: по пути Воронцов то и дело останавливался, чтобы записать в блокнот появляющиеся дельные мысли по книге…

Так он вышел на солнечную, окружённую березняком, поляну, сел на пригретый солнцем высокий пень, и снова взялся за авторучку. На какое-то время он полностью сосредоточился на своих мыслях и не замечал того, что происходит по соседству. Пока чуткое ухо не уловило знакомый звук. Через минуту звонкая барабанная дробь дятла раздалась уже почти над самой головой, хотя самого барабанщика пока не видно за широким стволом сухой ели. Зато неподалёку, в глубине леса, мелькнув, бесшумно пролетела рыжеватая птица.

А вон и ещё какой-то обитатель чащи наблюдает за человеком. Похоже, небольшой олень или косуля, вероятно молодой самец с подросшими за зиму рогами. Или по-народному просто козёл. Зверь стоял к нему немного боком, на фоне солнца, отчего был рельефно очерчен контровым светом. Красивый изящный силуэт сохранял неподвижность – застыл, словно статуя, слившись с кустами и деревьями. Забавно. Скорее всего, заметив человека, юнец решил притаиться в надежде, что двуногий не заметит его и пройдёт стороной, кто же знал, что очкарику приглянется этот пень.

Заинтересовавшись, Платон тоже стал всматриваться в редкого представителя местной крупной фауны. Происходящее напоминало игру, надо лишь подождать, что последует далее, если никак не подгонять естественный ход событий. Первым шевельнулся рогач, но вместо того чтобы убежать, доверчиво двинулся навстречу. Вот так удача! Вероятно, ещё молодой совсем! Правда, при более близком рассмотрении оказалось, что лишь один рог у него имеет красиво разветвлённую форму, а второй будто обломан или неправильно развит и напоминает острый шилообразный обломок. И всё же момент удивительный и надо его ловить. Мужчина улыбнулся и зашарил рукой в рюкзаке, торопясь достать фотокамеру. Только без спешки и резких движений, чтобы ненароком не вспугнуть такую красоту, иначе упустишь редкую возможность сделать впечатляющий снимок…

Улыбка стала сползать с лица Воронцова по мере того как олень становился ближе, что-то в его поведении было не так. Вслед за пробежавшим по спине холодком и волной внутренней дрожи писателя бросило в пот, спина почти мгновенно стала мокрой: из шкуры безобидного копытного на него смотрели глаза… матёрого хищника! Умного, расчётливого, читающего все его мысли. Будто из туши вот-то вылезет что-то иное, безжалостное и страшное – прямо из брюха или через эти дыры в черепе… Они смотрели лоб в лоб и человека буквально парализовало: он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, видел только эти страшные глаза.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Платону всё же не удалось взять в себя в руки. Справившись с наваждением, он неожиданно для себя вдруг яростно по-звериному зарычал, скаля зубы, затем рявкнул «Пш-ш-л прочь!», и замахнулся тяжёлой фотокамерой. Рогач сразу будто потерял к нему интерес, спокойно развернулся и так же неторопливо пошёл прочь.