Читать книгу Солнце на краю мира - Антон Шаманаев - Страница 34

*

Просыпаюсь я, кажется, с криком. Вокруг глубокая ночь. Весь потный, подушка мокрая, одеяло куда-то сбилось. Пару секунд лежу, предаваясь облегчению: все-таки – сон. Пусть виденный не единый десяток раз, пусть чересчур полный, подробный и осязаемый, какими сны обыкновенно не бывают, но все-таки – сон, и ничего более…

Казалось бы, давно оставил меня в покое этот до смерти страшный эпизод, где гопник бьет мне в солнечное сплетение, я долго не могу вдохнуть и просыпаюсь, еле дыша… Однако нужно успокоиться. Не упустить ускользающие из памяти ниточки сновидения… Ведь перед гопниками приходил другой эпизод, который я доселе ни разу не видел полностью.

Лежу, не открывая глаз; прокручиваю усилием воли события, лица, слова, только что пережитый во сне разговор с Розой… С него внезапным образом сон отмотался назад к гопникам и оборвался приступом паники… А между тем это важный, ключевой разговор; после него все пошло наперекосяк. Я записывал его долго, урывками, мучительно состыковывал реплики, потому что приходили они короткими кусками и в разное время. Сегодня разговор впервые пришел единым эпизодом. Мы начинаем беседовать на кафедре, она рассказывает мне про власть, мы сматываемся в буфет по дальней лестнице, где пусто и запах травки. В буфете – старуха… Вот откуда она взялась, почему я потом узнал ее в автобусе!

В самом разговоре с Розой – ничего нового. Ни одного слова. Все мне известны и давно записаны. Сегодняшний «прогон» лишь подтверждает верность прошлых записей, многие из которых я помню наизусть. Раньше всякий раз после сна кидался его протоколировать, сперва начерно, стенограммой, затем расшифровывал… Лежат эти записи где-то в моей шифрованной папке в Космонете, да в шкафу на флешке. Ждут своего часа, который неизвестно когда настанет.

Значит, сон мой снова вернулся. Года полтора спал спокойно; думал – ушел он навсегда, и слава богу…

В комнате темно и зябко. То и дело в щели задувает ветер, но тише, чем был вечером. Я встаю, массирую голову, выглядываю в окно. Над забором колышется несчастный скрипучий фонарь. Свет от него волнами набегает на блестящие бока моего оверкара…

Я встряхнулся и уперся лбом в стекло. Оверкара Дженнифер нет! На лужайке одиноко стоит мой, а рядом – пустой пятачок примятой травы. Что за дьявол…

Босиком выбегаю в темную гостиную. Пол холодный и волглый, камин совсем потух. Выбегаю в кухню – пусто и тихо, только сверчки трещат снаружи. Меня передергивает – то ли от холода, то ли я вдруг осознаю, что если оверкар Дженнифер похитили, то в доме может быть кто-то еще. Бросаюсь назад – пистолет на месте, под матрасом; сумка с деньгами – тут же, под кроватью. С пистолетом наизготовку, крадучись подымаюсь на второй этаж, прохожу к спальне и резко распахиваю дверь.

На кровати никого нет. Постель аккуратно заправлена. На столике я различаю маленькую записку. Включаю свет и, щурясь, читаю: «Спасибо за восхитительный вечер! Уехала, т.к. завтра рано утром дела, не хочу тебя будить. XXX26». Почерк красивый, аккуратный – писала без спешки. Но куда она уехала? В мотель? И какие вдруг у нее возникли дела рано утром, о которых еще пару часов назад она не знала? Сплошные вопросы без ответов с этой Дженнифер…

Шлепаю по лестнице вниз, возвращаюсь в кровать. В конце концов, это не мое дело. Я совершенно ее не знаю, мы не друзья и даже не хорошие знакомые. Выпили вместе да потрахались – вот и все.

Заснуть не удается. Слишком разворошили меня ее новые сюрпризы. Сердце колотится часто. Нащупываю пистолет под подушкой. А толку? Нельзя мне так отрубаться, чтобы кто угодно мог незамеченным шастать среди ночи по дому и уезжать со двора на оверкаре…

От нечего делать достаю планшет и вставляю в него левый абонентский ключ, который захватил из офиса. Чтобы проверить соединение с Космонетом, нажимаю на иконку навигатора, и открывается карта дорог. Привык с утра начинать день с погоды и навигатора, вот и сейчас нажал… В Стратосе все зеленое – дороги свободны. Зеленым отмечен и наш серпантин, но в одном месте – короткий красный штрих. Откуда в нашем захолустье пробка в три часа ночи? Приближаю и вижу – кто-то оставил сообщение об аварии: «3 машины, лобовое, магнус всмятку».

У Дженнифер «магнус». В груди накатывает, сердце начинает колотиться с удвоенной скоростью. Почему я так разволновался? Мало ли «магнусов» на наших дорогах?..

Но у Дженнифер – «магнус»! Время сообщения об аварии – полчаса назад. И это мой серпантин. Сюр какой-то… Не хватало, чтобы это была она.

Без особых раздумий о том, правильно ли я поступаю, осмотрительно ли, напяливаю какую-то одежду, хватаю пистолет и прыгаю в машину. Перелетаю через забор и несусь наперерез над поселком, чтобы поскорее выскочить на трассу. Плевать на поднятые тучи песка и дорожного щебня и на болезненный скрип соседских крыш и домов, отрываемых от земли моим оверкаром.

На подъезде к аварии действительно скопилась пробка из грузовиков. Впереди мигают синие и желтые сигналы дорожной полиции. Перекрыта одна из двух полос. Легковые оверкары пускают вторым эшелоном по встречной полосе, а встречный поток отодвинули на обочину. Грузовикам нельзя ни на обочину, ни во второй эшелон, так что их по первому эшелону свободной полосы по очереди пропускает регулировщик. Грузовики-роботы подолгу тупят, распознавая его указания. Я съезжаю на попутную обочину, беру выше столбиков и мимо вереницы грузовиков вмиг долетаю до места аварии.

Все оцеплено желто-черной полосатой лентой. Перед ограждением – небольшой свободный пятачок, на котором стоит жирный полицейский с двойным подбородком и регулирует движение грузовиков. Увидев меня, он меняется в лице и жезлом немедленно приказывает мне остановиться.

– Куда вас понесло? – орет он мне в открытое окно. – Нельзя по обочине! Вторым эшелоном давайте!

– Сэр, там моя подруга… вероятно.

Он молчит. На лице – внутренняя борьба: то ли проявить сострадание, то ли запретить, как велено начальством.

– Убирайте машину. Туда нельзя, – отрезает он и возвращается к грузовикам.

Я осматриваюсь: перед самой лентой топчется пара человек, похожие на зевак. Не проявляют кровного интереса к аварии, никому не звонят. Стоят и наблюдают. Хватает же у нас бездельников, готовых в ночи приехать, лишь бы поглазеть на чужое горе! Справа позади столбиков замечаю их оверкары, скособоченные на насыпи. Недолго думая, паркую свой рядом с ними и вылезаю.

За ограждением – три полицейские машины, одна «скорая» и одна пожарная. Когда я подхожу к полосатой ленте, пожарная машина вдруг взмывает в воздух и улетает. Возгорание, очевидно, было (поскольку откуда-то несет жженой пластмассой), но сейчас не осталось даже дыма. А вдалеке за машинами спецслужб стоит серый внедорожник «магнус» с сильно помятым задом, уткнув правый угол в покосившийся столбик. Кажется, у него нет ветрового стекла и «гармошкой» смят передок, но в остальном верхняя часть кузова полностью цела. Если действительно было лобовое, он удивительно легко отделался.

Один из зевак показывает рукой куда-то правее, и тут я, наконец, вижу, ради кого приезжала пожарная. На поле неподалеку от обочины валяются еще две совершенно черные груды металла. Залитые водой и пеной, они зловеще сверкают в свете мигалок.

У меня перехватывает дыхание, и я, ничего не слыша от пульса в ушах, подхожу вплотную к ленте. За ней у края дороги лежит накрытое черной материей тело, на которое никто не обращает внимания… Нет-нет, это не она, это не может быть она, твержу я себе… Единственная здравая мысль удерживает меня в спокойствии: у Дженнифер был «магнус», а он далеко и почти цел.

Чей-то голос слева произносит слово «магнус», и я начинаю слушать, что говорят.

– …если бы сдала вправо, то встречный увидел бы «конти» у нее на хвосте и не стал бы сигать вниз.

– Весь маневр странный, – вступает другой голос. Он низкий, гулкий, с хрипотцой, и кажется мне знакомым. Я оборачиваюсь, но вижу лишь затылок говорящего. Второй из зевак стоит лицом – толстенький мужик лет сорока пяти, с щекастой добродушной физиономией, в расстегнутой куртке и старом свитере. Фермер.

– Ушел бы во второй, – продолжает тот же голос, – Зачем полез на встречку?.. Лихач обдолбавшийся…

– Прошу прощения, – обращаюсь я к ним. – А что тут произошло, вкратце?

Говоривший оборачивается. В отсветах полицейских огней вижу его бледное вытянутое лицо, и ловлю ощущение дежа вю. Словно все это уже однажды было, в темноте, в свете луны… Впрочем, нет, толстощекого не было. Да и луны тоже… Никакое это не дежа вю, просто знакомое лицо. Знакомое, но не могу вспомнить откуда, даром что хвалю свою память на лица.

Фигуристый средиземноморский нос, выраженные скулы. Большие темные глаза, похожие в ночи на два бездонных колодца. Лицо довольно типичное, вот что. То ли какого-то артиста напоминает, то ли агитплакат о мужественности наших солдат в Пакистане.

Человек отворачивается с таким видом, мол, что тут рассказывать. Однако толстощекий охотно отзывается и, размахивая пухлыми руками, рассказывает, что случилось. А случилось, что ехал себе «магнус» в сторону города, а за ним – один из тех, что сгорел: «континенталь». На этом самом повороте навстречу им летели по своей полосе грузовик и седан «корреа». «Корреа» пошла на обгон грузовика прямо на повороте и, увидев встречный «магнус», решила его перепрыгнуть. «Стандартный одиночный прыжок», – с видом знатока говорит толстощекий и показывает рукой резко вверх и вниз. Впрочем, по тому, как он после каждой фразы взглядывает на человека с лицом артиста, я начинаю подозревать, что и сам он только что услышал подробности и теперь лишь пересказывает. На внедорожниках действительно одной кнопкой можно перепрыгнуть непротяженное препятствие типа забора. Ни разу не слышал, чтобы одиночный прыжок использовали при обгоне по встречке… На излете прыжка он влетел аккурат в «континенталь», что шел позади «магнуса». Оба взорвались, вылетели с дороги, а «магнусу» поддало под зад взрывной волной, а может, и водитель дернулся от неожиданности – в результате его повело, покрутило, и он вошел мордой в столбик.

Из «скорой» выходит санитар в синем комбинезоне, а за ним кто-то в сером одеяле, с длинными каштановыми волосами… Не дослушав толстяка, я срываюсь с места, под ленту, мимо стоящих в задумчивости полицейских, под их крики «Стоять!» и «Сюда нельзя!», бегу напрямик к Дженнифер. Окликаю ее, она оборачивается, и мы обнимаемся. На лице у нее ссадины рядом с глазом и на подбородке, волосы пахнут гарью, но в остальном она в порядке. Даже не забинтовали ей ничего. Я долго не выпускаю ее из объятий, пока меня за плечо не оттаскивает санитар. Рядом уже стоят двое полицейских со злыми минами, Дженнифер им тараторит, что я ее муж, и они, не солоно хлебавши, отваливают по своим делам.

Я спрашиваю санитара, можно ли забрать ее домой. Именно это, говорит он, и следует сделать после пары формальностей. Он провожает Дженнифер к полицейской машине и усаживает ее на заднее сиденье. Через стекло вижу, как полицейский вручает ей свой планшет, на котором, по-видимому, составленный протокол на подпись.

– Легко отделалась. Была пристегнута, плюс подушка безопасности, – говорит санитар. – Пара ссадин на лице, легкий шок. Дали ей успокоительное, так что везите ее домой спать. И впредь старайтесь по ночам не ездить, тем более по серпантину.

– А с этими что? – спрашиваю я, указывая рукой в сторону сгоревших оверкаров.

Санитар без слов машет рукой и уходит к себе в «скорую». Один из злых полицейских все же выпроваживает меня за ограждение («Здесь нельзя, ждите свою жену снаружи!»), приходится подчиниться.

Толстозадый регулировщик по-прежнему дирижирует рокочущими грузовиками. Рядом с ним на пятачке остался только человек с лицом артиста, а фермер ушел к своей машине.

Мы становимся рядом. Человек некоторое время молчит, смотрит неподвижно вдаль, а потом заговаривает:

– Это ваша жена?

– Да… то есть, подруга… – зачем-то оправдываюсь я. – Считайте, что жена, так проще.

– С ней все в порядке?

– Да, спасибо. Пара царапин, ерунда.

– Ну и слава богу.

Мы молчим. Дует ветер, в лицо прилетела первая капля. К накрытому мертвому телу неспешно подходит девушка-коп и что-то говорит в рацию. Вообще, за ограждением царит безмятежность: словно все полицейские чего-то ждут, а все зависящее от них уже предпринято.

– Сколько погибших? – спрашиваю я соседа.

Он пожимает плечами:

– Не сообщают. Один вон лежит…

– Второго еще не вытащили, что ли?

Снова пожимает плечами, и мы молчим. Внезапно он спрашивает:

– Ну а чего так? Чего она вам не жена?

Я всматриваюсь в его знакомое лицо. Но на нем лишь сомневающаяся улыбка и искреннее любопытство.

– Дык… Мы не так давно вместе… – бормочу я обескураженно. – Да и вообще, мы коллеги.

Не знаю, зачем я ему это рассказываю. Он оборачивается и глядит вдаль. Лицо его мерцает сине-желтыми отсветами полицейских огней.

– Крутой поворот… Как бы символизм, да? – вдруг усмехается он в пустоту и расплывается в улыбке, полной странного, неуместного восторга.

Машинально я что-то поддакиваю и лишь спустя несколько секунд осознаю всю нелепость, если не сказать – дерзость, его замечания. Какой к чертовой матери символизм? Двое погибло, один чудом выжил… Поворачиваюсь, чтобы хорошенько ему возразить, но в ответ опять добрая улыбка:

– Да шучу я, не напрягайтесь… Я к тому, что девушка из-за вас ездит ночью одна и попадает в аварии, а вы на ней не женитесь.

Видя, что я не отвечаю на его извращенное сочувствие и только пуще закипаю, он резко идет на попятную:

– Да ну ладно, глупость сморозил. Бывает. К тому же, не мое дело. Извините… Спокойной ночи.

Быстрым шагом он уходит к своему оверкару. У самой двери оборачивается, его нахмуренный лоб мигает в отсветах полицейских огней, но смотрит он не на меня, а куда-то вверх. Потом он исчезает внутри, стрелой взмывает и облетает пробку по большому радиусу.

Странный и весьма неприятный тип. Полез с нравоучениями обсуждать чужую личную жизнь, как какой-нибудь футбольный матч. Вовремя смотался, а то, не ровен час, засадил бы ему по фигуристому носу…

Оборачиваюсь – навстречу уже идет Дженнифер с сумкой на плече. Я дожидаюсь ее у ленты и сразу заключаю в объятия. Чувствую, как ее остренькие пальцы сжимаются у меня на спине. Страх потерять как будто делает ее роднее. Час назад я и всерьез ее не воспринимал, а теперь хочется заботиться о ней, быть ей каменной стеной, сильным плечом…

– Все в порядке? Мы можем уехать отсюда?

– Да.

– Больше ты от меня сегодня не сбежишь!

Пока я сдаю задним ходом по обочине, к месту аварии с неба подлетают еще три оверкара необычной формы. Под их прожекторами полотно асфальта становится как белый лист. «Паки», – констатирует Дженнифер. Не иначе. Оверкары двухэтажные, с пулеметами и пушками, торчащими с боков, страшные и стремительные, как ракеты. «Летим отсюда», – шепчет она. Я без лишней спешки разворачиваю оверкар, перелетая грузовики, и беру обратный курс.

Мы едем до неприличия аккуратно и медленно. Как будто поставарийный стресс у меня, а не у Дженнифер. Сама она сидит в оцепенении и болезненно улыбается в пространство.

Я не начинаю разговоров про ее внезапный отъезд, хотя и распирает устроить новый допрос и заодно прочитать пару нотаций о том, как ездить по ночам по серпантину после бутылки вина. Почему мне хочется это сделать? Если бы на ее месте была, скажем, та Дарси… или Дарби, с которой год назад мы пару раз повстречались, стал бы я читать нотации? Да, похоже, что стал бы. Похоже, дело во мне.

– Завтра позвоню знакомому жестянщику, – говорю я, как могу непринужденно. – Поглядит, что как; может, и выправят твоего красавца, чтоб новый не покупать.

Дженнифер поворачивается и долго смотрит.

– Ты хороший… Хочешь устроить расспросы, но молчишь… Ну, разве тебе совсем не интересно?

– Сказать честно, небезынтересно.

– Будем считать, что у меня пунктик, – передумывает она, отвернувшись.

– А в трубочку ты дышала?

– Тысяча долларов штраф, – вздыхает она. – Хоть вел автопилот, и промилле всего ноль пять… Раз авария, пусть не я виновата, – не больше ноль двух. Поделом мне.

Мы молчим. Внезапно ее передергивает.

– Не могу, это кошмар! Я спать не буду. Люди погибли… Если бы я, дура, не уехала, то они сейчас были бы живы.

– Ты же не виновата.

– Все равно, как себе это простить?

– Перестань. Ты вообще ни при чем. Ты там случайно оказалась. Радуйся, что сама осталась жива.

Дженнифер всхлипывает. На пути очередная шпилька, которую я прохожу с подчеркнутой осторожностью, как будто сдаю на права.

– А все-таки как все произошло? – не выдерживаю я.

Она всхлипывает снова.

– Этот черный ехал за мной… от самого твоего поселка гнал за мной и подбирался все ближе. В конце он уже дышал мне в затылок, я готовилась после следующего поворота притормозить, чтобы он обогнал. Он меня напрягал… Но из-за поворота вылетели две пары огней, и я помню, как подумала только: «Всё». Даже не пыталась ничего сделать, даже не промелькнула мысль, куда я могла бы уйти. Да я, кажется, и не тормозила… Потом я зажмурилась, сзади оглушительный грохот, взрыв, меня со страшной силой толкает вперед, вдавливает в сиденье, кренит и начинает колотить о столбики. Тут я, умница, нажимаю на тормоз, а вот штурвал отвернуть от столбов – нет, на это ума не хватило. Удар за ударом, меня вертит на триста шестьдесят градусов, бьет разными бортами, крутит, потом – бац, в лоб выстреливает подушка, и вот я уже стою…

Она рассказывает взахлеб, почти не делая пауз. Всхлипывает все сильнее, и, наконец, начинается истерика. Я останавливаю оверкар на обочине на длинном перегоне, обнимаю ее, встряхиваю ее голову, целую, бью по щекам. Понемногу она успокаивается и трет руками мокрое лицо. Я пускаю в ход стародавние бумажные салфетки, найденные в бардачке. Мы продолжаем путь.

Минут через пять молчания меня вдруг осеняет:

– А почему прилетели паки?..

Дженнифер пожимает плечами и роется в сумке. Извлекает оттуда файлик с распечатками бумаг, которые заполняла для полиции. Кроме бумаг, в этом файлике оказывается флешка. Дженнифер достает ее и протягивает мне.

– Это из моего видеорегистратора. Можешь посмотреть, как все было. Я не могу, мне страшно.

Я прячу флешку в карман и смотрю на Дженнифер. Измученная, она заталкивает все обратно в сумку и со стуком облокачивает голову на дверную стойку. Остаток пути мы проводим в полном молчании.

Дома я без лишних сантиментов даю ей коньяку и укладываю спать туда же, откуда она сбежала. Мы почти не разговариваем, только уже лежа в постели Дженнифер берет меня за руку и шепчет:

– Спасибо тебе, что не бросаешь меня. Я очень тебе благодарна.

– Обещай мне, что будешь сдерживать свой пунктик, – говорю я строго.

– Обещаю… Поцелуй меня.

Я исполняю ее волю и желаю спокойной ночи. Уходить не хочется. Хочется лечь рядом и заснуть с ней в обнимку, придавив тяжелой рукой. Впрочем, вдвоем на узкой кровати не поспишь, затолкаем друг друга… Я с минуту стою в дверях и любуюсь, как Дженнифер засыпает. Потом осторожно выхожу, спускаюсь к компьютеру и вставляю флешку.

На изображении с задней камеры в течение минут семи болтается какой-то оверкар. С каждый поворотом он все ближе. Темный «континенталь» старого образца. Водителя за ореолом от света фар рассмотреть невозможно, но он в салоне один. Когда оверкар подъезжает совсем близко, различается его номерной знак – серия PHQ. И здесь паки?.. Однако теперь хоть ясно, зачем прилетели те – чтобы забрать тело своего сотрудника и расследовать его гибель.

В конце видеозаписи буквально ниоткуда берется нечто огромное, и в следующем кадре – взрыв. Все дергается, горящий клубок оверкаров, как сцепившиеся в схватке коты, стремительно катится прочь с дороги и разваливается в кювете. Я переключаюсь на запись с фронтальной камеры.

Все так, как рассказала Дженнифер: откуда ни возьмись, из-за поворота выскакивает малогабаритная «корреа» и летит по встречке прямо в лоб Дженнифер. Перед самым ее бампером резко взмывает вверх, и далее на видео – отсветы от взрыва и борьба со столбиками.

Я отмотал немного назад. Номерная серия у «корреа» – обыкновенная. Не полиция, не паки. Номер читается отлично, поскольку Дженнифер не успела погасить дальний свет перед поворотом. Четче видится и водитель: он также в салоне один, лицо хмурое, губы крепко сжаты.

По спине холодок. Судорожно ищу кадр, где водитель получился лучше всего, и увеличиваю… Мужественное лицо, напоминающее какого-то артиста или солдата с агитплаката в приемке ПАК.

Чертовщина… Катапультировался он, что ли? А после, такой спокойный, без единой царапины, спрашивал меня про женитьбу… Или то был его хладнокровный брат-близнец, который даже не изображал страданий по погибшему брату…

Да нет, глупости, просто похожее лицо. Очень типичное, каноническое лицо для здешнего края, мало ли таких гуляет вечером по Стратосу… В первые дни в Египте нам все арабы казались одинаковыми. Однажды чуть не пристрелили своего араба, приняв его за исламиста. Наверняка и им наши хмурые обгорелые лица казались неразличимыми, словно на одной фабрике штампованными.

Поглядев на каноническое лицо еще минуту и не родив новых идей, решительно захлопываю ноутбук. Глаза слипаются. Довольно загадок на ночь. С далекого спутника скачиваю на планшет свои записи сна, чтобы сверить разговор с Розой и добавить деталь про старуху, пока свежо в памяти. Железно необходимо это зафиксировать, тормошу я себя по привычке, начиная клевать носом…