Читать книгу Радость моя. Премия имени Н.С. Гумилёва - Антонина Белова - Страница 3

Не конквистадор в панцире железном —

Поэт и воин страшного столетья,

Угрюмый зодчий злого лихолетья,

Ты был убит безбожным злом России.

И только слово – сущий вечный пламень

Из смысла сердца, из души поэта —

Прошло сквозь время, и мы видим это,

Оно над всем – над болью, кровью, смертью.

Пусть тело мертво – кровь питает землю,

Она пребудет до скончанья века.

Смерть лишь преображенье человека, —

Душа не знает тления и смерти.

Не просто слово, а залог любви

Был Богом дан, и смело взяв свой жребий,

Ты оказался в сгустке тех трагедий,

Где вкус у слова жертвенной крови.

И в главный день, в час своего суда,

Не внемля демонов злословью,

Ты оправдался муками и кровью —

Её омыла райская вода…

В Царском липы зацветают – лето.

В Александровском – вскипают розы,

светлая скамья лучом согрета,

далеки военные прогнозы…

Века рокового первый, робкий

шаг к судьбе таинственной навстречу…

Если чуть свернуть от этой тропки,

то его случайно будто встречу.

– Здравствуй, Аня! – Радости нет краю,

взгляд насмешлив и непроницаем.

Так всегда бывает, милый, знаю,

То, что любим втайне, – отрицаем!

Гимназистка рядом с гимназистом,

век двадцатый разменял монету,

и на небосклоне жизни чистом

рок оставил чёрную помету.

Сбудется любовь, и расставанье,

и венчанье, и войны угрозы,

тайной музы свет и ликованье,

Александровского сада розы…

Что роза? Страстности эмблема,

Века томящая проблема.

Он прав воистину, поэт,

Отдавший сердце своевольно —

Пусть и мучительно, и больно —

За душной розы алой цвет…

Ты наполняешь душу светом,

Убогий склеп моей души.

И я плачу тебе обетом

В рассветной утренней тиши.

Быть может, в звуках литургии

Небесной, недоступной нам,

Сокрыты таинства благие

И лучезарный дышит храм.

И я молюсь, как жалкий нищий,

Пусть это зна́менье моё

Ответ молитвенный отыщет

В ответ на Божье бытиё.

А в Бежецке то солнце, то дожди…

И домики в цветущих белых вишнях.

И полдень небу крикнул: «Подожди!

Отмерь хоть миг, лишь миг мгновений лишних!»

Как всё вдруг сладилось – и день, и час.

Николин день, весь маем напоённый,

благоуханный, верой просветлённый,

он в памяти доныне не угас.

В ограде ждал кладбищенский собор

и, как ковчег над времени потоком,

он всё сберёг в его огне жестоком —

крестов златых и куполов убор.

Там две плиты надгробные – обет*,

потомка долг – под небом почивают…

Там соловей так чудно распевает

да солнце льёт непреходящий свет.

А дальше снова открывался храм,

как чистая душа – в красе и силе,

и тихую молитву возносили

за тех, на ком от века страшный шрам.

И грусть старинных каменных домов

с узорною резьбой на них оконной.

И благодать иконы чудотворной,

чтоб исцелённый стал и благ, и нов.

О Бежецк древний, вещая земля,

храни в веках поэтов русских Слово,

чтобы в грядущем, что тревожно-ново,

оно бы возрождалось, как поля…

Ты парижанкою, чужая,

Но власть храня ещё над ним,

Июньский полдень нарушая,

С одним желанием, одним —

      Войти женой законной, строгой,

      Слегка надменной, но не злой,

      Уставшей долгою дорогой,

      И посмотреть почти сестрой —

Здесь появилась, изменяя

Уже привычный тихий круг,

О перемене горькой зная

Лишь по касанью робких рук.

      Вмиг поняла средь разговоров,

      Полунамёков, взглядов, глаз,

      Среди улыбок и укоров,

      Что опоздала в этот раз.

И пальцы тонкие до хруста

Сжимают уголки локтей…

И стало вдруг свободно, пусто

Среди всезнающих гостей,

      Среди томящихся соперниц,

      Особенно в лиловом, той,

      Одной из близкой смерти пленниц,

      В альбом кому его рукой

Всё пишутся невольно, страстно, —

Как жизнь, бессмертные стихи.

И так понятно, что напрасно

Считать упрёки и грехи

      Его невольные, и нечем

      У ночи белой скрыть зарю.

      Пусть до утра трепещут свечи —

      Возмездье страху-дикарю.

И, может быть, впервые ревность

Встаёт, как страж на рубеже,

Но всё сотрёт стихов напевность,

И боль растопится в душе.

      И пусть любовь молитвой жаркой

      На все сомненья даст ответ,

      Чтоб над душой, небесной аркой,

      Сиял нетленный, вечный свет.

Так, силы неба призывая,

Всё стерпишь тайно, до конца…

И бледность, бледность роковая

Не выдаст сердца и лица.

В Слепнёве тихо. Ночь. Горит свеча.

Не спится. Пишет. Сердце чует рану. —

Он в Петербурге. Значит, быть обману.

И жизни всей надорвана парча.

Её узор ещё горит огнём

под радостным крылом слепой удачи,

и кажется, что порох не растрачен

и долго-долго быть ещё вдвоём.

Но время расставляет всем силки,

и скоро грянет бойня мировая,

и кровь людская – алая, живая —

зальёт страну – не избежать тоски…

Рассвет тебя застанет у свечи,

где рифмы собираешь в белы стаи,

судьбу свою несладкую верстая

на самой кромке северной ночи…

Коля, Коля, мелким бесом

кралась смерть из-под копыт

через поле, по-над лесом,

где во рву дружок зарыт.

А тебя хранила Сила —

сам Георгий вёл пути,

чтобы душу не смутила

нечисть, чтоб твоей кости

не ломила… И молитвой

чёрный побеждая страх,

словно инок перед битвой,

с Приснодевой на устах

ты прошёл войны дороги,

ты её воспел, поэт,

ты её осмыслил в Боге:

на войне неправых нет!

Ты меня обещал встретить

после жизни моей земной…

Я надеюсь почти как дети —

мне не справиться там одной.

Проведи меня, как Вергилий,

по змеиным путям мытарств,

через тьмы роковых усилий,

через муки подземных царств.

Пощади мою душу живу,

помоги донести мне крест,

дай отпор, аки псу паршиву,

(я одна, словно малый перст)

всем, кто лает, шипит и мучит,

кто терзает над бездной зла,

разорви надо мною тучи,

чтоб молитва меня спасла.

Пусть печально живу на свете,

всё ж надеюсь, что нет, не зря.

Ты меня обещал встретить —

взгляд твой ясен был, как заря.

Я должница твоя, должница.

Знаю, ты терпеливо ждёшь.

Дней земных моих колесница —

То под вьюгу, а то под дождь.

А порою и так несётся

По ухабам, не разобрав

Направленья судьбы, лишь вьётся

Облак пыли средь мирных трав.

Отчего ж я стремлюсь по свету,

Долг тебе не спеша отдать?!

Оттого, что тебе, поэту,

Я боюсь душой не воздать.

Год за годом летят, как птицы,

Книги молча глядят в глаза,

Недописанные страницы,

Нераскрытые чудеса…

Лишь молитвой тебя касаюсь,

Да свечой согреваю путь,

И всё каюсь, грешу и каюсь,

Но надеюсь когда-нибудь

Отплачу в полноте сторицей,

С той же щедростью, как земля,

Чтоб оправданной – не должницей

Мне прийти на твои поля.