Читать книгу Дочки-матери. Пьеса - Антонина Евстратова - Страница 4
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАРТИНА ВТОРАЯ
НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС
ОглавлениеЛица: Матрена, Мария, Тоня, Нюра, Юра, председатель.
Дом – землянка Матрены состоит из одной комнаты и кухни. В комнате две кровати, машинка швейная «Зингер», сундук, стол, и печка-групка из красного кирпича. В кухне стол два табурета, скамейка, большая русская печь. В сенцах стол и ящик для продуктов. Затем в степи. Обстановка могильник – яма с трупами животных.
Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась борьба с голодом, он уносил человеческие жизни каждый день.
Зима. В доме Матрены.
М а т р е н а (стоит у окна, смотрит на заметенный снегом огород, с горечью). Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего ему быть? Сеем только тыкву и огурцы, вместо клубней картошки кладем очистки, недаром говорят: «Что посеешь, то и пожнешь»!
С весны и почти до первого снега, люди, как животные паслись по холмам, полям и пашням, в надежде набрать колосков пшеницы, ржи или мерзлой картошки. И если кому-то посчастливится набрать узелок колосков, прятали под самые интимные места от посторонних глаз.
Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Доносчиков было много и все друг друга боялись.
В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбу подолами своих платьев, рубахами и платками. После, жарили на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей. Ели все, что летало, бегало, ползало. Кошек, собак и даже крыс в деревне не осталось.
М а т р е н а (выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс, на столе у себя не могла представить). Лучше умрем, но такого не допущу!
Еще при жизни ее мужа – Ивана Ивановича, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж был мастером на все руки, но болезнь его скрутила, а шкура так и осталась нетронутой, высохла в сухарь, и про нее давно забыли.
Тоня с Юрой младшим сыном Матрены хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде что-нибудь найти из овощей и когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет: – дети, идите есть!
Т о н я (играя в прятки, спряталась за дверью, где весела шкура от того бычка, от прикосновения к ней шкура свалилась на неё и придавила, перепугавшись, она истерично закричала). Мама здесь «Бирюк»!
М а т р е н а (не меньше испугалась, когда услышала крик о помощи). Танина, что с тобой, какой бирюк? Не бойся детка! (Обхватила её). Все хорошо, не плач! (Затем увидела за дверью у самой стены, что-то накрыто тряпкой, она вспомнила, это была шкура). Тонечка, какая же ты молодец! Ты нашла то, что уже не должно быть!
(Сейчас же она отрезала от шкуры кусок, опалила шерсть, два дня вымачивала в воде, а после сварила холодец). Тоня, Юра, идите есть!
Т о н я. Почему ты не ешь, мам? Вкусно, попробуй! (Протягивает ей ложку с серым желе). Чуточку попробуй!
М а т р е н а (ласково). Я уже поела, а вы ешьте, ешьте! (Она была очень брезгливой и не могла себя пересилить, хотя бы попробовать, от одного вида этой еды, ее выворачивало наизнанку, сама себе). Ноги вытяну из-за своей брезгливости!. Ну не могу я перебороть себя, Господи! (А тем временем от голода, силы покидали её, очаровательные глаза запали, нос заострился).
А в это время в совхозе держали овец, кормов для них, как и людям не было. Несчастным скормили даже солому, которой была накрыта крыша кошары. Животные погибали не только от голода, но и от морозов. Каждый день, рабочие вывозили трупы особей далеко в поле, сбрасывали в яму и закапывали. Об этом дошли слухи до жителей деревни, они умоляли председателя совхоза, отдавать им замерзших овец, чтобы как-то поддержать семьи, но тот наотрез отказал, и даже пригрозил:
П р е д с е д а т е л ь (категорически). Нет, и нет, узнаю, кто возьмет, пойдет под суд!
Н ю р а. Мария, завтра ночью будут вывозить овец, если хочешь, пойдем со мной! Попробуем раскопать яму и, хотя бы одну овцу на двоих принесем!
М а р и я. Конечно, Нюр, пойдем, только ты не забудь зайти за мной!
Н ю р а. Как можно, подруга? Обязательно зайду, ты жди меня и возьми крепкую веревку, она нам пригодится!
Ночь. Непогода. Мороз, штормовой ветер со снегом.
Но метель не остановила девушек, они надели на себя фуфайки, отцовы штаны, теплые старенькие платки, изношенные до дыр валенки, и брезентовые верхонки.
Дом Матрены погружается во тьму. Степь набирает свет.
Привязались веревкой друг за друга, чтобы не потеряться, идут шаг вперед, два шага назад.
Н ю р а. Ничего, Мария, пурга нам на руку. (Утешала она подругу). Никто не увидит нас, и «горбун» будет сидеть дома, черти бы его с квасом съели!
М а р и я. Не говори, Нюра, носит же его земля!
(Короткая пауза).
(После паузы).
Сколько нам еще идти, Нюр? Может, мы сбились с дороги?
Н ю р а (начинает злиться на бесконечные её вопросы). Откуда я знаю, мне тоже так кажется, что сбились, но, как сейчас разберешь, ничего не видно! Ну, не возвращаться же назад! По моей памяти, яма должна быть где-то рядом!
Степь погружается во тьму, могильник набирает свет.
Метель, ветер, мороз.
Нюра и Мария натыкаются на высокий бугор.
Н ю р а (понимает, они на месте, прикрывает рот брезентовой рукавицей от шквального ветра, громко на ухо Марии). Ну, вот, Мария, здесь наш неприкосновенный запас!
М а р и я. Ну, что, Нюр, отдыхать некогда, полезем за мясом!
Н ю р а (обтерла верхонкой обледеневшие ресницы). Начнем, подруга!
М а р и я (глотая ветер). Ну, с Богом, пусть он нам поможет!
Более двух часов ушло на расчистку ямы, пока наткнулись на тела особей.
Н ю р а (со злостью). Кому было охото закапывать этих тварей так глубоко?
М а р и я. Ну, кто это делал, не знал, что мы за мясом придем! (Обе смеются). Фу, Нюр, откуда несет зловонью? Ажно голова кружится!
Н ю р а. Это овцы разложились, которых закопали еще летом.
Марию стошнило.
(Обе рассмеялась). Ничего, подруга, от этого не умрешь! А вот с голоду точно ноги вытянешь, так что давай, вытащим свеженьких барашков, а завтра накроем праздничный стол!
М а р и я. Вот, кажется, сегодняшние барашки потрогай, Нюр!
Н ю ра (трогает особей). Да, Мария, еще не совсем окоченели. Забираем и уходим!
Могильник погружается во тьму. Дом Матрены набирает свет.
М а р и я (заходит в кухню, соскребает льдинки с пушистых ресниц, громко матери). Ну, слава Богу, мам, наконец-то, дома!
М а т р ё н а (помогает Марии стянуть одежду). Слава Богу, жива!
М а р и я. Еле дотащила две овцы, такой сильный буран, ничего не видно!
М а т р е н а. Две! Да как же ты их донесла?
М а р и я. Ой, мам, снегу навалило, выбились из сил, думали не дойдем, замерзнем! Я хотела уж бросить одну, но жалко было, столько протащила, да и другого случая, может не быть! Хорошо, что взяли с собой веревки, туши привязали к себе, а иначе не знаю, смогли бы мы, что принести или нет! Ну, слава Богу, теперь детей немного поддержим!
М а т р е н а н а. Полезай, Мань, на печку, погрейся и поспи немного, а то на работу скоро!
М а р и я (как кошка запрыгнула на горячую печку, почувствовав приятное тепло, с восхищением). Какое чудо печка, как уютно на ней! Я вот думаю, мам, настанет ли, когда-нибудь, конец, нашим мучениям?
М а т р е н а. Это, дочь, одному Богу известно! Что поделаешь, такая жизнь у нас, никому мы не нужны! И за что наши мужики воевали и отдали свои жизни? Они там, на верху от жира бесятся, а народ крыс ест, чтоб их там разорвало! Прости меня, Господи! (Крестится). Да враги у нас в правительстве сидят! Видела я одного, в газете была его фотография, Берия Лаврентий, по его физиономии видно враг он, хоть и пишут о нем хорошо, но я увидела в нем предателя, и сказала своим учителям, что думаю о нем, так они зашикали!
«Тише, никому больше не говорите, а то и вас и нас повяжут!». Ничего, время покажет, кто был прав! А сколько там их таких?
М а р и я. Ничего, мам, на некоторое время у нас есть что поесть!
М а т р е н а. Да, дочь, но с каким трудом и ценой это досталось и что это за еда? Им бы туда на столы нашу еду!
М а р и я. Мам, ты помнишь, как мы жили хорошо до войны?
М а т р е н а. Конечно, дочь, помню, богачами мы не были, но у нас все было, благодаря отцу!
М а р и я. Да, мам, тятя у нас был мастером на все руки! А, каким был душевным, добрым и жалостливым отцом! Он всегда меня защищал, когда ты меня ругала!
М а т р е н а (тяжело вздохнула). Если бы, он тебя меньше защищал, может, у тебя была бы совсем другая судьба!
Занавес.