Читать книгу Повести о взрослении - Антон Владимирович Лемесев - Страница 12

Встречу с соседкой я провел в центре.

Центр города совсем другой, нежели привычная для меня окраина. В центре много старых зданий. Некоторые из них деревянные. Ветхость их фасадов – словно знак борьбы со временем. По главной улице стоят бывшие дворянские особняки. В них располагаются магазины. Разве могли подумать дворяне, что через века их жилища превратятся в торговые лавки. Раньше в тех домах каждые выходные устраивали званые ужины – теперь там круглый год скидки на одежду и обувь.

Я представляю, как бы удивился аристократ, попади он в современность.

В своем фраке и чулках он бы был белой вороной. Он бы потеряно смотрел по сторонам, пытаясь понять ситуацию. А над ним бы посмеивались парни с пивом в руках.

Аристократ пытается попасть к себе домой, но натыкается на сотовый салон. Продавец-консультант предлагает ему купить новый мобильник.

Никаких дилижансов, никаких рандеву при свете полной луны, ни мазурки, ни польки. Тяжело было бы аристократу в наши времена.

В центре я сильнее ощущаю городскую жизнь. Мне интересно ловить в толпе взгляды людей. Вот идет один. Нахмурился. Наверняка ему сейчас похуже, чем мне. Навстречу идет красивая девушка, а ты ловишь ее взгляд и волей-неволей отворачиваешься, чтобы не застесняться, но запоминаешь ее улыбку.

Я стараюсь отвечать на добрые взгляды и избегаю злых.

В центре часто встречаются бомжи. Они стоят на одних и тех же местах и всегда одинаково выглядят. Они и не грустные, и не веселые. Порой они даже не двигаются.

Молодежь – та совершенно разная. Она представляется мне в виде огромной картины.

На ней изображена толпа ребята в спортивных костюмах. Они курят, плюются. Видны их скалящиеся улыбки. Их смех больше похоже на собачий лай. Ими руководит желание понукать: они не пройдут мимо необычного на вид подростка, без того, чтобы не сказать тому грубых слов. Гопники всегда чувствуют себя очень важными, поэтому корчат серьезные физиономии. Иногда их прямо-таки перекашивает от собственной крутизны. Впрочем, в большом количестве они становятся однородной массой: одинаковая одежда, стрижки, выражения лиц, речь. Их жизнь течет в опасном ключе. Они рискуют, чтобы поддерживать статус «опасных». Для них нет других авторитетов, кроме более отпетых ребят.

Кроме тех, на картине изображены ребята с длинными волосами, в узких джинсах, в кедах, кепках и кофтах с капюшонами. Они собрались компанией, чтобы оторваться на концерте. Часть из них на велосипедах или скейтах. Их жизнь динамична. Они всегда в движении: то на квартире у друзей, то на вечеринке. Нередко у них случаются конфликты с гопниками. Но иногда они так же, как и их враги, пьют, курят, дерутся и дебоширят.

Неброскими силуэтами на картине изображены школьники, чьи взгляды нельзя описать эпитетами – такие люди находятся полностью в себе. Они неброско одеты и выглядят задумчиво даже в компании друзей. Им точно есть, что сказать об этом мире, но они не хотят выделяться и не занимаются показухой. Все происходит внутри них.

Мои бабушка и дедушка все время говорят, что раньше молодежь была сплоченная и порядочная. Но жестокость, соперничество и молодежный разгул существовали всегда. На то и молодые, чтобы совершать ошибки. На то и молодые, что не знают, куда деть энергию.

Конфликт между поколениями рождается из-за разницы во времени. Молодые бегут вперед, старые остаются позади. Мои дед и бабушка, пока их отцы воевали на далеком фронте, держались за оставшихся в деревнях женщин и стариков. А сейчас все как-то сами по себе. Мы сражаемся с самими собой. У нас появился выбор. Оттого порой нам так сложно понять, куда же себя направить. Фантазия – наше верное прибежище. Словно подпол, куда прятались наши бабушки и дедушки от бомб врага.

Мы порождение нашей эпохи. И мы еще построим свою собственную.

Когда я встретил мою соседку, мы отправились в музей искусств.

Я поделился с ней мыслями о наших современниках. Она сказала, что ориентирована на саморазвитие. Другими словами, хочет сделать себя как можно лучше: умнее, богаче. Я спросил, а что насчет остального. И она ответила, что не в ее силах изменить что-то в глобальном плане.

– У каждого в жизни свое дело.

У входа в музей нас встретила пожилая контролерша. Она удивилась, когда мы сказали, что пришли целенаправленно.

Мы начали осмотр с первого этажа. На нем располагались образцы древнего искусства. Имитации наскальной живописи сменялись обломками античных ваз и колонами древнегреческих храмов. Моя соседка подолгу разглядывала каждый экспонат. Даю слово, внутри себя она хотела иметь всю экспозицию музея у себя дома.

Этажом выше мы бродили среди средневековых картин, полотен и муляжей аристократической одежды. В углу зала читала журнал экскурсоводша. Она объяснила, что перед нами находятся образцы средневекового подвенечного одеяния. По щекам соседки пробежал румянец. Она поджала губы и отошла к стеллажу с монетами и драгоценностями. Каждую вещичку она называла «прекрасной». Это прекрасно, то прекрасно. Все прекрасно.

В свете электрических ламп блистали и переливались реликвии старины.

Огромные доспехи рыцаря привлекли мое внимание. Миша бы час перед ними простоял: блестящие, с узорами и пером на шлеме.

Эпоха ренессанса запомнилась мне не так отчетливо. Я все смотрел на свою соседку и не мог отвлечься ни на что другое. А вокруг было очень много вещей. Между собой общались посетители музея. Среди прочих были молодые парочки: восхищающиеся всем подряд девушки, и восхищающиеся ими парни.

Моя соседка разглядывала натюрморты от которых во рту накапливается слюна, пасторальные пейзажи и портреты гордых незнакомок. А у меня по коже мурашки бежали при виде скульптур. Там были идеально сложенные статуи греков, изящные нимфы, стройные колонны – сам идеал формы. Скульптуры можно было обойти со всех сторон и хорошенько разглядеть каждую их частичку. Совсем как при прогулке по нашему району. И мне даже показалось, что некоторые статуи похожи на моих друзей или родителей. Каждый изгиб скульптуры был завершен и казался идеально отточенным. Однако, подойдя ближе, я заметил многочисленные трещины, которыми были покрыты древние скульптуры.

Этаж эпохи Просвещения в основном состоял из образцов старинных книг. Огромных, неподъемных. Подумать только, ведь некоторые авторы писали их годами.

Я рассказал соседке про свое увлечение литературой. Она, кажется, удивилась. Спросила, про что я пишу. Попросила поделиться с ней творчеством. На ее вопрос, считаю ли я литературу делом всей моей жизни, я ответил отрицательно. Я могу писать только о выдуманных вещах, а мне все же хочется писать о реальности. Еще я не могу заставить себя писать постоянно и помногу, как философы Просвещения или Стивен Кинг.

Я сказал, что мне проще ставить себе цели, чем иметь в голове неисполнимую мечту. Я хочу иметь более значимую цель в жизни. Она спросила, а что же может быть для меня более значимо, чем литература. И я ответил, что если есть здание больше музея, то и для меня есть цель важнее литературы. Ведь все можно сравнить и сопоставить.

К тому же писать не так уж и сложно. Соседка сначала не согласилась. Я спросил ее, много ли она думает. Она ответила: «Да». Тогда я сказал, что для нее не составит труда что-нибудь написать. Нужно просто превратить мысли в слова на бумаге. Но оказалось, что соседке проще приобретать соответствующие ее мыслям вещи.

– Иногда бывает, смотрю на вещь и понимаю: вот это то, что нужно. Это такое чувство, будто бы мысль моментально материализовалась, – сказала она.

В зале современного искусства мы долго пытались понять, на что же смотрим: на шутки, или на что-то серьезное. Я подошел к какой-то огромной раме. Она стояла наполовину утопленная в полу. Я прошел через нее. Ничего не изменилось. Некоторые скульптуры напоминали мне мои плохие мысли. Перекрученные или сломанные пополам фигуры высились и тут, и там.

Потом мы разглядывали картину под названием «Пустота». На ней ничего не было. Просто белый лист. Картина «Бесконечность» еще как-то выделялась на общем фоне благодаря обилию красок. Кажется, на нее ушло не меньше ведра. Я начал рассуждать о бесконечности вселенной. Соседка сказала, что я завираюсь.

После музея мы прошлись по улицам центра. Уже темнело. Горели огни витрин и уличные фонари. В их свете соседка казалась мне волшебным существом.

Неподалеку от нас переливались волны темной реки. Мы глядели на воду и мечтали, что по ней можно приплыть на фантастические острова, где в жизни не случается ничего грустного.