Читать книгу Зона-51 - Антон Петрович Гусев - Страница 8

20 ноября 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

Несмотря на то, что в столице Соединенных Штатов в эти дни проходила конференция руководителей структурных подразделений Центральной разведки, настроение заместителя директора ЦРУ Джеймса Энглтона никак не располагало к общению. В самый канун сложного и ответственного мероприятия он получил порядочный нагоняй от своего непосредственного начальства – подозрения его протеже Анатолия Голицына в отношении одного из североамериканских политических тяжеловесов не подтвердились. Советский перебежчик высказал не соответствующее действительности мнение о принадлежности к числу советских агентов влияния Лестера Пирсона, премьер-министра Канады.

Этот политический деятель был известен своими миротворческими инициативами и лояльностью, способствовал мирному урегулированию арабо-израильской войны и Суэцкого кризиса, председательствовал некоторое время в Генеральной Ассамблее ООН, и потому вполне мог сойти за противника американской агрессивной политики во всем мире,49 но голословно обвинять его в шпионаже в пользу СССР было, конечно, излишним. В то время, как Президент Кеннеди изучал «досье Пирсона», хваля людей Энглтона за качественную работу в верхах, проверка резидентуры в Оттаве показала обратное. Возможно, Голицын ошибся, но ЦРУ ошибок не прощало никогда – его было решено временно заморозить, остановив какую-либо его активность, включая прием поступающей от него информации. Не обошлось и без выговора Энглтону – дабы впредь неповадно было доверять сведениям, исходящим от выходцев «с того берега», не проверив их по собственным каналам должным образом прежде, чем доносить до самого верха.

Конечно, он не был вхож в Овальный кабинет, и вина его руководства, сообщившего Президенту недостоверную информацию, была никак не меньше его вины, а все же на роль козла отпущения он подошел как нельзя лучше. Он, в свою очередь, обоснованно считал себя обиженным и жаловался на позицию начальства в первый же перерыв в работе конференции своему другу, Дж. Эдгару Гуверу. Руководитель ФБР тоже был приглашен на пленарное заседание, чтобы прочитать какой-то доклад, после заслушивания которого приятели решили обменяться последними известиями за чашкой кофе в лобби отеля «Амбассадор», вместившего в этот день участников заседания.

Выслушав жалобу друга, Гувер только усмехнулся в ответ и процедил:

–У нас тут субчик почище.

–Кто такой? Я с ним знаком?

–Не знаю, возможно, – многозначительно ответил его гость. – Его зовут Ли Харви Освальд. 24 года. Бывший морпех из социально неблагополучной семьи, проживший три года в СССР и вернувшийся оттуда с русской женой.

Энглтона передернуло, но он старался не подавать виду, что услышал нечто знакомое и крайне неприятное.

–Во-первых, – с напускным равнодушием и некоторой обидой на не уделившего его эмоциям внимания приятеля, говорил он, – мало ли у нас морпехов из неблагополучных семей, до которых Центральной разведке нет никакого дела?! Во-вторых, вопросами въезда и выезда занимается у нас совсем другое ведомство, к которому я не имею никакого отношения – так почему я должен вмешиваться в его работу? В-третьих, если речь идет про компрометацию Голицына с использованием каких-либо других перебежчиков из Москвы, то не трать напрасно время. Я свою точку зрения озвучил, и менять ее не собираюсь. Голицын – достойный и проверенный человек!

–Ого, сколько контраргументов! – улыбнулся Гувер. – Только ни компрометацией Голицына, ни критикой твоих точек зрения я заниматься не собираюсь. Скорее, наоборот. И да – тебя этот субъект заинтересует, уверяю.

–Тогда я весь – внимание.

–Тебе ведь известно, что структура, которую ты представляешь, никакими серьезными полномочиями по осуществлению оперативной и следственной работы не обладает? Как и то, что структура, которую представляю я, не только обладает таковыми, но и обязана реагировать, как только до нее доходят хоть какие-нибудь сведения о готовящихся преступлениях, в том числе касающихся государственной власти Штатов?

–Допустим, – скривил губы в саркастичной улыбке Энглтон, знавший, что с таких долгих прелюдий у Эдгара обычно начинается описание чего-то чертовски важного. – И что?

–Также, наверное, тебе известно, что Бюро иногда прибегает к не вполне законным способам получения такой информации? Например, люстрации дипломатической почты и прочему?

–Слушай, прекрати. Не воруй мое время. Или говори по существу или до свидания.

–Говорю, – собравшись и резким движением поставив чашку кофе на стол, отрапортовал Гувер. – Мы вскрыли почту советских посольств в Вашингтоне и в Мехико и кубинского диппредставительства в мексиканской столице. Правда, надо и твоим парням отдать должное – не обошлось без помощи Уинни Скотта… И то, что мы увидели в этой почте, поразило и меня, и Скотта. Этот самый Освальд, неполных два года тому назад вернувшийся в Штаты из СССР, как у них говорят, «не солоно хлебавши», не только вступает в активные контакты с представителями этих консульских организаций, но и обещает в их интересах совершить серьезное преступление, связанное с подрывом американской государственности – вплоть до убийства Кеннеди!

–Ну мало ли, кто что обещает… – нервно пожал плечами Энглтон, все еще делая вид, что ничего существенного глава ФБР ему не сообщил. Но тот не успокаивался:

–Но он также получает – непонятно, за какие заслуги, – крупные денежные средства от кубинского посла, а в советском представительстве в Мехико вступает в контакт с хорошо известным тебе атташе Костиковым, который в действительности является агентом КГБ, ориентированным на политические убийства за рубежом. И, кстати, успешно осуществившим некоторые из них. Чего только стоит таинственное «исчезновение» шведского дипломата Валленберга, осуществленное при его участии…

–И что из этого проистекает? Что Кастро и Хрущев одновременно наняли этого парня… как его… Освальда – для ликвидации Джей-Эф Кей?

–Допустим, Кастро финансирует, а Хрущев снабжает опытными кадрами…

–Но как он к нему подберется? – резонно спросил замглавы ЦРУ.

–Этого я не знаю. Я рассказываю только то, в чем уверен и чему получил подтверждение.

–А этот Освальд вообще нормальный?

–Вот, – поднял палец вверх Джей Эдгар. – В том-то и дело, что его россказни вполне могут сойти за бред сумасшедшего, и звучат-то они вполне созвучно с рассуждениями обитателей госпиталя Святой Елизаветы. Но ведь почему-то послы принимают его, вступают с ним в переговоры, даже оказывают содействие в получении виз и оплачивают какие-то его счета. Неужели они настолько слепые, что не отличают настоящего агента спецслужб и убийцу от сумасшедшего?! Причем кто эти послы? Это представители стран, явно озлобленных на нас после залива Свиней, размещения ракет в Турции, Карибского кризиса и прочих демаршей последних лет! В такие совпадения я лично не верю…

–А кто бы мог поверить?

–Не понял?

–Ты сказал, что Уинстон Скотт в курсе происходящего.

Эта фамилия много значила не только в рядах ЦРУ, в котором он занимал скромную, на первый взгляд, должность главы резидентуры в Мехико, но и далеко за его пределами. Все крупные правоохранители Штатов знали его как отличного и высококлассного шпиона, стоявшего у истоков разведки еще со времен «Дикого Билла» Донована; человека без принципов, способного на любое преступление, если оно совершается в интересах государства; жесткого и своенравного человека, пользовавшегося в Управлении почти неограниченной властью и таким же объемом информации. Многое, что было известно ему, для всех остальных было тайной за семью печатями, включая иногда и руководство Управления, так что вопрос Энглтона прозвучал для Гувера не наигранно – если уж операция проводилась ФБР при содействии Скотта, о ней наверняка, кроме исполнителей, не знала ни одна живая душа.

–Так точно.

–И каково его мнение насчет всего случившегося?

–Не знаю, каково его мнение, – пожал плечами Гувер. – Вижу, каковы его действия. А вернее, бездействие. Он ведет себя не как сотрудник Центральной разведки, и даже не как добропорядочный гражданин Штатов – видит Бог, не хотел этого говорить, но в такой обстановке, не находя объяснения его поведению, просто не могу выразиться иначе. Я обеспокоен, Джим, и очень обеспокоен. И, если никто из вас ничего не предпримет в самое ближайшее время, я вынужден буду сделать это сам!

–Это угроза?

–Освальд и его контакты – вот настоящая угроза американской безопасности. И тот, кто не предпринимает ничего для ее устранения – будь то ты или Скотт – враг государства такой же, как этот Освальд!

–А я-то тут причем? – округлил глаза Джим.

–Ты ведь второй человек в разведке, не так ли?

–Ты сильно преувеличиваешь…

–И все же ты можешь ответить на вопрос о том, как этот сумасшедший фанат всего русского так легко вернулся в Штаты после трех лет пребывания за железным занавесом, снова получил гражданство и не вызвал своими действиями ни единого нарекания со стороны твоего ведомства?!

21 ноября 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

-А тебе не кажется, что вы на пару с твоим приятелем из Бюро совсем заигрались в шпионов? – с усмешкой ответил Уинстон Скотт, выслушав рассказ Энглтона. Он также в эти дни находился вне своего основного рабочего места в Мехико, прибыв на конференцию глав подразделений ЦРУ в столицу. Однако, для беседы с ним Энглтон выбрал уже не лобби отеля, а закрытый от посторонних глаз кабинет в одном из офисов службы – Скотт слишком много знал, и утечка, даже случайная, какой-либо информации от него могла очень дорого стоить безопасности Соединенных Штатов. – Сначала этот Голицын, потом тотальная слежка за всеми американцами, которые хоть раз держали в руках русскую газету или книгу русского писателя… Что дальше? Слежка за каждым жителем нашей страны и абсолютное попрание Конституции просто потому, что вам что-то там померещилось?

–Ну причем тут Голицын… – потупил взор и без того сытый по горло этой темой Энглтон.

–При том, что его откровения относительно Пирсона не оправдались. А это значит, что он вбрасывает дезу!

–…или заблуждается…

–Разведчик такого уровня – и заблуждается? – расхохотался Скотт. – Исключено. Просто-напросто хотел подорвать дипломатические отношения внутри североамериканского континента, выполнял задание Центра по разложению в стане врага, как они выражаются.

–А сколько полезной информации он дал нам до этого? Копацкий, Молодый, Ким Филби… – парировал Джим.

–Да, твой друг Ким Филби! – язвительно прервал его собеседник, подняв палец вверх.

–Перестань. Ты ведь отлично знаешь, что для Центральной разведки значили разоблачения всех этих негодяев! И, кроме того, не забывай, что Пирсон тоже – тот еще засранец. Он противился вступлению Канады в войну во Вьетнаме, не желая оказать ОКНШ никакой поддержки, а это уже само по себе преступление!

–Но не повод подозревать главу правительства в шпионаже в пользу СССР! – никак не унимался Скотт, уже начавший казаться Энглтону старым знакомым полубезумного морпеха из СССР.

–И все же, причем тут Голицын и этот Освальд?

–Оба проекта объединяет инициатива твоя и Гувера, а ей доверять, прости, я не могу, – спокойно развел руками резидент. – Хоть ты и старше меня по чину, и уволить можешь в любой момент, а все же я не способен поверить в то, что Советы будут использовать какого-то сумасшедшего перебежчика с сомнительным прошлым, который, плюс ко всему, еще и пытается вернуться назад в Москву, о чем трезвонит на каждом углу, чтобы ликвидировать Кеннеди! Во-первых, они все еще не оправились от Карибского инцидента, и им совсем не хочется вновь ставить мир на грань ядерной войны, что неизбежно наступит, замахнись они на Президента США. А во-вторых, как бы злы на Джека они ни были, избирать на роль ликвидатора маньяка они не станут. Да это просто смешно, Джим, понимаешь, смешно! При всем уважении…

Скотт знал, что Энглтон, даже обладающий властью над ним, никогда не уволит разведчика такого уровня – и не потому, что он был дружен с самим Даллесом и начинал службу с ним в рядах ЦРУ с самого момента основания управления, а потому, что тот и правда был недюжинным специалистом в сфере, которая была ему поручена. Он, как никто другой, сумел сплотить вокруг себя коллектив резидентуры в Мехико и сделать так, чтобы на него работала добрая половина дипломатов и торговых работников со всего мира, базировавшихся в этом городе. Он слушал в столице Мексики всех и следил за всеми, кто мог представлять хоть какой-то интерес для Соединенных Штатов. А, учитывая, что этот город был соединительным звеном между Латинской и Северной Америками, такие навыки и методы работы были актуальны как никогда.

Энглтон и сам чувствовал себя не в своей тарелке еще вчера, слушая проповеди Гувера, заподозрившего его в недостаточной бдительности относительно перебежчика, но все же видно было, что он услышанным обеспокоен и хочет либо однозначно опровергнуть, либо подтвердить слова главы ФБР.

–А как все же быть с фактами? – вопрошал он. – Куда ты полученное 18 числа советским посольством письмо этого Освальда с прямыми угрозами в адрес Кеннеди? Оставим его без внимания или как?

Скотт снисходительно посмотрел на него и мягко, но убедительно ответил:

–Послушай, ты отлично знаешь, что я в курсе если не всего, что хоть косвенно угрожает интересам Америки, то достаточно многого. Мне доложили об этом Освальде задолго до того, как Гувер сунул нос в корреспонденцию московских дипломатов. И я принял должные меры – конечно, не такие, о каких мечтаете вы с Джей-Эдгаром, но все же наблюдение за Освальдом установил. Приказал в его деятельность не вмешиваться, не провоцировать его, не мешать, но глаз с него не спускать.

Энглтон пытался было что-то сказать, но Скотт не дал ему вставить слова и продолжал:

–Что же касается этого психа Гувера, то можешь передать ему, что его угрозы в мой адрес не сойдут ему с рук просто так. Если он основательно собрался сражаться со мной, то пусть будет готов ответить перед всем миром за операцию «Мангуст» – как за то, что он некогда сам надавил на тебя при решении вопроса о ее начале, так и за ее провал. Уверен, без его людей там не обошлось – в конце концов, разведка никогда не имела ничего общего с такими людьми, как эти Гамбино или Джимми Хоффа. А вот Бюро соприкасается с ними и их дружками каждый день и, понятно, это оно обеспечило операцию кадрами такого рода.

–Это война, Уинстон, – выставил ладони вперед Энглтон. – Я не хочу доводить до этого. Тем более, Управлению, в случае разборок, достанется много больше!

–Конечно, – согласно кивнул резидент. – Особенно в свете того, что неуравновешенный морпех с трехлетним стажем работы на стратегическом предприятии в самом сердце Советского Союза, преспокойно вернулся на родину и продолжает вести себя, мягко выражаясь, странно, а Управление почему-то ничего не предпринимает…

Скотт явно провоцировал конфликтную ситуацию. Но Энглтон его вызова не принял, очевидно, понимая, что его вина в похождениях Освальда не меньшая, а то и большая, чем вина Гувера. Рука мыла руку – и каждый остался при своем. Один – промолчав о бездействии коллеги, а второй – продолжив бездействовать даже в условиях очевидной опасности.

Как бы то ни было, уже на следующий день их должностные преступления дали о себе знать…

22 ноября 1963 года случилось то, что вскоре изменит жизнь и Энглтона, и Скотта, и Гувера, и Голицына, и Освальда, и еще многих десятков жителей США. В этот день Президент Кеннеди совершал рабочую поездку в Даллас, штат Техас, в рамках участия в президентской предвыборной кампании 1964 года. Двигаясь по Мэйн-стрит, кортеж Президента въехал в район Далласа под названием Дили Плаза и повернул направо, на Хьюстон-стрит. После того, как лимузин проехал мимо расположенного на углу Хьюстон-стрит и Элм-стрит школьного книгохранилища, ровно в 12:3050 раздались выстрелы. Большинство свидетелей утверждает, что слышали три выстрела, хотя отдельные свидетели говорили о двух или четырёх, или, возможно, даже пяти или шести выстрелах. Первая пуля, по официальной версии, попала Джону Кеннеди в спину, прошла насквозь и вышла через шею. Через пять секунд был сделан второй выстрел. Пуля попала Кеннеди в голову, проделав в правой части его головы выходное отверстие размером с кулак, так что часть салона была забрызгана фрагментами мозга.

Кортеж президента немедленно ускорился и через пять минут Кеннеди был доставлен в Парклендский госпиталь, расположенный в четырёх милях от места ранения. Осмотревший Кеннеди врач определил, что он ещё был жив, и предпринял первые меры по оказанию экстренной помощи. Чуть позже прибыл личный доктор Кеннеди Джордж Грегори Баркли, но в этот момент уже было очевидно, что попытки спасти Кеннеди были безрезультатны. В 13:00 была официально зафиксирована смерть, наступившая в результате ранения головы. В 13:31 в Парклендском госпитале была созвана пресс-конференция и исполняющий обязанности пресс-секретаря Белого дома Малколм Килдафф сообщил о смерти президента. Через 10 минут Сенат США прекратил работу, минутой позже закрылась Нью-Йоркская биржа. В 15:41 гроб с телом президента был погружен в самолёт, направлявшийся в Вашингтон, и доставлен туда ещё через 2 часа. Через 1 час 20 минут после выстрела в Кеннеди был арестован подозреваемый Ли Харви Освальд. В 20:00 ему было предъявлено официальное обвинение. Два дня спустя, во время перевода из полицейского управления в окружную тюрьму, Освальд был застрелен владельцем ночного клуба Джеком Руби. Это убийство попало в телевизионный репортаж и было показано в прямом эфире.

Началась новая, страшная эпоха в истории Соединенных Штатов и ЦРУ. Теперь скрыть то обстоятельство, что главный орган контрразведки знал обо всех передвижениях человека, не только угрожавшего едва ли не во всеуслышание убить Президента, но и осуществившего свою угрозу, было практически невозможно. Надежда на то, что ФБР и ЦРУ будут прикрывать друг друга, опасаясь сделать достоянием гласности собственные неблаговидные дела, еще была, но на глазах обоих ведомств становилась все более призрачной.

Досье (Ли Харви Освальд). Сразу после убийства Джона Ф. Кеннеди фигура Ли Харви Освальда стала притчей во языцех не только для американских средств массовой информации, но и для американских спецслужб. Дело было в том, что, при должной степени осмотрительности и бдительности с их стороны, далласских событий можно было избежать. Теперь предстояло решить, кто был прав, а кто виноват в вопросах пресечения деятельности Освальда, предшествующей событиям 22 ноября 1963 года…

Жизнь этого парня, родившегося в Новом Орлеане в 1939 году, ничем не отличалась от жизни его ровесников – обычное детство очень среднего класса с матерью-одиночкой, работа клерком и курьером, чтобы заработать немного карманных денег, служба в морской пехоте в японском Ацуги, обычные во все времена потасовки с сослуживцами. Правда, одно маленькое отличие все же было – во время срочной службы он стал марксистом и трезвонил об этом на каждом углу. Во многом, это повлияло на определение его дальнейшей судьбы, после возвращения домой…

В 1959 году, когда Ли исполнилось 20 лет, он решил эмигрировать. И не просто эмигрировать, а эмигрировать в СССР! Что и осуществил в октябре 1959 года. Сразу после прибытия Освальд заявил о своём желании получить советское гражданство, но 21 октября его ходатайство было отклонено. 51 Тогда Освальд вскрыл вены на левой руке в ванне своего гостиничного номера, после чего был помещён в психиатрическую больницу.

31 октября Освальд явился в посольство США в Москве, заявив, что желает отказаться от американского гражданства. О бегстве морского пехотинца США в Советский Союз было сообщено на первой полосе Ассошиэйтед Пресс и в других газетах в 1959 году. 52

Освальд хотел учиться в МГУ, но его направили в Минск работать токарем на «Минский радиозавод имени Ленина», занимающийся производством бытовой и военно-космической электроники. Он получал увеличенный оклад и пособие, всего около 700 рублей в месяц (в 5 раз больше, чем обычные рабочие на предприятии), в марте 1960 года получил меблированную однокомнатную квартиру в престижном доме по адресу: улица Калинина, 4, квартира 24 (с 1961 г. – улица Коммунистическая), но при этом находился под постоянным наблюдением. По месту работы его активно обучал русскому языку и курировал тогда ещё старший инженер С. С. Шушкевич (впоследствии – председатель Верховного Совета Республики Беларусь, подписавший в 1991 году Беловежские соглашения, констатировавшие распад СССР).

Через некоторое время Освальду стало скучно в Минске. В январе 1961 года он пишет в своём дневнике: «Я начинаю пересматривать своё желание остаться. Работа серая, деньги негде тратить, нет ночных клубов и боулинга, нет мест отдыха, кроме профсоюзных танцев. С меня достаточно». Вскоре после этого Освальд (который официально не отказался от гражданства США) написал в посольство США в Москве запрос на возвращение его американского паспорта и предложение вернуться в США, если обвинения против него будут сняты.

В марте 1961 года Освальд познакомился с 19-летней студенткой Мариной Николаевной Прусаковой, и менее чем через шесть недель они поженились. 53 15 февраля 1962 года у Освальда и Марины родилась дочь Джун. 24 мая 1962 года Освальд и Марина получают в посольстве США в Москве документы, позволяющие ей эмигрировать в США, после чего Освальд, Марина и их маленькая дочь покинули Советский Союз. 54

Вернувшись в США, он поселился в Далласе, где тоже очень скоро заскучал. Настолько, что… решил вернуться в соцлагерь – в Советский Союз или на Кубу, неважно. Однако, понимая, что его недавний демарш может воспрепятствовать ему в свободном выезде из страны, он решил пойти окольным путем, и плацдармом для отъезда избрал Мексику. Туда он отправился в сентябре 1963 года, и там с ним произошел ряд неоднозначных и странных событий, которые априори должны были привлечь (и привлекли!) внимание ЦРУ…

Начнем с того, что Мехико в 60-х сделалось столицей холодной войны – латиноамериканским эквивалентом Берлина и Вены. Там располагались крупнейшие в Латинской Америке посольства Кубы и Советского Союза, а США, с помощью обычно соглашавшихся на сотрудничество мексиканских правоохранительных органов, могли пристально следить за деятельностью советских и кубинских дипломатов и многочисленных шпионов под маской дипломатов. ЦРУ считало советское посольство в Мексике базой для «мокрых операций» КГБ в Западном полушарии – так на жаргоне спецслужб именовались убийства. (Вести подобные операции с территории советского посольства в Вашингтоне было бы для КГБ слишком рискованно.) Мехико и в прошлом не раз становилось ареной организованного Кремлем насилия. В 1940 году Иосиф Сталин отрядил сюда убийц, чтобы покончить со своим соперником Львом Троцким, эмигрировавшим в Мексику.

Репутация Мехико как средоточия интриг холодной войны укрепилась, когда выяснилось, что Ли Харви Освальд наведывался сюда всего за несколько недель до убийства президента Джона Ф. Кеннеди в Далласе в пятницу 22 ноября 1963 года. Подробности поездки Освальда в Мексику раскрывались в новостных репортажах, опубликованных в первые же дни после убийства президента, и отсюда возникли первые теории заговора и причастности каких-то зарубежных кругов к убийству. Многое в этом шестидневном пребывании Освальда в Мексике казалось подозрительным. Освальд, сам себя аттестовавший марксистом и не скрывавший симпатий к коммунизму даже во время службы в корпусе морской пехоты США, наведался в Мехико и в советское, и в кубинское посольства. Как выяснилось, он просил визы, чтобы перебраться на Кубу.

В первые же дни своего пребывания там он сразу влился в местный бомонд. Так, его видели в компании весьма знаменитых в Мехико людей на некоей вечеринке. То была вечеринка твиста – Чабби Чекер и его песня «Твист» пользовались в Мехико не меньшей популярностью, чем на родине, – и кроме Освальда там, как говорила присутствовавшая на мероприятии известная писательница Елена Гарро де Пас, были и другие американцы: с ним вместе явились двое «битников». На вечеринке Освальд был в черном свитере, «больше молчал и смотрел в пол», как запомнилось Гарро. Сама она не разговаривала с американцами и даже не знала их имен – по ее словам, имя Освальда она узнала после убийства, когда увидела его фотографию в мексиканских газетах и по телевидению.

На той же вечеринке присутствовал кубинский дипломат высокого ранга, рассказывала Гарро. Это был консул Эусевио Аске, который руководил визовым отделом посольства. Именно в консульскую службу Аске обращался Освальд, хлопоча о визе на Кубу.

Гарро, ярая антикоммунистка, ненавидела этого кубинского дипломата. До убийства Кеннеди она, по ее словам, слышала, как Аске открыто выражал надежду, что кто-нибудь покончит с американским президентом, представляющим угрозу для правительства Кастро. Карибский кризис в октябре 1962 года и организованная ЦРУ годом ранее неудачная операция в заливе Свиней все еще были свежи в памяти кубинца. На одной вечеринке и сама Гарро, и другие гости слышали «оживленную дискуссию», в которой Аске высказывал мнение, что «единственным решением будет убить его», то есть президента Кеннеди.

На той же вечеринке, где был Освальд, присутствовала, согласно рассказу Гарро, и замечательно красивая 26-летняя мексиканка Сильвия Тирадо де Дюран, которая работала в консульстве под руководством Аске, – с Гарро она состояла в родстве по мужу. Дюран не скрывала своих социалистических убеждений и яро поддерживала Кастро – потому-то и получила работу у кубинцев. Согласно отчету комиссии Уоррена, именно Дюран беседовала с Освальдом, когда тот наведывался в кубинское посольство в Мексике. Сильвия помогла Освальду заполнить анкету на визу и, по-видимому, всячески за него хлопотала. Имя и телефонный номер Дюран были обнаружены в записной книжке, попавшей в руки властей вместе со всем личным имуществом Освальда.

Гарро потом говорила, что Дюран ей всегда была противна – и из-за ее левых убеждений, и из-за скандальной любовной жизни. Она была замужем за кузеном Елены Гарро, но ни для кого в Мехико не оставался тайной ее бурный роман с кубинским послом в Мексике, случившийся за два года до той вечеринки. Посол тоже состоял в браке, но готов был бросить жену и жить с Дюран.

Лишь после убийства Кеннеди Гарро, по ее словам, узнала, что Дюран на короткое время стала и любовницей Освальда. Гарро еще говорила, что Дюран не только спала с Освальдом, но и познакомила его с жившими в Мехико сторонниками Кастро, кубинцами и мексиканцами. Именно Дюран привела Освальда на вечеринку твиста. «Она была его любовницей», – утверждала Гарро. Как она позже утверждала, «все знали, что Сильвия Дюран – любовница Освальда».

Согласитесь, весьма странная компания для человека, признанного единоличным организатором и исполнителем убийства Кеннеди. Как минимум, состав ее членов мог и должен был навести на подозрение тех, кто неотступно следовал за Освальдом в дни его пребывания в Мехико. Кто это был, спросите вы? Конечно же, ЦРУ, которое, зная о просоветских настроениях в Мехико, обложило посольства Кубы и СССР тотальной слежкой и прослушиванием. Неслучайно суматоха, охватившая штаб-квартиру ЦРУ в первые несколько часов после убийства Кеннеди, перекинулась и на резидентуру в Мехико, располагавшуюся тогда на верхнем этаже посольства США на Пасео-де-ла-Реформа, центральной улице в самом сердце мексиканской столицы. Глава резидентуры Уинстон Скотт, похоже, сразу понял, какие вопросы ему зададут из Лэнгли и Вашингтона. Выходило, что всего несколько недель назад его резидентура пристальнейшим образом отслеживала действия человека, который, по всей видимости, только что убил президента Соединенных Штатов. Той осенью в течение нескольких дней резидентура записывала телефонные разговоры Освальда – а также об Освальде, – и Управление пыталось определить, действительно ли человек, попавший в объективы камер около посольств СССР и Кубы, именно Освальд. Несколько расшифровок телефонных разговоров были помечены грифом «срочно» и отосланы Скотту, как показывает его архив. Не упустило ли ЦРУ – и в частности его резидентура в Мехико – шанс сделать хоть что-то, чтобы остановить Освальда?..

В ЦРУ Скотт был хозяином самому себе.55 Математик по образованию, он учился по программе PhD в Мичиганском университете, но ФБР удалось отвлечь его от академической жизни, и он стал применять свой математический талант в криптографии. Во время Второй мировой войны Скотт стал сотрудником Управления стратегических служб, разведывательной организации, предшественника ЦРУ. Там, среди разведчиков, он нашел друзей на всю жизнь, среди них были Энглтон, Даллес и Хелмс – все они перейдут на работу в ЦРУ, созданное в сентябре 1947 года.

Назначение в Мехико столь приближенного к высочайшим чинам Управления человека подразумевало высокую степень доверия к нему и высокую степень его осведомленности обо всем, что происходило в мексиканской столице. А в сентябре 1963 года там происходили поистине исторические события. И не только в кубинском посольстве. Освальд побывал также и в посольстве СССР.

18 октября 1963 года спецагент ЦРУ Андерсон отправил в Вашингтон докладную, где сообщалось все, что было известно о его пребывании в Мехико. Там же упоминалась его встреча 28 сентября в советском посольстве с дипломатом Валерием Владимировичем Костиковым, по имеющимся сведениям, оперативником КГБ высокого ранга. В ЦРУ считали, что Костиков – агент 13-го отдела, отвечавшего за политические убийства и похищения за рубежом. В посольстве он работал под легендой рядового сотрудника дипломатического корпуса.

Вопрос, какую конкретно информацию о связях между Освальдом и Костиковым раздобыло ЦРУ и почему не поделилось ею с агентами в Далласе, когда планировался визит Кеннеди, так и не прояснился до конца. На поверхности остались лишь некоторые детали этого визита.

К примеру, во время своего визита в советское посольство в Мехико 28 сентября 1963 г. Освальд рассказал о том, что ФБР следит за ним и преследует (видимо, после его скандального возвращения из СССР). Тогда же он театрально достал револьвер и положил его на стол со словами: «Видите? Это мне приходится носить с собой, чтобы защитить собственную жизнь». 56

Конечно, этой информации мало, чтобы подозревать СССР в участии в заговоре против Кеннеди, но вот о возможном участии Кубы в этом грязном деле многое говорит весьма красноречиво. Так, например, посол США в Мексике Томас Манн всегда был уверен в причастности Кастро к ликвидации Президента, осуществленной руками Освальда.

Почти с самого момента трагедии Манн был убежден, что за убийством президента стоит Кастро, и поездка Освальда в Мексику как-то связана с заговором. Он недоумевал, почему же ни ФБР, ни ЦРУ не разделяют его подозрений – или по крайней мере не стремятся их поскорее проверить. Он неоднократно вызывал к себе Уинстона Скотта, чтобы изложить ему свою теорию заговора. Писал ему, что хотел бы узнать побольше о «неразборчивой в связях» молодой мексиканке Сильвии Тирадо де Дюран, которая работала в консульском отделе кубинского посольства и общалась с Освальдом. (Манн располагал информацией о романе Дюран с бывшим послом Кубы в Мексике.)

Скотта Манн очень хвалил, когда в день убийства Кеннеди тот сразу же потребовал от мексиканских властей арестовать и допросить Дюран. Посол говорил коллегам, что «нутром чует»: Дюран лгала, утверждая, будто общалась с Освальдом исключительно по поводу его заявки на получение кубинской визы.

Тот самый спецагент Андерсон докладывал в своем рапорте, отправленном в Вашингтон через два дня после убийства: «Манн считает, что Советский Союз «слишком изощрен», чтобы участвовать в покушении на Кеннеди, но вот Кастро «вполне хватило бы глупости ввязаться»». Посол предполагал, что Освальд наведался в Мехико с целью обеспечить «пути отхода» после выполнения миссии. Согласно докладной Андерсона, Манн просил ФБР и ЦРУ приложить все усилия, чтобы подтвердить или опровергнуть причастность Кубы к преступлению. По настоянию Манна Андерсон отправил в штаб-квартиру телеграмму, в которой выдвигал на рассмотрение Бюро предложение «перетрясти всех кубинских информаторов в США, чтобы принять или отвергнуть» гипотезу посла о том, что за убийством стоит Кастро. Штаб-квартира моментально выдала отрицательный ответ. «Нежелательно, – телеграфировал старший спецагент из Вашингтона. – Подстегнет распространение слухов».

26 ноября Манн получил ошеломляющее известие, которое, по его мнению, доказывало, что не зря он так тревожился насчет кубинского заговора. 23-летний Хильберто Альварадо,57 работавший в Мехико разведчик из Никарагуа, позвонил в посольство США и описал эпизод, означавший (если он действительно имел место), что правительство Кастро заплатило Освальду крупную сумму. Альварадо, в прошлом контактировавший с ЦРУ, рассказал следующее: в сентябре, когда он находился в посольстве Кубы в Мехико, некий «рыжеволосый негр» у него на глазах передал Освальду шесть с половиной тысяч долларов наличными – не исключено, что это была предоплата за убийство. Самого его привела в кубинское посольство тайная миссия, порученная ему правительством Никарагуа, яростно ненавидевшим коммунистов, пояснил Альварадо.

В срочной депеше Госдепартаменту Манн подчеркивал, что в рассказе никарагуанца особенно впечатляют детали, включая «безалаберную манеру, в какой, по описанию Альварадо, деньги передавались Освальду». Это отлично укладывалось в представление Манна о Кастро, которого он пренебрежительно характеризовал как «типичного латиноамериканского экстремиста, руководствующегося скорее инстинктами, нежели интеллектом, и явно не склонного трезво оценивать риски».

Манн узнал и еще одну новость, которую счел весьма настораживающей. 26 ноября ЦРУ тайно записало телефонный разговор марионеточного президента Кубы Освальдо Дортикоса с кубинским послом в Мексике Хоакином Армасом. Армас пересказывал вопросы, заданные мексиканцами Сильвии Дюран на допросе, – в частности, имела ли она «интимные отношения» с Освальдом и получал ли Освальд деньги от посольства. «Она все это отрицала», – с явным облегчением сказал по телефону Армас.58 Дортикос, однако, нервно допытывался, с чего это мексиканцы стали спрашивать о деньгах, – словно бы и впрямь какие-то платежи Освальду имели место. Манн послал в Вашингтон депешу, где говорилось, что, на его взгляд, озабоченность Дортикоса «косвенно подтверждает рассказ Альварадо о передаче 6500 долларов».

Манн, как мы сказали, был практически уверен в том, что Советский Союз к убийству Президента не причастен. Однако, 18 ноября 1963 года советское посольство в Вашингтоне получает плохо отпечатанное, безграмотное письмо, датированное девятью днями ранее и подписанное «Ли Х. Освальдом» из Далласа. В письме делаются попытки вовлечь Советский Союз в заговор с Освальдом с целью убийства президента Кеннеди, которое произойдет через четыре дня. Советские дипломаты расценивают письмо как подделку или провокацию и принимают решение вернуть его американскому правительству. 26 ноября 1963 г., спустя день после похорон президента Джона Кеннеди, советский посол в США Анатолий Добрынин отправил из Вашингтона в Москву телеграмму с грифом «совершенно секретно / высший приоритет». Темой телеграммы было подозрительное письмо Освальда, полученное советским посольством за четыре дня до убийства.

Добрынин телеграфировал в Москву: «Прошу вас принять к сведению письмо Освальда от 9 ноября, текст которого был переслан в Москву по каналам наших ближайших соседей [по соображениям безопасности]. Это письмо – явная провокация: оно создает впечатление, что мы поддерживали тесную связь с Освальдом и использовали его в каких-то своих целях. Оно абсолютно не похоже на все остальные письма, которые посольство ранее получало от Освальда. Также сам он никогда не посещал наше посольство. Подозрение, что письмо является подделкой, подкрепляется тем фактом, что оно напечатано на пишущей машинке, в то время как другие письма, которые посольство получало от Освальда, были написаны от руки. Создается впечатление, что это письмо сфабриковано теми, кто, судя по всему, замешан в покушении на президента. Возможно, Освальд сам написал это письмо под диктовку, в обмен на какие-то обещания, и затем, как мы знаем, его просто устранили, когда необходимость в нем отпала. Компетентные органы США, вне всякого сомнения, знают об этом письме, поскольку корреспонденция посольства является объектом постоянного надзора. Тем не менее в настоящее время они не используют эту информацию. Также они не запрашивают у посольства информацию о самом Освальде; возможно, они ждут другого момента». 59

Надо сказать, что в двух абзацах этого письма описывалась травля, которую ФБР развязала в отношении Освальдов, и в заключение отмечалось: «Мы с женой выразили серьезный протест против подобных действий ФБР». Что во время визита в посольство в Мехико, что при написании этого письма Освальд как будто демонстрировал свою преданность Советскому Союзу и делал акцент на неприязненном отношении к ФБР.

Складывается картина, при которой либо а) Освальд был кубинским наймитом в деле убийства Кеннеди и отчаянно пытался скомпрометировать Советский Союз, втянув его в эту историю; либо б) Освальд был советским наймитом, посланным в Мехико, чтобы там бросить тень на сотрудников кубинского посольства, отведя подозрение от истинных заказчиков преступления. Но несомненно другое – ЦРУ знало о его контактах в канун преступления и почему-то не предпринимало никаких действий по его локализации.

Ответ на вопросах о причинах такого поведения Лэнгли появился десять лет спустя и породил еще большее количество вопросов…

В 1970-е годы Конгресс США санкционировал два крупных расследования, в ходе которых была пересмотрена работа комиссии Уоррена. Для одного из них был создан Специальный комитет палаты Конгресса по изучению правительственных операций в области разведывательной деятельности (более известный под названием комитет Черча – назван по имени председателя этого комитета сенатора Фрэнка Черча, демократа из Айдахо), его условно именуют «комитет Черча». Этот Комитет допросил Энн Эгертер, сотрудницу группы Энглтона, которая еще 9 декабря 1960 г. завела досье на Освальда. Члены Комитета знали, что от нее, как от сотрудницы ЦРУ, не стоит ожидать правдивого ответа на вопрос о том, был ли Освальд агентом ЦРУ, даже если она будет давать показания под присягой. Директор ЦРУ Аллен Даллес, отправленный Кеннеди в отставку, 27 января 1964 г. на закрытом совещании Комиссии Уоррена сказал, что ни один сотрудник ЦРУ даже под присягой не скажет правды о том, был ли в действительности Освальд (или какой-либо другой человек) агентом ЦРУ.60 Поэтому членам Комитета пришлось добиваться от коллеги Энглтона Энн Эгертер, на тот момент уже вышедшей в отставку и связанной определенными обязательствами, ответа, задавая ей косвенные вопросы.

Когда Эгертер спросили о задачах Группы спецрасследований контрразведки, возглавляемой Энглтоном, она ответила: «Мы занимались проверкой сотрудников, в отношении которых существовали те или иные подозрения».

Таким образом, Эгертер сделала главное признание, подробности которого можно было получить, последовательно задавая соответствующие вопросы. Проводившая допрос представитель Специального комитета Палаты представителей попросила ее подтвердить указанную особую задачу Группы: «Поправьте меня, если я ошибаюсь. В соответствии с приведенным вами примером и вашими заявлениями складывается впечатление, что основной задачей Группы спецрасследований была проверка сотрудников управления, которые по той или иной причине были под подозрением».

Эгертер ответила: «Да, все верно».

Затем ее спросили: «Когда заводят персональное досье, означает ли это, что субъект, на которого досье заводится, представляет особый интерес для сотрудника разведки – автора этого досье, или же, с точки зрения автора досье, чем-либо опасен для контрразведки?»

Эгертер: «В целом я бы сказала, что это верно».

Представитель Спецкомитета: «Существуют ли другие причины для того, чтобы завести на кого-либо досье?»

Эгертер: «Нет, не думаю».

Лиза Пиз, проводившая допрос Энн Эгертер, сделала вывод о том, что досье на Освальда «указывает либо на тот факт, что он действительно был сотрудником ЦРУ, либо был привлечен к проведению операций с участием сотрудников ЦРУ, что, на мой взгляд, одно и то же». Так или иначе, Освальд был «активом» ЦРУ. 61

В своих показаниях Эгертер дала понять, что Освальд был особым агентом ЦРУ, который, являясь сотрудником разведки, считался подозрительной личностью. Вероятно, это и стало причиной того, что персональное досье на него было заведено именно Группой специальных расследований контрразведки, руководимой Энглтоном. Эгертер сообщила, что Группу в ЦРУ называли «ведомством, которое шпионит за шпионами» 62 и постоянно находит шпионов среди сотрудников ЦРУ, за которыми осуществляет слежку. Описывая работу Группы спецрасследований, в которой работала, она вновь указала, что они «осуществляли контроль над деятельностью сотрудников ЦРУ, в отношении которых имелись подозрения в шпионаже». 63

Представитель Спецкомитета: «Я надеюсь, вы понимаете, что, задавая эти вопросы, я пытаюсь выяснить, какие задачи выполняла Группа специальных расследований и при каких обстоятельствах появилось персональное досье [на Освальда]. Складывается впечатление, что круг задач Группы был достаточно узким и заключались они в первую очередь в осуществлении контроля за сотрудниками Управления, в отношении которых по той или иной причине имелись подозрения в шпионаже против США. Это верная формулировка задач, которые выполняла Группа специальных расследований?»

Эгертер: «Сотрудники и агентура, которые также относятся к Управлению».

Из показаний Энн Эгертер следует, что Освальд был сотрудником разведки, и в декабре 1960 г. у ЦРУ появились подозрения на его счет (видимо, по причине не очень качественного выполнения заданий в СССР). За ним была установлена тотальная слежка. Находясь под подозрением, он идеально подходил на роль человека, которого можно было три года спустя обвинить в убийстве президента, ставшего, по мнению некоторых людей, политически неблагонадежным человеком.

Что же получается? Что ни Куба, ни СССР не были причастны к убийству Кеннеди, а соответствующие контакты Освальда с их гражданами и должностными лицами были провокацией, в дальнейшем ловко использованной ЦРУ с целью компрометации глав коммунистических держав, якобы образовавших заговор против Джей-Эф Кей? Но так ли просто открывается этот ларчик и нет ли других подводных камней у течения под названием «Ли Харви Освальд»? Судя по количеству странных и многозначительных событий, предшествующих далласским событиям 22 ноября 1963 года, есть.