Читать книгу Башня поэтов - Анвар Исмагилов - Страница 5

Стихи 1982-1989
Монолог мусоргского

Оглавление

Модест Великий умер в больнице под видом денщика доктора Бертенсона

Деревьями процеженное небо

струится по земле, сквозит и тает.

Ты Музыка, я композитор твой, —

я исполнитель дней твоих и таин.


О, как ты унизительна, Россия!

Как жить под этим небом необъятным?!

Как петь хотя бы день о полном счастье,

где места нет пусть солнечным, но пятнам?


Перед твоими, Мать, городовыми,

перед селёдкой иваси на сдобу,

при виде угорелых от дерябы

я даже не испытываю злобы!


Ты потчуешь нас розгами-долгами,

ты охраняешь мысли от свежатин —

то липа, то берёзовая каша,

на третье палконосные сержанты.


Невпрок идёт кровавая забава

и рыскаем по курсу влево-вправо.

Ты Музыка, я композитор твой.

Душа твоей пропитана отравой.


Ведь даже с чемоданом на граните,

имея в перспективе дождь и слякоть,

с озябшими от пития мозгами

не проклянёшь ни купол твой, ни лапоть!


Возможно, существует Ференц Лист,

придирчивая пенная Европа?

Кто в доме гений – я или Направник?

Хотя в зерцале не лицо, а рожа!


Есть химики упорного труда —

они свои высиживают формулы

и набивают на заду мозоль.

А я своих не предсказую фортелей!


И знаю – будет некий А. Брунько,

кто даже не рискует протрезвиться, —

вся жизнь, как перевёрнутый стакан,

такие же беспутные ресницы.


Все потому, что не умрёт со мной

бездонная отвага умиранья.

Разлитый по закусочным талант

куётся в круглосуточной нирване.


Пока в России осень и весна

сменяются, бушуют, возрождают,

пока звук полицейского свистка

свободы от побега ограждает,

пока цари ступают за царями

и водка свой не поменяла цвет, —

лишь цену с девятнадцатого века —

Талант горчайший оставляет след.


Наумов, потерпи ещё, голубчик:

«Хованщина», Арсений, поясница,

и нет ключа от дома, Дома нет…

Но что-нибудь до смерти прояснится.


Люблю я этих стасовских любимцев

за пышный вид и право исправлять:

макай меня в немецкую тарелку,

учи во фрунт гармонию равнять!


Прислушаюсь – какие ветры, Боже!

А черт за русской печью корчит рожи…

Арсений Голенищев есть поэт!

А песню смерти мне поют рогожи.


Кудлата голова моей Музыки,

сквозь волосы просвечивает небо,

и вспомоществованья ниоткуда.

Жил налегке… И ухожу нелепо…


Оплачь, Поэт, громадный этот храм!

Я был здесь архитектор и строитель,

и каменщик, и витражист, и служка.

Он был мне дом, любовь и вытрезвитель.


Безумцы одиноки. Их семья —

поэты, музы, дервиши, юроды,

художники, деревья, берега.


И крылья неосознанной Свободы!


Тюмень, декабрь 1989 года

Башня поэтов

Подняться наверх