Читать книгу Солнце на краю мира - Антон Шаманаев - Страница 31
Глава первая
Оглавление*
Скрестив руки на груди, я молча уставился на нее. В ответ она самым милым образом улыбнулась и выбралась из машины. Я ожидал, что она выдаст какое-нибудь длинное объяснение тому, как здесь оказалась, но она молчала. Заговорить пришлось самому:
– Ну проходи, коль приехала.
– У тебя найдется парковочное место? – спросила она.
Я скривил удивленное лицо и махнул рукой на бурьян.
– Мест масса, выбирай любое.
Она вернулась за руль, осторожно, по-женски дергая машину, перелетела забор и водрузила внедорожник на лужайку рядом с моим «хоккайдо». С трудом оттолкнула дверь, приминая высокую траву, чтобы вылезти.
На ней был все тот же утренний костюм и туфли на каблуках. В сочетании с травой по локти ее облачение смотрелось смехотворно.
– Не возражаешь, если я тут осмотрюсь? – спросила она.
– Да пожалуйста… Только в туфлях тебе будет не очень удобно. Я сейчас в доме закончу и скошу тут.
Высоко задирая ноги, Дженнифер аккуратно ступала на еле заметные в траве каменные плитки. Она направлялась в дом, я пошел следом. За ней тянулся легкий аромат духов, что-то фруктовое, едва уловимое. Этот аромат, как и вся она, совершенно не вписывались в мой крестьянский пейзаж. Сюда не вписывался никто из коллег, даже Деев.
– У тебя красивый дом, – сказала она, обернувшись и прищурившись от косого солнца. – Он тебе идет.
Прищур был целенаправленный, острый. Словно заброшенный с размаху рыбацкий спиннинг. Но я удачно проглядел его, углубившись в раздумья о смысле комплимента.
– Спасибо, – ответил я с недоумением. – Внутри он понравится тебе меньше.
Мы забрались в дом. Дженнифер сразу пошла в кухню и начала один за другим открывать шкафы со всякой снедью. Внутри этих шкафов я не прибирался.
– Да-а… Хозяйственник из тебя не ахти, – морщилась она, осматривая заросшие паутиной пачки крупы. – Ну, чем угощать будешь?
– Ты поосторожнее, меня тут с год не было. Сам не знаю, где могут быть сюрпризы… На ужин будет заморозка из магазина, она в холодильнике. Прости, не планировал угощать даму.
Она открыла очередной шкаф и нашла там кухонный фартук, который обычно надевала Мари, когда здесь хозяйничала. Дженнифер вытащила и принялась неловко его напяливать. Я наблюдал, как она разбирается в лямках и завязках, и думал, что в этом фартуке она совершенно не похожа на Мари. Она открыла холодильник, вытащила на стол два лотка с заморозкой и стала рассматривать этикетки. В одном были какие-то водянистые котлеты, в другом – сомнительное жаркое с овощами.
– Духовка у тебя работает? – спросила она.
– Да. Еще есть микроволновка. И плита тоже работает… Слушай, знаешь что: убирай-ка эту резиновую дрянь обратно. Есть кое-что получше.
Я залез в шкаф и извлек оттуда чудом сохранившуюся пачку спагетти. В другом шкафу покоилось несколько банок тушеной говядины и консервированных томатов. Сроки годности, к счастью, не истекли.
– Макароны по-флотски! – объявил я, выложив добытое на стол перед Дженнифер. – С томатами по вкусу.
У нее аж глаза засветились.
– Обалдеть! Со студенческого лагеря их не ела! Давай кастрюлю, сейчас все будет.
Я дал ей кастрюлю и ушел в гостиную, откуда раздавалось измученное клокотание робота, упершегося в какой-то угол. Очевидно, мы переберемся ужинать сюда, к камину, за стол, покрытый сантиметровым слоем пыли. Я вызволил робота, сам принялся вытирать со стола и попутно обдумывать теперешнюю ситуацию.
Приехать в мой загородный дом можно, лишь разузнав его адрес (что непросто, поскольку оформлен он не на меня, а на сестру Мари, которая живет где-то на Аляске), либо проследив за мной. Не помню, чтобы меня кто-то преследовал по дороге сюда. Впрочем, возможно, я ее недооцениваю. Видела ли она едва не состоявшуюся аварию с грузовиком?.. И что ей, в конце концов, от меня нужно? Неужели она собирается остаться тут на ночь?.. Только не надо, Артур, спрашивать подобное напрямик – она ведет какую-то игру; ответы, разумеется, заготовлены и ничего не дадут.
Я разделался с пылью, перепрятал пистолет из штанов под матрас дивана, убрал пылесос и вернулся на кухню. Тут уже шипела сковорода и разносился аппетитный запах жареного мяса. Спагетти были сварены и откинуты на сито. Дженнифер не оборачивалась и, казалось, была очень увлечена. Я не стал мешать и отправился расчехлять газонокосилку.
В сарае у меня ржавел громадный лазерный робот-косильщик, которыми косят поля для гольфа и которому любой бурьян по плечу. Выглядел он как маленький квадроцикл. Проезжая мимо окна верхом на этом драндулете, пока он вжирал в себя колосья, я помахал рукой Дженнифер. Она рассмеялась, закрыв ладошкой рот. Потом сделала большой палец вверх и показала жестом, что у нее все почти готово. Я оставил робота достригать дорожки и вернулся в дом.
Глядя на нее, в фартуке и рукавицах поверх делового пиджака, с дымящейся сковородой в руках и по-детски довольной физиономией, я вдруг допустил шальную мысль: указал ей пригласительным жестом на гостиную, а сам полез в подпол и извлек бутылку красного бордо десятилетней давности. К нему вытащил из верхнего шкафа два благородных пузатых бокала.
Пока я наскоро их мыл, в спину палило солнце. Огненно-жаркие лучи простреливали дом навылет, из окон спальни через ссохшиеся дверные проемы в кухню. Старые свечи, забытые на пути этих лучей, давно расплавились и стекли в подсвечники. На фасадах кухонных шкафчиков, на стене и оконной раме была заметна четкая граница: здесь солнце бывало каждый вечер, и за долгие месяцы выгорела краска, рассохлось дерево, пожелтела и стала пористой штукатурка; а рядом солнца не бывает никогда, ничто не тронуто и не состарено. Следовало в мой прошлый приезд закрыть окна спальни ставнями, но я забыл. Алеющий свет добавлял предметам в комнате причудливо розовый оттенок. Солнце готовилось садиться. Закат в Мастиано – традиция, не пропустить бы его за суетой.
С бутылкой и первым попавшимся полотенцем на руке я вошел в гостиную и вопросительно поднял брови. Дженнифер хитро улыбнулась.
– У тебя будет, во что потом переодеться? – спросила она. Спокойно, подумал я про себя.
– Из рабоче-крестьянского – сколько угодно.
Она закрыла глаза в знак согласия, и я взялся откупоривать бутылку. На столе стояли две пустые глубокие тарелки и на подставке – сковорода с крышкой, из-под которой выбивался пар. Дженнифер сидела, держа за ножку свой бокал, и наблюдала за моими движениями.
– Прости, с тебя как с гостя – первый тост, – сказал я.
Она вознесла бокал и с готовностью произнесла:
– За твое предстоящее выступление, чтобы оно состоялось, несмотря на все трудности!
Мы чокнулись и пригубили вино. Вино было терпкого вкуса, плотное, совсем без кислоты. К нему бы твердого рассыпчатого сыра, а не макароны с тушенкой, но уж чем богаты.
– Хороший тост, – сказал я. – Хотя я ожидал чего-то более информативного.
– Не требуй слишком многого от первого тоста, – ответила она.
– …и тонкого, – закончил я.
Дженнифер посмотрела на меня в упор и проговорила:
– Манеры у тебя, конечно, своеобразные.
– У тебя тоже, знаешь ли.
Она подняла брови.
– И чем же тебя не устроили мои манеры?
– Ты выследила меня!
– Это моя работа.
Она улыбнулась и открыла крышку сковороды. Из-под нее поднялся клуб пара, а под ним лежали горячие спагетти с поджаренной тушенкой и небольшим количеством томатов. А она знает толк в походной еде, подумал я, и принялся накладывать макароны себе в тарелку.
На вкус они оказались весьма изысканными. Дженнифер, по-видимому, откопала какую-то приправу в шкафчике. Сама она зажмурилась, взяв в рот первую вилку, и сказала:
– Сто лет не ела такой вкуснотищи!
Я без слов съел вилок пять, так было вкусно и так я был голоден. После этого, жуя, откинулся на спинку стула и сказал:
– Ну, рассказывай.
– Что рассказывать? – удивилась она.
– Ну все, хватит. Ужин отличный, большое тебе спасибо. Но не для этого же ты сюда приехала, выследив меня?
– Ты считаешь, что я сюда приехала что-то тебе рассказать?
– Честно, понятия не имею, зачем ты сюда приехала. У тебя тоже сегодня будет обыск?
Она усмехнулась и сделала глоток вина.
– Почему ты решил, что я не исчезну после ужина?
– Я думал, ты не водишь машину в пьяном виде.
– Есть же автопилот, – ответила она, как отвечают все нетрезвые водители ее пола.
– Ну хорошо, – процедил я, наматывая очередную вилку спагетти, – в таком случае, ты приехала что-то выяснить. Вперед, выясняй.
– Ты слишком прямолинеен, – нахмурилась она.
– Давай хотя бы уточним формат встречи. А то я не понимаю, как себя вести, – сказал я.
– Тем не менее, у тебя неплохо получается. За исключением некоторых твоих закидонов.
Неопределенность злила все сильнее, я чувствовал себя не в своей тарелке. Чтобы не начать ругаться, я решил помолчать и просто ждать, что будет дальше. Спагетти были восхитительные.
– Ну что ты, в самом деле? – сказала она, наконец. – Какой формат может быть у встречи двух коллег в вечернее время? Это называется деловой ужин. Неформальная беседа о работе. Когда вы пьете пиво с Опаляном – ты тоже спрашиваешь у него про формат?
Я через силу проглотил недожеванные макароны. У пивных встреч с Опаляном (которых было всего две или три) был очень простой формат: слушать и поддакивать пьяному начальнику; не болтать самому, тем более не рассказывать никаких забавных историй; оставаться трезвым и потом сопроводить его на такси до дома. И на следующий день все равно огрести за распущенные нравы, «сытость и разврат», ранний алкоголизм и прочее.
– Когда двое коллег идут на деловой ужин, один другого обычно не выслеживает…
– Вот ты пристал! Это ситуативная необходимость, – отмахнулась Дженнифер. – Мы же обсуждали, что ты сегодня постараешься улизнуть из города незамеченным и поедешь отсиживаться в укромное местечко. Чтобы не нарушать твоей конспирации, о нашем ужине никто не должен был узнать, поэтому я и тебе не стала говорить. На всякий случай. Просто поехала за тобой, и все.
Я поглядел на нее испытующе. Ее милое жующее лицо было непробиваемым.
Впрочем, она могла и не понять, что что-то случилось. Ну, остановился оверкар возле столбиков. Сдала назад, спряталась за поворотом… Уйму времени я бродил по обочине в беспамятстве и вполне мог ее не заметить.
– Спасибо, теперь стало понятнее, – сказал я, передумав уточнять. – Ну-с, давай тогда поговорим о работе?
– Если только ты не в настроении устроить мне новый допрос, – она подняла одну бровь.
– Думаю, за обедом было достаточно, – сказал я с серьезной миной.
– Тогда с удовольствием! – оживилась она. – Близнецы сегодня отразили атаку на корпоративную сеть. По почерку подозреваем кого-то из конкурентов. Они пытались залезть на диск к тебе, Дэвидсону, Портман-Честеру и, как ни странно, Фойерману. Есть идеи, кто бы это мог быть?
– К Гарри Фойерману? – переспросил я.
– Да. Что там у него может быть, кроме эротических фильмов?
– Мне не приходило в голову, что у него там эротические фильмы.
– От нас ничего не скроешь, – улыбнулась она.
У меня на личном диске тоже наличествовали подобные фильмы, поэтому я немного стушевался. Она этого не заметила (или сделала вид) и продолжила:
– Мы пока подозреваем OpenMind. По манере похоже на них.
– Почему OpenMind? – удивился я. – У нас же нет пересекающихся технологий.
– Откуда тебе это известно? – спросила она, глядя исподлобья.
Я замялся.
– Это всем известно… Они занимаются псионной энергией, с ПАК у них крупные контракты на подготовку так называемых «псионных подразделений», на оружие межгалактической обороны… Совместно с SP Labs строят корабли с псионным двигателем… Ты все это отлично знаешь, в Космонете написано.
– А может быть, мы занимаемся чем-то, связанным с псионной энергией? – спросила она и положила вилку.
Я поглядел на нее недоверчиво.
– Знаешь, мне пару часов назад звонил этот хрен в халате, которого вы так и не поймали. И тоже спрашивал про мои связи с OpenMind… В курсе, кстати, как его зовут?
Она задумалась и пропустила мой вопрос мимо ушей.
– Но паки так кондово сеть не взламывают, – сказала она, отвернувшись к окну.
– Делов-то. Может, маскировались под любителей… И что же им удалось стащить с моего компа?
– Ничего. В том-то и дело. Любители стащили бы хоть что-нибудь… Так что тебе сказал человек в халате?
– Угрожал. Хочет, чтобы я выведал для него какие-то сведения.
– Какие?
– Не важно. Они к Gateway не относятся… Почему ты заподозрила OpenMind в шпионаже, если, говоришь, действовали любители?
Она снова подозрительно посмотрела на меня.
– По-твоему, в OpenMind корпоративный шпионаж поставлен на профессиональную основу?
– Понятия не имею, говорю же. По логике, если уж заниматься чем-то, то серьезно, без баловства. OpenMind – серьезная профессиональная компания…
– И какие у OpenMind есть профессиональные средства шпионажа?
Я перестал жевать.
– Откуда я знаю? Я там не работал никогда, и знакомых у меня там нет!
Дженнифер смотрела пристально.
– Ну, знакомые, положим, у тебя там есть…
Я отложил вилку.
– К чему ты клонишь? И что вы вообще пристали ко мне с этим OpenMind’ом?
– А кто еще приставал? Макфолл?
– Интересно, – усмехнулся я, – почему ты его давеча обозвала человеком в халате, если знаешь фамилию?
– Думала, что ты не знаешь… Ну так, кто из твоих знакомых OpenMind’овцев нужен Макфоллу? Гроссштейн? Фрайд?
Я опустил голову и стал ковыряться вилкой в остатках томатов.
– Артур, ну что ты молчишь? – произнесла Дженнифер дрогнувшим голосом.
Я поднял глаза. В ней что-то изменилось. Она смотрела на меня с мольбой, как будто от меня зависело что-то важное. Опять я вспомнил слова Деева о доверии к ней и что сегодня уже обидел ее напрасным допросом.
– Знаешь, зачем я приехала сюда? Потому что мне стало страшно!.. Потому что ты ничего не рассказал о своих давних делишках с OpenMind и Фрайдом! А сейчас ими занялись и копают подо всех, кто хоть как-то мог быть в этом замешан. Мне на днях звонили друзья по SP, которые давно не работают ни в SP, ни в OpenMind, и просили замолвить за них словечко. У них в квартирах уже были обыски! Едва до задержаний не дошло!
– Я уже сказал, – проговорил я медленно, – что давние дела ни при чем. Там все улажено. Полный порядок. Нас подозревали, но необоснованно. Все дела закрыты окончательно и бесповоротно.
– И сколько всего их было? – спросила она так, как спрашивают о бывших любовницах.
– Четыре. Два закрыты за недостаточностью доказательств. Одно дошло до суда, вынесли оправдательный приговор, который был обжалован, но оставлен в силе. Еще на одно вообще забили, там и состава преступления сформулировать не смогли; недавно его закрыли за истечением срока давности. Всё.
Она смотрела пристально и злобно.
– Ты так ловко не вдаешься в подробности…
– Потому что я не хочу в них вдаваться! – сказал я безапелляционно. – Дела эти ни тебя, ни даже Gateway не касаются. Формально… А компетентные органы давно в них разобрались.
– Да, видно, серьезные были дела… раз у твоего теперь гриф «А»!
Я протяжно вздохнул.
– Этого дела я не видел, у меня такого доступа нет. Зачем ему засандалили гриф «А» – понятия не имею. Но все, из чего оно могло быть сформировано, я тебе озвучил. Не знаю, зачем так сделали… Может, засекречивают связанное с OpenMind, кто знает…
Не отводит взгляда. Чувствую, как рассматривает каждый мускул моего лица, будто мы в покер играем.
– Темнишь, – заключила она, откидываясь на спинку стула.
Я посмотрел на нее укоризненно, но она, взяв бокал, отвернулась. Встал, прошелся по комнате. Тягостно длилось молчание и скрипели половицы. Наконец, меня прорвало.
– Дженнифер, вот ты тоже темнишь! Хотела выяснить у меня одну конкретную вещь, а устроила какой-то цирк! Выследила меня, заигрывала тут… Думала споить меня, чтобы я все рассказал? – усмехнулся я, – Что я, дитя малое?
Она сжала губы, глаза ее увлажнились.
– Я не заигрывала, – сказала она почти шепотом. – Мне от тебя ничего не нужно. Это тебе нужна моя помощь, только ты этого не желаешь понимать!.. Ну и иди к черту.
Она встала из-за стола и прошла мимо меня в кухню. Перед носом пронесся аромат ее духов, столь несоответствующий деревенскому кухонному фартуку, запаху тушенки в комнате, и вообще всей окружающей обстановке.
Я подался за ней. Она стояла лицом к окну и, заломив руки за спину, пыталась развязать тесемки фартука.
– Все-таки у тебя сегодня обыск? – спросил я утвердительно.
– Да, но тебя же это не касается, – проговорила она отрешенно. – «Формально». У тебя же все дела закрыты…
– Слушай… Ну неприятно это, согласен. Меня самого, честно говоря, выбило из колеи твое предостережение…
– Неприятно, ага… Неприятно – это выслушивать твой ор по телефону. За который ты даже не извинился… А внутренняя безопасность Ассамблеи, прости за откровенность – это не неприятно, а до чертиков страшно!
Узел не поддавался. Она принялась рьяно его растаскивать и рвать ногтями.
– Я… Ну… – запнулся я. Слова извинения никак не подбирались, всяко выходило или унизительно, или неискренне. Пауза затягивалась, я тронул ее за плечо и продолжил: – Послушай, Дженнифер. До тебя никто не докопается. Ты у нас и трех месяцев не работаешь… Ничего страшного они с тобой не сделают, ты же не шпион, арестовывать тебя не за что. Будут допрашивать – расскажешь, что знаешь, а ты толком ничего и не знаешь. Свалишь все на меня или Деева, что выполняла наши указания… Забавно, что ты приехала прятаться ко мне, – усмехнулся я. – Я ведь, по твоей логике, главный источник опасности.
Она, наконец, стащила с себя фартук и обернулась. В великолепных глазах ее стояли слезы. Прическа растрепалась, пока она освобождалась от лямки, лицо было бледным. Смотрела она куда-то в сторону.
– Не главный… Я думала, ты прольешь свет на причины… – сказала она безразлично и направилась к входной двери. – Да и выбора, куда ехать, у меня нынче негусто.
– А как же твои друзья из SP и OpenMind? – спросил я и тут же понял, что вопрос прозвучал с ехидством.
– Они не мои друзья, а моего парня… бывшего… И я и так их уже подставила с этими обысками.
Пока она поправляла прическу перед пыльным зеркалом, я набрался наглости и спросил:
– Давно вы расстались?
Она помолчала.
– На той неделе. Два года жизни – в мусорку, – отчужденно сказала она. – Но тебя это не касается.
Она стояла в дверях с сумкой наперевес.
– И куда ты сейчас поедешь? – спросил я, подойдя ближе.
Дженнифер стояла передо мной в своем неуместном деловом костюме, как заблудившаяся гостья из даунтауна. После долгого дня, в помятом пиджаке, с большой сумкой, тяготившей плечо, похожая на растерянную командировочную, которая пропустила обратный рейс. Она смотрела стеклянным взглядом, потому что мысли ее теперь занимал лишь вопрос о ночлеге: куда податься, чтобы до утра до нее не добрались паки. Я ее больше не интересовал. В моем доме ей убежища не нашлось. Она попробовала наудачу, но все опять закончилось допросом.
– Не знаю, – сказала она. – В гостиницу за наличные… У тебя есть сколько-нибудь наличных взаймы? Мне своих впритык хватит.
Я машинально полез в карман и вытащил кошелек. Потом вдруг осенило: какого черта я делаю?.. Протянул руку и просто взял с плеча ее сумку. Дженнифер покорилась, но продолжала стоять у двери. Мне вдруг захотелось ее обнять, я даже сделал движение (и, кажется, она его заметила), но остановился. Никакая она не царица зверей… Возвели ее в этот ранг Деев с Опаляном, купившись на бесподобный взор и твердые речи, а она – обыкновенная женщина. Известно же, слабость Опаляна – властные женщины, Деева – красивые женщины, а Эйзенберг просто трус…
– Оставайся. Больно уж вкусно ты готовишь макароны с тушенкой, – сострил я, чтобы разрядить ситуацию. – Пойдем, хочется их доесть…
Не поменявшись в лице, она покорно поплелась за мной в гостиную и села на свое место за столом. Я налил вина в бокалы почти доверху.
– Давай, чтобы все у нас обошлось, – сказал я тихо, мы чокнулись и хорошенько отхлебнули. Я принялся доедать спагетти с показательным аппетитом. Дженнифер тоже ела, медленно, без энтузиазма.
– Ты уже познакомилась с Витой Портман и Сьюзан Морт? – спросил я, чтобы не давать тишине снова нагнать тоску.
Она помотала головой. Стараясь вспомнить побольше смешных деталей, я рассказал про фундаментальщиков, про их странности, какао и тусовку у фонтана. Для увеселения пришлось пожертвовать наиболее безобидными историями препирательств Деева с Виточкой. Она спросила, всегда ли Деев так себя вел в отношении слабого пола. С первого дня, заверил я, но к этому давно привыкли все, включая Опаляна. Она покачала головой, сказав, что служебные романы ни к чему хорошему не приводят. Я уточнил, что у Деева служебных романов не бывает, бывают только служебные перепихи. А вообще, да, дело нехорошее, и, видимо, с ее приходом жизнь Деева перестанет быть медом. Она рада была бы сейчас заняться чьим-нибудь романом, поскольку это, хоть и смертельно скучно, но так привычно и не страшно, в отличие от разбирательств с ПАК. Тут у меня возникло наготове сразу несколько историй моего периода в Гвардии…
Беседа кое-как налаживалась. Дженнифер слушала и отвечала все охотнее, смеялась шуткам. Я чувствовал себя обязанным во что бы то ни стало выправить положение, в которое сам нас загнал. Совестно было за срыв, стыдно, что довел до слез женщину, которая ничего плохого не сделала, хотя и приехала с не совсем форматной просьбой… Замешано ли тут «что-то личное», о чем говорил Деев?.. Вот был бы на ее месте, скажем, сам Деев… а лучше не Деев, а, допустим, Джорджик; в такой же ситуации, с угрозами и грядущим обыском. Разве не приютил бы я его переночевать?.. Или, скажем, была бы это Виточка… Меня передернуло. Переночевать бы дал, но точно не стал бы с ними обоими ужинать, тем более открывать десятилетнее бордо. Джордж бы своей бородой тут все извозил…
Я рассказал забавную историю о том, как в нашем лагере в Центральной Африке Крег однажды ночью в одних трусах, обвешанный пятью автоматами, спросонья выбежал из палатки и стал стрелять в воздух, объявляя тревогу, а потом выяснилось, что его разбудило пронзительное кряканье какой-то птицы, которое он принял за аудиогранату. Дженнифер смеялась, сильно откидывая голову назад. Едва закончив рассказ, я спохватился – закат.
Вскочив из-за стола и бросив Дженнифер короткое «Пошли!», я потащил ее на выход, на лужайку, где стояли наши оверкары. В бурьяне было выкошено несколько дорожек, и теперь он напоминал старинный английский лабиринт.
Солнце висело, уже наполовину погруженное в гребенку далекого леса, придавливая своей массой и делая его черным, как уголь. Казалось, солнцу ничего не стоит проглотить, сожрать и кромку леса, и крохотное, в считанные километры, холмистое поле между лесом и моим забором. На горизонте солнечный диск раздувало раза в три-четыре шире, чем он был днем, вися высоко в небе. Превращение повторялось изо дня в день, всю мою жизнь и сотни лет задолго до нее, но никак я не мог привыкнуть; каждый раз подбирался червячок страха, что оно вот-вот взорвется и подожжет землю, и нас вмиг разметелит на элементарные частицы. Врач приемной комиссии в ПАК назвал это гелиофобией, и Крег надо мной всегда насмехался, а вот Фрайд – нет. Фрайд порой впадал в куда большее созерцательство, когда наблюдал закат.
Увидев эту апокалиптическую картину, Дженнифер освободилась от моей руки, медленно пошагала по извилистой дорожке и встала у самого забора.
Солнце медленно катилось вниз. Движение было заметно глазу. Сердце у меня замерло. Я вспомнил, как в детстве меня завораживали огромные поезда, которые на полном ходу проносятся мимо тебя, стоящего на перроне. Или – мимо столбов линий электропередач, когда ты высовываешься из окна вагона. До последнего момента волнуешься, что эта громадина снесет тебя, снесет столб, домик смотрителя или заденет вагон соседнего состава. Вместе с тем логикой понимаешь, что рельсы проложены с учетом габаритов вагонов, платформ и столбов; поезд никуда не свернет и благополучно проедет. Животный страх и логическое успокоение боролись до того самого момента, пока состав, наконец, не настигал свою цель, и с ней ничего не происходило… С солнцем щекотало то же ощущение: необходимо проследить, как оно провалится за горизонт, иначе вдруг оно неожиданно повернет и пойдет прямо на нас?