Читать книгу Повести о взрослении - Антон Владимирович Лемесев - Страница 10

Моей соседке не нравится, когда я называю ее по имени. Она просит не произносить его.

– Почему? – как-то раз спросил я. – Оно звучит красиво.

– Это иллюзия, – ответила соседка.

Ее родители долго спорили, как назвать дочь. В итоге победил папа. Когда-то он прочитал в одной старой книге о девушке, которую зовут в точности, как мою соседку. Тот персонаж притягивал к себе людей и делал их счастливыми. Соседка говорит, что не оправдывает надежды отца. У нее случаются конфликты с семьей. Отец вроде как требует от нее серьезного подхода к жизни. А мама подозревает дочь в пессимизме. Но я ни разу не замечал, чтобы соседка ругалась с мамой.

Соседка иногда называет меня по имени. Мне это очень приятно. Сразу чувствуешь себя нужным. Не зря же людям придумали имена. Каждое из них что-нибудь да значит. Не будь имен, все люди бы смешались в одну кучу. Не знали бы, кого хвалить и кого ругать. Без имен никто бы друг друга не запоминал. Мы бы не смогли разделять в голове воспоминания, связанные с определенными людьми. Мы бы путались в актерах, музыкантах и президентах.

– Откуда вообще взялись имена? – спрашивает меня соседка.

Вполне возможно, что древние люди называли друг друга на слух. Если человек нравился, то его называли приятными сочетаниями звуков. Если нет, то наоборот. Так имена закреплялись за людьми определенного характера.

Соседка попросила описать ее характер. Я составил список: доброжелательная, с хорошим чувством юмора, прямолинейная, ироничная, легкая на подъем, инициативная, вкрадчивая, несколько утонченная.

Она сказала, что это все как будто не про нее и попросила объяснить последний пункт.

Я указал на то, как она держит карандаш: слегка откинула кисть назад и зажала карандаш между указательным и средним пальцами.

Потом я добавил: «Повернутая на вещах».

Она спросила, это еще к чему.

И я окинул рукой ее комнату.

У нее в комнате действительно полно вещей. От этого она похожа на музей.

Среди его экспонатов есть пара калейдоскопов, статуэтка гейши, набор кистей, две коробки цветных карандашей, картон и цветная бумага, книги зарубежных (По, Бодлер, Лавкрафт) и отечественных (Ахматова, Цветаева, Лермонтов) писателей, деревянные фигурки зверей (лося, совы, лисицы, вороны, оленя), магический шар, дающий ответы, стопки журналов, гитара без первой струны, несколько клубков шерсти, перо какой-то птицы, диски с музыкой, материал для создания искусственного снега, обломок виниловой пластинки, набор старых открыток с женскими портретами, пластилин, два молочных зуба в коробочке, фарфоровый слоник, плюшевый медведь, пуговицы разных цветов и размеров, футболки с названиями групп, маленькая искусственная елка, цветы в горшочках, альбомы фотографий, несколько крупных минералов, окаменелый позвонок плезиозавра, ветровая вертушка, проектор звездного неба.

Моя соседка говорит, что для нее каждая вещь ценна по-своему. Без них ее жизнь была бы пустой. Она коллекционирует все подряд, потому что многим заинтересована.

Самовыражаться ей помогают краски и кисть. На ее акварелях изображены неясные силуэты призраков, абстрактные линии и пятна. Однако я заметил на рисунках и вполне конкретные символы: крылья, свечи и нимбы.

– Это твое видение, – прокомментировала соседка. – А как ты самовыражаешься?

Мне под руку подвернулась коробка пластилина, и я слепил ей рыбку. Она состоит из множества цветных кусочков. Совсем как наши новые дома. Вместо глаз у рыбы разноцветные камни.

Моя соседка попросила оставить себе эту рыбу на память. Теперь рыба тоже стала частью ее коллекции. Я спросил, могу ли я пойти в ее коллекцию. Она затруднилась с ответом, потому что я человек, а не вещь.

Взамен она предложила нарисовать мой портрет.

Я сказал, что доверяю ей. Она уточнила, отношу ли я это к ее чертам характера.

– Ты вызываешь у меня чувство доверия, – сказал я.

На портрете я вышел непохожим на себя. Нос какой-то длинный. И глаза маленькие.

– Это мое видение тебя, – сказала соседка.

Я сказал, что доверяю ее глазам и предложил слепить то, что чувствую.

Мне понадобилось несколько кусочков пластилина, чтобы сделать человечка. В ответ на вопрос соседки я пояснил, что слепил самого себя. Она не согласилась.

– Но ведь ты знаешь, что это я слепил.

Тут она уже не могла поспорить.

Остаток дня мы провели на улице.

Мы видели, как идет работа на стройке. Я видел в передачах по телевизору, как в ускоренной съемке строится дом. Меня не покидало ощущение, что в жизни все идет почти так же быстро.

Мы видели вещи и их первоисточники.

Люди действовали сообща друг с другом. Прежде кто-то нарисовал проект района на бумаге. Потом подключились строители. И вот словно из ничего появляются все новые и новые строения.

Я волей-неволей думаю над тем, откуда берутся все те вещи, которые меня окружают. Кто сшил мою одежду, кто склеил кроссовки, кто выплавил железо для подъемных кранов, кто собрал их, кто свил стальные тросы, кто выплавил стекло для окон, кто проложил асфальт, кто отштукатурил стены, кто сделал бетонные плиты, кто изготовил трубы, и кто потом проложил их под землей.

Что думали те творцы? Какое у них было настроение? – все это, несомненно, передалось вещам.

А теперь они заполнили собой пустоту первозданного мира.

Вещи появляются и исчезают. А я даже не знаю, откуда и куда.

Но несомненным для меня остается одно: вместе человечество способно на многое. Один придумывает, другой воплощает, третий помогает.

Соседка не поддерживает идею коллективного труда. Она хочет просто получать готовое, а не забивать голову лишними заботами о производстве. Ей хочется просто любоваться красивыми вещами, а уродливые обходить стороной. И она фотографирует цветок. Говорит, что на него как-то по-особенному упал свет. Потом она поправляет волосы. На ее пальцах остался грифель от карандаша. Рядом с ней цветок теряет всякое значение, ведь мне он совершенно безразличен.

Вскоре мы упираемся в недостроенное здание.

Соседка предлагает пробраться на стройку. Поблизости никого нет.

Мы пролезаем под бетонным забором. Заходим в здание. Его части держаться между собой каким-то чудесным образом: по отдельности они кажутся бесполезными и хрупкими.

Мы поднимаемся все выше, пока не достигаем последнего этажа. Оттуда виден стадион строящейся школы. Он как огромный ноль. Видно группу детей на площадке. Они совсем как маленькие точки. По дороге ездят игрушечные машины. Стоит забраться повыше и взгляд на вещи меняется. Наверное, и время здесь идет по-особенному.

Я смотрю на соседку. Ветер путает ее волосы. Я не знаю, что говорить, когда между нами устанавливается молчание. Я хочу просто смотреть на нее.

Она спрашивает:

– Ты мне доверяешь?

– Да.

Она просит встать на край. Мне страшно. Но я это делаю.

Она говорит, чтобы я падал. Поначалу я подумал, что она шутит. Но она, не моргая, смотрит на меня.

Она совсем рядом со мной. Так близко, что мысль о нашей разлуке просто невозможна.

Она повторяет просьбу. Или указ. И берется одной рукой за кусок металлической балки.

Я чуть отклоняюсь назад и ощущаю, как меня засасывает пустота. Моя спина холодеет. Я сам себе не принадлежу. Я тяну руки вперед.

И тут я чувствую в своих ладонях ее ладонь – такую теплую и живую.

Между нами устанавливается какая-то связь. Но моя соседка быстро отнимает свою ладонь и отбегает в сторону. Заламывая пальцы, говорит, что я сейчас чуть не погиб.

И я рассказываю про все случаи, когда чуть не погиб. Как я выбежал на дорогу и меня чуть не переехал грузовик.

Как я упал в воду с лодки и продержался под водой полминуты.

Как я сунул в розетку скрученную проволоку и вовремя отдернул руку.

Как я поскользнулся и упал на землю лицом в сантиметре от острой железки.

Она просит меня перестать.

Я еще раз говорю, что доверяю ей и провожу ладонью по ее предплечью. По нему пробегает дрожь.

Мы спускаемся вниз, безмолвствуя. Еще пару минут назад я чуть не погиб. Но это только делает меня еще более живым. Соседка идет рядом со мной. И в то же время она где-то в другом месте.

Рядом с частными домами мы встречаем ее одноклассниц.

Одна из них интересуется насчет меня. Я отвечаю, что учусь в соседней школе за пустырем. Соседка представляет меня: «Мой новый сосед». В ходе разговора оказывается, что одна из ее подруг знает Мишу. Того, который делает доспехи. Она живет рядом с ним и иногда слышит, как Миша стучит молотком по железу. Подруги постоянно называют мою соседку по имени.

С их слов я узнаю о готовящейся вечеринке. Она состоится в их школе.

Они предлагают моей соседке пойти с ними, но та заметно сомневается.

Мы долго прощаемся. Когда я уже думаю, что мы уходим, то одна из подруг вспоминает какую-то историю. Я закатываю глаза. Моя соседка это заметила. Она говорит, что нам вообще-то пора. Ее подруги сразу примолкают. При прощании со мной они как-то подозрительно улыбаются. Напоследок они оглядывают нас с ног до головы.

Уже по пути домой я спрашиваю, всегда ли ее подруги такие болтливые. Соседка отвечает: «Да». Но только поэтому она общается с ними. Им можно говорить все, что угодно. А они все равно будут слушать и не станут спорить.

На прощание она спрашивает меня, пошел бы я когда-нибудь на школьную вечеринку. Я говорю: «Нет». Но тут же предлагаю ей на днях куда-нибудь сходить вдвоем.

Она соглашается.