Читать книгу Как рушится надежда - Антон Сальников - Страница 3

В голове плотно засели вновь и вновь повторяющиеся вопросы лечащего врача. Альберт – неплохой парень, даже чем-то симпатичен мне, но он так же, как и я не в силах противостоять системе. Он, как и я слишком слаб. Иронично судьба подкинула такому врачу меня в качестве пациента. Никто так громко не смеется, как сама жизнь. Но если быть предельно честным, у нее дерьмовый юмор. Два труса по разные стороны баррикады, а вместо оружия – зыбкие ничтожные слова. Это самое жалкое противостояние, которое можно только представить. Здесь даже не помогут голливудские спецэффекты с присущими им помпезностью и любви к разрушению.

Вопросы, которые каждый доктор данного заведения обязан задать во время утреннего обхода своим пациентам, жесткий контролирующий режим, железная дисциплина и распорядок дня – вот всадники апокалипсиса этого круга ада. Полагаю, что Данте слишком хорошо знал это место, раз уж решил не появляться здесь и о чем не забыл не упомянуть в своей Одиссее по преисподние. До того, как я попал в обитель самого люцифера, я думал, что Джордж Оруэлл параноидальный шизофреник. Теперь дурная мысль прошла, уступив место понимаю и разочарованию, от того, что был предупрежден понапрасну.

Если условиться, что эту писанину никогда не прочитает тиран местной неформальной и непризнанной республики-главврач (большая сестра, как я ее называю), то я признаюсь, что очень редко Альберт давал слабину. Например, мне разрешалось свободно посещать больничный сквер без сопровождающего, видимо, потому что я был в отличие от всех моих собратьев по четырем стенам адекватным и небуйным. Весь свой потенциал к агрессивным неподвластным действиям был исчерпан, и мы оба это понимали. Я был слишком предсказуем, поэтому меня не боялись. Я всегда сидел на одной и той же излюбленной лавочке. Отсюда был виден огромный дуб, ствол которого даже толпе дровосеков, нанятых в больницу для усмирения буйных клиентов, с невероятно длинными руками не посчастливилось бы обхватить. Он своими могучими ветками загораживал мою одиночную палату на втором этаже, а также всю оконечность здания, стирая реальность и передавая инициативу фантазии. И тогда я представлял, что там не палата пациента психиатрической больницы, а нечто более привлекательное: Швейцарские Альпы, лазурный берег Грейс-Бэй или же узкие улочки Венеции, или хотя бы просто тихая размерная жизнь. Отвлекаться мне категорически запрещалось, только лишь на краткосрочные переговоры с Альбертом, так как я верил, что вот-вот из-под этого дерева вылезет белый кролик с часами и с красной таблеткой для входа в страну чудес, тогда бы я точно узнал глубину кроличьей норы. На тот момент мне и не казалось странным, что я никогда не видел своей почивальни с другого ракурса. Мне вообще все, казалось, до боли навязчивым и лишённым оригинальности, поэтому интереса к чему-либо происходящему я не испытывал. И это меня угнетало. Я больше не желал такого существования, и лишь грядущие перемены хоть как-то способствовали снятию оков с моей шеи. Я задыхался, но при этом яркий пучок света из будущего ослеплял глаза, выжигая на сетчатке одно единственное слово: «надежда».

–Здравствуй, Антон! – именно с такими словами подсел ко мне Альберт.

Я в ответ промычал, что-то невнятное, типа «угу» и продолжил пялиться на дерево. Я завидовал ему, ведь вся его безмятежная жизнь может похвастаться отсутствием кредитного долга, нелюбимой работы и способности как-либо ужиться в среде себе подобных, а вездесущий паразит не имеет права браться за судьбу дерева, как минимум из-за уважения к его возрасту. Вокруг дуба миролюбивая тишина и покой – самая желанная мечта мизантропа.

Доктор сразу понял, что разговор не сможет отличиться продуктивностью и отложил лист с вопросами в сторону, хотя они все равно прозвучали в моей голове. Мы долго сидели, не нарушая славный голос природы и далекие отголоски больных так страстно споривших с самим собой, пока лечащий врач не запел старую песню:

– Антон, вы ведь понимаете, почему вы здесь?

– Да, Альберт, я понимаю, что за правду приходится платить, хоть я и считаю, что ценник явно задрали.

– Нет, Антон! Вы здесь, потому что накинулись на своего работодателя…

– Это он вам так сказал – прервал его я – а меня никто не слушает!

– Я вас слушаю.

– Всего лишь выполняете свою работу! Вам необходимо потакать больным, дабы не вывести их из себя! А если и правда слушаете вопреки своим обязанностям, так точно не слышите!

Пробудившись однажды внутри меня, бунтарь навсегда потерял возможность уснуть. Одной искры достаточно, чтобы разжечь огонь. Он пылал внутри, периодически выплевывая языки пламени наружу, обжигая иллюзию самоконтроля. Порой складывалось ощущение, что если я не выпущу скопившиеся пыл, то начну тлеть в недрах своего тела. Это было жизненно необходимо для меня. Мой источник жизни имел очень тонкую грань со смертельным исходом. Я понимал, что долго удерживать между ними баланс я не смогу. Я не справлюсь без помощи.

Как капризный ребенок я покинул сад и ринулся прямиком на второй этаж к своему убежищу в самом конце коридора по левую сторону. Единственное, что меня радовало, так это то, что палата напоминала склеп. Я смирился, что умру здесь, ведь в том во внешнем мире для меня нет места. Там живут лживые и неспособные сочувствовать существа, высшей мерой наслаждения которых является привкус выходного клапана вышестоящего руководства или спуск конкурентов по социальной лестнице. Общество, построенное по принципу пирамиды: превышения одних над другими, причем даже не столь важно по какому признаку, не способно приютить меня. Я не пытаюсь выделиться среди всех остальных, будто бы я достоин большего, поскольку презираю низменность сложившейся системы. Я лишь искренне верю, что наступит тот день, когда люди будут искать рай не за облаками под конец собственной жизни, оплакивая свою проступки, а построят его на земле.

Дуб, которым я так любовался в саду перегораживал путь солнечным лучам к моему окну, поэтому постоянный мрак меня терпеливо дожидался в палате, после чего окутывал в свои объятия и не отпускал уже никогда. И только со временем я стал понимать, что мрак постепенно материализуется, я уже чувствую его прикосновение. Поначалу оно кажется холодным, но со временем привыкаешь. Привыкаешь и к тому, что ничего не меняется, хотя в этом я не уверен…