Читать книгу Долой - Антон Витальевич Дериглазов - Страница 5
Глава 2. Эмилия.
II
ОглавлениеДень начался со звонка Мари.
– Ты еще спишь? – спрашивал возбужденный голос в трубке.
– Ну да, – будто с похмелья отвечала Эмилия, – к трем же договаривались…
Мари громко затараторила в трубку, но Эмми знала, что так будет, и успела убрать телефон от уха.
– К трем! А если что-то поменяется? Хочешь остаться и все пропустить? Брат Ника приедет раньше, в три уже надо быть там, поэтому начинай собираться, – Мари сделала паузу и Эмми поднесла телефон поближе, – не забудь там ничего, – тише добавила Мари и бросила трубку.
Хорошее настроение подруги не могло не радовать. Мари, видимо, опять забыла все обиды, но и возможности уколоть за вчерашнее не упустила. Все равно ее звонок был облегчением для Эмилии.
Да, вечер в хоть и не самой приятной компании все же поможет отвлечься. Эмми вышла из комнаты только через десять минут после звонка.
– Доброе утро! – приветствовала мать.
Дочь проигнорировала и, не поворачивая головы, прошла в ванную.
Отца в это утро даже не было слышно. Он приехал сегодня поздно ночью, так что Марта даже не слышала, как замок двери его кабинета щелкнул. Повторного щелчка всё не было. Либо муж внутри и не выходит, либо его нет дома в принципе. Все же она не хотела проверять, ведь если он внутри, то снова закатит скандал на почве того, что его без конца беспокоят.
Марта зашла на кухню – Эмилия заканчивала завтрак.
– Ты куда-то собираешься? – спросила Марта, аккуратно присаживаясь рядом.
Эмилия отложила приборы и посмотрела на мать.
– Да.
Марта не решалась узнать больше. Эмилия убрала посуду и ушла в комнату. Дверь снова закрыта. Марта подошла к ней спустя четверть часа.
– Я могу подбросить тебя, если хочешь.
– Не нужно, – отрезал глухой голос за дверью.
Сложенные в кулак руки на груди расслабились и сползли вдоль тонкого тела. Марта ушла мыть, а затем натирать насухо посуду.
Эмилия достала телефон, открыла ленту, и пока посты летели вверх, так же стремительно летели минуты. Закончив, она достала электронную сигарету, подошла к окну, открыла его и, выпуская клубы пара, стала окидывать своим презрительным взглядом окрестности. Ее внимание привлек мужчина, снующий во дворе возле припаркованных авто. Она бы не обратила внимания, будь это очередной наркокурьер или пьяница, но в фигуре этого мужчины она увидела что-то знакомое. Хорошо сложенный мужчина с выбивающимся из-под шапки хвостом русых волос напомнил ей дядю Иммануила. Последний раз она видела его лет 10 тому назад, он приезжал к отцу на пару дней и по утрам играл с ней в прятки.
«Да ладно, это не может быть он. Он бы уже зашел, поздоровался с отцом, со мной. Может, спросить у отца?» – подумала она и рассмеялась над этой глупой идеей.
Она перевалила половину своего корпуса за оконную раму и уже собиралась окликнуть его, как вдруг незнакомец выбил стекло какой-то подержанной иномарки. Через минуту двигатель машины взревел, и автомобиль стремительно понесся на выезд со двора. Эмилия опомнилась, когда услышала звонок в дверь. Увиденное показалось ей каким-то странным сном или минутным помутнением. Она закрыла окно и действительно подумала так, потому что не обнаружила сигареты у себя в руке. В коридоре она пересеклась с мамой и попросила ее уйти в гостиную.
– Это ко мне, – сказала она и открыла дверь.
– Эмми, почему ты еще не одета?! – врываясь в квартиру, напала Мари.– Здравствуйте! – поприветствовала она Марту.
– Я… Эм… Я, в принципе, все собрала, мне только одеться, – сказала Эмми и ушла в комнату за вещами.
Мари продолжила стоять на пороге. Марта вышла из гостиной.
– Мари, чая не хочешь попить? Я сделала такой вкусный «Медовик»!
– Нет, спасибо. Мы немного торопимся, – мягко отвечала Мари. – Ты там скоро? – крикнула она в сторону комнаты Эмми.
Там что-то упало.
– А далеко соби… – тихо попыталась узнать Марта, но Эмилия уже была готова и своим появлением перебила мать.
– До свидания! – уже в подъезде крикнула Мари, и они, не дожидаясь лифта, стали спускаться по лестнице.
Выйдя на улицу, Эмми сразу бросила взгляд на то место, где стояла машина – пусто, лишь кусок сухого асфальта меж линий следов. Она обернулась по сторонам и увидела свою сигарету, торчащую в снегу прямо под ее окном. Рассказывать все это Мари она не хотела, хотя бы потому, что та, будучи слишком взволнованной предстоящей поездкой, просто не стала бы слушать. Да и времени подойти к месту происшествия и рассмотреть осколки, следы не было – таксист что-то громко выкрикнул из окна желтого седана.
Каких-то пятнадцать минут и дамы уже стоят у банка в ожидании патрульной машины.
– Господи, я до сих пор не могу поверить, что мы делаем это! – воскликнула Мари.
– Представь, что это только начало, может, легче станет, – усмехнулась Эмми.
Эмилия была взволнована не меньше Мари, отчего стала прогуливаться вдоль здания. Делая третий круг, она вдруг обнаружила резинку для волос, прикопанную снегом. Она подняла ее и заметила – резинка из набора, что подарила ей мать на шестой день рождения.
– Вот он – «Ford» 1337. Это за нами. Не думала, что когда-нибудь буду этому рада! – махая рукой, говорила Мари.
Машина подъехала, и из нее вышел высокий, крупный молодой человек.
– Мария и Эмилия? – снимая очки-авиаторы, спросил мужчина.
– Да, – в голос ответили подруги.
– Садитесь.
Это был брат Ника – Алекс, самый настоящий киношный «коп». Высокий, накаченный мужчина со строгими чертами лица, с решительными движениями рук и не менее решительным взглядом.
Девушки забрались на заднее сиденье и сели на расстоянии – каждая у окна. Они улыбались и переглядывались.
– Когда подъедем к пропускному пункту, молчите, а лучше опустите глаза, будто вам стыдно, – он резко на мгновенье повернулся и сказал, – вам ведь бывает стыдно?
До самого поста Мари сидела с открытым ртом, не спуская глаз с Алекса.
Остановившись у светофора перед мостом, Алекс снял очки и повернулся к дамам, сверкая своими черными, как морская пучина, глазами.
– Делайте, что я сказал! И никакой самодеятельности.
Машина взревела и стремительно набрала скорость, двигаясь по мосту и окропляя весь город за спиной переливом синего и красного света. Подъезжая к мосту, Алекс сбросил скорость до 20 км/ч, и секунд десять, казавшимися подругам вечностью, автомобиль катился к шлагбауму. Мари взяла Эмми за руку, и их обеих объял холодный пот, сердце билось так, что они обе слышали эти пульсации через руки. К тому моменту, как они остановились, дежурный поста уже ожидал их у своей будки.
– День добрый! С какой целью движетесь в Нижнюю часть? – послышался голос в открытое водительское окно.
– Доставляю ранее осужденных до места жительства в связи с освобождением, – уверенно говорил Алекс.
Дежурный нахмурил брови и обошел машину, просвечивая кое-где фонарем.
– Разве за это отвечает не конвойная служба? – вернувшись к водителю, сказал он.
– Половина штата конвоя на переподготовке в Москве, другая половина за шлагбаумом – перевозит задержанных из Автозаводского района.
Дежурный ничего не ответил и принялся разглядывать подруг, подсвечивая их лица синим светом фонаря. Длилось это не более десяти секунд. От волнения Эмми начала считать, и где–то на 7-ой секунде Мари не выдержала:
– Два года заключения… Не терпится уже увидеть родных… – под стать плохому актеру, дрожащим голосом сказала Мари.
Дежурный уперся в нее глазами, потом в Эмилию, затем в Алекса. Эмилия тяжело проглотила и с трудом вздохнула.
– Проезжай, – сказал дежурный.
Шлагбаум поднялся, и машина так же неспешно, как и подъезжала двинулась вперед. Миновав пост, Мари тяжело выдохнула.
– Скажи честно, ты больная? – обратился Алекс.
– Я перенервничала!
– Перенервничала?! Повернись ситуация в сторону протокола… – практически кричал Алекс.
– Не начинай… – заступалась Эмми.
– Что ты сказала?! Не начинай?! Я не начинаю, но они бы начали! Начали проверять документы, которые вы, очевидно, додумались взять. Где в вашем девственном паспорте или личном деле, есть хоть малейшее упоминание о хоть малейшем правонарушении?! Я не говорю уже о тех, как ты сказала, «двух годах заключения»! – продолжал отчитывать Алекс.
Ни Эмилии, ни Мари нечем было крыть. Они проглатывали все его слова и с трудом переваривали. Эмми сердилась уже не на него, а на себя, ведь ей почему-то тоже стало стыдно. Настолько громкими, резкими и грубыми были слова Алекса – будто удары кувалдой по черепу – что невозможно было игнорировать. Нотация кончилась, только когда они приехали к дому. Напоследок Алекс язвительно опустил:
– Стоит ли мне вообще уезжать отсюда?
Проблесковый маячок постепенно стал тонуть в сумерках, будто нить, которую неизвестно кто тянул обратно, в цивилизацию, в безопасность. А Эмми и Мари остались тут, в пьянящей тишине какого-то другого мира. Первое, что они почувствовали, помимо перебивающего дыхание волнения, это уязвимость. Будто они герои фильма ужасов. Воображение настырно рисовало тысячи взглядов и заряженных орудий, устремленных на их дрожащие коленки.
Эмилии доводилось пару раз проезжать мимо этих районов по пути на вокзал. В Горьком уже давно оборудовали вокзал в Верхней части для безопасности и удобства граждан. Однако второй вокзал, вернее, первый, хоть и с перебоями, но функционировал здесь, в Низу. Дорога к нему была усеяна камерами, как когда-то была усеяна деревьями, дарящими городу кислород. Теперь тут бетонные ограждения и строительные леса, хотя стройкой уже никто не занимается. Нижнюю часть пустили на самотек. Зачем стараться для глупых существ, которые не ценят подачек Правительства?
И вот дом. Дом Ника, точнее, его обеспеченных родителей – оазис в пустыне страха, голода и сумасшествия. Почему он тут, и как его до сих пор не разобрали по кирпичикам – вопрос, интересующий многочисленных завистников. Одни говорят, что семья Ника работает на государство и это очередная ненормальная прихоть его ненормального отца. Другие – якобы глава семейства является негласной «главой» беженцев и тут его резиденция. Как бы то ни было, достоверной информации нет, сам Ник никогда не говорит о своих родителях. Никто их не видел.
После уроков Ник будто исчезает из школы и так же неожиданно появляется утром перед занятиями. Эмми одно время пыталась понять, откуда он приходит или кто его подвозит до школы. Тогда она пришла в школу рано – еще до ее открытия. Ника не было. Когда школа открылась, Эмми уже изнутри не спускала глаз с единственного входа, всматриваясь в каждого прибывающего. До звонка оставалось 2 минуты, как вдруг она почувствовала тяжелую руку у себя на плече.
– Меня дожидаешься? Как мило… – широко улыбаясь, сказал Ник.
Одних эта загадочность отпугивала, и они старались держаться от парня подальше – даже уборщица Диана крестилась, когда он проходил мимо, неся за собой еле уловимый запах серы. В других же Ник вселял интерес своей мрачностью и потусторонней загадочностью.
Праздник проходил в пятницу, 13 марта. Нику исполнялось 18 лет.
Эмилия столько слышала об этом доме и никогда не могла подумать, что окажется здесь. Взглядом она принялась изучать каждый столб, каждый карниз. Оглянула балюстраду перед огромной двухстворчатой дверью с резьбой, какая бывает в католических храмах. Дом создавал впечатление дворца Папы Римского, хоть Эмилия и не имела представления, как он должен выглядеть. Но стоило отвести взгляд на заросший двор и вновь посмотреть на дом – к полной луне высокими готическими шпилями вздымалась церковь. Вскоре Эмилия оставила попытки понять, что за сооружение перед ней. Дверь с грохотом распахнулась.
– Ну что, грешницы, добро пожаловать на «Исповедь»! – загремел Ник, видно, уже выпивший.
– Отец Ник, – вздохнула Мари и направилась к входу.
Эмми не двигалась с места, прислушиваясь к звукам вокруг и продолжая беспокойно оглядывать местность.
– Эмми, милая… – начал Ник.
– Не называй меня так, – сквозь зубы прошипела она.
– Мне кажется, ты чего-то боишься… Беженцев? Видишь ли, за этот высокий забор, который, забыл упомянуть, под напряжением, даже гепард не попадет, не говоря уже о человеке и не говоря о том, что гепарды тут не водятся, – развязав язык, продолжил Ник.
Эмми не слушала его и, простояв с минуту, двинулась к входу. Она зашла в дом, сделав вид, что сняла шляпу перед Ником, на что тот только усмехнулся и икнул.
Внутри дом совсем не соответствовал своему фасаду. Интерьер представлял собой что-то схожее с холостяцкой берлогой: кресла-мешки, потрепанные кожаные диваны, длинный стол с выпивкой, стол для настольного тенниса. Первый этаж был одной большой комнатой: кухня и гостиная были разделены перегородкой из голого кирпича с разноцветными и большими граффити; гирлянды и пара торшеров были единственными источниками света, и это только добавляло атмосферу «андеграунда». Насколько удалось узнать у Ника, здесь, под одной крышей было одиннадцать заявленных и около десятка незваных гостей. Это были друзья, друзья друзей, девушки парней, парни девушек. Второй же этаж был разделен на две просторные спальни и гостевую комнату. Теперь, побывав внутри, можно было сказать, что дом Ника – не более чем обыкновенная дача зажиточного человека. Еще здесь был задний двор с замерзшим бассейном.
Эмми и Мари перенесли пару свободных кресел-мешков в угол гостиной и обосновались прямо под громадным диско-шаром.
– Не знаю, что ты хотела пить, но я принесла по бутылке грейпфрутового пива, – протягивала бутылку Мари.
– Обожаю, – открыв бутылку ключами, сказала Эмми.
– Ну и что мы будем делать? – перекрикивая музыку, спросила Мари.
Мари шла на золотую медаль. Свободное время она проводила за книжками, учебниками и за дополнительной самоподготовкой к экзаменам, до которых было еще больше года. Так что, да – свободного времени у нее не было. А это значит, что не было времени посещать подобные мероприятия, напиваться, целоваться с незнакомцами и незнакомками. По понятным причинам Мари теперь в растерянности: как себя вести и что делать она не знает. Вся надежда была на подругу, советы которой она не захотела тогда слушать.
– Посидим, выпьем. Может, потанцуем.
– И все? – Мари, видимо, этого было мало.
– Видишь ты или нет, но половина настолько пьяна или под кайфом, –она указала на маленького паренька, разговаривающего с кактусом, – что последнее, что они могут – так это составить нам компанию, – подмигнув и сделав большой глоток, сказала Эмми.
Следующие полтора часа Эмми и Мари тихо выпивали у себя в уголке: посылали пьяных, смеялись над ними; подглядывали за целующимися; кидали в толпу арахис. По истечении этого времени они встали и начали танцевать, спотыкаясь и даже падая.
– Будь хорошей девочкой, мне надо в туалет, – опуская на пол пустую бутылку, сказала Эмми и пошла к лестнице.
Уборная находилась на втором этаже, поэтому приходилось протискиваться между телами, монотонно качающимися в бит. На таких широких лестницах обычно сидят люди, чаще всего парочки, и этот раз не был исключением.
– Эмми! Давно тебя не видел, как ты? – тяжело поднимаясь, воскликнул парень, наряженный в Иисуса.
– Бог ты мой! Дэмиан! – Эмми растерянно окинула взглядом своего бывшего парня.
– Он самый.
– Разве сегодня Хэллоуин?
– Вроде, нет. А что, обязательно нужен повод, чтобы выглядеть как Бог? – усмехаясь, медленно говорил Дэмиан.
Вид у него правда был, как у мученика: усталые, впалые, красные глаза; борода вытягивала лицо и устремляла прямо в большой крест, висящий на груди.
– Вид у тебя, и правда, будто с распятия сняли. По твоей неисчезающей улыбке можно сказать, что ты рад этому? – проводя глазами снизу вверх, говорила Эмми.
– Видишь ли, чтобы п-познать истину бытия н-ну-ужно всего лишь прикоснуться губами к пленяющему аромату священного рас… растения… – запинался Дэмиан.
– Ты пьяный или…
– Благословленный, – скрестив руки на груди, со спокойным выражением лица сказал Дэмиан. – Возрадуйтесь же, дети мои, рождению раба Божьего – Ника!
Уши напряглись от протяжного свиста и восторженных криков, раскатом грома друг о друга начали биться стаканы, и теперь алкоголь по-настоящему полился рекой. На часах пробило полночь. Вечеринка началась.
– О, Эмми, дорогая, раз уж ты тут, не желаешь удостоить изменника своим присутствием? Мы там, наверху.
– Ну, пошли. Но! – Эмми уже была порядочно навеселе, – но сначала я захвачу с собой Мари.
– Ах, Мари, конечно… поднимитесь на второй этаж, вторая комната слева.
«А он ничего» – думала Эмми, возвращаясь к подруге.
Вновь протискиваясь между людей, попутно пританцовывая с каждым, словно в знак уважения к собравшимся, Эмми приблизилась к углу и не обнаружила там Мари.
«Боже, куда она подевалась?»
Эмми начала ходить вдоль диванов, где сидели молодые люди, весело проводившие вечер в телефонах; зашла на кухню, где компания из ее одноклассников мешала коктейли, делала фотографии и кричала невпопад разные песни – Мари не было нигде. Нигде на первом этаже. Эмми вновь двинулась к лестнице. Карабкаясь по ступенькам, обогнув три целующиеся парочки и еле удержав рвоту, Эмилия очутилась на втором этаже особняка.
Тут было тише, нежели внизу – басы аудиосистемы лишь приятно щекотали ноги, а не поднимали юбку вверх. Эмми остановилась и услышала смех Мари во второй комнате слева. Эмилия без стука ворвалась.
– Мари! – испуганно воскликнула Эмми.
Мари стояла у стола со скрученной в трубочку купюрой. На столе ровными полосами был расчерчен белый порошок.
– Мари, ты чем тут занимаешься? – Эмми нахмурила брови, и купюра выпала из рук Мари. – Вы чем тут занимаетесь?!
– Эмми, успокойся, все хорошо, мы просто так отдыхаем. Нам, как оказалось, всем троим не по душе эта шумная вечеринка с литрами алкоголя, – речь Дэмиана была развязна, – танцы до потери пульса, – успокаивал он. – Плюс, я тут, я не с ними. Ты же знаешь, – Дэмиан возвел руки к небу, – я питаю лишь то, что дает природа.
– Ты человек дождя! Это тебя особенным не делает! – продолжала нагнетать Эмми.
Мари подошла к ней и взяла за руки – мурашки побежали по рукам от холода ее ладоней.
– Да, Эмми, когда ты ушла, ко мне подошел Ник. Мы поговорили, ну и… – она убрала волосы за ухо, – ну и он предложил…
– Предложил вот это? – она посмотрела на стол.
Мари смутилась, но все-таки нашла, что сказать.
– Еще там, у тебя дома, ты говорила мне о безопасности и прочем, – она уже не краснела и не терялась, – я поняла, о чем ты. Я все-все контролирую. Я уже достаточно взрослая, чтобы понимать…
– Не знаю, Мари… Ты готова платить своим здоровьем, своей красотой за эти пустые, искусственные эмоции? Это не даст тебе ничего, как же ты не понимаешь?
Но ей уже было все равно. Чуть только она почувствовала, что волнение подруги удалось усыпить, решила сменить тему.
– Посмотри, как тут… Как тут все по-другому, – Мари обернулась и обвела комнату взглядом.
Действительно, только эта комната соответствовала внешнему обличию здания. На площади соизмеримой со всей гостиной первого этажа у стены, которая противоположна двери, стояла большая двуспальная кровать с высоким матрасом, дизайнерским покрывалом, каретной стяжкой и каркасом из темного дерева до самого потолка. По обе стороны от кровати стояли две резные тумбочки из того же дерева с высокими, почти во весь рост, зеркалами, заключенными в монолитную рамку. Диваны, кресла, кофейные столики в классическом стиле, высокие окна и занавески на них – все говорило о том, что гости этой комнаты являются приближенными королевского двора.
По порядкам тех времен первое слово или, по крайней мере, второе должно принадлежать королю. Но король молчал и слушал. До определенного момента.
– Ладно, хватит… – перебил гостей именинник и хозяин комнаты. – Все свои недовольства оставьте за дверью. Особенно ты, – он смотрел на Эмилию.
– Ты…
– В этой комнате вы должны соответствовать, – Ник не обратил ни малейшего внимания на Эмилию и тем же тоном продолжил, – соответствовать интерьеру. Он встал с кровати и направился к столу.
По пути Ник скручивал пятитысячную купюру, а когда подошел к столу, резким вдохом запустил в ноздрю полосу белого порошка. Вид у него сделался, как у блаженного идиота.
– Что это? – покосилась на последнюю полосу Эмми.
– Разве ты не знаешь? – он выпучил глаза. – Ты?
– Ты обо мне какого-то особого мнения, – смотрела она с презрением, – думаешь, я одна из вас?
Мари охнула.
– Что ты имеешь в виду «из вас»?
Эмилия на секунду потерялась и Ник это заметил.
– Ну, ясно… – прошипел он, как змея.
– Мари… Я… – пыталась Эмилия, но натыкалась на обиженный взгляд подруги. – Ладно, – она решилась, – я не хотела причислять тебя, Мари, но это был твой “взрослый” выбор. Эти вынюхивающие существа, именно существа, а не люди. Уже не люди – они ничтожества. В них пропадает все человеческое: радость солнечным лучам, лету; любовь, целеустремленность, твердая, своя жизненная позиция. У них один интерес – пошмыгать.
Дэмиан все это время качал головой и одобрительно мычал.
– А ты что? – разошлась Эмилия. – Ты что ли лучше? У тебя мозг от этих “цветочков” каменеет. Ты как давно предложение длиннее трех слов строил, как давно не забывал, зачем приходишь в комнату, а? – она была там, как судья, которая каждому выносит приговор. – Ничего тебе уже не интересно, признайся. Хочется поесть вкусно, поспать и снова… – она плюнула и села в кресло.
Все замерли. Никто и двинуться не смел, а тем более заговорить. Ник захлопал в ладоши и звуки эхом поскакали от стен.
– Браво! Разоблачила, – он перестал хлопать, – а ты что такое? Вечно несчастная, вечно кто-то у тебя виноват. Внутри – ничего, а снаружи? Снаружи мы сияем, как самая яркая звезда, центр вселенной – все свои лучшие стороны напоказ: юбку покороче, вырез побольше.
– Ты ничего обо мне не знаешь!
– Уж конечно! Ты одна всё про всех знаешь. А под маской куклы кто ты? Потаскуха и позер. Отцу плевать, мать – поехавшая, парни хотят лишь одного… – давил Ник, словно давит таракана.
Глаза Эмми слезились, лицо покраснело, руки впились в ручки кресла. В крови можно было заваривать чай.
– Закрой свой поганый рот! – закричала Эмми, опрокинула стол с белыми разводами и вышла из комнаты, хлопнув так, что отвалилась ручка.
Дэмиан вышел за ней.
– Зачем ты так, Ник? – вытирая глаза, тихо сказала Мари.
– Она думает, что самая умная, что разбирается в людях, знает, что и как устроено. Но нет. Всегда найдется рыбка покрупнее, – наслаждался он.
Он поднял стол, вставил обратно ручку и сел на огромный турецкий ковер. – Ты великолепен… – Мари наблюдала за ним с приоткрытым ртом.
– Что ты Мари?! Я самый обычный человек, можешь потрогать, – Ник жестом пригласил Мари лечь рядом.
В голове у Мари помутнело. Что-то щелкнуло. Всё ее стеснение, нерешительность – всё как-то в мгновенье испарилось. Осталось какое-то странное первобытное желание. Молодые люди захлестнулись в страстных объятиях и обжигающих поцелуях. Ник схватил ее, бросил на кровать и принялся покусывать разные части тела. В его руках оно выглядело крохотным, можно даже подумать, детским. Его поцелуи оставляли ожоги на теле Мари. Будто паяльная лампа он жег ее губы, щеки, подбородок, шею, грудь. Как только хищник понял, что перед тем как овладеть ее телом, ему нужно подействовать на разум, «ввести нейротоксин», Ник сорвал с себя рубашку, и тело залили лучи от роскошной люстры с инкрустированными камнями.
Мари опомнилась.
– Ник, стой…
– Разве не этого ты хотела тогда, в коридоре?
Мари попыталась выбраться, но Ник придавил ее тело своим весом.
– Ты напугана. Будет не больно…
Мари не оставляла попыток выбраться и билась изо всех сил. Она поняла, что происходит то, о чем предупреждала Эмилия – ее тщетные попытки лишь разжигают пламя в глазах Ника. Мари изменила тактику.
– Хорошо, я не хочу насилия. Не хочу, чтобы все произошло так быстро, – на ухо шептала Мари и пыталась переступить через отвращение. – У меня в сумке… – глаза ее намокли, – подай, пожалуйста…
Ник подтянул к себе сумку Мари и принялся снимать оставшуюся одежду. Мари судорожно выхватила перцовый баллончик и с усердием распылила содержимое в область паха и глаз. Ник взвыл от боли и свалился на пол. Она выбежала в коридор, натягивая блузку.
***
Эмми вышла, давясь слезами, и ворвалась в гостевую комнату. Два тела, еле стоявшие на ногах у окна, оттащили, наконец, очередную бутылку спиртного ото рта. Эмилия их даже не заметила и села на диван, закрыв лицо руками и опустив голову. Полутрупы (от выпитого алкоголя) вывалились из комнаты. В еще не закрывшуюся дверь вошел Дэмиан.
– Эмми…
– Уходи, – это было без эмоции.
Эмилия сидела в углу дивана, обнимая колени, и смотрела пустым глазами перед собой. Слезы больше не текли. Дэмиан все же остался.
– Он прав, – признала Эмилия.
– Что? Нет! В чем? – засуетился Дэмиан и сел рядом, – нет…